"Тайна стонущей пещеры" - читать интересную книгу автора (Шебалов Африкан Александрович)

Африкан Александрович Шебалов Тайна стонущей пещеры Ночная катастрофаВитя СбитневВася КоркинТри задачиКапризный телефонЗинкаВстреча в лесуДомик лесникаГолубое озероУ костраГазетная информацияКуда девался геолог?ПереплетчикНиколай Арсентьевич ШарыйСледы в пещереЗаветноеВ гостяхВечеромБеспокойная ночьНа постуУтроСтонущая пещераСычТревогаЧерные трещиныКто кричал?Надо действовать!«Старушка» подвелаПотоп«Своя рубашка ближе к телу»ПоискиКуда исчез Сыч?Стой!Вот где твое логово!Идти некудаСыч идет к выходуНеожиданная встречаТак приходит решениеСвет!Руки вверх!Неужели каждый день бывает столько света?Вот тебе и Коркин!Сбор отрядаПоход продолжается!

Голубое озеро

Снова отряд шагает лесом. Под ногами шуршит прошлогодняя листва; сквозь нее кое-где пробиваются редкие травинки с тонкими, бледными стеблями. На земле мигают солнечные зайчики; если долго смотреть на них, начинает казаться, что земля колышется под ногами, как палуба большого корабля.

Матвеев, который догнал отряд сразу же после выхода из каньона, шел впереди, шутил, посмеивался. Ребята совсем освоились с геологом.

Лес становился все гуще. Справа и слева стали подниматься лесистые склоны гор. Отряд проходил ущельем, которое тянулось поперек горного массива.

Вера Алексеевна отступила на обочину тропки и, как она это часто делала, пропустила мимо себя всех ребят.

— Не растягивайтесь, не растягивайтесь, — подгоняла она последних, — а ты, Витя, посматривай, чтобы никто не отходил далеко.

Вскоре вышли на большую поляну, где стоял старый шалаш. Десятка полтора полусгнивших жердей были составлены конусом. Несколько куч таких жердей белели, как кости, в густой, буйно разросшейся траве. От всего веяло запустением.

— Здесь была одна из стоянок партизан, — сказала Вера Алексеевна, когда отряд собрался на поляне.

Ребята разошлись, внимательно осматривая все вокруг. Каждый втайне надеялся найти хоть какой-нибудь предмет сурового партизанского обихода.

— Ребята, сюда! — позвал Ваня Горелов.

Все бросились к нему. Ваня стоял возле толстого, обросшего косматым зеленым мохом дуба, по локоть запустив руку в дупло.

— Что там? Что ты нашел? — раздались возбужденные голоса.

Ваня выбрасывал из дупла сухие, слежавшиеся листья, потом зашуршал чем-то и вынул полную горсть орехов.

— Я думал, наган или гранаты, а это партизанский склад орехов. Ох, и много.

— Это белка запасла в прошлом году на зиму, да, видно, забыла про них, уверенно, со знанием дела сказал Коркин.

Ребята безобидно посмеялись над разочарованным Ваней и с удовольствием воспользовались запасами рассеянной хозяйки-белочки.

…Часа через два отряд подошел к небольшому овальному озеру, лежавшему в ущелье между горами.

Под плоским утесом, почти у самого берега озера, стояли четыре шалаша, позванивая на ветру пересохшими листьями.

— Вот здесь и заночуем, — сказала Вера Алексеевна.

Ребята, облегченно отдуваясь, сбрасывали с плеч мешки, суетились около шалашей и нетерпеливо поглядывали на озеро.

Матвеев снял свой объемистый рюкзак и с трудом подвесил его высоко на толстый обломанный сук дикой груши, стоявшей в стороне.

— А мешок у вас, видно, потяжелее наших, — посочувствовала геологу Вера Алексеевна.

— Соразмерно комплекции; да и не на прогулку вышел, — отшутился Матвеев и, вздохнув, добавил:

— Такая уж наша работенка.

В лагере закипела работа: пионеры таскали свежие ветви, заново перекрывали шалаши, делали настилы внутри них, чтобы мягче было спать.

