"Здесь было лето" - читать интересную книгу автора (Матюхин Александр Александрович)

Глава седьмая

— Послушай, Вовка, — сказал Артем. — Вот мы сейчас, по сути, не просто так идем по лесу, и даже не ищем дорогу домой, а совершаем самый настоящий подвиг, верно?

Вообще-то, они шли именно по лесу, и искали дорогу домой. В последние двадцать минут у Вовки закрадывалось подозрение, что они все же заблудились, потому что пора бы уже и тропинку какую-нибудь отыскать, а лес вокруг становился все глуше, все неприветливее. Звуки тонули в густоте листвы, туман растекался в оврагах, сухие ветки цеплялись за майку, за джинсы, мешали идти.

— Может быть и подвиг. — пожал плечами Вовка, огибая сухую корягу.

Вовкины кроссовки давно промокли, под ногами все время хлюпало. Похоже, новый виток простуды не заставит себя долго ждать.

— Смотря, что можно считать подвигом. — вмешался Толик. — В разные времена подвиги были разными, правильно? Вот, в одни времена подвигом было спасти принцессу от какого-нибудь чудовища. В другие времена подвиг — это вытащить из горящего дома детей, а сейчас если ты маме помог посуду помыть, то это тоже уже подвиг.

— Принцесс от драконов только в сказках спасали. — усмехнулся Артем. — А из горящего дома можно детей и сейчас вытаскивать — и это тоже подвиг будет. Но, согласись, что наше дело на подвиг тянет! Мы же солдат спасаем! Могилы их.

Серега запрыгнул на кривой пень, спрыгнул с него в листву.

— Вообще-то, я сильно сомневаюсь, что люди, которые совершали подвиги вот так целенаправленно об этом думали. — сказал он. — Ты, Артем, вечно преувеличиваешь!

— Я рассуждаю. Подвиг мы совершаем или не подвиг?

— Может быть, просто хороший поступок. — сказал Вовка. — Хороший поступок не обязательно может быть подвигом…

— А вот любой подвиг — это хороший поступок! — оживился Артем. — Не бывает же так, что человек совершил что-то плохое, а потом оказалось, что это подвиг?

— Не бывает. — согласился Толик.

— А как определить границу между просто хорошим поступком и подвигом? В чем разница? Я, вот, книжку читал про то, как вампиры напали на город, а один человек их остановил и спас много жизней. В книжке, конечно, не говорится, что это подвиг, но, согласитесь, спасти город от вампиров — это больше, чем хороший поступок!

— Ну, раз от вампиров, тогда да. — рассмеялся Серега. — Тогда больше! Герой в книжках только подвиги и умеет совершать. Мыть посуду он точно не будет.

— И почему тебя так волнует, подвиг мы совершаем или нет? — удивился Толик. — Разве просто так сделать хорошее дело уже не годится? Вот, просто взять и никому потом не рассказывать, что это мы могилы нашли. Даже если предупредим бабушек, в милицию сбегаем. Ну, спасут погибших партизан от разграбления, ну, перезахоронят, ну посадят твоего дядьку и остальных хомяков на пару лет… а мы об этом молчок. Никому, значит!

— Как это?

— А вот так. Разве внутреннее осознание подвига — это хуже, чем всеобщая признательность?

Артем пожал плечами:

— Ну, ты загнул. — сказал он. — В вашей Москве только и могут, что по-умному разговаривать. Нормальные слова уже позабывали что ли?

— А ты не вертись, Артем, ты скажи, что думаешь. — хитро сощурился Серега. — Ведь Толик правду говорит. Разве подвиг становится менее значимым, если ты его совершил, ну, как бы для себя? Вот ты сидел дома, в компьютер играл, а потом взял и посуду вымыл, пропылесосил, мусор выбросил — и все это, пока мамы нет. Пришла мама, увидела, оценила, а ты не выпячиваешь свой поступок, а сидишь и дальше играешь в какой-нибудь call of duty. Вот и скажи, неужели от того, что ты дальше за компьютер сел, посуда станет менее чистой? Или мусор, может быть, обратно вернется, в мусорные мешки?

— Нет. А к чему вы клоните? Я же просто так спросил…. Ну, про подвиг. Мне интересно. Интересно, есть ли уровень подвига. Шкала, что ли.

