"«Грант» вызывает Москву" - читать интересную книгу автора (Ардаматский Василий Иванович)

Глава 32

Адмирал Бодеккер захотел посмотреть службу в церкви. Он сказал об этом Шрагину, и в воскресенье утром они поехали в храм. Машину оставили за два квартала. Адмирал в штатском, и на них никто не обратил внимания, тем более что церковь была полным-полна. Обедню служил Величко. Шрагин первый раз видел, как он это делает, и с волнением наблюдал на ним. Окладистая борода, на затылке грива, медленные и величественные жесты, густой красивый бас — просто роскошный поп. Между тем служба текла как положено.

Адмирал Бодеккер внимательно всматривался в лица прихожан. Потом придвинулся к Шрагину и прошептал:

— Все-таки большевикам уничтожить религию не удалось.

Шрагин кивнул.

В церкви было очень тихо. Величко медленно и торжественно прошел к аналою, установленному перед царскими вратами. Толпа верующих со всех сторон придвинулась к нему. Величко начал проповедь.

— Мир вам и благоденствие, — начал он негромким глуховатым басом. — Но поговорим сегодня о карающей деснице божьей. Она обрушилась на всех нас как наказание за грехи наши. Давайте обратимся к душам и делам своим и поймем согрешения наши, ибо человек, понявший свой грех, уже встал на путь искупления… Нам заповедано превыше всего на свете любить ближнего своего, а это значит — любить народ свой. Все ли эту заповедь выполняют? Загляните в душу свою — не завелся ли в ней червь измены, предательства, продажности и прочей грязи?

Шрагин затаив дыхание смотрел на окружающих его людей — понимают ли они, о чем им говорит священник? Все стояли, покорно опустив головы, как грешники. Как узнать, что они думают?

Между тем проповедь продолжалась, и чем дальше, тем все яснее и обнаженнее была мысль священника. По его словам получалось, будто провидение давало прямо-таки прямое указание покарать злодеев и злодейство, не подчиняться злодейским законам, не становиться рабами злодеев и врагами ближних своих.

Служба окончилась, и люди двинулись к выходу, толкая со всех сторон Шрагина и Бодеккера. Они выбрались из церкви в центре толпы верующих. Адмирал с любопытством смотрел на лица окружающих его людей. А Шрагин в это время думал: надо немедленно предупредить Величко, чтобы он был осторожней. «Разве не герой этот человек? — думал он. — Не боится перед сотней совершенно незнакомых ему людей так открыто призывать к сопротивлению…»

— Интересно, о чем говорил священник? — прервал размышления Шрагина адмирал, когда они уже подходили к машине.

— То же, что говорят все священники мира. Не надо грешить.

— По-видимому, он говорил очень хорошо. Я видел, как все внимательно его слушали, — задумчиво сказал адмирал.

— Да, он говорил очень хорошо, — охотно согласился Шрагин…

В этот час Релинк, несмотря на воскресенье, находился на службе. Вместе с начальником радиослужбы Элербеком и специально вызванным из абвера специалистом по русским делам Грозовским они исследовали перехваченную ночью передачу радиостанции Гранта. Уже третий час они тщетно бились над тем, чтобы разгадать шифровку. Перед ними лежал лист бумаги с бессмысленным текстом:

«На основании 3407 небесное не рука книгу 001… Программа да ветер… 8282: совершенно или лошадь прима — 11 — итоги А двигатель: 0000 — тренировка»… и так далее. Но последним словом в этой абракадабре снова было «Грант».

— В общем ясно только одно — шифр вам не по зубам, — язвительно сказал Релинк.

— Шифры все время меняются и, кроме того, создаются новые, — официально ответил Грозовский.

— Вы мне скажите твердо хотя бы одно: те слова, которые мы расшифровали сейчас, они-то бесспорны? Или какой-то другой ключ породит и совершенно другие слова? — спросил Релинк.

— Слова могут оказаться другими, — никак не реагируя ни на язвительность, ни на горячность Релинка, сухо отвечал Грозовский. — Однако у нас есть надежда, что получение отдельных и грамотно сложившихся слов свидетельствует о том, что мы ищем правильно. И наконец, мы уже третий раз получаем все ту же подпись «Грант».

