Евгений ПОНИЗОВСКИЙ
АФГАНСКАЯ КОМАНДИРОВКА

Сумы

Издательство "Ярославна"

2001

За иллюминаторами в ярком солнечном небе мягко плыла снежно-белая пена облаков. В салоне комфортабельного пассажирского лайнера "Аэрофлота" царили уют и дремотноеспокойствие. Располагали ко сну и удобные кресла, и приглушенный монотонный гул двигателей. А душа пела… И в песне этой на разные лады звучало только одно слово "домой…"

– Товарищи пассажиры! Друзья! Сейчас наш самолет пересекает границу Союза Советских Социалистических Республик. Командир корабля и экипаж желает вам приятного полета, -зазвенел в динамиках мелодичный голос стюардессы. – Тем, кто возвращается домой, наш экипаж дарит песню, поздравляет и желает удачи.

И хотя эту песню мы все слышали уже десятки раз, однако лучше ее, казалось, никогда не было.

Это был один из редких моментов жизни, когда песня действительно созвучна струнам души. Ну что казалось бы мы, пропыленные в дорогах, пропеченные солнцем и пропитанныегарью вояки могли понимать в музыке сердца? Однако ж, приятно было, что не очерствели внутри, как подошвы солдатских сапог, и способны еще видеть мир в розовом цвете…

С тех пор уже утекло не мало воды, однако упрямая память раз за разом возвращает меня во времена далекой войны, войны в Афганистане.

* * *

– Стреляют, слышите! – заорал водитель и повернулся к Стоцкому – попались мы, елки-моталки!

Пока он вытирал пот с бледного лица, старший лейтенант прислушивался.

– Точно, стреляют впереди!

Гулкое эхо катало между гор щелчки автоматных выстрелов, сухую отрывистую дробь пулеметных очередей, пистолетные хлопки.

Выстрелы были беспорядочны. Звуки боя то затихали, то разгорались с новой силой.

Воздух в кабине КаМАЗа стал густым как желе, все чувства обострились до предела. В голове Стоцкого мелькали обрывки воспоминаний, вся жизнь крутилась, как ускоренное кино:семья, детство, море, жена… Все было ярким, теплым, солнечным и осязаемо четким. Не было в этот миг ни следа черной краски в палитре пережитого. Сердце щемило – жизнь такпрекрасна, впереди еще столько хорошего и вот, на тебе, под самый конец службы так влипнуть. Глаза слезились от напряжения, заглядывая в каждую ямку на дороге, за каждый выступугрюмых коричневых скал, за каждый чахлый кустик. А бой не прекращался, грохот очередей уже заполнял все вокруг, давил как каток, от него не было спасения. Машина чутьпритормозила перед последним поворотом. "Ну!" – выдохнул Стоцкий. И вот он поворот дороги, излом судьбы, прыжок в ужасную грохочущую бездну.

А начиналось все так безобидно!

* * *

Совещание проходило как всегда в ленинской комнате. Сегодня молодежь мало что знает о масштабах пропаганды ленинских идей, а тогда разве что в курилках не было портретоввождей пролетариата и плакатов с их цитатами. Лучшая отдельная комната в казарме была отдана пропаганде, где от ярких щитов и плакатов на стенах рябило в глазах.

Все офицеры батальона сидели за столами и, склонив головы, записывали громадье планов и задач, обрушиваемых на них командиром. Старательно пропуская мимо ушей всемногообразие незаправленных солдатских кроватей, разбитых тумбочек, неубранных окурков и невымытой боевой техники, старший лейтенант Игорь Стоцкий с умным видом рисовал втетрадке неуклюжих чертей и не поднимал глаз, чтобы не встретиться с разъяренным сверлящим взглядом комбата. Иначе не миновать глупых навязчивых вопросов типа "А что лично тысделал для победы?" или "Почему не сделал?..", а там и выговорешник под горячую руку ни за что ни про что получить можно. Потом попробуй докажи, что ты не верблюд. За окном грелотеплое апрельское солнце, природа бурлила, чтобы успеть набраться сил для борьбы с убийственной летней жарой.

Мысли старшего лейтенанта были далеко от зеленого стола ленинской комнаты. Да и о чем еще он мог думать, если позавчера только узнал, что включен в список замены в СССР наапрель месяц. И замены не куда-нибудь, а как и просил раньше в Одесский военный округ. Это значит, что где-то в далекой Одессе-маме молодой офицер уже собирает чемоданы, чтобы поприказу военного командования заменить его, старшего лейтенанта – политработника Стоцкого в этом пекле, на афганской земле.

Убедив себя, что замена близка и неизбежна как "крах империализма", старлей настолько углубился в мечты о будущем, что даже перестал рисовать чертиков в тетради. Вместо этого налисте в клеточку стал возникать стройный, логически четкий план предстоящего отчетно-перевыборного комсомольского собрания, а затем и заседания комитета ВЛКСМ отдельногоинженерно-саперного батальона, освобожденным секретарем которого вот уже около года был избран Стоцкий.

На бумаге собрание проходило гладко, актив был подобран и воспитан, бойцы и офицеры Стоцкого знали с неплохой стороны и проблем с проведением собрания не должно бы быть.Замполит и парторг "младшего брата" комсомольца поддерживали почти всегда. А вот комбат, тот может и выступить с замечаниями, придирками… "Интересно, что же скажет на собраниикомбат?", – подумал Стоцкий и рассеянно посмотрел на распалившегося, как самовар, комбата. Как оказалось впоследствии, это была грубейшая, прямо таки аварийная ошибка.

Заметив задумчивый взгляд секретаря ВЛКСМ, комбат повысил голос и тоном приказа заявил: "Вот комсомолец наш туда и поедет! А то, понимаешь, размечтался тут." Все офицеры какпо команде обернулись на вставшего за столом "на вытяжку" Стоцкого.

– Куда, товарищ подполковник? – растерянно спросил так внезапно "упавший с небес на землю" старлей.

– А для кого я тут распинаюсь, рассказываю? Что я вам попугай или радио повторять по сто раз? – забрызгал раскаленным металлом в голосе комбат. – В Хайратон, в командировкупоедешь, солдат и технику сюда привезешь! Сейчас записывайте, товарищ старший лейтенант, а подробные инструкции получите после совещания в штабе. Выезд послезавтра, – ужеспокойнее, но твердо закончил комбат. – Продолжаем совещание, товарищи офицеры…

– А как же моя замена, товарищ подполковник? – вяло попытался возразить Стоцкий.

– Никуда твоя замена не денется, приедешь, а заменщик тебя уже тут ждет. Хотя губу то сильно не раскатывай. Обещают на апрель, а заменщик может быть и в мае, или еще позже. Так чтовперед на Хайратон и точка, – отрезал комбат.

Стоцкий, конечно, как член партии был атеистом и в пророчества не верил. А видно зря. Комбат как в воду глядел, и с заменой потом так и вышло.

После совещания день сразу стал серым, унылым и скучным. Сборы в дорогу много времени не заняли. В видавшем виды потрепанном портфеле быстро нашли привычные места сменабелья, кроссовки, полотенце, бритва и прочие необходимые дорожные мелочи.

– Сухой паек не забудь и денег побольше возьми, а то загнешься с голодухи в дороге, – сочувственно напутствовал Стоцкого сосед по комнате – пожилой прапорщик Петрович. – А прозамену не горюй, приедет заменщик – встретим, не обидим. Тут каким местом к тебе Фортуна повернется, так и будет. Вот Иванов из нашей роты на 3 месяца раньше срока заменился, а ятак уже месяц сверху двух лет перетягиваю тут. И как видишь, ничего, живой и почти здоровый. Кстати ты за отъезд-то выставлять банку собираешься? Ударим по сухому закону?

У соседей, я слышал, брага дозрела, сегодня должны самогон гнать. Может, метнешься, займешь пол-литра до получки?

– Угомонись, Петрович, завтра выставлюсь, отдыхай лучше, поздно уже да и на душе тоска – отмахнулся старлей.

– Отдохнем, коли сдохнем, – обиженно пробурчал Петрович и повернулся на левый бок.

* * *

В кабинете начальника штаба было накурено, хоть "топор вешай".

– Задача твоя предельно проста, – толстый хмурый начальник штаба был явно не в духе, – вначале поедешь в Хайратон, там наша техника осталась, двое командиров взводов и с ними двенадцать бойцов. Перепишешь внимательно все эти железяки, особенно основные неисправности укажи. С офицерами и бойцами поговори, чего им там надо отсюда, запиши. Долго там не болтайся. А то знаю я вас, молодежь, там Союз за рекой, водка дешевая, всего чеков по 20 за бутылку, не то что у нас – тридцатка, да и бабы гражданские работают… В общем, чтобы 2-3 дня и назад. Туда как хочешь добирайся, лучше до Кабула 40 километров с нашей колонной на бронетранспортере доедешь, а оттуда сам увидишь: два года отбарабанил здесь, ученый уже. Так вот из Хайратона заберешь сержанта Палия, ему тут комбат перед увольнением "дембельскую" задачу поставит и КаМАЗ – самосвал пригонишь, водитель рядовой Иващенко – в Афгане уже год, машину знает и как водитель вроде неплохой.

Зазвонил телефон, начальник штаба долго что-то кому-то объяснял, потом что-то записывал в тетрадь.

– Товарищ майор, это все? – прервал паузу Стоцкий.