— Так вот тебе и шкала. — хмыкнул Толик. — Чем выше подвиг, тем больше о нем говорят. И тем скромнее человек, этот самый подвиг совершивший.

— А самые великие подвиги совершают люди, которые ради этого жертвуют своей жизнью. — Артем задумался, поднял с земли сухую ветку и принялся рубить тонкую траву вокруг. Потом сказал. — Кажется, мы заблудились. Наш следопыт Вовка и правда оказался Иваном Сусаниным. Больше часа уже идем, а когда придем — неизвестно.

— И, правда. — Толик остановился. За ним остановились и все остальные. — Мне кажется, что где-то куда-то не туда свернули, идем в самую чащу. Я таких глухих мест никогда в лесу не видел. Похоже, что здесь и людей-то никогда не было.

— Так не бывает. Здесь грибников всегда полно. — сказал Вовка. — Все равно на кого-нибудь наткнемся.

Серега взял палку, швырнул ее вверх, распугивая птиц.

— Ходим, ходим. — сказал он тоскливо. — А есть хочется. И пить. Может, Вовка, еще раз на дерево слазаешь, посмотришь? Вдруг, правда не туда идем?

— Я в прошлый раз лазил. — нахмурился Вовка. — И у меня кроссовки сейчас мокрые, неудобно.

— Будем считать, что это твой, персональный подвиг. — сказал Артем. — Ведь тоже неплохо, а? Спасешь друзей!

— Я вас уже и так спасал. — отмахнулся Вовка. — Я что, среди вас самый ловкий, по деревьям лазать?

— Да, Вовка, самый ловкий. Именно поэтому мы тебя и просим. По-дружески. Ну, погляди.

Вовка вздохнул. Второй раз лезть на этакую высоту не хотелось. Тем более, начал подниматься ветер, погода портилась.

Но ведь и не бродить же по лесу до самой ночи?

Пришлось лезть. Вовку подсадили в три пары рук, он ухватился руками за скользкие, живые ветки и начал взбираться. Удовольствия никакого! Ветер холодил взмокшую майку, трепал волосы на голове, бил в спину. Дерево тихо и глухо стонало, раскачиваясь, будто собиралось вот-вот рухнуть. Под ногой Вовки предательски хрустнула ветка. Вовка попытался ухватиться руками за ствол, но пальцы соскользнули. Мир перевернулся вверх тормашками и стремительно завертелся. Солнце ударило в глаза. Вовка понял, что падает вниз — вздохнул, а выдохнуть уже не смог.

Кто-то вскрикнул. Вовка упал на спину, тяжело, болезненно. Грудь сдавило, в левую ногу будто воткнули раскаленный прут. А под шею, за шиворот начала медленно затекать ледяная родниковая вода.

— Вовка! — подбежал Толик, наклонился, потрепал за плечи. — Вовка! Ты как? В порядке?

Вовка захрипел. Легкие никак не желали отдавать бесценный глоток воздуха. В глазах потемнело.

— У него кровь! — завопил Артем. — Вся нога в крови!

— Да он не дышит, а ты о ноге!

Вовке казалось, что он словно рыба, выброшенная на берег, лежит и беззвучно шевелит губами. Хотелось выдохнуть, а потом снова вздохнуть. Закружилась голова. Вовка перевернулся на бок — и боль в ноге заставила вскрикнуть. Воздух с шумом вырвался наружу. А потом пошло легче. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

— Что там с ногой? — спросил он, захлебываясь глотками воздуха.

— Да кто ж знает. — пробормотал Артем. — Крови много. Сильно болит?

— Сильно.

Серега помог Толику сесть. Нога не просто болела — искрилась болью. Раскаленный прут проворачивали где-то в области коленки. Дела, наверное, были плохи. Кожа на ноге ниже колена была местами содрана, всюду сочилась кровь. Под коленкой Вовка увидел глубокую рану с разодранными краями. Воображение тотчас подсказало оголенную кость, как в фильмах ужасов, мышцы, сухожилия (знать бы еще, как они выглядят).

— Заблудились, а теперь еще и с раненым! — тоскливо произнес Толик, стянул рубашку и попытался оторвать от нее рукав. — Артем, помогай.

