"Киреевы" - читать интересную книгу автора (Водопьянов Михаил Васильевич)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Четырнадцать самолетов «К-1» вылетели с аэродрома, находящегося за несколько десятков километров от гарнизона. Им предстояло выполнить важное задание Верховного Главнокомандования: сбросить бомбы на военные объекты в фашистской столице. Летчики из авиадивизии дальнего действия уже совершили по нескольку тренировочных полетов и вполне овладели искусством вождения четырехмоторных воздушных кораблей. Особенно отличился капитан Мартьянов, его назначили заместителем командира отряда.

К полету все экипажи тщательно готовились. Большое внимание было уделено разработке маршрута. Он тянулся на карте изрилистой линией, иначе воздушные корабли могли попасть под обстрел мощных зениток в районе больших городов, оккупированных фашистами.

Августовская ночь коротка, всего семь с половиной часов. График полета составили с таким расчетом, чтобы линию фронта пересечь при заходе солнца, идти над вражеской территорией в темноте и вернуться в свое воздушное пространство до рассвета.

Провожать воздушных воинов приехали генерал Головин, комиссар и начальник штаба.

На аэродроме находилось много разных машин, готовых к взлету. Здесь и тяжелые бомбовозы дальнего действия и легкие бомбардировщики для ближних целей.

Невдалеке от самолетов стояли летчики, уже одетые в комбинезоны и унты. Среди них находился и Николай Николаевич. Пилот легкого бомбардировщика лейтенант Чулков огорченно сказал ему:

— Досадно, что мы не с вами, товарищ полковник. — Эх, чего бы я не дал, только бы слетать в далекий вражеский тыл!

Капитан Осипов сердито махнул рукой в ту сторону, где стоял его двухмоторный самолет:

— Гайка слаба! До Берлина долетим, а обратно как?

Николай Николаевич в душе сочувствовал искренним порывам своих молодых товарищей.

Вместе с Андреем подошел Юрий Петрович Соколов. Он летит на самолете Киреева вторым пилотом. Пока не известно было разрешат ли полет, Юрий Петрович заметно волновался. Зато сейчас сиял: его открытое мужественное лицо даже помолодело от блеска глаз.

Раздалась — команда:

— По самолетам!

Один за другим с интервалом в пять минут поднимались тяжелые корабли… Они исчезли в вечернем небе, в той стороне, где садилось солнце.

Андрей еще долго стоял и смотрел на потухающий закат. В руках он вертел ключ от квартиры Киреевых. Николай Николаевич чуть не увез этот ключ с собой. Вспомнил о нем на аэродроме в последний момент.

К Родченко подошел майор Тарасов.

— Андрей Павлович, вы сейчас поедете в Москву?

И, получив утвердительный ответ, попросил:

— Отвезите в гарнизон нашу машинистку, — она свою работу уже закончила, а мы еще здесь задержимся.

— Пожалуйста, — охотно согласился Родченко.

Он был доволен, что ему не сразу придется остаться один на один со своими неспокойными мыслями. Самолеты вернутся с задания не раньше чем на рассвете. Впереди бессонная, трудная ночь. Нет ничего хуже пассивного ожидания.

Подошла Маргарита. Прощальный отблеск заката окрасил ее ничем не прикрытые рыжеватые волосы в причудливый малиновый цвет.

Она крепко, по-мужски, пожала руку инженера, сдержанно поблагодарила и села в машину.

Сосны и ели стройными рядами стояли по обе стороны бегущего навстречу шоссе. Темнота сгущалась, и Андрею трудно было разглядеть выражение лица своей спутницы.

Маргарита первая прервала довольно долгое молчание:

— Как странно думать: еду домой. Гарнизон уже стал для меня домом. А еще совсем недавно мне даже комната, в которой я теперь живу, казалась чужой.

Снова Андрея поразил ее голос.

— Вы поете, Маргарита Александровна? — спросил он свою спутницу.

— Такой вопрос мне обычно задают при первом знакомстве, — Маргарита насмешливо растягивала слова.

— К сожалению, мне он раньше не приходил в голову, — сухо сказал Родченко. Ему захотелось дать понять этой избалованной вниманием девушке, что она ему мало интересна.

