"Киреевы" - читать интересную книгу автора (Водопьянов Михаил Васильевич)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Узкая, но глубокая речка, изгибаясь стальной лентой, уходила вдаль. По ее восточному берегу пехота заняла оборону. У моста дежурили саперы-подрывники, готовые в любой момент поднять его в воздух. Совсем близко в негустом молодом лесу стояла танковая часть. А за лесом расположилась артиллерия.

Небо, хотя и безоблачное, было мрачносерого оттенка. Дым далеких и ближних пожаров плотно укрыл его синеву и слился с дорожной пылью, перемешанной с пеплом горящих нив. Густая завеса стояла в воздухе. Но и она не могла скрыть толпы мирных жителей, спешивших на восток пешком, в машинах, на лошадях.

На западном берегу реки около моста создалась пробка. Этим воспользовались гитлеровцы. Налетевшие фашистские самолеты кружились над беженцами, поливая их пулеметным огнем. Люди метались, падали, вставали и снова падали.

Лейтенант-танкист Виктор Киреев старался разглядеть, что делается на том берегу. Рука его, державшая бинокль, затекла.

На дальних холмах по ту сторону реки появились силуэты немецких танков. Стремительно приближаясь, они росли и принимали четкие очертания.

Люди врассыпную бросились с дороги в поле.

Наша артиллерия открыла огонь по вражеским машинам. Но головной фашистский танк уже вырвался на мост, за ним второй. Прошло еще несколько томительных секунд, и раздался взрыв страшной силы.

Когда прояснилось, моста уже не было. Остальные танки остановились у самой переправы.

Из-за бугра показались вражеские самоходные орудия и моторизованная пехота. Ведя огонь на ходу, они яростно рвались к переправе. Одновременно на грузовиках гитлеровцы подвозили понтонный мост.

Снова заговорила советская артиллерия. Открыли также огонь стрелки и закопанные на левом берегу реки танки.

Разгорелся ожесточенный, кровопролитный бой. Фашисты не выдержали нашего огневого удара и отошли. Трупы, обгоревшие танки, разбитые автомашины и мотоциклы гитлеровцев остались на берегу.

— Речка-то совсем махонькая, а для Гитлера великое препятствие, — весело сказал водитель танка, белокурый, веснушчатый сержант Саша Егоров. — Не грех бы и закусить, пока фашисты друг другу примочки кладут.

Прошло около суток. В лесу и над широко раскинувшимися полями стояла необычная тишина. Фашисты на этом участке не предпринимали никаких попыток переправиться на восточный берег реки.

Саша Егоров получил из дома письмо. Он сидел недалеко от своего танка на лужайке, прислонившись спиной к сосне, и в который уже раз перечитывал исписанные крупным неровным почерком листки.

— Старики-то у меня боевые! — похвастался он товарищам, — отец, хоть у него годы немалые и здоровье непрежнее, ушел партизанить и мать с собой увел. «Пусть, дескать, она нам кашу варит и картошку на костре печет, чем с проклятыми фашистами одним воздухом дышать».

— Отец мой не впервой воюет, — продолжал Егоров. — Когда провожал меня на фронт, вынул из сундука два креста и орден, разложил их на столе и говорит: «Служи, сын, как я служил. Крепко дерись за кашу русскую землю. Я за нее, за матушку, еще с японцем воевал и георгиевский крест заработал. А второй крест и медаль я заслужил в 1915 году. В восемнадцатом году в Красную Армию пошел. Хвалиться не стану. Недаром мне орден Красного Знамени на грудь повесили».

— Пообещал я отцу, — мальчишески веселое лицо Егорова сразу стало старше и строже, — и за себя и за него защищать Родину, жизни не жалеть, смерти не бояться. А вот кончится война и останусь жив, тогда приезжайте все ко мне в деревню. Хорошо у нас. Отец вернется в свой колхоз «Красный пахарь», будет по-прежнему работать там бригадиром. А мать — дояркой. Она у меня заботливая. Какими варениками нас угостит!

Егорова прервал связной. Он передал лейтенанту Кирееву приказ — немедленно явиться к командиру батальона. Тяжелую новость узнал Виктор. Не случайно последний день было тихо на переправе. Фашисты прорвали наши позиции выше по реке и, расширяя прорыв, соединились со своими частями, форсировавшими реку в нижнем ее течении. Танковый полк, в котором служил Киреев, а также артиллерийский и пехотные полки, оборонявшие переправу, оказались в окружении. Связь с фронтом поддерживалась только по радио. По приказу командующего фронтом сегодня же ночью они должны прорваться в район Заречья и соединиться со своими.

