"Сеть для игрушек" - читать интересную книгу автора (Ильин Владимир)

Глава 4

Пока я добирался до дома в форме раскидистого сорокаэтажного дерева на Пятьдесят Шестой улице, в моей голове промелькнуло немало вариантов.

… Будет лучше, думал я, если ее не окажется дома. Соседи скажут мне, что она оставила им на попечение дочку, а сама ушла неизвестно куда, и тогда я рвану по кабакам искать ее, потому что буду уверен, что она заливает муки совести дешевым виски в компании сутенеров и проституток, и мне останется лишь найти ее, и я обязательно отыщу ее, даже если мне придется потратить на эти поиски всю ночь, а потом я выволоку ее из пропитанного дымом и испарениями алкоголя помещения на свежий воздух и там отхлещу ее всласть по напомаженной физиономии, размазывая губную помаду по щекам пополам с кровью из разбитых губ, и потом мне останется только плюнуть ей в лицо, повернуться и уйти.

… А, может быть, думал я, она будет дома, но не одна, а с каким-нибудь расфранченным хахалем, умеющим рассказывать массу двусмысленных анекдотов… интимно притушен свет… на столике горят свечи и стоят фужеры с шампанским… из колонок турбозвука звучит сладкая, приторная музычка… и она откроет мне дверь, но не пустит меня на порог и даже спросить не захочет, случилось ли что-нибудь со Сланом, который обеспечил безбедное существование ей, бывшей заурядной фотомодели, каких по всему миру – сотни тысяч… И тогда я толкну дверь так, что она громыхнет о стену, и, оттолкнув силуэт, пропахший духами и шампанским, влечу в комнату, разобью ногой столик вместе с фужерами и свечами и кулаком вдарю по турбозвуку, чтобы он заткнулся навсегда, а потом пару раз с наслаждением съезжу по лоснящейся физиономии ее ухажеру. И ни слова не скажу ей о том, что случилось со Сланом…

Я перебирал подобные варианты до самой последней минуты, но все они вылетели из моей головы, когда Люция открыла дверь.

Несмотря на всю ее женскую заурядность, было в ней что-то такое, что заставляло мужчин опустить взгляд. Наверное, именно это и не давало ей прославиться в качестве фотомодели. Фотомодель должна быть красивой пустышкой – в этом и заключается ее общественно-полезная функция. Люция же пустышкой ни в коем случае не была.

– Привет, Лю, – сказал я не своим голосом и наклонился к ее руке, чтобы поцеловать сухое нежное запястье.

Легкое, ничего не означающее прикосновение губ – старая игра в джентльменов и прекрасных леди.

– Привет, – ответила она и приглашающе посторонилась. – Входи, Рик.

Я втащился в прихожую и прислонился спиной к стене. Силы внезапно стали покидать меня.

– Что-нибудь выпьешь? – спросила она, запирая дверь и поворачиваясь лицом ко мне.

На мгновение я прикрыл глаза. По дороге к ней я пару раз забегал в подворачивавшиеся бары и глотал, не чувствуя вкуса, двойные порции чего-то крепкого. Во рту теперь был стойкий гадкий привкус.

Тем не менее, я кивнул. Ей невозможно было в чем-то отказать. Именно это и сыграло свою роль, когда она в тот день отыскала меня и спросила: «Рик, ты, случайно, не знаешь, куда запропастился Слан? Понимаешь, он мне очень нужен»…

Она отправилась на кухню, а я втащился в гостиную, из которой в темный коридор падал прямоугольник света от торшера, рухнул изнеможенно в старенькое, продавленное рифт-кресло и тупо стал пялиться в экран стереовизора. Показывали отрывки из старых фильмов.