Больше он с Маргаритой не заговаривал и все свое внимание сосредоточил на управлении машиной. Маргарита молча сидела рядом с ним, не то обиженная, не то просто затихшая. Посвежевший воздух врывался в машину, ночь уже усыпала звездами черный купол неба. Изредка пробегал голубой луч прожектора.

На душе у Андрея по-прежнему было смутно и тревожно. Он понимал суровые законы войны, да и Николай Николаевич был не из тех, за кого следует бояться. Но все же… Мысли Родченко унеслись далеко в темный воздушный океан. Как тяжело, что ему не разрешили принять участие в полете.

Андрей, занятый думами, совсем забыл о своей спутнице. Они ехали уже между слепыми силуэтами зданий, когда Маргарита неожиданно предложила:

— Сейчас еще не так поздно. Идемте к нам чай пить. Валя на гитаре сыграет, а я вам спою.

Андрей хорошо знал — все равно он не уснет. Костя улетел. Лена, вероятно, в штабе. Вернуться сейчас в Москву, в пустую квартиру? Одиночество его пугало, и он согласился.

Он подъехал к тому же дому, где жили Мартьяновы, но к другому подъезду.

Маргарита вынула из кармана жакетки электрический фонарь и осветила лестницу, ведущую на второй этаж.

Андрей, войдя в комнату, огляделся. По обстановке трудно было судить о характере ее обитательниц. Обстановка казенная: две кровати, две тумбочки и стол. На стене над одной из кроватей висела гитара. Стол приблизительно на одну треть был занят книгами. Что здесь живут девушки, можно было догадаться только по красиво вышитой занавеске на окне и цветной скатерти. Одеяла были такие же, как и в общежитии: серые, колючие не только на ощупь, но даже на вид.

— Неуютно у нас? Чувствую, вам не нравится, — сказала Маргарита.

Андрею стало неловко.

— Занавеска у вас замечательная, — похвалил он. — А вот… — он показал глазами на одеяла.

— Какой же вы несообразительный! — рассмеялась Маргарита. — Занавеска тоненькая, я ее в портфеле увезу. Но не могу же я кочевать с домашним скарбом.

Андрей хотел возразить, что уют создается и без «скарба», но раздумал. Ради чего он будет пикироваться, портить хозяйке настроение.

— Я вас ненадолго оставлю, — извинилась Маргарита, — пойду поищу Валю и принесу кипяток. Через несколько минут она вернулась с чайником.

— Какая досада! Оказывается, Валю час тому назад вызвали в штаб, вероятно, она вернется поздно и усталая. Ей будет не до игры на гитаре.

Маргарита была искренне огорчена.

— Надеюсь, вы сами сыграете, а может быть, и споете? — спросил Андрей.

— Попробую. Но это будет не то. Валя так хорошо аккомпанирует.

И она запела. Голос был сильный, бархатный.

Андрей наслаждался мелодией, не отдавая себе отчета в словах.

У него было какое-то двойственное настроение. Тянуло остаться в этой по-мужски неуютной комнате, слушать певучий голос, печальный искренний рассказ. В то же время вспыхивало острое, ничем не вызванное раздражение.

Еще раз поблагодарив Маргариту, он простился и ушел.

В московской квартире было пусто и тоскливо. Андрей зажег свет в кабинете, вынул папку с расчетами деталей дизеля. Но не мог по-настоящему включиться в работу и несколько раз ловил себя, что путается в простых вычислениях.

Так он и промучился до пяти часов. В открытое окно кабинета вместе с шумом первого трамвая ворвался еще не отравленный городскими запахами воздух.

«Пожалуй, пора звонить в штаб!»

Дежуривший в оперативном отделе капитан Гайворонский приветствовал Родченко.

На вопрос Андрея он ответил не сразу:

— Вернулись все, кроме одной…

Андрей мог не спрашивать. Он уже знал ответ, прозвучавший в его сердце раньше, чем достиг слуха:

— …машины полковника Киреева!

— Есть подробности? — Андрей сам удивился своему спокойствию: не может быть, чтобы он потерял Николая Николаевича.

— Есть, — ответил Гайворонский. — Приезжайте в штаб, товарищ Родченко.

— Еду сейчас же! — крикнул Андрей в трубку так громко, что сам вздрогнул.