Вдвоем они с хрустом оторвали лоскут рукава. Толик намочил один его конец водой из бьющего родничка и тщательно протер места, где была содрана кожа. Раны щипало, но Вовка терпел, прикусив губу. Когда Толик добрался до раны под коленкой, стало нестерпимо больно. Боль отдавалась даже в голове. Вовка вскрикнул, поджал ноги, но так было еще больнее.

— Не дергайся. Я сейчас перемотаю, кровь остановится. — произнес Толик.

За его спиной бледный Артем записывал происходящее на камеру. А вот Серега, постояв немного в сторонке, надумал что-то свое, пошел к дереву и полез наверх.

— Куда лезешь, идиот? — закричал Вовка. — Тоже упасть хочешь?

— Надо же выбраться! — пропыхтел Серега. — Мне надоело по лесу бродить. А у тебя кровь!

— Пусть лезет. — Толик принялся затягивать рукав вокруг коленки, как жгут. — Он дело говорит.

— Снаряд два раза в одну воронку не падает! — заметил Артем. — А у тебя теперь на один шрам больше будет. Вот тебе везет.

— Ага. Тебе бы так повезло. Помоги-ка… — Вовка облокотился о плечи товарищей и поднялся. — Уж лучше бы я без шрамов и без подвигов этих обошелся, чем такое…

— Ничего. До свадьбы заживет. — подбодрил Толик.

— Хотелось бы.

Наверное, все было не так плохо, как показалось вначале. По-крайней мере, нога болела не очень сильно, хотя быстро ходить и тем более бегать вряд ли получится.

— На, держи! — Толик поднял какую-то корягу и протянул Вовке. — Будет у тебя клюка.

— Тебе бы еще бороду, и станешь вылитым лешим! — облегченно расхохотался Артем. — Такой современный леший, в футболке и кроссовках. А что? Для фильма пойдет! Отличный типажик!

— Вот как запущу сейчас в тебя корягой! — Вовка тоже засмеялся.

Боль поутихла. В это время с дерева соскочил Серега и сообщил, что до станицы еще идти и идти. Часа два, а то и больше. Они действительно где-то сбились и очень долго плутали не в том направлении. Теперь, значит, идти надо так, чтобы солнце было справа.

— Это еще почему? — удивился Артем.

— Потому что станица там. А солнце — это ориентир! Никогда не смотрел передач о путешествиях? — Серега покрутил пальцем у виска. — Все свои книжки о вампирах читаешь.

— Была бы с нами Лизка, она бы нас вывела. — внезапно сказал Вовка. — Знаете, она собирается стать путешественником. Самым настоящим. Как Толик. Будет ездить по всему свету и открывать новые земли. Ну, то есть новых земель уже и не существует вовсе, но есть такие уголки планеты, куда человек только один раз заглядывал и как следует не изучил. И вот Лизка будет изучать. Она все эти ваши ориентирования на местности, как орехи щелкает.

Все трое с удивлением посмотрели на Вовку.

— Сильно, видно, ударился. — констатировал Артем. — Несет несуразицу…

— Или влюбился. — добавил Серега. — Ты, Вовка, когда падал, не вспоминал кого-нибудь еще кроме Лизки?

— Смейтесь, смейтесь. — пробормотал Вовка. — А я серьезно говорю. Лизка девчонка, а лучше нас всех знает, что делать в лесу и куда идти. Я уверен просто, что если бы она пошла с нами, то давно бы всех вывела.

— И чего бы это она с нами пошла? — спросил Толик.

— Потому что я ей рассказал, куда мы идем. Лизке такие вещи нравятся. Она любит исследовать и изучать.

— Ты ее еще и с собой, наверное, звал, да?

— Нет. Не звал. Но очень хотел. Толик, ты не обижайся. Ты будешь путешественником в одной области, а она — в другой. Вы, может, никогда общих земель и не откроете.

— Я и не обижаюсь. Просто удивительно, Вовка, как ты разбазариваешь тайны направо и налево. Сказано же было, что это секрет!

— Ну, секрет! А, вон, Артемкин дядя все узнал еще лучше Лизки. И что из этого вышло? Где мы теперь?

Артем обиженно прикрикнул:

— Меня в свой спор не впутывайте! Я нечаянно все раскрыл, а ты целенаправленно!

— Ну, а от Лизки никакого вреда никому не было…

Все промолчали. Артем запальчиво убрал камеру в рюкзак, принялся пинать листья под ногами.