… Бравый молодец в кожаной куртке и с чахлой косицей на затылке, перехваченной обыкновенной аптечной резинкой, врезал от души бритоголовому негодяю под дых, а потом – под челюсть, и того с шумом и грохотом бьющегося стекла и ломающейся мебели унесло в другой конец комнаты, а на молодца навалились сразу трое с разных сторон, но он и тут не сплоховал. На экране замелькали ноги и руки, раздались неестественно-звонкие звуки ударов, как ни странно, не причиняющих видимого урона ни одному из фигурантов… В окно всунулся кровожадный длинный ствол – если я не ошибаюсь, это был, по крайней мере, станковый гранатомет – и выплюнул сгусток огня…

…Машина, мчавшаяся по городской улице, встала на два колеса, пронеслась по тротуару, распугивая прохожих и с диким грохотом врезалась в стеклянную витрину…

… Девица, изготовившаяся заняться любовью с кудрявым молодым человеком, внезапно вытаращила глаза и заорала благим матом: из-под ребер ее возлюбленного, сладострастно подрагивая, выползали голубоватые, чешуйчатые щупальца…

Стремительной походкой вошла Люция, неся на подносике стаканы и блюдца с лимоном и орешками.

На нее было приятно смотреть. Особенно сбоку и сзади. Это было единственным приятным зрелищем для меня за весь этот гнусный день.

– Что-нибудь случилось? – спросила она, усаживаясь напротив меня за журнальный столик и протягивая мне один из стаканов. Потом она оперлась локтями на колени и уткнулась подбородком в ладони. На ней были длинная юбка с рюшками, скромная кофточка и домашние тапочки.

Я стал рассказывать о Слане.

Люция молчала. Ни вскрика, ни слезинки, ни эмоции, ни кровинки в лице. Словно я пересказывал ей историю, вычитанную в какой-то скучной книжонке.

Время от времени я прикладывался к стакану, не чувствуя, чту я пью. Она не притронулась к своему ни разу.

Подробности я старательно опускал, сам не зная почему, хотя, возможно, именно с них-то и следовало бы начать, чтобы хоть как-нибудь вывести ее из странного оцепенения.

Потом мы молчали, а стереовизор усиленно шумел на все лады, словно всячески пытался привлечь к себе наше внимание.

– Недавно, перед твоим приходом, мне кто-то звонил, – вдруг проронила Люция, не глядя на меня.

– Кто-то?

– Он не сказал ни слова. Ты же знаешь, как это бывает… Молчат и дышат в микрофон до тех пор, пока ты не начнешь выходить из себя, а потом… Потом слышны только короткие гудки.

– Почему ты думаешь, что тебе звонил именно мужчина?

– Ты… – Ее лицо оставалось по-прежнему бесстрастным. – Ты видел… Слана?

По ее заминке я понял, что она имеет в виду.

– Да, видел. Полицейские попросили меня опознать его тело. – Тут до меня наконец дошло, и у меня сразу сжалось все внутри. – Послушай, Лю, не забивай себе голову всякой мистикой. Слана действительно больше нет и не будет.

Она странно взглянула на меня.

– Может быть, ты голоден, Рик?

– Нет, – соврал я. – Не хочу… Ничего не хочу!..

– Ты не стесняйся, я сейчас быстренько что-нибудь подогрею…

Я почувствовал, что становлюсь белым как мел.

– Мне пора, – сказал я. Слова вытекали из меня так, как течет кровь из ножевой раны. Словно это мне перерезали горло, а не Слану.

Она вскочила, подошла к окну и распахнула его настежь. В комнату ворвался теплый ночной ветер. Помедлив, она стянула с себя через голову кофточку и швырнула ее на кресло. Теперь на ней был только полупрозрачный бюстгальтер.

– У меня сегодня был жаркий день, – произнесла она, не поворачиваясь ко мне, все тем же неестественным голосом.

Я взглянул на часы. Было уже около двенадцати.

– Лю, что я могу сделать? – спросил я, почти не соображая, что говорю. На языке у меня вертелось совсем другое – «Кому ты сказала, что Слан живет у меня?».

– Почему ты считаешь, что тебе нужно что-то делать?

Я быстро взглянул на нее и перевел взгляд на свой стакан. Он был уже почти пуст, и я уже не мог больше пить, но мне, как никогда раньше, сейчас хотелось напиться до посинения.

– Ты знала, чем Слан занимался в последнее время? – спросил я, уставившись в пол, чтобы не видеть ни ее, ни этого безжалостного стереовизора.

Она повернулась наконец ко мне. Бюстгальтер соблазнительно обрисовывал ее остроконечные груди.

– А ты, Рик? Ты знал?