– Да, хотя нет, вот еще что. По дороге из Хайратона будешь проезжать через Пули-Хумри. Бывал там раньше, да? Вот и хорошо. Там на инженерных складах стоит наш КрАЗ-214 самосвал. Поломался этот "крокодил" и уже полгода его водитель – рядовой Шубуев ремонтирует. Ингуш этот оболтус порядочный, хотя и немолодой уже, на дембель через полгода, но специалист хреновый, лентяй. Звонили недавно оттуда – вроде бы починили наш КрАЗ. Ну а в Пули-Хумри пристроят тебя с машинами в любую колонну, через перевал Саланг переедешь, а там уже до нашего Чарикара рукой подать. Дорога неблизкая, от Чарикара до Хайратона около 400 км будет. На себя и на бойцов аттестаты продовольственные возьми, может, где-то по пути в гарнизонах задержишься, станешь на довольствие. Позывные наши знаешь, звони по возможности через комендатуры. Оружие в порядке? Со своим АКС укороченным поедешь или с пистолетом?

– С АКСом лучше конечно, у меня два пулеметных магазина по 45 патронов в скрутке, с ними и подсумок не нужен, – с гордостью ответил старлей.

– Дай Бог, чтоб тебе их использовать не пришлось. Вот тебе удостоверение командировочное, выезд колонны на Кабул завтра в 5-00, – пожимая руку Стоцкому, майор добавил, – ну, удачи тебе, на этом забота нашей части о тебе закончена, дальше до приезда сам действуй, помни: не только за себя отвечаешь. Бойцов, технику, оружие береги.

Ни свет, ни заря Стоцкий уже сидел в одном из БТРов, идущих в колонне на Кабул. В такую рань еще было зябко, да и в железной утробе БТРа можно было еще подремать, если удается прислонить голову к чему-нибудь, кроме холодного металла.

В чистом горном воздухе издалека доносилось протяжное завывание муэдзина, который с мечети призывал правоверных мусульман к молитве. Ярко-алый огромный диск солнца быстро выплывал из-за острых горных вершин, раскрашивая горы и долину свежими красками во все оттенки коричневого, желтого, зеленого. Но эта грубая красота была для Стоцкого чужой и холодной, к тому же давно опостылевшей. Вот на родной Украине, это красота…

Вначале колонна продвигалась медленно. Ежедневно утром перед началом движения трассу проверяла группа разминирования. Каждый гарнизон отвечал за свой участок до следующего поста. Схема разминирования была старой, отработанной и предельно простой – саперы искали мины с помощью игольчатых щупов на длинных рукоятках миноискателей. Очень помогали им в этом саперные овчарки. Умная собачка находила по запаху даже глубокие мины – фугасы, каждая из которых могла легко вдребезги разорвать танк. Собака садилась рядом с миной и ждала команды инструктора. Душманы мин не жалели, и каждое утро у саперов была добыча. Мины, как правило, они взрывали на месте.

Когда где-то на дороге в очередной раз бахнуло, Стоцкий очнулся от полудремы и вылез наверх на броню БТРа.

– Богатый сегодня улов, что-то "духи" разошлись последнее время, – сам себе сказал сидевший рядом коренастый капитан с гладко выбритой головой. – Неделю назад они уже после разминирования ухитрились мину противотанковую в дорогу засунуть. Урал бортовой взорвался, водителя убило, старшего машины тяжело ранило.

Солнце уже светило вовсю, дорога была изрыта, словно оспинами, выбоинами и воронками.

– И вот что интересно, – продолжал разговор капитан, – у нас в Союзе как градусов на 25 солнце пригреет, сразу асфальт плавится на дорогах и волнами берется. А тут в прошлом году +55 жарило, а дорога хоть бы хны.

Я как-то сразу по приезде сюда хотел из баньки до модуля общаги босиком пробежаться. Ой, ой, ой, только три шага по земле и успел сделать, а дальше ни туда, ни сюда. Так пятки припекло, что только и смог с ноги на ногу на месте прыгать, как петух на сковородке. Хорошо друзья спасли, шлепанцы бросили. Полдня потом ходил еле-еле, как инвалид.

В разговорах время прошло незаметно. У очередного поста на трассе группа разминирования закончила свою боевую работу, бойцы в бронежилетах и касках, вместе с собачкамиоседлали броню двух своих БТРов и лихо развернувшись в клубах желтой пыли умчались назад в родной полк. Дальше колонна пошла быстро. Лихие солдаты – водители, если позволяладорога и отцы – командиры могли разогнать махину-БТР до 70, а иногда и до 100 км/час. Приземистые, устойчивые, на 8-ми широченных колесах, БТРы неслись по извилистой дороге какмощные стальные ящеры.

– Вот и Кабул скоро. Столица, мать-его, – ни с того, ни с сего выругался капитан. – "Ах, как хочется мне обложить землю матом, пулеметом строчить по проклятой земле…", – нараспевпроговорил он слова известной песни. – А тебе в Кабул куда надо, старлей? Мы в Теплый Стан едем, в пехотный полк.

– Мне вообще-то не в Кабул сам, а дальше в Хайратон на перекладных, – ответил старлей. – А в Кабуле, может, в штаб армии к корешам – топогеодезистам поеду, а может, к летунам ваэропорт, у меня там земляк служит.

– Слушай сюда, дружище, – при этих словах капитан хлопнул Стоцкого по плечу так, что аж пыль пошла, – поехали к нам в полк. До обеда уже недалеко, зайдешь ко мне, умоешься, потомя тебя в столовую свожу, а дальше на сытый желудок сам решай, что делать. Хочешь, у нас ночуй, койку найдем, хочешь, езжай к корешам своим. От нас, кстати, после обеда обычно машинав Штаб Армии ходит, может, и сегодня будет.

– Ну что ж, к тебе так к тебе, война войной, а обед по распорядку.

Солдатская столовая как обычно размещалась в огромном ангаре. Рядом, в таком же ангаре, была офицерская столовая. Издали эти ангары белели оцинкованным железом, как консервныебанки среди разбросанных рядами спичечных коробок фанерных казарм. Весь полк собирался вместе крайне редко. Пехота всегда в бегах, всегда на колесах. Если не боевая операция, топост охранения, сопровождение колонны, стрельбы… Кто знает, вернется ли боец к ужину, да и вернется ли вообще?

Нового друга звали Иваном. Родом он был с уральской деревни, а в Афгане воевал уже год. Командовал ротой, а потом перевели на должность зам. нач. штаба батальона.

– Да, жратва у вас, Ваня, тут не ахти, у нас намного лучше, – отметил Стоцкий, вяло ковыряя вилкой в алюминиевой миске не-то крепкий кисель, не-то разлезшиеся хлопья бурого цвета,под которыми прятались кусочки тушенки.

Супец гороховый еще ничего, есть можно, а вот пюре из сухой картошки совсем не в дугу.

– Из-за этой самой баланды чертовой я и пострадал, – шустро работая ложкой, ответил Иван (на аппетит он явно не жаловался). – Я тогда еще в другом полку служил. Командир полка тамсовсем зажрался. Понастроили себе с руководством отдельные домики – модули на 3-5 человек. У командира 3 комнаты, у замов по 2, ковры там, зеркала, люстры дорогие, мебель мягкуюим бойцы-умельцы такую соорудили – в магазине не увидишь. Сауна у них своя, бассейн. Однажды в полку 3 дня нечем было руки помыть, про душ и говорить нечего, ходим все грязные,чумазые. Из 5-ти машин-водовозок одна подорвалась на мине, а две поломались. Так что ты думаешь? Одна воду и в столовую и на весь полк возила, а вторая им в бассейне воду меняла.Бабье ихнее, походно-полевые жены, там плещутся, видите ли. Возомнили себя Богами древнегреческими и живут на Олимпе. А едят они, думаешь, с нами? Фиг, там! У них отдельный"греческий зал" есть, им там шашлыки, салатики разные, дыньки, арбузы подают. Я в разных местах был, но там они уже совсем обнаглели. И наверху все схвачено, руководствоприкармливают, сами себе на грудь ордена, медали вешают. Жаловаться бесполезно. Так вот однажды я со своей ротой с операции вернулся. В Джелалабад ходили, ты там не бывал? Вотпекло, жара как тут, но влажность ужасная, кругом заросли – ну субтропики, словом. Насели на нас "духи", 18 человек бойцов моих полегло, но и мы не промах. Выбили их с сопки, задачу выполнили. В полк приехали, комбат мне представление на орден написал, полковые вожди подписать обещали. Ну, мы с дороги после боев, кто с горя, кто с радости и отметили это дело.Все бы ничего, да только как раз в полку эта беда с водой случилась, а тут еще и каша картофельно-гороховая подгорела у поваров.

Попалась мне миска под пьяную руку, схватил я ее и пошел в "греческий зал" правды искать. А они там сидят под кондиционерами, музыку слушают, винцо попивают и официанткутискают. Командир полка на меня "пасть" как открыл: "Кто, как посмел, почему без стука?". – Ну, я им на стол миску эту и кинул. Чем вы, говорю, гады, бойцов кормите? Почему воды нет?Что, "Броненосец "Потемкин"" хотите? Так уже видно пора вам устроить! И еще до фига наговорил всякого. А командир полка – армянин, хитрющий мужик. Как увидел, в каком я состоянии,на рожон лезть не стал, сразу со мной согласился, все пообещал уладить и замполита тут же попросил разобраться, все проблемы порешать, а меня спать отвести.

– Ну и как, уладил? – поинтересовался Стоцкий.

– Да, жди. Уладил, только не то. На следующий день на ковер к себе вызвал, два часа меня полоскали как половую тряпку. Представление на орден перед моим носом порвали. В тот жевечер на партбюро строгача закатали "за аморальное поведение", а еще через неделю и с должности сняли и сюда перевели. Вот так нашел правду.

