"Побег из Бухенвальда" - читать интересную книгу автора (Зинченко Григорий Васильевич)

Часть II. Вторая мировая война

Двадцать второго июня, Ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, Что началася война.

— Гриша, ты слушал сегодня утром радио, слыхал новость?

— Дядя Тима, какое радио, нужны мне эти новости. Вот у меня новости, снова опоздал на четыре минуты, проспал. Я уже на восемнадцать минут опоздал за последних три месяца. Еще мне осталось три минуты и меня осудят. Бежать надо, пока не поздно.

— Остановись, Гриша, никуда не надо бежать, заберут итак.

— Как заберут, куда?

— Сегодня началась война.

— Война, с кем?

— Германия, без объявления пошла на нас войной.

— Кто, Германия? Через три дня будут бежать до самого Берлина. Вы знаете, дядя Тима, у них танки из фанеры. Даже если и дубовые, все равно дерево. Против их танков у нас есть смесь горючая. Армия наша непобедимая. А что Германия? Их армия пока прошла Европу — истощилась.

— И где ты, Гриша, такой чернухи набрался, все шутишь, а я серьезно. В восемь часов будут передавать обращение Сталина ко всему народу нашей страны. Давай подправим топку и пойдем послушаем.

В своем обращении Сталин призывал народ подняться на защиту Родины. В голосе звучала тревога, в его речи я не почувствовал огромной уверенности в непобедимости наших войск. Первые отряды уже сегодня отправляются на фронт. В стране объявили военное положение. Во многих местах враг прорвал оборону пограничных войск и продвинулся на территорию нашей страны. Войска начали отступление. Уже за полтора месяца Украина была занята до Днепра, но была еще надежда, что задержат немецкие войска там. Но вражеский десант был высажен в тылу и отрезал всякое подкрепление. К концу августа фронт приблизился к Сумской области, а это уже рукой подать до Харькова. Наш завод и многие другие начали эвакуировать на восток. Людей, целыми отрядами везли, под Сумы рыть противотанковые окопы. В основном на окопы везли женщин и подростков.

Забрали и меня. Окопы рыли целый день под обстрелом немецких самолетов. Иногда они кружились очень низко и выбрасывали листовки. Я поднял одну и стал читать:

Советские дамочки, Не ройте ямочки. Придут наши таночки, Раздавят ваши ямочки.

Надо же, в чужой стране, а чувствуют себя как дома.

Как-то на рассвете нас подняли по тревоге и объявили, что мы находимся в окружении. Приказ был опускаться в овраг и отступать вместе с войсками. В общем, спасайтесь кто как может. Мы шли вместе с солдатами, но никто не знал, куда. Одни говорили, что в сторону фронта, другие, что мы отступаем. Такая толпа людей, хорошая мишень для немецких самолетов. С трудом вышел из общего потока и поднялся на вершину холма. В этот день был сильный дождь и я никак не мог определить, где мы находимся. Хотя надеялся, что нахожусь где-то недалеко от родной деревни. Услышал ржание лошадей, значит, обозы рядом. Только не знал, наши или немецкие. Спустился в овраг, отсидеться пару дней, чтоб фронт прошел и потом искать дорогу домой. Дни были теплые, по солнцу определил где юг и пошел в сторону Полтавы.

Много прошел незнакомых деревень, все спрашивал дорогу домой. Люди у нас добрые, встречали хорошо, давали поесть, предлагали переночевать. Так на десятый день добрался домой. Был поздний вечер, во дворе стояли две подводы. Стучу в окно, не открывают, только в доме все засуетились. Снова постучал посильнее и услышал Олин голос.

— Кто там?

— Ты что, своих в дом не пускаешь?

— Папа, это же Гриша!

Дверь открылась и навстречу мне выбежала мама.

— Заходи, сынок, скорее в дом, откуда ты взялся? А я им нараспев:

— Бежал бродяга с Сахалина звериной узкою тропой… И вот он уже дома, что, не ожидали?

— Не поймешь, откуда ждать. Одних везут на запад, другие бегут на восток. Ты, конечно, голодный, сынок?

— Не прочь перекусить что-нибудь, да только повкуснее, надоели скитальцу сухари.

Тут и отец появился, начал целовать, мама и ахнула:

— А я и поцеловать забыла, так растерялась.

— Лучше, мам, позже, чем никогда.

— У тебя все шутки — прибаутки, расскажи лучше, где был?

— Страну Советов изучал, прошел от южных гор, до северных морей и другой такой страны не знаю, где так много гибнущих людей.

— Успокойся, сынок, время военное.

— Да я и не понял, на какой стороне нахожусь. Или может, у нас в гостях немцы из самого Берлина?