Вовка тяжело оперся о клюку, сделал шаг, второй, третий. Идти было тяжеловато, под коленкой сильно болело, и боль эта передавалась в виски.

— Пойдемте что ли. Уже обед давно был, а нам еще не меньше двух часов по лесу шляться. — сказал он тихо и побрел в лес, стараясь держаться так, чтобы солнце было справа.

— Вовка, ну ты даешь. — не удержался Толик. — Рассказать о нашем приключении девчонке! Ты бы еще сотовый с собой взял!

Вовка не ответил.

— Если бы сотовый был, кстати, мы бы вообще бед не знали. — заметил Артем, догоняя Вовку. — Но это я так, размечтался. Ладно, давайте не будем ссориться? Мы же друзья, верно? Вовка, дай пятерню!

Вовка протянул руку, Артем крепко ее пожал.

— Ну, хотя бы есть кто-то, кто знает, куда мы отправились. — это подытожил Серега, тоже обменявшись рукопожатием. — Может быть, тогда нас начнут быстрее искать.

— Главное, чтобы нас не искали Славик, Ваня и остальные хомяки! — проворчал Толик. — А за Лизку я тебе, как Командир, придумаю какой-нибудь штраф. Кукарекать у меня под столом будешь.

— А ты, Толик, сам еще не кукарекал! — вновь оживился Артем. — Помнишь, было дело, спор о могилах, а? Вот вернемся, я тебе это тоже припомню. Вдвоем будете кукарекать!

— Если вернемся. — сказал Толик.

И Вовке вновь стало неуютно в этом огромном, темном и шумном лесу. Очень захотелось, чтобы деревья, наконец, расступились, а за ними была зеленая опушка, обнаружилась дорога, и дальше — станица, с ее крохотными саманными домиками, тракторами на обочинах, лавочками вдоль заборов, с густым парком и с Домом Культуры, где был спортзал и кинотеатр. Всего этого вдруг стало так сильно не хватать, что Вовка невольно прибавил шаг. Нога отозвалась резкой болью. Вовка заскрипел зубами. Идти придется медленно — а это не два и даже не три часа, а много больше.


Через какое-то время ребята наткнулись на поляну, где росла мелкая лесная клубника. Она снова оказалась кислой, но ее было много. Набирая полные ладони, Вовка запихивал ягоды в рот, жевал, непроизвольно кривился и глотал, ощущая, как стонет от удовольствия живот.

Ребята расползлись по всей поляне, стараясь наесться и напиться одновременно.

Артем набрал две полные горсти, растянулся на спине и, поглядывая одним глазом на солнце, кидал каждую ягоду по отдельности в рот и долго, тщательно пережевывал.

— Ну и кислятина! — вырывалось у него. — Почему все полезное всегда такое невкусное?

— Мороженое иногда полезно! — отзывался Толик. — Когда гланды вырезают, например.

— Это исключение. А вообще, полезное — невкусное. Мама всегда говорит, что надо есть вареную морковку, или манную кашу, или лук. Хорошо, что она у меня ленится, и мало чего полезного готовит, а то я бы уже давно похудел!

— А я люблю манную кашу! — говорил Серега. — Она же вкусная. Особенно с вареньем! Вот, наложу себе полную тарелку манки, потом зачерпну ложкой варенье и медленно так выливаю. А варенье сразу не тонет, растекается по манке тонкими линиями. Можно даже узор какой-нибудь нарисовать. И я выливаю ложку, а потом — раз — и все перемешиваю. Вкуснотища получается!

От ягод у Вовки заурчало в животе. Желудок требовал продолжения.

— А я бы сейчас борща бабушкиного поел! — мечтательно произнес Вовка. — Ребят, а что можно в лесу есть, кроме ягод?

— Грибы можно собрать! — Толик загнул один палец. — Орехи, например. Зайца можно подстрелить, или птицу.

— Ага, из пальца. — улыбнулся Вовка. — Вот мы сейчас все хотим есть. Одних ягод не хватит. Что бы еще такого перекусить? Серега, ты же смотрел передачи про путешественников! Что они там ели?

— Червяков! — отозвался Серега. — Лягушек. Змей. Есть захочешь, что угодно съешь. Я бы потерпел до станицы, вместо того, чтобы всякую гадость глотать. Мне после ягод даже пить уже не хочется.