– Не горюй, братан, знаешь поговорку "Если невеста уходит к другому, то неизвестно кому повезло?" Смотри на жизнь философски и ищи везде хорошее. Например, ты на новойдолжности на боевые операции часто ездишь?

– Да забыл уже, когда ездил. За три последних месяца ни одной душманской рожи в прицеле автомата не видел. И служба не пыльная, хлопот меньше, больше шансов свою шкуру целойсохранить. Так что я и не горюю. Ни за бойцов, ни за технику теперь голова не болит, но все равно обидно иногда, орден ведь все-таки заслужил, почти… А в роте без меня порядка сталоменьше. Новый командир все больше вашего брата политработника слушает. У меня с солдатом разговор короткий, – при этих словах Иван сжал крепкий кулак, – вот они где все были уменя. Провинился, получи за дело, наказание было неотвратимым, немедленным, эффективным и чувствительным. Они все знали, что "сюсюкать" я с ними не буду, но и даром не обижу.Один был гвардеец, так тот прямо говорил: "Не полощите мне мозги, товарищ капитан, дайте лучше сразу по голове, а то я с пеленок так приучен, по-другому не понимаю". В каптерке уменя кусок веревки капроновой в палец толщиной всегда висел на гвозде, а под веревкой плакат: "Это не метод воспитания, но…".

– Перегиб это, Иван, нельзя так, потом после тебя никакой политработник не убедит никого словами, – вяло возразил Стоцкий.

– Не скажи, у меня "дедовщины" вообще не было, а в другой роте тоже все "сюсюкали" с бойцами, так там "деды" из солдат, кто служил больше года такую дедовщину махровую развели,ужас, как в "гестапо". Молодым бойцам шомполами задницу жгли. Учебные расстрелы устраивали, только боевыми патронами. Издевались, пока одному голову не проломили ключомгаечным насмерть. Только тогда кубло это разогнали. А бойцу записали: "Погиб при исполнении", на боевые потери списали, чтоб авторитет полка не подмочить. Вот так-то… -закончилИван и задумался о чем-то далеком.

* * *

После обеда из полка действительно шла машина в штаб армии. Брать пассажиров в угловатую, чадящую черным выхлопом небольшую бронеразведдозорную машину (в народе БРДМ) нехотели. Однако Иван, как истинный штабист, быстро переговорил с кем надо, и Стоцкому нашлось место на пыльной зеленой броне.

Солнце грело по-весеннему, вдоль разбитых городских дорог буйно зеленела южная растительность. Машины всех мастей и расцветок хаотично сновали во все стороны, гудели наразные лады, когда поперек дороги вдруг вылезала ручная телега, груженная кладью выше роста человека или запряженная ишаком повозка.

Периодически какой-нибудь огромный грузовик, который почему-то назывался "бурбухайка" нарушал все законы движения и, расталкивая прочую мелюзгу бампером, ехал поперекпотока. Главный принцип движения был один: у кого машина больше – тот и прав. И никто при этом не слушал свистков редких регулировщиков. В очередной раз объехав древний"фольксваген-жук" с фанерным ободранным кузовом, штабной БРДМ свернул с широкого проспекта на узкую улочку и, изрядно попетляв, подъехал к контрольно-пропускному пункту штабаармии. Сам штаб армии, как и положено обители вершителей судеб человеческих, размещался на горе, во дворце бесславно почившего афганского лидера Амина. Большой военный городокбыл разбросан внизу в котловинах, между сопками. Отсюда, с дворцовой горы, дергали все нити управления огромным живым организмом, самой боевой армией Советского Союза. Сюдаже тянулись нити с далекой Родины. Наверх ко дворцу вела живописная дорога – серпантин, разрезавшая извилистой серой лентой зеленые сады на склонах, однако подножие горы плотноопутывала изгородь и пройти туда можно было только через контрольно-пропускной пункт по специальному пропуску.

Друзья Стоцкого – офицеры топогеодезисты – в городке жили по афганским меркам – "с шиком". Во дворе рядом с фанерной общагой – модулем был устроен настоящий бетонный бассейн5x10 метров, в который можно было нырнуть прямо с парапета – глубина позволяла. Вода была чистой и призывно блестела в лучах апрельского солнца, но для купания было ещехолодновато.

Все жильцы общежития были еще на службе, и оставив вещи возле осоловевшего после долгого наряда дежурного офицера, Стоцкий отправился изучать магазины, которых в городкебыло несколько. Тут и офицерское кафе, и книжный, и продуктовый, и промтоварный, где за чеки Внешпосылторга, заменявшие в Афганистане рубли, служивому люду предлагалиотовариться. Дорогие вещи шли, конечно, по записи и по очереди, а импорт попроще – бери хоть сейчас.

Из дверей офицерского кафе доносилась тихая музыка и плыли волны запахов жареной картошки, сосисок и еще какой-то вкуснотищи.

Решив не поддаваться искушению, сэкономить деньги и дотерпеть до ужина в столовой, Стоцкий твердым шагом пошел мимо дверей, однако тарелка с хрустящей желто-коричневойжареной картошкой вдруг так явно представилась неизбалованному деликатесами старлею, что в голодном желудке заурчало, а ноги сами пошли к заветному крыльцу.

– Не положено Вам, товарищ старший лейтенант; – противным, как холодная вода, голосом остановил Стоцкого высокий холеный сержант в парадной форме с нелепым в боевой армиибелым парадным ремнем на кителе. – Вход для офицеров только в брюках навыпуск и кителях или рубашках с погонами. Вот на стене приказ начальника гарнизона.

– Вот те на, – опешил старлей. – Где же я в Афгане себе такую форму найду? – и растерянно оглядел свои потрепанные, но чистые хэ-бэшные брюки.

– А нас это не интересует. Не положено и все, – надменно отрезал сержант.

Сделав кое-какие покупки и побродив еще немного по территории городка, Игорь вернулся в общежитие к топогеодезистам.

– Пришли уже друзья Ваши, пройдите, – махнул рукой дежурный вглубь коридора.

С топогеодезистами, капитаном Ващенко и старшим лейтенантом Сироткиным Стоцкий познакомился чуть меньше года назад во время одной из командировок в Кундуз. Тогда нелетнаязимняя погода задержала Игоря на три дня, а Ващенко и Сироткин оказались соседями по продавленным койкам в 10-ти местной комнате офицерской гостиницы. Высокий, тощий какжердь близорукий Ващенко и немолодой, плотный, круглолицый Сироткин каждое утро взваливали на плечи свои приборы с треногами и понуро уходили месить под дождем липкуюжелтую глину. К вечеру, проведя очередные съемки местности и вымокнув до нитки, волоча ноги, они возвращались в гостиницу. Стоцкий как-то быстро сдружился с ними и, стараясь облегчить их участь, встречал ребят с горячим чаем. Потом обсыхали, шли на ужин и до полуночи "на интерес" расписывали "пулю" в преферанс.

На третий вечер Стоцкому удалось раздобыть у знакомых в пехоте немного афганского виноградного самогона, что еще больше скрепило дружбу с топогеодезистами. Налитый вцеллофановый кулек с узлом вместо пробки самогон, по-афгански "шароп" был вонючим, мутным, но крепким и вполне терпимым для неприхотливых глоток советских офицеров, аглавное, стоил значительно дешевле водки.

– Ну, Игорек, ну, молодец, удружил. Теперь, если будешь в Кабуле, приезжай только к нам. Мы люди гостеприимные, приютим, обогреем, – широко улыбался на прощание Сироткин.Ващенко при этом снял очки и кивнул головой: " Это точно, приезжай".

Вот и в этот раз Стоцкого встретили как лучшего друга, сразу определив ночевать на свободную койку в трехместной комнате.

– Так, значит, план на вечер такой, – уверенно заявил Сироткин. Сейчас идем на ужин в офицерскую столовую, затем пару часов посидим "за приезд", при этом он выразительно щелкнулсебя пальцами по кадыку, – а потом пойдем в открытый клуб кино смотреть, привезли чего-то новое. Дальше видно будет.

В столовой Стоцкого определили на свободное место, выдав за своего. Давали ячневую кашу, называемую в народе "генеральской", с тушеным мясом, напоминавшим говядину, но снесколько странным вкусом. Сидя напротив Стоцкого, Сироткин то и дело с ухмылкой поглядывал на него.

– Ну как тебе мясо? Ел когда-нибудь такое? – хитро улыбаясь, спросил Сироткин.

– Странное какое-то. Верблюжатину я ел, она не такая, конина вроде бы тоже не то. Не знаю, что за "зверь", но есть можно, – старательно пережевывая, ответил Стоцкий.

– Вот никогда не угадаешь! Кенгурятина это австралийская, – с гордостью неизвестно за кого заявил Сироткин.

– Не бреши, – у Стоцкого даже рот открылся, – откуда ты знаешь?

– А мы тут дежурными по столовой ходим. Вот первый раз, когда это мясо давали, я как раз дежурил. Смотрю, говядина какая-то странная. Задние лапищи здоровенные, и как у зайцаростом с теленка, а передние калечные обрубки какие-то. Мы всей толпой эту тушу изучали, сами штамп австралийский видели.

– Все равно не поверю, но мясо съем, не дождетесь, весело погрозил кулаком Стоцкий, доедая кашу.