Гайворонский уже сдал свое дежурство, но остался в отделе, ожидая Родченко.

— Колесников и Шуховцев, — сообщил Гайворонский, — видели, как горящий самолет Киреева рухнул в лес на территории врага. Пламя и дым помешали рассмотреть, спрыгнул ли экипаж. Но мало вероятно, чтобы люди уцелели при таких обстоятельствах. Я не считаю себя вправе скрывать от вас истину, Андрей Павлович.

То, что он впервые назвал Родченко по имени и отчеству, резануло еще сильнее.

«Не подвели ли мои моторы?» — Эта внезапно вспыхнувшая мысль болью отдалась в сердце и больше не уходила из головы Андрея.

В этот день не только капитан Гайворонский, но и другие летчики и штабные работники, с которыми сталкивался Родченко, относились к нему особенно участливо.

— Совсем как с больным, — невесело усмехнулся Андрей.

Ему захотелось поскорее уехать из гарнизона. Лена Мартьянова догнала Андрея на лестнице:

— Костя просил обязательно ночевать у нас сегодня. Он вернется к вечеру.

— Передайте Косте мою благодарность. Но я не обещаю. Сейчас возвращаюсь в город и не знаю, когда освобожусь; Вероятнее всего — очень поздно.

— Андрей Павлович! — Лена просительным жестом положила свою руку на руку Родченко. — Хотя бы очень поздно, мы вас все равно будем ждать.

Андрей так резко отодвинулся, что ее рука на мгновение беспомощно повисла в воздухе.

— Леночка, — спохватившись, попросил он, — не обижайтесь на меня, пожалуйста! Я люблю Костю и вас, но сегодня мне лучше быть одному.

Лена печально покачала головой и ничего не сказала. Родченко поторопился сесть в машину.

Ясная, солнечная погода стояла в эти тяжёлые дни. Если бы шел дождь и хмурые тучи низко нависли над землей, было бы легче продолжать ходить, говорить, думать. Так, во всяком случае, казалось Андрею. Но он старательно работал, даже выступал на совещании в Наркомате, посвященном дизельным моторам, правда, настолько вяло, что поразил всех присутствующих. Молодой конструктор был известен упорством в защите своих проектов. Сторонники авиадизелей восприняли его выступление как дезертирство. Но не мог Андрей защищать свое детище — одна мысль жгла мозг:

«Что, если мой мотор причина гибели Николая Николаевича?»

В тот же день вечером у входа в штаб Андрей столкнулся с Головиным. Тот, внимательно посмотрев на инженера, пригласил его зайти к себе в кабинет. Необычно тепло звучал голос комдива:

— Понимаю, тяжело… Очень тяжело… Но мы — солдаты. Ваша энергия и опыт конструктора нужны сейчас же, необходимы немедленно. Идите готовьте машины.

Уходя, Андрей с благодарностью подумал о генерале. Головин отнесся к его горю чутко и тактично. Но встречаться с кем-либо ему по-прежнему не хотелось. Проситься на фронт? Не отпустят.

Все последующие дни Родченко работал много, но без присущего ему жара, почти механически. Людей он продолжал избегать и аккуратно ездил ночевать в Москву, словно его кто-то ждал в пустой квартире Киреевых. Спал он в кабинете, но ни разу не открывал папку с бумагами. Утром кипятил чай на газовой плите и завтракал привезенными из гарнизонной столовой бутербродами. Здесь он был спокоен, что никто не подойдет к нему с невысказанным сочувствием. Во всем большом доме у Андрея не оставалось ни одного знакомого.

Единственный человек, с которым Андрей искал встреч, был старший лейтенант Золин, командир воздушных разведчиков.

По заданию Головина Золин несколько раз летал на поиски экипажа Киреева к месту катастрофы и в близлежащие районы. Результаты разведок были малоутешительны: вся местность густо насыщена немецкими частями. Но Андрей каждый раз с негаснущей надеждой расспрашивал Золина о всех мельчайших деталях.

Сегодня Золин встретил его по обыкновению дружелюбно.

— Новые данные есть? — спросил Родченко здороваясь.

— К сожалению, нет, — смущенно ответил Золин. — Комдив приказал прекратить разведку.