— Но она ведь не зашифрована и, может быть, даже умышленно дается открыто, чтобы… напомнить нам о капитане Гранте, детей которого описал Жюль Верн.

— Вы напрасно иронизируете, — все так же сухо сказал Грозовский. — Я уже просил, чтобы мне достали эту книгу на русском языке. Очень может быть, что именно в ней и кроется ключ шифра. В нашем деле все может быть.

— Читайте, но не впадайте в детство, — по инерции язвил Релинк, хотя он понимал, что Грозовский работает серьезно и знает свое дело.

— Я все же удивлен, что вы не можете получить пеленгирующие станции, — заметил Грозовский, вставая.

Релинк промолчал. Он сам был не только удивлен, но и возмущен. Только вчера он снова говорил об этом с Берлином, и ему категорически заявили, что станций он не получит, так как они нужны на объектах, которые поважнее. Так, кроме всего, ему дали еще и понять, что он сидит далеко не на самом ответственном месте…

Когда Элербек и Грозовский ушли, Релинк подумал со злостью, что еще одно воскресенье испорчено. О перехваченной передаче ему звонили сегодня в семь утра, а накануне он работал без перерыва шестнадцать часов. Сейчас он чувствовал тяжелую усталость, но знал, что заснуть днем не сможет… Позвонил генералу Штромму, адъютант ответил, что генерал в гостях. Релинк вспомнил, что генерал звал идти вместе с ним в гости к той местной немке, у которой они однажды уже были.

Отпустив машину, Релинк пошел пешком. Был мягкий весенний день, и, хотя дождя не было и стояло безветрие, воздух был сырым и холодным. Релинк поднял воротник шинели, глубоко засунул руки в карманы и зашагал быстрее.

На углу, где он должен был свернуть в переулок, стояли, разговаривая, два парня. Приближаясь к ним, Релинк наблюдал за ними с чисто профессиональной настороженностью. Ему не очень нравилось, что один из них держит руку в кармане. Релинк автоматически нащупал свой пистолет и продолжал спокойно идти. Он был не из трусливого десятка.

Увидев приближающегося Релинка, парни сошли с тротуара.

Релинк уже миновал их, как вдруг земля под его ногами продолжительно и судорожно вздрогнула и тотчас раздался такой могучий громовой раскат, что из окон углового дома посыпались стекла. В первое мгновение Релинк подумал, что рядом с ним разорвалась граната, и инстинктивно сделал прыжок в сторону. Оглянувшись, он увидел тех двух парней — они смеялись.

Релинк почти бегом вернулся к себе в кабинет и позвонил в военную комендатуру.

— Что за взрыв? — спросил он.

— По предварительным данным, на аэродроме, — ответил дежурный.

— Позвоните мне, когда все узнаете. Дежурный позвонил спустя пять минут.

— Сильный взрыв на аэродроме. Значительные потери в технике и людях…

Когда Релинк вместе с Цахом и Бульдогом приехали на аэродром, пожар еще бушевал, в серое небо упиралась стена черного дыма. Большой пролет маневровой бетонной полосы, возле которой стояли самолеты, был выворочен из земли. Вокруг валялись обломки догоравших самолетов. Поодаль рядком лежали трупы. Некоторые из них были в офицерских мундирах воздушных сил. Солдаты бестолково суетились возле охваченных огнем ангаров. Релинк сразу понял — диверсия. Огромная, хорошо подготовленная.

— Немедленно собрать все командование аэродрома, — приказал он Цаху и Бульдогу. — И ни один человек не должен уйти с аэродрома.

Прибежал полковник — начальник инженерной службы базы. Тучный, краснолицый, он задыхался после бега и с минуту стоял перед Релинком с раскрытым ртом, из которого вырывались только судорожные хрипы.

— Что скажете, полковник?

— Несчастье… грандиозное несчастье… — еле выговорил тот.

— Да что вы? Просто маленькое происшествие, и все, — издевательски заулыбался Релинк.

Полковник, ничего не понимая, пучил на него налившиеся кровью глаза.

— Покажите, где стояли самолеты, — приказал Релинк. Полковник подвел его к краю развороченной маневровой полосы.

— Часть стояла здесь с положенными по инструкции интервалами, а другие — там, — он показал на горящий ангар.