— Гости, но только не из Берлина.

И тут я только заметил чужих людей во второй половине дома. Быстро накрыли на стол и сели ужинать. Стал рассматривать людей, мне показался один из них знакомым. Это был начальник станции.

— Колесников Николай Иванович. Это моя жена и дети. А ты кто будешь?

— Сын собственных родителей. Родился по собственному желанию, умру по сокращению штатов. Владею десятью языками и все по-русски, на Украине зовут Грыцько.

Отец рассердился.

— Поменьше языком болтай, я тебе ведь уже говорил, что военное время.

— Отец, а разве я выдал военную тайну, я ведь только назвал свое имя, впредь постараюсь и этого не говорить.

— Гриша, лучше расскажи о Харькове.

— Да что я знаю, заводы все эвакуируют в Сибирь. В Харькове творится ужасное, все куда-то едут, поезда перегружены. Нас заставили окопы рыть, а потом отдали в руки немцев. Говорили, что на окопы везут, а попали на передовую с лопатой в руках, вот и воюй, как хочешь.

На утро оказались в окружении. Лопаты побросали, копать нечего, разве только могилу для себя. Солдаты стали отступать и мы вместе с ними. Решил разобраться и вышел на бугор. Смотрю, а немцы идут в том же направлении, что и мы. Переждал пока они пройдут, немцы пошли на восток, а я в обход, на юг подался. По солнцу ориентировался, так и пришел домой.

— Да, пережил уже немало, — вздохнул отец, — но Бог знает, что впереди всех ждет? Вспоминаю, как я воевал, был я на три года старше Гриши тогда. После революции на Украине появились всякие отряды. Колчак, Петлюра, Махно, каждый норовил себе людей набрать. За кого воевать, не поймешь. Облавы на мужиков делали, всех забирали. Я решил одеть кофту, юбку и пошел полоть огород. Смотрю, идет толпа, я ногу подогнул и полю огород. Они остановились, посмотрели и ушли, кому нужна безногая баба? И на фронте тоже побывал. Пошел мне тогда двадцатый год. Приказали отступать. И отступать не хочется и в плен не знаешь к кому идти.

Попадешь в плен, все равно воевать пошлют. Только поменяют звезду на трезуб. Увидел мертвого солдата, вымазал себе руки и лицо в кровь, взвалил этого мертвеца на плечи и потащил. Проходят мимо солдаты, а я их спрашиваю, где находится медсанбат, мол, ранены, нужна помощь. Они посоветовали в тыл идти. Так и я нес его, от пуль спасаясь. К ночью до леса добрался и как ты, Гриша, домой пришел. В погребе скрывался до тех пор, пока они разбирались, чья власть лучше.

В конце сентября шли бои за Харьков, фронт обошел нас стороной. В село приехали немцы, назначили двух полицаев и жизнь пошла своим чередом. В поле тогда много бродило коров и лошадей. Люди ловили их и забирали себе, так и жили. Однажды объявили, что к нам в деревню должны приехать войска СС и их нужно достойно встретить. В центре собрались все жители деревни. Был приказ, как только въедет немецкое начальство, встречать их хлебом-солью, по украинскому обычаю. А все должны были стать на колени и поклониться. К обеду приехали немцы на броневиках. Встретили их хлебом-солью, поклонились. Стали объявлять новые законы через переводчика. Сообщили нам, что они пришли не как завоеватели, а как освободители от большевистского ига. Войну они ведут только с коммунистами и евреями. Всему остальному народу они дают свободу и независимость от власти коммунистов. В свою очередь, весь народ должен помогать им разоблачать скрывающихся коммунистов и евреев. За неподчинение новой власти — расстрел.

— Сегодня вы должны выдать в наши руки коммунистов и евреев. Мы произведем над ними справедливый суд. Все коммунисты и евреи должны быть повешены.

Если кто из вас будет их скрывать в своих домах или будут знать, где они скрываются и не сообщат, будут расстреляны. Тот, кто выдаст их нам, получит вознаграждение.

Через некоторое время снова нагрянули немцы, собрали всех мужиков. Объявили, что по лесам появились партизаны, поэтому за всякую связь с ними — расстрел. А если в какой-нибудь деревне будет убит немецкий солдат, то за это расстреляют пятьдесят человек. Затем привели двух молодых ребят, моих ровесников, и объявили, что они имели связь с партизанами — их расстреляли. Назначили старосту села, который должен докладывать о всех подозрительных личностях. Если же будет скрывать, то расстреляют и его.

Как-то поздно вечером неожиданно появился Николай Иванович. На этот раз один, без семьи. Говорил с отцом о каких-то лагерях для военнопленных. Потом позвали меня.