Собственно говоря, в сообщении Золина не было ничего неожиданного, и все же Андрей воспринял его как удар.

С трудом дотянув до конца работы, он собрался ехать в Москву. С Костей Мартьяновым столкнулся случайно, когда уже садился в машину. Мартьянов попросил:

— Поживи у нас, Андрей! Родченко с трудом ответил:

— Не обижайся на меня, Костя. Скоро сам приду к вам и попрошу у тебя и Лены приюта.

Андрей так гнал машину по шоссе, будто боялся опоздать.

Квартира встретила его мрачной пустотой. Он пожалел, что ехал так быстро. Сейчас, не зная за что взяться, он долго бесцельно бродил по комнатам. Звонок заставил его вздрогнуть. «Кто бы это мог быть?» — подумал Андрей и бросился открывать входную дверь.

На лестничной площадке стояла Маргарита.

Несколько мгновений Андрей испытывал чувство изумления. Маргарита также казалась очень смущенной. Непривычным для нее растерянным жестом она теребила в руках бледнозеленую шелковую косынку.

— Заходите, пожалуйста, Маргарита Александровна! — пригласил Родченко. — Как вы попали в Москву?

— Приехала по делу, была здесь совсем рядом с вами и решила навестить вас.

Маргарита говорила неуверенно, запинаясь.

Неожиданно она резко переменила тон:

— Извините меня! Я сказала неправду, зачем? Не знаю сама. Я приехала прямо из гарнизона, после того как Костя Мартьянов рассказал мне о сегодняшней встрече с вами.

Андрею еще трудно было разобраться: рад ли он неожиданной посетительнице. Но неприязни к ней у него не было.

Он сделал попытку пошутить:

— Большое спасибо за заботу. Но Костя напрасно вас напугал. Как видите, кончать самоубийством я не собираюсь.

— Не надо так! — Маргарита резко свела свои тонкие темные брови, и ее лицо сразу потеряло мальчишески задорное выражение.

— Хорошо. Не буду. — Родченко чувствовал себя неловко. Он не мог найти того простого, дружеского тона, который, как казалось ему, прочно установился во время последней встречи.

— Как поживает Валя? По-прежнему ежедневно пишет письма матери? — спросил Андрей.

— По-прежнему, — рассеянно ответила Маргарита. — Здесь душно, — сказала она после короткой паузы. — Пойдемте побродим по улицам.

Андрею вдруг стало страшно, что Маргарита уйдет и он снова останется один.

— Лучше помогите мне похозяйничать. Давайте готовить ужин. А чтобы не было душно, я открою все окна. Сейчас еще достаточно светло, можно не зажигать электричество.

После ужина они вышли на балкон и долго смотрели на тревожное небо со скользящими лучами прожекторов.

Разные мысли бродили в голове Андрея.

Что он знал о Маргарите, кроме того, что она сама рассказала ему в тот вечер, когда улетел Киреев?

Ему хотелось верить, — ее привело хорошее, товарищеское чувство. Маргарита совсем не похожа на тех немногих женщин, за которыми он наблюдал с неприязнью и которые даже в эти страшные дни войны как-то особенно легкомысленно и жадно старались возможно больше взять от жизни. Маргарита понравилась ему с первой встречи, но любви к ней большой и глубокой, а только такую и признавал Андрей, у него быть не может. Наташа ушла из его жизни, но не из его сердца.

— А я думала о вас, — вдруг доверчиво сказала Маргарита. — Мне кажется, будто мы с вами старые друзья. Мы оба пережили боль разлуки с дорогими нам людьми. Когда я узнала о вашем несчастье, места себе не находила. Трудно было получить разрешение на поездку в Москву, но я все-таки добилась.

Андрей молча пожал ее руку.

— Нехорошо оставаться один на один с горем, — продолжала Маргарита. — Почему же она сейчас не с вами? Где она?

В ее дружеском тоне Андрей уловил боль. Не лгать же ей, такой открытой и смелой. Это было бы ничем не оправдано.

— Она далеко отсюда и… далеко от меня. Даже не догадывается о моем чувстве. Я потерял надежду. Но люблю ее еще больше, если это только возможно.

— Я знала, — сказала Маргарита, — давно знала…