Командир батальона — невысокий, коренастый майор — подробно объяснил командирам танков предстоящую им задачу.

Вернувшись к своему экипажу, Виктор предупредил товарищей:

— Сегодня ночью по сигналу пойдем правее деревни Пастухово, прямо в Заречье, там наши. С фашистами, вероятно, встретимся сразу, как выйдем из леса.

Ровно в полночь тронулись танки. Колонна двигалась в полной темноте. В стороне остался большой овраг. Вдруг лес осветился. Заговорили орудия. Первый же вражеский снаряд попал в танк Киреева и зажег его. Осколком ранило Виктора в левую руку. На мгновение ему показалось, что он теряет сознание: лес перевернулся и деревья начали падать, как черные глыбы. «Конец!» — подумал Виктор. Силой воли он все же заставил себя выпрыгнуть из танка. Но, услышав тяжелый стон, вернулся обратно к горящей машине.

Откуда-то взялись силы: Виктор одной рукой вытащил из танка тяжело раненного Егорова и отполз с ним в сторону.

«Теперь надо спасать остальных». — Виктор направился было обратно, но в этот момент в танке разорвались снаряды.

«Погибли товарищи, погибла машина! — Острая ненависть к врагу вспыхнула с новой силой. — Сейчас бы снова в бой! Раненая рука — пустяки! А Егоров? Его надо спасти во что бы то ни стало».

Не особенно умело, с большим трудом Виктор перевязал сержанту рану.

Лес долго был наполнен грохотом танковых и артиллерийских орудий. Постепенно бой начал затихать и, переместившись влево, затих совсем. Стало слышно, как шелестят верхушки деревьев. Обостренный слух Виктора уловил хруст сухих веток. Он залег в траве рядом с Егоровым и затаил дыхание.

— Экипаж сгорел вместе с танком, господин ефрейтор! — донеслась из темноты фраза на немецком языке.

От потери крови у Виктора кружилась голова, звенело в ушах. Раненая рука распухла. Ему трудно было двигаться. Но здесь, около проселочной дороги, на них легко могли наткнуться фашисты. Надо уходить как можно скорее, пока не рассвело. Но как быть с тяжело раненным товарищем?! Тот и не приходил в сознание. Дотащить его до находящегося невдалеке оврага Виктор был не в силах.

Занималась заря. Мозг Виктора возбужденно работал: что делать? Если не удастся уйти подальше от дороги — они погибли. Он распустил пояс Егорова, передвинул его ближе к плечам и, собрав последние силы, как тяжелый мешок, потащил раненого по траве.

Егоров застонал.

— Потерпи немного, Саша, — наклонившись, шепнул Виктор.

— Пить, — попросил Егоров.

— Сейчас у нас будет вода. Ты только постарайся лечь мне на спину и держись руками за мою шею, а я дотащу тебя до оврага.

Виктор лег на траву рядом с товарищем, и тот, с трудом удерживая стоны, перевалился к нему на спину.

Поддерживая Егорова здоровой рукой, Виктор добрался до склона оврага и сразу почувствовал такое радостное облегчение, что на мгновение даже забыл про разгорающуюся боль в раненой руке. Укрыв товарища в кустарнике, Виктор спустился к ручью, жадно напился и набрал полную фляжку воды для Егорова. Затем он устроил ему постель из веток и травы.

Весь день раненые танкисты лежали в овраге. Егоров находился в полубессознательном состоянии. Виктору не с кем было посоветоваться: что предпринять, как найти своих. К вечеру у него все же созрел план… Места были знакомые. Здесь он не раз бродил с ружьем вместе с отцом и его постоянным спутником на охоте мастером экспериментального цеха Кузьмичом.

Николай Николаевич относился к мастеру с большим уважением. И Виктор привык уважать Кузьмича. С удовольствием слушал он на привалах его многочисленные охотничьи истории. Два — три раза они втроем ночевали у родственников Кузьмича, местных колхозников. Виктор вспомнил гостеприимных хозяев и решил выяснить, нельзя ли воспользоваться их помощью.

Как только стемнело, Виктор собрался в путь. Предварительно он тщательно замаскировал ветвями и травой Егорова и поставил у его изголовья фляжку со свежей водой.

Сначала Виктор осторожно полз по направлению к деревне. Каждую минуту он мог наткнуться на врага.