– Слан что-то говорил мне, – солгал я. – Будто бы он сочиняет одну поэму…

Она усмехнулась.

– Жаль, что Катька уже спит, – сказала она. – А то я попросила бы ее рассказать тебе стишок, который он ей как-то сочинил. Там говорится про одного злого гения, который заменил на небе все звезды на спутники, и тогда все люди превратились в стереовизоры…

Я все-таки решился.

– Послушай, Лю, – начал я, – ты…

Но она перебила меня, словно читала мои мысли.

– Да, – сказала она очень просто и без тени смущения. – Это я…

– Что – ты? – невольно переспросил я, хотя всего меня уже обдало холодом предугадывания того, что она скажет дальше.

Зазвонил визор.

Люция подбежала к аппарату, стоявшему на специальной подставке в углу и спросила: «Кто это?». Помолчала и опять: «Алло, я ничего не слышу».

Я поднялся и решительно пересек комнату. Экран был мутным, а в динамике шуршали непонятные звуки. Как будто кто-то с усилием дышал в микрофон.

– Слан? – не своим голосом осведомился я. – Это ты?

Никто не ответил и на этот раз, но по моей коже побежали мурашки.

– Слан, – повторил я.

Из динамика ударила пулеметная очередь коротких гудков.

Я утопилклавишу прекращения сеанса связи и взглянул на Люцию.

Выражение ее лица было по-прежнему задумчивым и строгим.

– Это я убила его, – вдруг ровным голосом сказала она. – Своими руками, Рик.

В стереовизоре что-то взорвалось, и тотчас кто-то завопил дурным голосом.

– Лю, – сказал я, – не дури. Я сейчас уйду, а ты примешь успокоительное и ляжешь спать, хорошо?

– Я никому не говорила, что Слан живет у тебя, – не слушая меня, продолжала она. – Просто-напросто я сама пришла к нему прошлой ночью и убила его.

Я вернулся к столику, машинально взял с подноса ее стакан и залпом опрокинул его в себя. Перед глазами все качалось и расплывалось, но не от того, что я слишком много выпил.

– Так, – сказал я, стараясь держаться так же безумно-спокойно, как она. – Допустим. Расскажи тогда, каким образом ты это сделала.

– Я дала Катьке на ночь чуть-чуть снотворного, – сказала она, обхватив себя руками, словно ей было холодно. – Чтобы она случайно не проснулась ночью. Потом добралась туда на такси. Постучала. Слан на цыпочках подкрался к двери, пытаясь понять, кто к нему заявился среди ночи. Тогда я окликнула его по имени, и он открыл. Мы прошли в комнату. Потом он стал вдруг меня целовать, но мне он уже стал к тому моменту так противен, что я не выдержала. Я схватила нож и ударила его…

– Сколько раз? – перебил я ее, все еще надеясь на то, что она наговаривает на себя под влиянием шока.

– Я не считала… Но много… Кажется, семь или восемь… Он упал. Потом приподнялся и, цепляясь рукой за стену, попытался куда-то пойти, но я… Я перерезала ему горло, и тогда он упал – уже навсегда…

Я вскочил и закружил по комнате. Подскочил к стереовизору и хотел выключить его, но в последний момент передумал.

– Но зачем, зачем ты это сделала, Люция? – спросил я.

– Он стал мне противен, – повторила она, будто это детское объяснение могло действительно служить веской причиной, чтобы отправить на тот свет своего «единственного и неповторимого».

Некоторое время я беззвучно разевал рот, подобно рыбе, выдернутой из воды, не в силах что-либо сказать или спросить.

– Лю, – наконец, удалось мне выдавить из себя так, как выдавливают зубную пасту из тюбика, – Лю… ты…

Она подошла ко мне совсем близко-близко, взъерошила мои волосы и, грустно улыбнувшись, опять сказала не то, что я ожидал:

– Пора тебе стричься, Рик.