— И мне. — Артем сел, забрасывая в рот последнюю ягодку из руки. — Только я теперь спать хочу. Вот так.

— Ага. Вот и ложись на полянке, под солнышком, поспи. А мы пока в станицу сходим и вернемся. — рассмеялся Вовка.

— Не стану я тут спать. — нахмурился Артем. — Вечно вы все привираете.

Он поднялся, недовольный, вытер руки о шорты.

— Я в обед, если хотите знать, вообще почти никогда не сплю. Я маме так и сказал, что уже взрослый и не надо меня заставлять ложиться, все равно не засну. Иногда бывает, что устаю и сам засыпаю, но чтобы так, по приказу, никогда.

— Ох, Артем у нас уже взрослый! — Серега схватился за живот. — Я сейчас умру от смеха! Вырос-то как за зиму! Не узнать просто!

Артем показал Сереге язык, сощурился, поглядывая на солнце, и сказал:

— Может быть, поторопимся? А то, вон, скоро и дождь может быть.

Действительно, по небу ползли черные, низкие и тяжелые тучи, подбирались со всех сторон к солнцу, будто голодные крокодилы. Вовка вспомнил про спички, которые так интересно пускать в плавание по утренним ручейкам, но сейчас ему вдруг стало неуютно и зябко. Одно дело, когда ты лежишь в комнате, под одеялом, в тепле, а за окном всю ночь льет дождь, сооружая те самые ручейки для игры, и совсем другое, когда рискуешь оказаться под дождем в лесу, вечером и безо всякого одеяла.

— Артем не спит в обед, но боится дождя! — разошелся Серега. — Как же это так? Непорядок! Нужно научить Артема или спать или не бояться дождя. Вот ты, Вовка, спишь в обед?

Вовка пожал плечами:

— Серег, прекрати. Я тоже дождя боюсь. А что если мы тут на ночь останемся? Если мы не успеем дойти до станицы? Представляешь?

Улыбка сползла с веснушчатого Серегиного лица.

— Я же пошутить хотел. — сказал он. — А вы сразу обижаетесь.

Вовка тяжело оперся о клюку и заковылял, ориентируясь на солнце.

Вскоре стало темнеть, но не от того, что наступал вечер (до него, по Вовкиным подсчетам, оставалось еще часа три-четыре), а потому что туч на небе становилось все больше. Они отщипывали от солнца ощутимые куски, и не давали лучам пробиться сквозь густую листву. Из-за этого обнаглел дремавший у стволов деревьев туман, разлился по опавшей листве, скрыл траву. Под ногами теперь не просто хлюпало: неприятно холодило лодыжки. Ветер бил в спину, а иногда забегал вперед и швырял в лицо ворох листьев.

Идти становилось все труднее. Вовка часто сбивался с шага из-за болевшей коленки, останавливался, чтобы передохнуть. Ребята останавливались тоже, и хотя было видно, что им не терпится бежать вперед, быстрее из треклятого леса, бросить друга в беде никто из них не собирался.

— Вот тебе и подвиг. — бормотал Вовка, уныло улыбаясь.

— Мы еще им всем покажем. — отвечал Артем. У него все громче и все чаще урчало в животе.

Потом солнце, клонившееся к западу, исчезло совсем, лес погрузился в вечернюю темноту, освещаемый лишь рассеянными, редкими лучиками, пробившими дорогу сквозь тучи. Над головами заурчала, заворочалась древняя сила, сверкнули молнии, первые капли дождя шумно ударили по листьям.

— Надо бы спрятаться где-нибудь. — пробормотал Вовка. Но его никто не услышал в реве нарастающего ветра.

Артем и Серега помогали Вовке идти, а на деле, испуганные, тащили его вперед под локти, не обращая внимания на Вовкину вынужденную хромоту.

Дождь пошел сначала мелкий, потом все нарастал и нарастал, и захлестнул лес с такой силой, что прошлый дождь показался Вовке легкой моросью.

Мир вокруг стал еще темнее, еще безнадежнее. Ребята прижались спинами к стволу огромного дерева — тут дождь хотя бы не сыпал каплями прямо на голову — и молча смотрели на косые струи, разбивающиеся о землю, рвущие туман в клочья, клонившие траву и молоденькие деревца. От блеска молний Вовка вздрагивал. Он не боялся, нет, но чувствовал в душе редкую безнадежность, будто знал, что никогда не выберется из этого леса, и что каждый вздох может стать последним.