На том месте, где стояли самолеты, зияло несколько глубоких воронок. Было совершенно ясно, что эти воронки образовались от взрыва мин.

— Взрывы в ангаре и здесь произошли одновременно? — спросил Релинк.

— Сначала в ангаре и через три секунды здесь, — ответил толстяк.

Вернулся Цах, который доложил, что никого из главного начальства на аэродроме нет.

— Где они? Где ваши главные болваны? — заорал Релинк.

— Поехали в город… смотреть новый кинофильм… Сегодня воскресенье, — ответил полковник.

— Этот кинофильм они запомнят на всю жизнь, — сквозь зубы процедил Релинк и повернулся к Цаху. — Выходы с аэродрома закрыты?

— Так точно.

— До нашего приезда кто-нибудь уходил с аэродрома?

— Дежурные всех проходных и выездных ворот заявили, что, кроме начальства, с утра никто не покидал аэродрома.

— Вызовите сюда всех своих людей и начинайте строжайшее расследование. Я пойду в штаб базы. Идемте со мной, — приказал Релинк полковнику.

В кабинете командующего базой генерала Витиха все блестело. Генерал славился своей неистовой любовью к штабной чистоте и порядку. Релинк вспомнил ходивший во Франции анекдот, как генерал Витих, расположивший свой штаб в каком-то парижском отеле, распорядился вымыть здание пожарными брандспойтами внутри и снаружи. Сейчас Релинку хотелось взорвать этот сверкающий кабинет вместе с его хозяином. Однако надо заниматься делом, и Релинк с ненавистью уставился на потного полковника.

— Расскажите, как это произошло.

— Взрыв последовал в 12 часов 14 минут, — ответил уже пришедший в себя полковник.

— Где вы были в это время?

— Спал.

— Прекрасно. А кто-нибудь был на базе, кто помнил бы, что идет война, и находился бы на посту?

— Оперативный дежурный и его помощник.

— Позвать сюда дежурного, быстро. Явился дежурный.

Ходивший за ним полковник предусмотрительно в кабинет не вернулся.

Дежурный был сильно взволнован и перепуган, его бледное лицо подрагивало, китель спереди был заляпан грязью, а кисть левой руки была обмотана бинтом, промокшим от крови.

— Взрыв произошел в 12.14, — рассказывал он. — Ровно в 12 я на машине объезжал аэродром и примерно за две минуты до взрыва проехал возле стоянки самолетов. Там у трех самолетов работали механики, они готовили машины к завтрашней переброске на Кавказ.

— Кто знал о переброске? — спросил Релинк.

— Это все знали, — ответил дежурный. — На базе такие дела обычно все знают.

— Дальше.

— Я отъехал от стоянки метров двести, когда мою машину остановил инженер мастерских, который…

— Фамилия инженера?

— Пфлаумер, Генрих Пфлаумер.

— Почему он находился не в мастерских?

— Он искал меня.

— Какое у него было к вам дело?

— Он не успел сказать. Я вылез из машины, мы только успели поздороваться с ним, как произошел взрыв, меня швырнуло на землю.

— Как вел себя Пфлаумер, когда раздался взрыв?

— Он был убит.

Релинк чуть не сказал: «Прекрасно». В это время в его мозгу уже складывалась версия, которую он, наверное, преподнесет Берлину, если не найдет подлинных диверсантов. Им станет Пфлаумер, но, поскольку он убит, вместе с ним в могилу ушли и подробности организации взрыва, а фоном для этого будет беспечность командования, которое фактически оставило базу на произвол судьбы. В такой обстановке может случиться что угодно.

— Пфлаумер был хороший работник? — небрежно спросил Релинк.

— Очень хороший.

— Вы можете за него поручиться?

В тоне Релинка дежурный почувствовал угрозу и решил уточнить свое мнение.

— Я имею в виду, что он был грамотным специалистом, — сказал он.

— Эти вот грамотные и оказываются на поверку главным врагами Германии, — холодно и все же примирительно заметил Релинк. — Вспомните-ка лучше, какие у вашего очень хорошего Пфлаумера были неприятности за последнее время.

— Вы имеете в виду эту историю, когда он продал мотоцикл гражданскому лицу?