По всем канонам мелодрамы я должен был обнять ее в этот момент, прижать к своей груди и, осыпая поцелуями, восклицать: «Любимая моя, я не выдам тебя!», однако руки мои почему-то висели, не поднимаясь, будто их сковал паралич, а в голове звенел чей-то противный насмешливый голос: «Не влезай на жену – убьет!.. Убьет!.. Убьет!»…

Люция отпустила мои волосы и быстро вышла из комнаты. Мне было ясно, куда она направляется. Она идет на кухню за ножом, чтобы вернуться и прикончить меня. Ведь я – единственный, кто может выдать ее полиции. А попадать в тюрьму ей сейчас совсем не с руки… На кого тогда останется ее Катька? Ведь ни в этом городе, ни где-либо еще у Люции больше никого нет, Рик как-то говорил мне об этом…

Проклятье, что за дурацкие мысли лезут тебе в голову, Рик?

И, тем не менее, я так и сидел, оцепенев, и если бы она в самом деле решила бы в тот момент убить меня так же, как Слана, ей без труда удалось бы это сделать. Меня можно было брать голыми руками и вязать из меня самые замысловатые морские узлы…

Однако, она все не возвращалась в комнату, а потом я услышал, как в ванной хлещет струя воды и раздаются странные звуки.

Только уже выходя из квартиры, я понял, что означали эти звуки. Люцию выворачивало наизнанку так, будто она весь вечер накачивала себя виски, причем таким, каким торгует некий Фабиан…

Было уже около двух часов ночи, а город по-прежнему душила невидимой удавкой жара.

Я шел через сквер, направляясь домой. Когда-то здесь было очень красиво, деревья и кусты были ухоженными и аккуратно подстриженными, посередине, в центре круглой песчаной площадки, бил фонтан, и в любое время года здесь пахло цветами.

Теперь кусты разрослись непроходимыми зарослями, у фонтана засорился сток, и его отключили, чтобы не подвергать сквер потопу, а вместо цветов по ночам все чаще пахло всякой дрянью.

На скамейке у бара «Ходячий анекдот» сидел Вел Панин по кличке Хиромант. В одной руке у него торчал стакан, а другую он тщательно изучал при свете фонаря.

Услышав мои шаги, он с видимым сожалением оторвался от изучения линий на своей ладони, поднял голову и меланхолично кивнул мне в знак приветствия.

– Там, внутри, – не продыхнуть, – сообщил он. – Никогда еще не видел такое количество пьяниц на сантиметр квадратный…

Я машинально сел рядом с ним, и он почему-то подвинулся, будто нам двоим могло не хватить места на скамье.

Из бара доносились залпы турбомузыки. Сквозь переплетение ветвей проглядывали ярко освещенные окна, в которых конвульсивно дергались скорченные силуэты. Я представил, что сейчас там творится. Скорее всего, кондиционеры не справляются с нарастающим повышением температуры от обилия разгоряченных тел, и Авер встречает каждого нового посетителя незатейливой шуткой: «Сегодня, в нагрузку к напиткам, мы предлагаем бесплатно попариться в хорошей сауне!»…

– Что сообщают? – спросил я Вела, чтобы поддержать разговор.

Вел с неохотой оторвался от своей длани.

– Кто? – осведомился с удивлением он.

– Линии на твоей ладони, – пояснил я.

– А-а, – протянул он. – Пьешь, говорят, слишком много. – Словно в подтверждение этого тезиса, он глотнул судорожно из стакана. – И куришь много. И психуешь слишком много. – Последнее едва ли могло быть справедливым по отношению к нему. – В общем, плохи мои дела… Старею, брат. В один прекрасный день буду в отцы тебе годиться.

– А я, по-твоему, не старею?

– По-моему, ты сейчас – свеженький, как огурчик. – Вел опять отхлебнул виски и, прежде чем проглотить его, с шумом прополоскал им рот.

Я вспомнил события этого нелепого, сумасшедшего дня и только криво усмехнулся. Сказать мне на это было нечего. Не рассказывать же Велу про Слана и Люцию!..

– И вообще, – продолжал Вел, – этот город не должен был существовать, Рик. В один прекрасный день Земля повернется другим боком, и все мы, живущие здесь, посыплемся с планеты в тартарары, как игрушки, которых высыпали из ящика…

– Не расстраивайся, – сказал я. – Такое бывает только на рубеже столетий, как утверждают астрологи, а до конца века еще далеко.