* * *

После ужина все удобно разместились за столом в комнате. Неяркий свет самодельных светильников с абажурами из жестяных банок создавал какой-то минимум уюта. На столе почетноеместо занимала купленная вскладчину бутылка "Русской", а вокруг в казенных тарелках красовалась немудреная закуска. Тут была и "красная" рыба (бычки в томате), и "голубая" рыба (сельдьиваси в масле), и икра "красная" (кабачковая). Не поскупились хозяева даже на пару банок маринованных венгерских огурчиков и помидоров. Когда все новости друг-другу былирассказаны, а "Русская" почти улетучилась, Стоцкий, потянувшись, спросил: "Мужики, а с вами в комнате жил Николай, здоровый такой лейтенант, на руках еще со всеми боролся. То липловец, то ли борец – не помню. Что-то его не видно. Перевели что пи куда?" После этих слов в комнате как будто подул холодный ветер.

– Нет больше Николая, погиб он, – серьезным тоном ответил враз погрустневший Сироткин, – помянем молча по маленькой.

– Вот беда, как это случилось? – выдержав положенную паузу, спросил Игорь.

– Утонул Коля, – как обычно теребя в руках очки, мрачно ответил Ващенко.

– Да где ж он в Афгане столько воды нашел? – развел руками Стоцкий.

– А ты во дворе у нас бассейн видел? Вот там он и утонул. Как только потеплело, командир наш приказал бассейн помыть, почистить и наполнить водой, чтобы желающие моглиокунуться после зарядки. Желающих, правда, было всего человек пять, таких примерно как Николай здоровяков. Вскоре после этого у кого-то день рождения был. Гудели всю ночь, часа втри только стали расходиться. А в пять утра дежурный вышел покурить, смотрит – Николай в бассейне плавает.

Ну плавает, да и ладно, хотя прохладно еще было. Через полчаса дежурный опять вышел, а Николай в том же бассейне, только неживой уже. Шум подняли, бегом доставать, а откачиватьуже бесполезно. Классный был парень, недолго тут прослужил, а домой в "Черном тюльпане", в цинковом ящике улетел.

– Вот действительно судьба, кому суждено утонуть, тот не повесится. Никто не знает, что кому на роду написано, – невесело подытожил Игорь, – это ж угодно было судьбе загнатьчеловека за тысячи верст от дома в страну, где и воды-то не хватает, засуха, чтобы умереть не в бою, а в бассейне утонуть.

– Ну так что, в кино идем? – разрядил обстановку Сироткин.

В открытом полевом кинотеатре на дощатых скамейках в разных местах сидели человек 50, причем часто можно было заметить и женские головки. Вольнонаемных женщин в крупномгородке штаба армии хватало. Кастелянши, библиотекари, продавцы и другая обслуга ехали в Афган за "длинным" рублем, шмотками, мужьями, да мало ли еще зачем. Системараспределения по гарнизонам в основном ориентировалась на внешность кандидаток. Чем выше начальство, чем престижнее военный городок, тем более красивые женщины тамоставались. Хотя, как говорят поэты, некрасивых женщин не бывает, однако встретить настоящую красавицу в далеком захолустном гарнизоне было так же тяжело, как негра в украинскомселе.

На экране герои советского фильма упорно боролись за увеличение выплавки чугуна и на этом фоне сходились и расходились, страстно любили и ненавидели друг друга. "Я люблю тебя,обними меня, милый", – томно промурлыкала с экрана героиня. При этом рядом сидящая парочка подозрительно зашуршала. Внезапно далеко впереди за экраном на высоком склоне горывспыхнул костер. Издали пламя выглядело не больше горящей спички. Тут же к пламени потянулись огненные прочерки трассирующих пуль, и рядом расцвели розетки снарядныхразрывов. На таком расстоянии и вспышки и пухканье выстрелов выглядели какими-то игрушечными, киношными.

– Хотелось бы, чтобы вся эта пальба была ненастоящей, однако я сам так костры на склонах тушил, когда в артиллерии служил, – шепотом прокомментировал Стоцкий.

– Это еще ерунда, – махнул рукой Сироткин. – Вот у нас тут среди бела дня городок обстреляли. Знатоки говорят, что из миномета. Я как раз в городке был. Откуда стреляли, я не видел.Вначале хлопок, потом то ли жужжит, то ли шелестит что-то, и почти сразу в саду за модулями ка-ак шарахнет! Дым, пламя, ветки летят. Никогда раньше так близко разрывов не видел.Трижды по саду бахнули впустую. Потом, минут через пять, еще раз. Ну тут уже постарались "духи" проклятые. В аккурат в угол женского модуля угодили. Всю комнату развернуло, хорошоеще, что не было там никого. Шифер, фанера, деревяшки летали, как листья на ветру. Пожар быстро потушили, а крику, визгу было – ужас. Комнату восстановили, но жить в ней никто больше не хочет, там теперь белье постельное хранится.

– Все это душманские хитрости. Они на легковую "Тойоту"- пикапчик ставят миномет или базуку, или легкую установку реактивную. Тентом закрывают и ездят. Как охрана зазевается, ониуже тут как тут. Моментально расчехляют, пальнут несколько раз и быстро сматываются, пока не накрыли.

* * *

Утром после завтрака Стоцкий тепло попрощался с гостеприимными топогеодезистами, с трудом победив искушение остаться по просьбе хозяев еще на денек. Игорь, конечно с радостьюбы остался, однако близость замены, а значит и возвращение с войны домой заставляли спешить.

Выйдя из КПП штабного городка, Стоцкий вновь оказался предоставлен сам себе. Иди куда хочешь, даром, что война кругом, никому, кроме редких патрулей, до тебя дела нет. Как тыбудешь добираться из пункта А в пункт Б никого не волнует, хоть пешком иди, хоть афганскую машину останавливай. Но это было настолько опасно, что так никто не делал. Оставалосьтолько голосовать своим попуткам. Останавливались не все. "Проголосовав" пару часов, Стоцкий все же добрался до аэродрома. Дальнейший маршрут Игорь спланировал еще по дороге вКабул. Лучше всего было добираться до Хайратона по воздуху. Военно-транспортные самолеты и вертушки летали часто, билетов на них покупать не надо, добираться быстро и удобно.Вот только попробуй попасть на нужный "борт", как назывались все летающие средства. От самолета до самолета можно было ходить не один день. Повезет – возьмут, а не повезет -голосуй дальше. Но Игорю такой расклад не грозил. Около полугода назад во время очередной командировки он случайно познакомился с земляком Петром Ткаченко. Прапорщик Ткачёнкобыл родом из одной с Игорем области и оказался очень компанейским мужиком. Служил он стрелком-радистом на 4-х моторном военно-транспортном самолете Ан-12 и пару раз помогалИгорю улететь в нужную ему сторону. Игорь тогда служил в Кундузе и добираться туда было нелегко.

Неудачно спрыгнув с кузова грузовика, Стоцкий прихрамывая направился в сторону расположения летунов. Солнце припекало, идти предстояло наискосок через все огромное летноеполе, поэтому немного подкрепиться было в самый раз. Распечатав припасенную пачку печенья "Крокет" и поднеся первое ко рту, Игорь услышал сзади негромкий скулеж: "И-и, командор,дай печеньку," – на вполне сносном русском языке прогундосил чумазый мальчонка лет 5. Одет он был в невероятные лохмотья, а черные угольки глаз смотрели так жалобно, что отказатьбыло невозможно. "Первое мимо", – сказал про себя Стоцкий и пронеся печенье мимо рта, сунул его в грязную ручку маленького оборванца. Печенье исчезло молниеносно, Игорь иморгнуть не успел, как все повторилось сначала. И так до конца пачки. Последнее печенье было поделено пополам. Когда смятая пачка была выброшена, Игорь твердо заявил: "Ну все,больше нет, гуляй себе". Не сказав "спасибо", попрошайка облизнулся и нахально спросил: "А еще что-нибудь дай, что в портфеле?". При этом он шустро бросился ощупывать бока портфеля,который Игорь держал в руках. Невероятным образом малыш нащупал в недрах портфеля прямоугольную мыльницу, ухватился за нее ручонками и снова заскулил: "Печенька, командор, дайпеченьку!". Все это происходило на ходу и Стоцкий со своим маленьким "прилипалой" уже дошел до середины взлетки, то и дело уворачиваясь от движущихся самолетов, вертолетов имашин.

– Как ты мне надоел! Мыло это, его не едят", – возмутился Игорь, и запустив руку в самые недра портфеля извлек оттуда мыльницу. – Вот, смотри, видишь?

– Тогда дай консерву! – не отпуская портфеля заявил вымогатель.

– Нет ничего, а ну иди отсюда, а то по ушам дам, – с наигранной злостью замахнулся Игорь.

Реакция сорванца была неожиданной. Отбежав на безопасное расстояние, он обрушил на Игоря поток отборной матерщины.

– Вот это да, вот так благодарность! Кто же тебя учил так спасибо говорить? – беззлобно спросил Стоцкий.

– Ты учил, – крикнул пацан и, показав язык, убежал по своим делам.

С летчиками Игорю повезло, знакомый экипаж был дома. Вот только земляк Петро уже отслужил свой срок и по замене уехал на Родину.

– Ничего, лейтенант, – густым басом успокоил Игоря командир экипажа. – Хоть земляк твой и заменился, но мы тебя помним, поможем по старой памяти. Завтра с утра кстати вПули-Хумри летим и тебя подкинем. Это на полпути к Хайратону, там пересядешь на что-нибудь попутное.

– Спасибо, да только я уже полгода как старшим лейтенантом стал, – обиженно ответил Стоцкий и выразительно посмотрел на свои погоны с тремя зелеными звездочками.