Прошло немного времени, и бивуак был готов. Разморенные жарой, ребята с удовольствием искупались в озере.

Солнце стояло еще высоко. Пионеры разбрелись по кустарнику вокруг озера. Коркин, Шумейкин и Сбитнев вырезали себе ореховые удилища и привязали к ним лески с крючками. На них с завистью поглядывал Ваня Горелов: у него не было снасти.

Вера Алексеевна осматривала шалаши. К ней подошел Матвеев с молотком в руке:

— Разбрелась малышня собирать мошек-букашек. Пойду и я разомнусь немного. Тут недалеко одна осыпь есть. Давно собираюсь: может, попадется что интересное.

— К ужину не опаздывайте, — сказала Вера Алексеевна.

— Я быстро вернусь, за часок управлюсь.

Сбитнев, услышав этот разговор, бросил удочку и подошел к учительнице.

— Вера Алексеевна, можно и мне пойти? Я бы для школьной коллекции тоже набрал образцов.

— Я не возражаю, вот не знаю, как Иван Иванович, — сказала учительница.

Матвеев нахмурился.

— И охота тебе ноги бить? Удил бы рыбу, отдыхал. И так столько протопали пешком.

— Я совсем не устал. Честное слово.

— Ну, как хочешь. Мне все равно, — не очень любезно согласился Матвеев и направился в лес.

— Ванюшка, бери мою удочку, рыбачь, пока я вернусь, — сказал Сбитнев просиявшему Ване Горелову и заспешил вслед за Матвеевым.

Вера Алексеевна, обходя густые кусты, пошла по направлению звонких ребячьих голосов, доносившихся из зарослей.

Шумейкин, Коркин и Ваня Горелов накопали червей, перешли на противоположную сторону озера и стали рыбачить.

Усевшись недалеко друг от друга, они молча смотрели на неподвижные пробки-поплавки. Олег скоро потерял терпение и перебрался на новое место, в густой камыш, где, по его мнению, обязательно должна была водиться рыба.

Первому посчастливилось Коркину, который закинул леску возле затонувшей коряги. Ваня Горелов заметил, что от поплавка Коркина расходятся круги.

— Клюет! Клюет! — зашептал он.

Но Коркин не слышал. Он сидел, прижав ногой удилище, и задумчиво смотрел в глубину озера, где отражались густой камыш, берег с шалашами; вниз кронами стояли деревья, на них опрокинулась огромная, поросшая лесом гора. И в самой глубине по синему небу медленно плыло одинокое белое облако. Вот облако почему-то сморщилось и затанцевало на месте, то сжимаясь, то расползаясь…

— Клюет, Вася, клюет! — яростно шипел Ваня, а когда пробка плавно пошла в глубину, не выдержал и заорал:

— Тяни, разиня!

Коркин вздрогнул, растерянно поискал глазами поплавок и, еще ничего не соображая, вскочил, рванул удилище. Прут перегнулся. С замиранием сердца Коркин тянул удочку вверх, чувствуя, как что-то живое, неподатливое сопротивляется ему. Наконец там, откуда выползла леска, забурлила вода, и, сверкнув в воздухе золотом, на траву шлепнулся большой карась. Возле него с восторженным лаем закружился Тузик.

— Вот он, карасик. Здоро-овый! — ликовал Коркин, поднимая бьющуюся рыбу над головой. Синие глаза его на круглом добродушном лице сияли.

— Не сказал бы тебе, — был бы карасик!.. Спал сидел, а еще хвалишься, поддел «разиню» Ваня.

— Я просто так, задумался, — оправдывался Коркин.

Он отцепил рыбу с крючка, закинул удочку и, держа прут в вытянутой руке, замер в ожидании. Через минуту поплавок снова запрыгал. Коркин впился глазами в пробку, напрягся каждым мускулом, как бегун на старте, словно ждал только сигнала, чтобы сорваться с места. В это время что-то свистнуло над головой, и прямо на его поплавок шлепнулась чужая леска. Коркин, не оглядываясь, отчаянно замахал за спиной рукою, но поплавок вдруг поплыл к берегу и взвился на воздух.