После душного дня лесной воздух дышал прохладой. Вокруг стояла тишина. Только с востока доносились глухие орудийные выстрелы. Виктор встал на ноги и быстро зашагал вперед. Деревня показалась ему вымершей: ни одного огонька в окнах, ни одного человека на улице. Около знакомого одноэтажного дома Виктор остановился. Он сразу узнал этот дом по большому, густо заросшему палисаднику. Здесь два года назад он пил чай со свежим медом. Виктор подошел сбоку и заглянул в крайнее окно. Но ничего не увидел — в доме было темно. Тогда он тихонько постучал. Никто не откликнулся на его стук. Виктор начал стучать сильнее. Окно распахнулось:

— Что надо? — услышал он знакомый чуть хрипловатый голос.

— Как хорошо, что вы здесь, Кузьмич! Я — Виктор Киреев!

— Виктор Николаевич? — удивленно переспросил Кузьмич. — Какими судьбами? Нынче по ночам в лесу неспокойно, наткнешься на лихого человека. Заходите в избу, — чужих никого нет. Фашисты стороной прошли.

Обратный путь показался Виктору много короче. Кузьмич вел его напрямик глухими тропками, он знал в лесу каждое дерево. Высокий, худой, с большими и длинными руками и ногами, Кузьмич двигался удивительно легко. В такт его шагам качались за плечами дробовик и сумка с бутылкой молока и хлебом. Рядом с Кузьмичом шел брат его жены, тоже охотник. Добрались до места без приключений. Подходя к оврагу, Виктор сказал негромко:

— Это я, Саша!

Он забеспокоился: вдруг Егоров очнется и, услышав шум шагов, может подумать — фашисты.

Предосторожность была излишней: Егоров метался в бреду, звал отца, рвался куда-то ехать…

Быстро соорудив носилки, охотники понесли Егорова в село.

В эту же ночь перед рассветом Кузьмич повел Виктора в город.

У Виктора было тяжело на душе. Он шел молча. Кузьмич понял его состояние.

— Не беспокойтесь, Виктор Николаевич. Здесь доктор такой, что обязательно выходит вашего товарища. — Если немцы придут, — сумеем концы в воду спрятать. В этом селе народ надежный.

Они шли густым сосновым бором. Кузьмич, стараясь отвлечь своего спутника от невеселых мыслей, спросил:

— Узнаете? Дубровский холм. Лет тридцать назад здесь пройти было невозможно.

Высоко над лесом прошли фашистские самолеты.

— Город бомбят! — Голос Кузьмича от волнения звучал глухо. И словно в подтверждение сказанного, донеслись взрывы.

Через четверть часа они вышли из леса и увидели над городом зарево.

«Успела ли уехать Наташа с малышом?» — тревожно подумал Виктор.

— Сейчас свернем вправо, пойдем крутым логом до молочной фермы, так будет ближе. — Кузьмич торопился.

Солнце еще не взошло, когда они подошли к ферме. Она оказалась разрушенной бомбежкой. Кое-где торчали разбитые трубы. Воздух пропитался дымом и гарью. От развалин шел пар, на фоне серого рассвета сверкали раскаленные угли. Ветер разносил по земле искры.

Вблизи от сгоревших зданий, в пригородной роще, лежал вверх колесами синий легковой автомобиль.

Кузьмич бросился к автомобилю, но в нем никого не оказалось, и он облегченно вздохнул:

— Людей нет. Машину, вероятно, опрокинуло взрывной волной.

Но через несколько шагов они наткнулись на два трупа: мужчины и женщины. Кузьмич остановился и медленно снял шапку. На его темном от загара лице появилось и застыло растерянное выражение.

Виктор узнал в убитой женщине второго секретаря обкома партии — Елену Цветаеву. Рядом с ней лежал шофер.

— Виктор Николаевич, никому не говорите, что Цветаева убита, даже сестре родной, — глухо сказал Кузьмич. И сурово добавил: — Верю вам, вы человек военный — не подведете. А теперь давайте похороним их около этих сосен.

Песчаную землю копать было легко. Скоро невдалеке от дороги, между четырьмя соснами, вырос небольшой холмик.

Кузьмич и Виктор молча, опустив головы, стояли перед свежей могилой…

Взошло солнце. От высоких деревьев на земле легли длинные утренние тени.

— Пошли в город, Виктор Николаевич, — тихо позвал Кузьмич.