– Ну, может ты у себя там где-то и стал старлеем, а мы тут необмытых звезд не признаем. Но шанс исправиться тебе дадим. Так, мужики? – обернулся командир к улыбающимсяподчиненным. – Согласен? Тогда с нашим борттехником поговори.

– Деваться некуда, традиции надо соблюдать, – кивнул Игорь и "отстегнул" прапорщику-борттехнику часть своих скудных финансов.

Быстро проверив по городку несколько "горячих точек", они совсем недорого заполнили флягу "огненной водой". Вечером весь экипаж собрался за столом в комнате.

– Так, так. Снимай звезды и бросай сюда, – показал командир на служившие чарками пластиковые колпачки от ракет.

– Грамм 120 будет, – на глазок прикинул Игорь, бросая в колпачок звездочки. А краска не облезет?

– Не облезет, проверено. Смотри только звезды не проглоти, лови их зубами. Горло Игоря обожгло огнем, а тут еще звездочки не давали выпить все одним глотком.

– Фу-ух! Это ж спирт чистый, – выплюнув звезды в пустую чарку и вытирая слезы, закашлялся Игорь.

– Наш человек! Запей быстро водичкой, – по отечески похлопал по плечу командир. – Теперь ты настоящий старлей.

…Игорю снился дом. Его обнимала жена и что-то нежно шептала на ушко. Внезапно она схватила Стоцкого за плечи, грубо тряхнула и рявкнула прямо в ухо: "Подъем! Быстро, а то улетимбез тебя! Минут пять уже тормошу, а ты все спишь. Бегом умываться, потом медосмотр, завтрак и летим, – скомандовал командир.

– Господи, какая темень за окном, куда в такую рань? – Сидя с чугунной квадратной головой в коридоре возле кабинета доктора, Игорь удивлялся, как после такой пирушки летчики легкопроходили медосмотр.

– Сильны мужики, крепки, тут как бы выжить, а вы еще все медосмотр прошли, упавшим голосом говорил Игорь бодро шагающему рядом командиру.

– Что, тяжко? Ниче, сейчас взлетим, поправимся.

В гермокабине самолета дышать было не так тяжело, как в негерметичном грузовом отсеке, кислородного голодания не чувствовалось. Самолет набрал высоту, мерно гудя двигателямивыровнялся и взял курс на Пули-Хумри.

– Так-так, – потирая руки, пробасил командир, – сегодня у нас в полете дежурит кто? Правильно, штурман! Остальные ко мне, – распорядился он по внутренней связи.

– Техник, что у нас там осталось для лечения? Накрывай стол!

– А как же самолет? – удивленно спросил Стоцкий.

– А автопилот зачем? – подмигнул командир, – к тому же штурман не подведет, он у нас все умеет, даром что лейтенант. Мы по чуть-чуть, усугублять не будем, не боись.

В Пули-Хумри самолет посадили без сучка без задоринки.

– Как говорил мой знакомый, дважды капитан Вооруженных Сил "Опыт – великое дело, его не пропьешь", – весело проговорил Игорь, когда самолет остановился.

– А почему дважды капитан? Что за новое звание такое?

– Просто человек доблестно прошел путь от лейтенанта до капитана, потом обратно, а теперь он снова капитан. Но это отдельная история.

Тепло попрощавшись с летчиками, Стоцкий отправился разыскивать инженерно-саперные склады. На пыльной обочине на двух армейских зеленых канистрах сидел прапорщик.Форменная кепка валялась в пыли, а ее хозяин, подперев тяжелую голову руками, грустно хлюпал носом.

– Надо же так нажраться с самого утра, – подумал Игорь.

– Чего горюешь, мужик? – обратился он к безутешному прапорщику.

С трудом оторвав голову от руки, страдалец посмотрел мутным глазом и запинаясь, промямлил: "Да вот, понимаешь, горе у меня какое. Получил 30 литров спирта, везу в часть, но знаю,что не довезу, не смогу, а надо. Вот горе…, и снова предательски засопел носом.

Пока Стоцкий раздумывал, чем помочь "несчастному", рядом остановился грузовик.

– Федька, наконец-то мы тебя нашли! И как ты сам аж сюда дотопал, чудак ты на букву "М". Садись бегом, поехали, – затараторил выскочивший из кабины лейтенант, запихивая пьянчугуи канистры в машину.

– А кепку, кепку не забудь, она новая, – пытаясь вылезть назад бубнил тот.

– Куда ты, ешкин кот, – выругался лейтенант, – а ну быстрей едем, пока в комендатуру не забрали.

– Эй, помочь не надо? – предложил Игорь, но машина взревела двигателем и умчалась в клубах пыли.

На инженерных складах жизнь текла размеренно и неторопливо, как будто войны кругом и не было.

– А куда нам торопиться? – спокойно поинтересовался начальник склада. – У нас все четко: получил – записал, выдал – записал. Вот предшественник мой все торопился, так уже год, какпосадили за недостачу. Пока вы там воевали, он тут налево афганцам имущество продавал. Денег нагреб, гарем себе целый подпольный завел. Шампанское ящиками пили, девкамзолотишко дарил, все жить торопился, пока ревизор дотошный не приехал и не раскопал все махинации. Теперь сидит бывший нач. склада в тюряге в Союзе и торопиться ему некуда. ВонВаш КрАЗ и водила там же. Надоел он нам тут. Глаз да глаз за ним нужен, то с земляками анаши накурится, то подерется с кем-нибудь. Забирайте быстрее, рады будем.

Издали КрАЗ с открытым огромным капотом напоминал зеленого крокодила-монстра. В его грязной пасти ковырялся солдат без кепки в засаленном комбинезоне.

– Здравствуй, Шубуев! Я тебе из части письма привез, – окликнул бойца Стоцкий.

– Ура, ой спасибо, здраствуйте, товарищ старший лейтенант, -затараторил улыбающийся Шубуев. – Вы меня забирать будете? Когда едем, а то машина еще не готова?

– Как не готова? Передавали же в батальон, что готова! – возмутился старший лейтенант.

– Да мы тут заменили то-се, но еще одну хреновину надо поменять, а то ехать то едет, но тяга плохая.

– Ну я тебе "хреновину" найду, а потом еще в Хайратон поеду и оттуда уже сюда за тобой. Смотри, чтоб машина была в порядке, все проверю. Понял?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – с шутливой ухмылкой вскинул чумазую руку к голове солдат.

– Эх, ты, сколько уже прослужил, а не знаешь, что к "пустой" голове руку не прикладывают, – одернул шутника Стоцкий. – Ладно, разберемся когда вернусь за тобой.

Как выяснилось, для того, чтобы оживить стального крокодила одной "хреновины" было мало. На поиски нужных запчастей ушел остаток дня и весь день следующий. Наконец всежелезки были вручены Шубуеву. Радуясь, что его забирают в часть еще не сегодня, водитель клятвенно заверил Стоцкого, что машина будет как новая игрушка. По прямолинейнойсолдатской логике существенно только то, что будет сейчас, сегодня, ну может завтра. До следующего месяца, да что там, до понедельника еще ведь дожить надо, а на войне тем более.Поэтому, к примеру, захотелось солдату сейчас, сегодня метнуться на боевой машине в соседнюю часть за бражкой и вперед, да и друзья-сослуживцы всегда подзуживают. А то, чтовзорваться на мине можно или машину в кювет уронить, что накажут завтра – плевать. Авось пронесет.

Купился по-молодости на солдатское "авось" и Стоцкий, Тут бы взять ему да засучить рукава, да залезть бы в нутро машины вместе с солдатом, да найти спецов – технарей настоящих,чтобы показали, куда там какую штуковину засунуть. Глядишь, и машина бы побежала веселей, даром, что КрАЗ огромный. Но кто хочет сделать, ищет средства, а кто не хочет – ищетпричины, а причин этих всегда полно. Вот и не полез Стоцкий в машину, отдал ремонт на откуп нерадивому солдату. А потом так жалел… Знал бы где упадешь, соломки бы постелил, дакто ж его наперед знает.

Пора уже и до Хайратона добираться, – решил Игорь и опять пошел на взлетку искать попутный "борт" самолета либо вертушки.

До летного поля оставалось совсем немного, когда возле одного из модулей Игорь нос к носу столкнулся с высоким статным русоволосым старшим лейтенантом.

– Осторожней, чуть с ног не сбил, – начал возмущаться Стоцкий и замер на полуслове, – Вальдас! Ты? Какими судьбами?

– Игорь! Ну здорово, елки-моталки, – с неуловимым литовским акцентом воскликнул встречный и крепко обнял Стоцкого, – Ну-ка дай я на тебя посмотрю, да худющий ты стал, лицомпосмуглел, вон и лысеешь уже.

– А ты такой солидный стал. Когда сюда попал? Где служишь? Как дела? – забросал Вальдаса вопросами Стоцкий. – Вот Земля круглая какая, сколько мы с тобой, дружище, вместе солисъели за год совместной службы в Союзе?

– Я здесь в пехотном полку ротой командую, – не без гордости ответил Вальдас и увлек Игоря за собой. – Пойдем ко мне поговорим. Эх, жаль, времени мало, я через два часа на боевуюоперацию еду с ротой, а то б мы с тобой загудели, как в старые времена. Ну, ничего, хоть чайку настоящего попьем, у меня есть трофейный.

В свое время Игорь и Вальдас молодыми зелеными лейтенантами почти в один день прибыли на службу в один мотострелковый полк. В захолустном городишке, где стоял гарнизон,молодежи было мало и Вальдас с Игорем быстро подружились. Даром, что Игорь тогда был артиллеристом, а Вальдас мотострелком. Потом Игоря отправили в Афганистан, а Вальдасостался на месте.