— Ты чего это мою леску тянешь?! Клюет же! — обернулся Вася к Шумейкину.

— Не видишь, что ли?.. Лески запутались.

— А чего ты лезешь, когда у меня клюет, — голос у Васи дрогнул, лицо покраснело.

— Не одному же тебе ловить!

— Так и лови себе на своем месте! Что ты сюда прибежал?!

— Ах, извините — не спросился! А если там рыбы нет! — Шумейкин закинул свою удочку и бросил через плечо:

— Сматывайся, Ягодка, не мешай!

Коркин обиженно засопел, взглянул сердито на Шумейкина, но не стал оспаривать своего места. Он молча отошел к камышу, туда, где недавно стоял Олег, забросил удочку и почти тотчас же поймал второго карася.

Пока Коркин насаживал рыбу на кукан, за его спиной опять появился Шумейкин. В восторге от удачи Вася уже забыл обиду. Он вернулся к коряге и, будто нарочно, через минуту поймал еще одну рыбу.

— Ты что, издеваешься, что ли? — обозлился Шумейкин. — Ты чего мою рыбу к себе переманиваешь?

— Это ты от нее убегаешь, — добродушно ответил Коркин. — Терпенье надо иметь, а не метаться туда-сюда, — и, как заядлый рыбак, великодушно посоветовал: — Потом, знаешь, рыба, она не дура, ее надо знать, как приманывать. На червяка обязательно поплевать нужно — верное средство.

Он дважды плюнул на наживку и забросил удочку.

— Ты, кисельная Ягодка, замолчи лучше, а то я Витьке только слово скажу… — начал было Шумейкин и осекся: его поплавок запрыгал на воде. Шумейкин заторопился, дернул раньше времени. Крючок был пуст.

— Выдержки нет. Надо было подождать немножко, пусть бы вниз потянула, тогда и подсекай, — поучительно сказал Коркин.

— Замолчишь ты?! А то я как потяну тебя вот этим удилищем! — распетушился было щуплый Шумейкин. Но, смерив глазами круглого спокойного Коркина, утих и снова забросил удочку.

— Есть! — раздался радостный возглас Вани Горелова. Шумейкин скосил глаза и увидел, что Ваня снимает с крючка большого карася. В ту же минуту дрогнул и его поплавок.

Шумейкин потянул удилище и убедился, что на крючке что-то есть. Он дернул сильнее. Что-то большое, бело-зеленое сорвалось с крючка, мелькнуло в воздухе и плюхнулось в траву. Шумейкин подбежал и обмер: выпучив глаза, на него смотрела огромная лягушка.

— Зараза! — рассвирепел Шумейкин и пинком отбросил лягушку в кусты.

Рядом, свалившись в траву, хохотали Ваня Горелов и Коркин. Шумейкин повернулся к ним спиной и, морщась, стал торопливо насаживать на крючок червя. В глазах у него стояли слезы…

Первого карася он поймал, когда на кукане Коркина их был уже целый десяток.

Начался хороший вечерний клев. Ребята только успевали снимать жирных карасей, молча, размеренно, взмахивали удилищами.

…Матвеев упругой походкой быстро поднимался в гору. Он словно и не замечал Витю, выбирал самый трудный, крутой подъем. Цепляясь за сучья и стволы деревьев, за камни, геолог легко и по-кошачьи бесшумно взбирался по неровному склону. Чувствовалась в нем большая тренировка и недюжинная сила.

Сбитнев едва успевал за Матвеевым. Мокрая ковбойка прилипла к спине, струйки соленого пота текли из-под кепки на лицо, в рот. Отдуваясь, напрягаясь всем телом, Витя упрямо лез вслед за геологом. Он ни за что не согласился бы отстать, признать себя слабее.

Так они карабкались минут двадцать. Наконец, лес кончился, открылась поросшая сочной травой поляна, круто уходящая вверх, к отвесной стене известняка. Метров на пятьдесят правее впереди стена кончалась, сливаясь с крутым скатом.