— Нам надо идти! — кричал Артем, и из-за дождя было непонятно, плачет он или нет. — Иначе мы сегодня точно не выберемся!

— Ты с ума сошел? — кричал ему в ответ Толик. — Ничего же не видно!

— Ну и что? Идти лучше, чем просто стоять! Я домой хочу! К бабушке!

— Все хотят! Всем страшно! Потерпи!

— Я не хочу терпеть! — кричал Артем, но не двигался с места.

И никто не двигался, пока первый порыв дождя не иссяк в своем наступлении и не сменился легким, мелким дождиком — прохладным и жгучим.

Артем прижимал к груди рюкзак с камерой и всхлипывал.

Толик вышел из-под дерева и огляделся, всматриваясь в серый полумрак.

— Надо идти, пока не станет совсем темно. — сказал он.

— Ты думаешь? — это был Серега. — Мы заблудимся окончательно. Я по мокрому дереву никуда больше не полезу. Может быть, останемся здесь до завра?

— Идти надо! — снова вскрикнул Артем. — Я не хочу больше здесь находиться! Мне домой надо! Представляете, как бабушка будет волноваться?

— У всех бабушки будут волноваться. — спокойно рассудил Толик. — В любом случае, нас наверняка уже начали искать. Надо идти, так больше вероятности, что мы встретим кого-нибудь.

— Ага. Хомяков. — пробормотал Серега.

— Их-то уже давно след простыл. Идем или нет?

— Я иду! — кивнул Артем. — Мне, главное, камеру не намочить!

— Не будем же делиться, правильно? — отозвался Серега.

И только Вовка понимал, что не может отнять спину от дерева. Тело будто сделалось не его — оно тряслось от холода и не двигалось.

— Ребята. — сказал Вовка. — Я с вами. Только… помогите идти, хорошо?

Серега и Толик подбежали, помогли. Коленка заболела с новой силой. Зубы застучали друг о дружку так, что заболели.

— У меня температура поднимается. — пробормотал Вовка. — Я же не выздоровел до конца еще…я не знаю, что делать.

— Уж во всяком случае не стоять здесь и не ждать. — сообщил на ухо Толик. — Пойдем, пока еще что-то видно и пока дождь не начался с новой силой. Может быть, повезет.


Они шли по лесу, а темнота настигала, накрывала непроницаемым одеялом.

Вовка никогда в жизни не видел такой темноты — без света фонарей, без мигающих ламп в редких окнах, без экранов мобильников и без мерцания приборов в салоне автомобиля. Темнота здесь, в лесу, была глухой и безжалостной — полноправной хозяйкой, истинной царицей природы. Темноте подчинялись все живые существа, и деревья и травы. И даже дождь затих, подавленный, шумел едва слышно в листве.

Вскоре стало так темно, что Вовка перестал видеть друзей.

Им пришлось взяться за руки, чтобы не потеряться. Надо ли говорить, что идти становилось все труднее и труднее.

— Похоже, луны сегодня ждать не придется. — сказал Толик, когда в очередной раз загремел далекий гром.

— А если мы здесь останемся, то точно заболеем! — отозвался Артем (его Вовка держал за левую руку).

— Заболеть как раз не страшно. — сказал Толик. — Я даже не знаю, что страшно… Всё вместе, наверное. И ночь, и дождь, и лес… И спрятаться негде. Будем вот так стоять всю ночь в воде, под дождем… мерзко, холодно…

— У меня есть спички, но они вряд ли чем помогут. — отозвался Серега (его Вовка держал за правую руку). — Даже сухих веток не найти.

— Серега с собой спички таскает! — хихикнул Артем. — Куришь, что ли?

— Нет. Я думал, что мы можем возле землянки костер развести, грибов пожарить. Я вчера, когда мы на полянке были, нашел рядом целый выводок шампиньонов, сорвал их и положил в землянке, на лавочке. Сюрприз хотел сделать всем.

— Хороший сюрприз будет для хомяков, когда они в нашу землянку залезут. Там еще моя зажигалка осталась… Может быть, уже нашли и землянку и могилы, выкопали наших солдат и увезли. — Толик вздохнул. — Не пойму я, Артем, ты хорошим парнем растешь, честным, справедливым, а дядя у тебя в кого? Разве его ничему не учили?