Прихлебывая горячий чай, друзья спешили поделиться новостями, которых накопилось немало. Оказалось, что следом за Стоцким из полка убыли в Афганистан еще пять офицеров ипрапорщиков, один из которых уже погиб.

– Достается мне "на орехи" в пехоте – "царице полей", но зато и к ордену "Красной звезды" представили, и роту дали, – неторопливо рассказывал про свое житье-бытье Вальдас. – Солдаты,офицеры, техника – все на моей шее висит, за все я в ответе. Народу в подчинении много, штаты полные, военные, сам знаешь. Да и воевать частенько приходится, свой автомат я ужеруками до блеска отполировал, каждую загогулину в нем наощупь знаю. Ба-бах – гулкий взрыв внезапно прогремел совсем рядом с модулем, стекла в окнах жалобно звякнули.

– Е-мое, похоже на гранату Ф-1, – как на пружинах вскочил из-за стола Вальдас. – Бегом за мной, – крикнул он, на ходу застегивая портупею.

За углом вокруг беседки-курилки уже стали собираться люди. Рядом с курилкой над лежащим на спине телом наклонился медик, тут же стояли носилки. Все вокруг было забрызганокровью. Еще трое медиков суетились возле сидящих на лавке лейтенанта и девушки.

– Тот, что лежит, на себе гранату ЭФ-ку взорвал, а парня с девушкой осколками побило. Девушке лицо задело, а лейтенанта сильно посекло, – поделился подробностями кто-то изочевидцев.

– Мужики, так это-ж Ильин подорвался, кочегар из вольнонаемных, я его знаю. Вернее, знал, – воскликнул стоящий рядом майор.

– Чего это ему жить надоело? – поинтересовался Вальдас. – Да кто его знает, – пожал плечами майор, – я его плохо знал, но последнее время он какой-то смурной ходил. Может, дома чтослучилось, или деньги, или женщина, или от самогона "крыша поехала".

Санитары аккуратно укладывали на носилки окровавленных лейтенанта и девушку. Бедняга не подавал признаков жизни. Девушка громко стонала. Другие санитары поднимали наносилки ужасное месиво из мяса и костей, ярко-алые ошметки плоти, то, что еще каких-нибудь полчаса назад было молодым, здоровым, полным сил мужиком.

– И здесь бойня! Господи, как мне надоели эти ужасы, везде кровь, реки крови, нашей крови. Кому и зачем это нужно, когда кончится? – простонал в полголоса Вальдас. Похоже, чтоникто, кроме Игоря, его не услышал.

Друзья расставались грустно. Рота Вальдаса уже стояла "под парами", готовая к выезду.

– Держись, Вальдас, зря голову в петлю не суй, не лезь в самое пекло. Будь здоров, – обнял друга Игорь.

– И тебе удачи в дороге. На рожон не лезь, тише едешь, дальше будешь. Везет тебе, последняя командировка перед заменой. Счастливо, Игорь, ни пули тебе, ни осколка! – махнул рукойВальдас и легко вскочил на урчащий двигателем БТР.

* * *

С первыми лучами солнца взлетка пришла в движение. Машины, самолеты, вертолеты гудели и казалось хаотично сновали по огромному полю. Однако все это движение подчинялосьстрогому военному порядку. В комендатуре аэродрома Стоцкому рекомендовали обратиться к командиру двухмоторного самолета АН-26, который летел в Хайратон. Бодро направившись ксамолету Игорь услышал краткий, но твердый отказ.

– Нет места, берем только полковника со свитой и двух женщин.

– Ясно, пойдем дальше, – не унывал старлей.

… Ноги начинали гудеть, а результата все не было.

– Куда, в Хайратон? Вон тот МИ-6-ой будет лететь, только чуть позже, – показал рукой техник в светлом комбинезоне, суетившийся у шасси очередного самолета.

Сидя на какой-то кочке в ожидании вылета, Игорь от нечего делать принялся считать бойцов, которые колонной по одному заходили в разверстое брюхо огромного вертолета. Когдачрево винтокрылой машины поглотило восьмидесятого солдата, Стоцкий сбился со счета и покачал головой, – могучая техника, вот так "корова"!

Внутри вертолета было сумрачно и тесно, большинство солдат сидело прямо на полу. Собрав в кулак все свое нахальство и настойчивость, Игорь растолкал сидящих и, рискуя наступитькому-нибудь на голову пробрался к подобию лавки вдоль борта. Место уступали неохотно, но против старшего по званию солдаты открыто возмущаться не стали.

– Старлей, двигай сюда, веселей лететь будет, – предложил Стоцкому немолодой лейтенант-медик.

Вход в вертолет закрылся, отрезав всех пассажиров от внешнего мира.

– Мы тут как в желудке, – подметил медик, – вон, смотри, шпангоуты выпирают точно ребра, хорошо, хоть не переварит нас это чудище летучее. А воздух тут – хоть ножом режь, смесьвонищи от сапог, пота и керосина.

– Ничего, полетим, полегче будет, – успокоил его Игорь. Двигатель загудел, набирая обороты, вертолет затрясся как в лихорадке и медленно начал движение вперед.

– По "самолетному" взлетать будем, с разбегом, – перекрикивая нарастающий шум двигателя и шелестящий гул лопастей, заявил лейтенант тоном знатока. – Так ему легче взлетать. Вотинтересный аппарат этот МИ-6. Говорят американцы его чертежи украли, все собрали один к одному, а получили фигу! Не летает – и все! А у нас летает на одних доработках и довольнобыстро, с виду только такой громоздкий и неуклюжий. А вообще-то я летать боюсь, поэтому и тараторю без умолку, – чуть погодя признался лейтенант.

– Не бойся, раньше смерти не умрешь, – усмехнулся Игорь.

– Не смейся, я сам видел как такая вот вертушка в Кундузе свалилась прямо на взлетку. Вертолет только успел подняться. У него задний хвостовой винт остановился. Сперва он началвокруг вертикальной оси поворачиваться, потом накренился и как грохнется об взлетную полосу – сразу загорелся. Лопасти метров на сто поразлетались. Экипаж погиб, слава Богу хотьпассажиров не было. Говорят, потом такую неисправность еще на трех вертушках нашли. А тут как раз Эдита Пьеха приехала с концертом выступать, так она в этот день для погибшихлетчиков пела "Огромное небо одно на двоих". В зале было слышно, как мухи летают, так все слушали. Я ее близко видел, ну вот как тебя сейчас. Красивая, высокая, стройная,переодевалась за кулисами моментально и каждый раз на платье большая роза в тон приколота. Я сидел рядом с центральным проходом посредине зала, а она пела и пошла в зал. Прошламимо меня, рукой достать мог. Аромат духов за ней шлейфом тянется, лицо как красивая маска, косметики там немеряно, а глаза как стеклянные: поет и смотрит прямо сквозь меня, какбудто я занавеска какая-то. Но пела классно… На другой день я снова на ее концерт ходил. Спасибо артистам, не забывают, поддерживают нас. Как-то в гарнизон еще и Зыкина прилетала.Но, к сожалению, в первый вечер заболела и выступить не смогла, а потом я уехал, так и не попал на ее концерт.

Вертолет начал крениться и шуметь как-то по другому. Медик умолк и до хруста в пальцах уцепился за ближайшую железку. Лицо его стало похоже на серую бумагу.

– Ну вот, накаркал ты, – хотел подшутить над ним Стоцкий, но, увидев, что лейтенанту не до смеха, сменил тон.

– Просто подлетаем уже, наверное, пора бы.

Где-то снаружи вертолета послышались нечастые ритмичные хлопки.

– Точно, подлетаем, – уверенно сказал Игорь, – это мы пускаем антизенитные ракеты, чтобы на тепло двигателя с земли не шарахнули. Если "духи" снизу ракетой "земля-воздух" в наспальнут, она вместо двигателя за одной из наших ракеток погонится и мимо нас уйдет. Должна…

Вертушка приземлилась без проблем, и вскоре все пассажиры огромной стрекозы стояли на земле, радостно щурясь от яркого солнца.

– Господи, как мало человеку надо для счастья, – воскликнул повеселевший медик, к которому уже начал возвращаться нормальный цвет лица.

Хайратон был пограничным городком. Рядом за рекой раскинулись привольные просторы родного Советского Союза, а тут на пограничном куске афганской земли размещались разныесклады и базы наших войск. Хайратон едва ли не единственное место в Афганистане, где была ветка железной дороги. Официально на весь Афган было всего несколько десятковкилометров "железки" только возле наших границ. Большинство афганцев никогда в жизни не слышали тепловозного гудка и не знали другого транспорта, кроме машин, верблюдов илошадей. Возили грузы на неутомимых мулах, ишаках, быках, впряженных в доисторические арбы. Странно было видеть, как сказочный караван верблюдов везет во вьюках японские магнитофоны и другую технику, а спящих на асфальте улицы нищих в лохмотьях будит сигнал нового "Мерседеса".

После часа расспросов и поисков, когда приходилось наугад пробираться мимо складов и ангаров, оцепленных колючей проволокой, спотыкаться об рельсы и шпалы, обходя вагоны иплатформы, Игорь наконец-то добрался до расположения своей части.