— Хотя бы… Для начала.

Пока дежурный рассказывал о том, как Пфлаумер собрал мотоцикл из разбитых машин и потом продал его кому-то в городе, Релинк уже сформулировал новое обвинение покойнику: передача подпольщикам мотоцикла.

— Так. А еще? — спросил Релинк.

— Еще с ним было что-то в Польше.

— Что именно?

— Я тогда вместе с ним не служил, я только слышал от кого то… Он там высказывал какие-то ошибочные мысли по поводу уничтожения Варшавы.

Распахнулась дверь, и в кабинет вошел в сопровождении двух своих заместителей генерал Витих. По их виду можно было понять, что в городе они были не в кино, а занимались гораздо более веселым делом. С лица одного из заместителей не сходила пьяная улыбка.

Релинк отпустил дежурного и, когда тот вышел, обратился к командующему базой:

— Что скажете, генерал?

Витих сжал голову руками, повалился на диван и зарыдал…

Релинк вернулся к себе поздно вечером и застал в своем кабинете генерала Штромма. «Этот бездельник, как ворон, чует, где пахнет трупом», — подумал Релинк, но, не выдавая злости, приветливо поздоровался с генералом и потом долго и обстоятельно раздевался у вешалки, сдувая пылинки с фуражки, причесывался перед зеркалом.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Штромм. — Действительно ужасно?

— Чтобы точно оценить происшедшее, туда надо съездить, — не удержался от шпильки Релинк. — Да, это самое серьезное происшествие за все время.

— Напали на какой-нибудь след?

— Не хочу торопиться с выводами, кое-что, однако, наметилось.

Но сколько Штромм ни добивался узнать, что именно сумел выяснить Релинк, ничего определенного он не услышал.

— Я все-таки прошу вас съездить на место происшествия, — устало произнес Релинк.

— Утром съезжу, — недовольно отозвался генерал. — А сейчас я больше не буду вам мешать. Желаю успеха.

Штромм ушел вовремя. Спустя несколько минут Релинка по прямому проводу вызвал Берлин, и он услышал телеграфную речь своего шефа.

— Доложите, что случилось. Короче: факты и результаты расследования.

Релинк коротко рассказал о диверсии и довольно складно изложил свою версию насчет инженера мастерских Пфлаумера.

— Одному человеку такая диверсия непосильна, — сказал Олендорф.

— Найдем и остальных.

— Поищите их в тюрьме, — неожиданно для Релинка последовал совет из Берлина. — Найдете там человек двадцать. Наказание должно последовать в течение трех дней.

— Может, лучше оформить их как заложников? Это произведет полезный моральный эффект в городе, — предложил Релинк.

— Действуйте, как найдете нужным. Шифровку об инженере мастерских я должен иметь завтра утром.

— Будет исполнено! — почти радостно воскликнул Релинк. Он уже видел, что Олендорф не меньше его заинтересован в любом варианте расследования. Главное, чтобы все было сделано быстро и решительно.

В этот час главный участник диверсии Федорчук лежал в госпитале авиабазы. С приступом острого воспаления почек его положили туда еще за два дня до взрыва. Когда взрывчатка была уложена в дренажные колодцы у стоянки самолетов, в ангаре и мастерских и оставалось только подключить часовой механизм взрывающего устройства, у Федорчука и начался приступ. Он свалился прямо на работе, и его, корчившегося от боли, увезли в госпиталь. Было совершенно ясно, что сложнейшую операцию почек ему делать никто не будет, а уличить в симуляции этой болезни трудно, особенно если больной хорошо проинструктирован врачом. Сам Вальтер еще в пятницу взял разрешение уехать в город на субботу и воскресенье в аэродромном автобусе в компании десятков военнослужащих, которые, как и он, получили увольнительные на субботу и воскресенье. Но в ночь на воскресенье он вернулся на велосипеде, пробрался на аэродром через песчаный карьер, включил механизм и снова уехал в город. На все это у него ушло меньше двух часов, так что он успел вернуться в компанию, с которой он пьянствовал в ресторане. Он покидал компанию с Зиной Дымко, которая в этот вечер играла роль его девушки. Так что когда спустя два часа он вернулся уже без нее, никто из собутыльников даже не спросил, где он пропадал…