— Гриша, на доброе дело нужен связной, ты хорошо ездишь на лошади. Спасать людей от гибели нужно, так что будь готов.

— Я-то готов, только к чему?

— Меньше будешь знать, лучше для тебя будет. Риска большого нет, связным будешь. К примеру, зайдешь в дом, куда тебя пошлют и скажешь: «Вас зовут в гости». Без лишних слов. Тебя могут спросить: «Куда идти и когда?»

Так я стал связным. Отец предложил мне общаться с молодежью, прислушиваться к их разговорам. Если что важное или интересное узнаю, то говорить ему. Обычно Николай Иванович спрашивал:

— Что нового слышно?

— Особого ничего. Говорят, что Нюра своего мужа из плена привезла. Много пленных с голоду умирает.

— А есть такие, которые хотели бы помочь,?

— Не знаю. Света говорила, что очень жалко их.

— А не можешь ты ее к нам позвать?

Я сходил за ней. Николай Иванович и Света долго разговаривали, он давал советы, как можно помочь пленным. Можно сварить картофель и бросать в колонну пленных, но не подходить близко, охранники могут убить.

Через время она и другие девчата ходили из дома в дом, просили хозяек картошку варить в «мундирах». Женщинам он советовал:

— Вы стойте на обочине дороги, когда боковые конвоиры пройдут, бросайтесь в середину колонны и поднимайте плач. Со стороны это будет выглядеть так, как будто вы узнали мужа или брата, смотря по возрасту. К вам подбежит конвой и будет оттягивать вас, но вы не обращайте внимания. Вы плачьте и тащите пленного из колонны. Просите у конвоя. Они не поймут, но догадаются, что какая-то родня. Иногда в таких случаях отпускают пленного. Последними в колонне идут самые слабые, они обычно отстают и их подгоняет конвой. Старайтесь выручать этих. Совсем ослабших расстреливают, чтоб их не убивать, могут и отпустить. Но предупреждаю, наблюдайте, чтоб и вас не побили.

Откуда Николай Иванович знал дни и сколько колонн будет идти, не знаю, но знал все наперед. Ночевал он очень редко. Мне очень нравились его беседы. Он знал, где проходит фронт и делал свои выводы.

— Нет, не будет немец у нас хозяйничать, проиграет он войну. Сначала наши не боялись сдаваться в плен, но теперь все знают, что пленных везут прямо в крематорий, из-за своей жестокости немцы проиграют. За убитого солдата сожгли всю деревню. Знаете, что случилось в деревне Княжна? Немцы там стояли, обобрали людей, издевались над девушками. Кто-то не выдержал и убил двоих солдат. Эсэсовцы согнали все село к школе и стали допрашивать, где находятся партизаны. Конечно, никто ничего не сказал. Тогда немцы замкнули детей в сарае и подожгли его. Матери волосы рвали на себе, бросались в огонь — и детей не спасли, и себя погубили. После этого на дверях у коменданта появилась листовка: «За каждого сожженного ребенка пустим под откос поезд. Это партизанский суд». Остается только удивляться, кто смог повесить это объявление под носом у часового. Не свободу немцы принесли, а уничтожение.

В Харькове был ужасный погром на евреев. Всю жизнь люди прожили по соседству, казалось, друзья неразлучные. Русский, еврей, украинец — никому и дела нет, кто ты по национальности. И вот приказ: «Выдать всех евреев». За Харьковским тракторным заводом вырыли огромную яму, согнали тысячи евреев и из пулеметов расстреляли. Кого убили, а кого только ранили, но все попадали в яму и сразу же начали их загребать трактором, даже не добивали, так живыми и закопали. Люди поняли, что такое фашизм и стали евреев прятать, рискуя своей жизнью. Хотя немцы завоевали всю Европу, но в России они застряли. В лесах появились партизанские отряды, мстят немцам, взрывают железные дороги.

Мне стало жутко от этих рассказов. Что делать, коммунисты много горя принесли, а фашисты не меньше.

Николай Иванович куда-то исчез, к нам больше не приходил. Долго мы терялись в догадках, что могло случиться. В середине сорок второго года к нам зашел нищий. В то время много городских ходило по селам, меняя одежду на продукты. Старик попросил кружку молока. Мама вынесла ему, а он спрашивает:

— Здесь живет Василий Павлович?

— Да.

— А сына вашего Гришей зовут?

— Да.

— Вам привет от Николая Ивановича.

Мать пригласила старика в дом, долго он беседовал с отцом, а ночью ушел. Потом отец мне рассказывал: «Николай Иванович был еврей, его семью немцы расстреляли. Его тогда не было дома, поэтому он спасся и скрывался у своих знакомых. Сейчас Николай Иванович командир партизанского отряда».