С краю территории какой-то базы колючей проволокой был выгорожен длинный прямоугольник, кроме колючки защищенный еще и паутиной тонкой стальной проволоки, путанки.Набросанная на изгородь вроде бы как попало, путанка, тем не менее, цепко держала в своих сетях любой попавший туда предмет, будь то нога человека, либо даже колесо машины.Вдобавок, не особо надеясь на стоящее где-то впереди боевое охранение, саперы щедро нашпиговали ограду сигнальными минами. Внутри по центру ограды был широкий проезд, вдолькоторого справа и слева нос к носу стояло штук двадцать гусеничных и колесных машин. Кроме саперов, такой техники не имел никто.

Не заметив в автопарке признаков жизни, Стоцкий собрался уже нырнуть под шлагбаум. Откуда-то сбоку вылетел бурый комок меха и с заливистым лаем кинулся под ноги. Следомвыскочили еще две собачонки неустановленной породы, близнецов которых можно встретить, наверное, в любой точке Земли.

– Эй, есть кто живой? Гостей встречайте, – отмахиваясь от наседавшей собачни крикнул Игорь. Из-за ближайшей машины выплыл растрепанный часовой с помятым лицом, внахлобученной набекрень каске, но с автоматом наперевес.

– Стой, кто идет! – поправляя каску, вяло крикнул часовой.

– Зови начальника караула, я из батальона к вам приехал. Навстречу уже спешил тощий старший лейтенант Смирнов.

– А, привет Игорь, с приездом, – протянул он руку с таким видом, как будто гости из батальона приезжали каждый день.

– Привет, Саня, ты часом не болен? – заметил Игорь нездоровый землистый цвет лица взводного. Выстиранный добела китель висел на нем как на вешалке.

– Да после гепатита хреново мне. Лечили-лечили наши лекари, да видно не долечили. Но это ерунда, проходи давай, размещайся, рассказывай, как дела в батальоне, какие новости.Сейчас мы тебе с дороги чайку сообразим и пожевать чего-нибудь найдем.

– Не откажусь, чай не пил – какая сипа? – усмехнулся Игорь.

– Чай попил – совсем ослаб, – подыграл Саня.

Солдатская казарма сильно смахивала на обычный глинобитный сарай с плоской крышей. Внутри было прохладно, чисто и для казармы довольно уютно. Офицеры жили в будкемашины-технички, обеспечив внутри минимум комфорта. Вернее сейчас в машине жил только один командир взвода.

– А что, Саня, напарник твой, Матвеев уехал куда-то или в казарме спит?

– Да нет, он на торгово-закупочной базе устроился, к девчонкам поближе. То с одной подженится, то с другой. Авторитетный он у них человек, не то, что я. Там живет, а сюда приходитна службу, иногда. Мне самому проще, от него только неразбериха.

– Ну, раз ты здесь старший, тогда слушай боевую задачу… – Стоцкий быстро изложил взводному цель своего приезда. Вопросов по сути задачи к Игорю почти не было.

Сержант Палий давно уже хранил в заветном месте собранный "дембельский" чемодан и готов был ехать в батальон хоть сейчас. КаМАЗ-самосвал, на котором им предстояло ехать,сверкал свежевымытой оранжевой кабиной и призывно подмаргивал чистыми стеклами.

– Не машина, а "чаечка", летит, а не едет, все исправно, проверено, заправлено, – с гордостью похлопал по капоту водитель Иващенко.

– Точно, молодец Иващенко, у него все четко, как в аптеке, – подтвердил взводный.

– Что ж, если все готово, долго тянуть резину не будем, завтра еще раз все проверим, сходим вечером в комендатуру на инструктаж и с рассветом в путь, подытожил Игорь.

О том, чтобы ехать одной или даже несколькими машинами по Афгану – чужой воюющей стране, не могло быть и речи. Это было строго запрещено и позволить себе такую глупость могтолько разве что конченый идиот или самоубийца. Автомобили передвигались только в колоннах в сопровождении боевого охранения. Это могла быть либо бронетехника с огневоймощью пушек и пулеметов, либо специально оборудованные машины с крупнокалиберными пулеметами. Охота за колоннами советской (по-афгански "шурави") техники была излюбленным делом душманов всех мастей. Нападали "духи" профессионально и изощренно, изучив за годы войны до тонкостей нашу тактику. Поэтому, хотя вопросы перемещения поАфгану наши тоже отточили как следует, однако то и дело приходили сообщения о гибели наших колонн в том или ином месте. Колонны для движения формировали в комендатуре сучетом сил охранения, количества и быстроходности машин. КаМАЗы пользовались хорошей репутацией и машину Стоцкого без проблем включили в колонну грузовиков с военнымимуществом, идущую в Пули-Хумри. В основном это были ЗИЛы и три БТР охранения. Заученно отбарабанив инструктаж помощник коменданта пожелал всем счастливого пути ираспустил до завтра.

Вернувшись после инструктажа в техничку Игорь был приятно удивлен изобилием накрытого прямо в будке стола. Румяный розовощекий Матвеев, второй командир взвода, ловкооткрывал банки с редкими консервами радовали глаз. Забытые "печень трески", "шпроты", "китайская тушенка", консервированные сосиски, огурцы, а во главе стола рядом с дефицитной"Русской" стояла крайне экзотическая для Афгана бутылка импортного вина.

– Что, удивился? Это Матвеев в честь твоего приезда подруг-торгашек раскрутил, – подмигнул Смирнов, – боится, что ты в батальоне доложишь, как он тут у девок как сыр в маслекатается, а службу забросил.

– Да зря вы это, мужики, – отмахнулся Игорь, – я в жизни никого не заложу, все по одной земле ходим, под одним Богом. Тем более что у вас тут и так все в норме.

– Вот и ладненько, прошу к столу, – широким жестом пригласил веселый Матвеев.

Оказалось, он поссорился с очередной подругой и решил остаться спать в расположении.

– На ночь глядя на базу ночевать не пойду. У нас уже неделю как комендантский час строго соблюдают, – разоткровенничался Матвеев. – Афганскому солдату из войск правительствакто-то 15 ножевых ран нанес, глаза, уши, нос, мужские органы повырезали и подбросили труп к нашим казармам. Теперь "духи" слух распустили среди местного населения, что это мы, "шурави" сделали, А у них тут кровная месть, смекай, что может получиться. Теперь и днем по гарнизону с оглядкой ходим. Бестолковые зверюги эти душманы. Для них человека убить, чтомуху прихлопнуть. Ну, сам посуди, разве наши, советские парни могли бы до такого изуверства Додуматься? Явная провокация.

Проболтали заполночь, Стоцкий пил не много, зная, что иначе утром не оторвет чугунную голову от подушки. Ночь была тихая, и яркие южные звезды светили в чистом черном небе нахорошую погоду

Просыпаться затемно было тяжело, однако японские часы с будильником в который раз четко сделали свое дело. Быстрая последняя проверка подтвердила, что к выезду все готово ивскоре КаМАЗ занял свое место в колонне. Машины ехали не очень быстро, двигатель КаМАЗа рокотал приглушенно, в кабине было уютно, и у всех было хорошее настроение. Иващенколегко крутил баранку, насвистывая популярные мелодии, Палий плел из белой капроновой веревки замысловатые косички для аксельбантов, а Стоцкий отрешенно наблюдал за дорогой,мысленно гадая, приехал или нет его заменщик. За окном мелькали буро-зеленые пустоши, зеленые шпалеры виноградников, желто-коричневые стены редких строений, жилых домов,которые все наши называли "дувалами".

– "Это что за чучело в парандже двух быков гоняет вдоль по меже? Это женщина, афганская "мисс" обрабатывает почву под рис!" – перешел от свиста к песне Иващенко и вдруг показалрукой куда-то на обочину. – Смотрите, товарищ старший лейтенант, и правда быки! Вон там, справа.

Вдали от дороги действительно лениво двигались как бы сошедшие с древней картины пара здоровых рыжих быков, в деревянном ярме тянувших по полю доисторическую арбу согромными деревянными колесами. Возница в какой-то нелепой шапке кивал головой в такт бычьих шагов.

– Смотри, Палий, запоминай, вот тебе история древнего мира. Такого в Союзе не увидишь, – толкнул Стоцкий сержанта в бок.

– Да видел я уже, насмотрелся всякого, надоело, домой хочу, – отмахнулся сержант.

– "Скорей бы "дембель", я мать увижу и дом родной," – снова запел Иващенко.

– Эй, ты, соловей курский, лучше уж насвистывай, не трави душу, – беззлобно поддел Палий солдата.

Лента дороги легко наматывалась на колеса, все шло гладко, и война никак не напоминала о себе. Внезапно где-то далеко впереди оглушительно бахнуло, в небо взвился столб черногодыма, А машины одна за другой резко затормозили у обочины. Слева впереди в саду возле "дувала", захлопали винтовочные выстрелы, затарахтели автоматы.

– Под колеса, живо! На обочину не выходить, автоматы к бою, противник слева впереди, стрелять по моей команде, – резко выкрикнул Стоцкий, распахивая дверцу машины.

Торопить бойцов не пришлось, они и сами знали что делать. Лежа животом на пыльном асфальте под левым передним колесом с автоматом в руках Игорь напряженно вглядывался взеленые заросли, на жаргоне "зеленка". С такого расстояния видно было лишь какое-то движение среди веток, затем забегали мелкие фигурки.

– Вон там "духи" в зеленке, видите? – указал Стоцкий рукой в сторону зарослей.

– Все они маленькие и чудные, как в мультфильме, – заметил Иващенко, судорожно сжимая автомат.

– Очнись, тютя. Это тебе не мультики, а война, тут убивают, не иначе как фугас взорвали впереди, а сейчас наших из засады обстреливают.

Звуки боя не прекращались и вскоре впереди и сзади из-под машин стали раздаваться автоматные очереди.