Вел нахмурился и взглянул на меня исподлобья.

– Скажи, Рик, – вдруг странным голосом спросил он, – ты в последнее время ничего не замечал?

– Замечал, – охотно подтвердил я.

– Что именно?

Я вздохнул. Дома, в моем личном комп-ноте, надежно запертом тройным паролем, хранилась целая коллекция всяких фактов, наводящих на размышления, но пересказывать их Велу, хотя он и числился моим старым приятелем, я ни в коем случае не собирался. Никогда не следует доверять серьезные вещи людям, которые верят в хиромантию и астрологию и, к тому же, пьют, как лошади.

– Есть, к примеру, один тип в нашем городе, – многообещающе начал я, – который постоянно попадается мне на глаза в самых неожиданных местах. Идешь, например, в парикмахерскую – и он, оказывается, решил навести марафет на голове. Идешь к нотариусу – и он тут как тут… Идешь поздно ночью домой – он сидит на скамейке, хлещет виски как ни в чем не бывало: дескать, просто решил подышать свежим воздухом…

Тут Вел, до самого последнего момента напряженно внимавший мне, распознал, наконец, что его подначивают и с досадой сплюнул в кусты.

– Эх ты, – сказал он, отворачиваясь. – Я же серьезно…

Я выдернул у него из руки стакан и без зазрения совести длительно приложился к нему. Виски обожгло мое горло и огненной лавиной обрушилось в желудок.

– Тогда излагай, – сказал я, стойко преодолев приступ тошноты.

– Шли мы, значит, сегодня по Семнадцатой улице, – стал рассказывать Вел. – Мы – это, значит, Лохматый Гор, Ден Теодоров, ну и я… И все было нормально, то есть мы были – ни в одном глазу, а шли… стой, куда же это мы шли?.. ага, на пляж мы шли, это я как сейчас помню… Ден как раз что-то нам заливал про гонки в Монако – ну, ты же Дена знаешь, Рик. – (Я Дена знал. Этот щуплый, прыщаволицый паренек мог часами говорить о спортивных автомобилях и о всем, что с ними связано). – И идут нам навстречу по тротуару пять огромных мужиков, по-моему, приезжих. Внезапно Ден замолкает, будто его выключил кто-то, подбирается весь этак по-спортивному и устремляется к этим мужикам. Мы с Гором еще не успели ничего понять, а Ден вдруг размахивается и самому здоровенному из той компании – хрясь по морде!.. Тот – брык с копыт! И, главное, ничего при этом наш Ден не говорит, а только нацеливается так аккуратно – и бац ногой в челюсть второму амбалу!.. Мы с Гором чуть на месте не кончились. Что интересно, и мужики эти ничего понять не могут, за что их наш шпендель избивает. Пытаются что-то объяснить Дену, а тот внимания не обращает, только бьет их. И ведь как бьет – грамотно и с такой силой, словно всю жизнь его только этому и дрессировали!.. Потом, правда, амбалы пришли в себя, и пошла тут мочиловка – высший класс!.. Прямо как в каких-нибудь боевиках. Только недолго это все продолжалось. Откуда ни возьмись, из переулка вылетела патрульная машина, и мы с Гором, как по команде, рванули с того места куда глаза глядят. Отдышались только через три квартала, около отеля «Поларис». Ну, думаем, все, замели нашего Дена – как пить дать. Но когда мы уже загорали на пляже, тут и Ден наш, как ни в чем не бывало, появляется. И, что интересно, выясняется, что он не только сном и духом не ведает, за что на тех мужиков ополчился, но и даже не помнит, что дрался с ними. «Вы что, старики, – возражает, – я же от вас отстал, чтобы стаканчик кока-колы пропустить в „Поларисе“!»… Представляешь?!.. «К тому же, – говорит, – за кого вы меня принимаете? Я же с детства всяких стычек избегаю, потому как комплекция у меня не та, чтобы кого-то по зубам бить, да еще ногами»… И ведь это так, Рик, ты же Дена знаешь…

– И чем эта история закончилась? – с ленивым любопытством спросил я.