— Учили, наверное. Только я не знаю, чему и где.

Вовка молчал, сосредоточившись на темноте. С одной стороны — идти дальше было страшно, а с другой — останавливаться ведь еще страшнее. Остановишься и, может быть, больше никогда уже не двинешься с места. Так и врастешь во влажную лесную землю, превратишься в молоденькое дерево, которому суждено всю жизнь качаться на ветру и тихо поскрипывать в тишине…

У кого-то началась икота. Вовка поежился. Разговор иссяк, говорить было больше не о чем, да и не хотелось. Каждый хранил тепло, не хотел выпускать его с новыми словами.

Постепенно, шаг за шагом, остановились. В такой густеющей темноте уже и не пойдешь никуда. Наверное, было еще не так поздно, как казалось. Может быть, часов восемь-девять, но непогода и лес сделали свое дело…

Вовка сипло втянул носом воздух, задержал дыхание. Почему-то так было теплее.

Во внезапно наступившем проблеске тишины ему послышался вдруг далекий смех. Детский смех.

— Вы слышите? — Вовкин голос сорвался в шепот. Он крепко сжал ладони, которые держал. — Смеется кто-то!

Ребята затаили дыхание.

Точно — до Вовкиных ушей донесся звонкий, радостный смех.

— Ничего я не слышу… — начал было Артем, но Толик прервал его громким:

— Тсс!

И все снова замерли, прислушались.

— Нам туда! — шепнул Серега, потянул Вовку в сторону.

— Вы шутите? — зашипел Артем. — Это же, как ее, коллективная галлюцинация! Чтоб смеялся кто-то ночью в лесу?

— Так ты тоже слышишь?

Артем поежился:

— Ну, слышу. Дети, в лесу?.. Разве может тут быть еще кто-то, кроме нас?

А смех то таял, будто утренний туман, то возникал вновь, далекий, странный, такой не реальный… и знакомый.

Вовке казалось, что он уже слышал этот смех. Где-то. Может быть, совсем недавно. Дружный, радостный.

Они прошли немного. Вовка зацепился за корягу, едва не упал, но руки друзей придержали его, подтянули ближе. Вовка ощутил горячее дыхание рядом. Под ногами хлюпало.

Еще немного. Смех будто бы оставался далеким, но вместе с тем стал немного ближе…

— Боже. — шепнул Серега. — Я вспомнил разом все детские сказки. Знаете, про ведьм, про волков…

— Тсс! — это снова был Толик. — Ты бы еще красную руку и черную простыню вспомнил!

Смех разлетелся, будто упавшая на землю капля дождя. Тишина снова зашептала шуршанием воды, хлюпаньем грязи.

— Галлюцинации! — повторил Артем шепотом. — Вампиры!

Вовка сделал шаг вперед, потом еще один, и еще. Ему показалось, что прямо перед ним выросло что-то плотное, тяжелое, почти осязаемое… Это мог быть широкий ствол старого дерева, или же…

— Серега, дай спички! — попросил Вовка.

Серегина рука выскользнула из Вовкиной руки, потом нащупала ее вновь — холодными, едва дрожащими пальцами. Вовка взял спичечный коробок, выудил спичку, чиркнул, сломал, чиркнул вновь. Кто-то засмеялся — тихо, слабым эхом из прошлого — спичка зажглась, отвоевав у темноты крохотное пятнышко света. И моментально совсем рядом зажглось еще одно пятнышко, такое же дрожащее и крохотное, слабое, похожее на светлячка.

Артем ойкнул от испуга, попятился, едва не утащив с собой и Вовку. Но Вовка подался вперед, поднес спичку ближе ко второму огоньку. Свет дрожал одинаково — зеркально. И в том, втором свете, Вовка увидел собственное отражение — прищуренные глаза, пятна грязи на лбу, прилипшие и взлохмаченные волосы. Он протянул вторую руку — и его отражение тоже протянуло руку — пальцы коснулись холодного стекла.

Тут свечка вздрогнула и погасла.

Но темнота уже не смогла вновь стать такой же пугающей, как всего минуту назад. Потому что Вовка понял, что произошло.

— Ребята! — пробормотал он, а голос дрожал, как у первоклашки на уроке. — Ребята! Мы нашли землянку!