Матвеев на секунду остановился, скользнул по сторонам быстрым взглядом и пошел наискосок через поляну.

Сбитнев поплелся вслед за ним. Из-под куста выскочило какое-то животное с пятнами на боку и испуганно метнулось вниз, к лесу. Мальчик узнал молодую косулю. Но Матвеев на животное не обратил никакого внимания; он шел, не останавливаясь, подминая траву тяжелыми ботинками, туда, где кончалась стена.

— Иван Иванович, где же эта осыпь, далеко еще? — с трудом догнав геолога, спросил Сбитнев.

— Что? Какая осыпь?.. Ах, да, осыпь. Нет, вот сейчас тут, близко, — как бы очнувшись, недружелюбно проговорил Матвеев.

Он на мгновение повернулся к мальчику, и Сбитнев увидел мрачное лицо и острые, отчужденные глаза. Видимо, геолог думал сейчас совсем не о камнях и не об осыпи.

Они молча дошли до стены, остановились.

— Вон, видишь, камни, — указал Матвеев вперед на обвалившийся край ската, — возьми молоток, поковыряйся там, а я сейчас вернусь.

Он подтолкнул мальчика и, проводив его глазами, быстро поднялся наверх, на вершину плато.

Перед ним раскинулось обширное, слегка изрезанное плоскогорье. Там и тут виднелись огромные круглые ямы, напоминавшие воронки. Только у каждой из них было плоское дно. Покатые склоны воронок были покрыты сочным кустарником. Ущелье, на дне которого остался отряд, в километре впереди заканчивалось, упираясь в высокую хмурую гору.

Матвеев находился на вершине плоскогорья, перед главной грядой Крымских гор. Влево и вправо до самого горизонта тянулось изрезанное морщинами нагорье с темными заплатами кустарников. С южной стороны плоскогорья цепочкой выстроились горы. Вокруг некоторых из них кучились облака.

Геолог долго ощупывал взглядом каждую из гор. Глубокое ущелье между горами застилало курчавое облако. Когда, наконец, в облаке появился просвет, Матвеев увидел внизу кусочек моря и белое здание санатория. Это, по-видимому, его обрадовало: геолог быстро перевел взгляд левее, без труда отыскал теперь невысокую двугорбую гору, которая отсюда казалась небольшим холмиком, облегченно вздохнул и неторопливо закурил папиросу.

Сбитнев между тем бродил среди больших каменных глыб, подбирая разные камушки. На одном из камней он увидел четкий отпечаток ребристой раковины. Мальчик осторожно отбил кусок камня молотком.

— Ну, как успехи, геолог? — услышал Витя приветливый голос.

Перед ним стоял Матвеев с обычной улыбкой на губах.

— Вот набрал несколько образцов, посмотрите, — полез было в карман Витя.

— Потом, потом, — отмахнулся Матвеев. Заметив недовольство Сбитнева, он объяснил: — Возвращаться надо, понимаешь? Солнце, видишь, садится.

Геолог посмотрел на крутой склон, по которому они недавно поднимались, и предложил:

— Пройдем немного вперед, может быть, там спуск легче.

Они вышли на ту часть плоскогорья, которая полого спускалась в сторону моря, и пошли вниз. Пробравшись сквозь густой кустарник, Матвеев и Сбитнев очутились на большой поляне и замерли в изумлении: на краю поляны в этом диком, нехоженом месте возвышался деревянный обелиск со звездой на вершине. Подойдя ближе, Витя прочитал:

«Ване Пронину, пионеру-партизану, отдавшему жизнь за Советскую Родину».

— Вы не знаете, что он сделал? — с волнением спросил Сбитнев.

— Не знаю.

Геолог пристально смотрел на обелиск. Брови его сошлись на переносице. Он резко обернулся, окинул взглядом поляну:

— Знакомые места…

Потом, словно спохватившись, сдернул с головы кепку:

— Почтим память героя.

Сбитнев снял фуражку, с уважением взглянул на Матвеева:

— Вы тоже здесь партизанили?

— Да, пришлось, — геолог надвинул кепку на лоб: — Идем, а то, небось, учительница беспокоится.