– Чем она, по-твоему, могла закончиться? – вскинул голову Вел. – Ден подумал, что мы с Гором разыгрываем его, а мы с Гором решили, что или мы стали жертвами массовой галлюцинации, или он, наш Ден, не так-то прост, как кажется… А только лично мне не понравилось все это, понимаешь меня, Рик?

Я его прекрасно понимал. Были в моем комп-досье подобные необъяснимые случаи, только с другими людьми. Ни с того, ни с сего мирные обыватели, которых трудно было упрекнуть в избытке силы, вдруг превращались в агрессивных суперменов, и горе было тому, кто подвергался их нападению. Пресса почему-то об этом писать не хотела, а если и писала, то в том духе, что, якобы, в каждом человеке от рождения дремлет некий кровожадный зверь, который под влиянием каких-либо экстремальных обстоятельств – многодневного стресса, или излишка принятого спиртного, или подспудного стремления подражать героям масс-культуры, или еще чего-нибудь этакого – может проснуться, и творит тогда человек всякие непотребности, не ведая этого… Все это мне тоже очень не нравилось, но сейчас я просто был не в силах такие вещи обсуждать.

В баре, видимо, открылась дверь, потому что до наших ушей донесся взрыв хохота, перекрывающий очередной залп музыки: Авер исправно исполнял свою роль бармена-комика.

– Кстати, – сказал вдруг мне Вел. – Ты в бар не собираешься зайти?

– Нет, сегодня я напрочь лишен чувства юмора, – признался я.

– Смотри, как хочешь, это дело твое, – нарочито небрежным тоном произнес Вел, склоняясь над своей ладонью, – но только там сидит один тип, который уже спрашивал ребят про тебя.

– Что за тип?

– Первый раз его вижу, Рик.

– И зачем я ему понадобился?

– Это тебе лучше у него самого спросить.

– Как хоть он выглядит?

– Придурок придурком, – сплюнув в кусты, кратко ответил Вел.

– Очередной потенциальный клиент, наверное, – предположил я вслух, но Вел не отозвался, занятый применением своих хиромантских познаний на практике, и тогда я встал и широко зевнул. – Все равно, пойду я лучше спать.

Я не отошел и пятнадцати метров от скамьи, где мы с Велом сидели, как в голове моей словно что-то вспыхнуло. Я страшно устал, ноги мои уже почти ничего не чувствовали, и мечтал я лишь о том, как бы побыстрее доплестись до дома и рухнуть на кровать, но… Но вопреки всем этим мечтаниям я повернул обратно, направляясь в бар.

Когда я открыл дверь, то волна жара и музыки едва не сбила меня с ног.

Прямо между столиками плясали смуглые брюнетки с молодыми людьми, отдаленно напоминающими обезьян. Я прошел сквозь них к стойке, пытаясь вглядеться в голубой полумрак зала, но ничего не видя.

– Привет, Рик, – сказал чей-то мрачный голос над ухом. – Можешь немного попариться сегодня в сауне, в нагрузку к обычному ассортименту.

Я повернулся и увидел самого Авера Гунибского, с невозмутимым видом сосредоточенно протирающего стаканы полотенцем, висящим у него через плечо.

– Похоже твое заведение постепенно превращается в комбинат банно-прачечного обслуживания, Авер, – предположил я, облокачиваясь на стойку.

Авер хмыкнул.

– Смешно, – без тени улыбки прокомментировал он. Это был его обычный стиль общения. – Что будешь пить?

– Ничего, – сказал я.

– Тогда зачем пришел? – не без логики осведомился хозяин бара «Ходячий анекдот». – Знаешь, если в бар приходят не для того, чтобы выпить, это весьма подозрительно. Умрешь – и на могиле твоей напишут в качестве эпитафии: «В пьянстве замечен не был, но по утрам пил много воды».

– Не смешно, – сказал я. Мне и в самом деле было сейчас не до смеха.

– Ладно, – сказал Авер, вынимая откуда-то из-под стойки заманчиво-красивую бутылку с неразборчивой этикеткой. – Готов налить тебе на два пальца за счет заведения, Рик, но с одним условием – ты знаешь, каким…

Я вздохнул и мысленно выругался. Авер в ожидании смотрел на меня. Я выругался – теперь уже вслух – еще раз, но и это мне не помогло. Он только мрачно проронил:

– Нет, это тем более не смешно, Рик.

Я напряг остаток своих мыслительных способностей и рассказал Аверу про двух монахов, которые играли партию на бильярде. Секунду Авер с видом дегустатора, полуприкрыв глаза, смаковал анекдот, потом лицо его прояснилось, и он, открыв глаза, изрек:

– Смешно, но это уже было, Рик.

Я во второй раз собрал память и воображение в кулак и поведал про то, как один книготорговец рекламировал последний бестселлер года под названием «Тарзан и Анжелика». Авер переварил анекдот а затем, скорчив кислую гримасу и хлопнув меня ободряюще по плечу, заметил:

– Ладно, сойдет, но что-то ты нынче не в ударе, Рик.

С этими словами он совсем уже собрался было плеснуть мне в стакан содержимого таинственной бутыли, но я вовремя перехватил его руку.

– Вместо того, чтобы угощать меня каким-то пойлом, скажи мне лучше, что за субъект недавно разыскивал меня здесь.

– Дурак, – мрачно прогудел Авер, – это же «Шато» пятидесятилетней выдержки… А что касается того, кто тебя искал, – топай курсом двадцать градусов влево к угловому столику, но учти, что он не – из наших, а залетный турист-иностранец… И анекдоты-то у него с какими-то совершенно непроизносимыми именами и фамилиями, – с презрением добавил он мне в спину.

Музыкальный шторм утих как раз в тот момент, когда я продирался сквозь толпу танцующих. Однако на мое восприятие этот штиль как-то странно подействовал.

«Я хочу тебя всю целиком», сказал один из танцующих, ощупывая свою партнершу, и она обняла его так, что содержимое бутылки, которую она держала в одной руке, вылилось молодому человеку за воротник, кто-то толкнул меня в спину и проорал поверх моей головы: «Ну и темень здесь – хоть топор вешай!», и в поле моего зрения вплыло и повисло женское лицо крупным планом, я отчетливо видел капельки пота, повисшие на кончике носа, и комочки пудры под глазами, а потом в глаза мне бросился лозунг на стене: «ДАЖЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СКЕЛЕТЫ СПОСОБНЫ УХМЫЛЯТЬСЯ» – очередное творение Авера Гунибского, «Еще не время», сказал очкарик, и я подождал, когда он потушит свою зажигалку, пламя которой сверкнуло в опасной близости от моего носа, с соседнего столика с шумом повалилась на пол бутылка, и кто-то, чертыхаясь, принялся стряхивать пиво с брюк, «Как вы думаете, кто победит на предстоящих скачках – социалисты или демократы?», осведомился чей-то голос в мое ухо, и я почувствовал, что меня держат за полу пиджака.

Я дернулся, пытаясь высвободиться, и тут туман перед моими глазами рассеялся, и я увидел, что за угловым столиком, широко раздвинув локти, с глупым выражением на лице, сидит обрюзгший человек неопределенного возраста, но явно не первой свежести, в огромных цветастых шортах и майке, а на голове у него, открывая обширную плешь, вертикально торчит длинный козырек бейсбольной шапочки. Перед человеком стоял стакан, который был наполовину пуст – или наполовину полон, что, впрочем, одно и то же, и озирался он по сторонам с таким видом, будто вот-вот собирался извлечь из кармана портативную видеокамеру и начать снимать окружающих, как снимают экзотические пейзажи где-нибудь поблизости от Ниагарского водопада.

Наши взгляды на секунду встретились, и лицо человека слегка дрогнуло, словно он узнал меня, но потом он отвел глаза в сторону, как бы решив не подавать виду.

Я никогда раньше не встречал этого субъекта, и на роль потенциального клиента частного детектива-аномальщика Рика Любарского он никак не подходил, но почему-то в тот момент все желание узнать, кто он такой, и чего ему от меня надобно, пропало, и я пожалел только, что потерял столько времени, вместо того, чтобы отдаться здоровому сну.

Поэтому, когда турбозвук взревел раненым слоном, и музыка в исполнении рок-группы «Сукины дети» ударила по ушам грохотом катящихся камней, я развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел к выходу.