– Наши стреляют, товарищ старший лейтенант, а мы?- почему-то шепотом спросил Палий.

– Так ничего ж не видно, куда стрелять? Ну ладно, патронов у нас много, по три коротких очереди, огонь! – приказал Стоцкий.

После первого же выстрела в ушах зазвенело, в ноздрях увяз пороховой дым, а вокруг начали цокать об асфальт стреляные гильзы. Одна из них угодила Иващенко по голове, к счастью неоставив даже царапины. Солдат старательно целясь палил в зеленку вместо очередей одиночными выстрелами и остановился лишь когда Стоцкий хлопнул его по плечу.

– Солдат, предохранитель на режим "автомат" поставь, а то он у тебя на "одиночные" стоит, – прокричал Игорь прямо в ухо Иващенко. – Отставить "огонь"!

Провалявшись под колесами минут сорок, они услышали впереди гул заводимых моторов.

– Все ясно, отбой тревоги, оружие на предохранитель, к машине, по местам!

Растягиваясь на старте как гармошка, колонна машин медленно начала движение.

Палий сидел в машине как ни в чем не бывало, а Иващенко уже не насвистывал, держал руль деревянными руками и двигался как механическая кукла.

– Иващенко, приди в себя, а то в переднюю машину врежемся, – завел разговор Стоцкий, чтоб вывести водителя из "ступора".

– Это у меня первый раз такая переделка, – сдавленным голосом ответил солдат, потирая макушку, – это меня осколком по голове бахнуло, да?

– Каким осколком, чудило? – засмеялся Палий, – это тебя гильзой автоматной чиркнуло, осколков тут и в помине не было. Штаны то сухие? – продолжал веселиться сержант.

– Ну ладно, хватит Палий, нашел, чем шутить, – отрезал старлей. – А ты молодец, Иващенко, с боевым крещением тебя. Теперь знаешь, что каску на голову одевать надо, хоть она итвердокаменная. И автомат научись снимать с предохранителя.

– Вот тут бой был, смотрите…

Слева на боковой дороге из обугленного танка без башни валил жирный черный дым, рядом валялась оторванная зеленая башня, как перевернутая черепаха. Наши санитары несли наносилках раненых к наспех сделанному брезентовому навесу Колонна почти остановилась, все было видно, как на ладони. Игорь насчитал четыре пары с носилками. Два солдатаподсаживали третьего в будку медицинского "газона" с красными крестами. Даже если бы не было видно свежезабинтованной руки на перевязи, все равно по бледно-желтому бескровномулицу и медленным затрудненным движениям было заметно, что человек серьезно ранен. Чуть ближе к дувалу поперек дороги стоял ГАЗ-66 афганской армии. Оба колеса были разорваны вклочья, из мотора струился пар. Кабина грузовика была поднята и откинута вперед, двери покорежены, лобового стекла не было. В опрокинутой кабине на руле висел вниз головой убитый афганский солдат, зажатый покореженным металлом. Из расколотой как арбуз головы стекал на кабину бурый ручеек крови. Но дико было видеть, что до мертвого водителя никому нетдела. Афганские бойцы, как муравьи тягали с кузова машины мешки в другой грузовик.

– Смотрите, товарищ старший лейтенант, что за дикари! Их же солдат мертвый в кабине, его не достают, а на мешки все набросились. Неужели и правда для них жизнь и смерть так малозначит, – негодовал Палий.

– Да, точно, они нам настолько чужие, что мы их даже понять не можем.

В кустах что-то горело, везде валялись ветки и зелень, срезанные пулями, в стене дувала зияла пробоина размером с легковой автомобиль, а из глубины жилья вырывались клубы дыма, скоторыми носились обрывки лоскутков, пепел. Однако это не мешало то одному, то другому бойцу Афганской армии волочить из развалин какие-то лохмотья, мешки, тюки, тазы и другуюнехитрую домашнюю утварь. Гортанно крича, двое самых удачливых бегом тащили сетку от железной кровати.

– Вот, гады, мародеры проклятые, кому война, а кому мать родна, – не мог успокоиться Палий.

– Ты со своим уставом в чужой монастырь не лезь, – одернул его Стоцкий, может это у них считается законным трофеем. А вообще я слышал, что с довольствием у них плохо, почти наподножном корму воюют.

– А что они вообще едят? – Иващенко понемногу начал приходить в себя.

– Из мяса в основном баранину, говядину да и вообще, наверное, что попадется. Свинину не едят, это уж точно. А еще картошку, овощи там всякие, бобы, крупы. Мы когда-то на боевойоперации рядом с дружеским кишлаком стояли, так нам местные афганцы еду свою принесли. Угостить решили, наверное, в благодарность, что "духов" отогнали.

– Ну и как еда?

– А никак, один только наш переводчик и ел. Больше никто не рискнул. Принесли они нам еду в деревянных больших плоских блюдах. Сверху куски лепешек лежали, а под ними варевокакое-то – вперемежку куски картошки, фасоль крупная, может это и есть бобы, горох и еще что-то вроде гороха только помельче и желтое, наверное, чечевица, лук и еще неизвестно что. Ивсе явно недоваренное, картошка серая, полупрозрачная, и запах не ахти какой. Я на это посмотрел, сам есть не стал и бойцам своим запретил. Тем более, что тут в Афгане и желтуха, и тиф,и паратиф, и дизентерия, и вообще такую заразу подцепить можно, что наши врачи и не слышали о такой.

– Когда же это Вы, старший лейтенант, руководя комсомолом повоевать успели? – ехидно поинтересовался Палий.

– Ты, сержант, не сильно заговаривайся! Что распустился в Хайратоне? – нарочито строгим голосом одернул Палия Стоцкий и уже спокойнее добавил, – я же не все время секретаремкомитета ВЛКСМ был, в Союзе артиллерийским взводом командовал и здесь довольно долго довелось.

– А Вы свое первое боевое крещение помните? Расскажите, – Иващенко снова стал нормальным жизнерадостным парнем.

– Конечно, помню, но рассказывать неинтересно, ты лучше за дорогой следи.

– Ну, расскажите, интересно, – поддержал просьбу водителя сержант.

– Ладно, – Стоцкий махнул рукой, – слушайте, коли интересно. – Служил я тогда в Кундузе в артиллерийском полку командиром взвода. Без году неделя как приехал, а тут нашу батареюотправляют на боевую операцию. Наша задача пехоту сопровождать, огнем поддерживать и "духов" из кишлаков вышибать. Служил я на ГРАДах, Знаете, как военная "катюша", толькопоновее (бойцы дружно кивнули). На базе Урала реактивная установка из сорока стволов. Классная кстати техника, как "шмальнет" своими 40-ка "сигаретами летающими" так никому малоне покажется. И стреляет точно, и машина хорошая. Ехали мы в колонне примерно как сейчас, только техника вся боевая, жара, пылища кругом столбом стоит. Внезапно где-то стрелять начали, колонна сразу по тормозам и все стали палить из всех видов оружия в одну сторону. Кто откуда стреляет – ничего не видно, не понятно.

Я из машины выскочил, автомат взял перед собой, как в кино показывают, ногу отставил и тоже давай туда палить. Перед моим Уралом радийный ГАЗ-66 стоял с будкой, а перед нимБТР с пехотой, солдат на броне человек шесть сидело.

Вдруг смотрю, пехоту с брони как ветром сдуло, глазом моргнул, а они уже все под БТРомлежат, и по броне что-то чиркнуло, видно по слою пыли. Водителем у меня был сержант Дагаев,чечен, отличный парень, все у него всегда на "5" балов – и сам, и машина. Так вот он меня за рукав схватил, тянет под машину и кричит: "Пули, смотрите!". А метрах в трех перед машиной: "фьюить-фьюить" – в пыли фонтанчики пляшут. Мы с ним из-за колеса Урала выглядываем, а за дорогой, метрах в двухстах какие-то мужики бегают. Одеты не по-нашему. Дагаев кричит: "Вот духи, туда стреляем". Я как на курок нажал, так за два раза весь магазин и выпустил.

– Ну и как попали в кого-нибудь, – Иващенко аж от дороги отвернулся.

– Смотри куда едешь, – заорал Стоцкий, увидев совсем близко номер переднего ЗИЛа и, качнувшись от резкого торможения, продолжил. – Да кто его знает. Ни фига ж не видно, кто в когопопал. Может и я попал, а главное, что в меня не попали. Духов было немного, разметали их быстро. Сели в машину, стали осматривать кабину, смотрю, Дагаев как-то вроде побледнел ипоказывает пальцем дырку в задней стойке кабины с моей стороны. Маленькая такая, аккуратная дырочка, пулей пробило. Это она из кабины вылетела. Искали-искали входное отверстие -так и не нашли. Видимо, влетела шальная через открытое окно водителя и наискосок через кабину в заднюю стойку вылетела. В аккурат бы нам обоим с ним и досталось!

– А дальше что?

– Да все нормально! Дагаев, спасибо ему огромное, благополучно отслужил и уволился, уже, наверное, год как дома, а я, как видите, тут живой и здоровый.

– Далеко еще до Пули-Хумри, товарищ старший лейтенант, долго ехать?

– Недалеко, скоро приедем, не горюй, солдат! К ужину не опоздаешь, а пока надо бы сухариков или галет из сухпайка пожевать. Давай, Палий, пошурши в вещмешке, что нам в дорогувзводный собрал.

Проезжая через очередной кишлак "колонна немного замедлила движение. Хотя в стенах местами зияли рваные "раны", опаленные дыханием войны, в погожий весенний денек жизньшла своим чередом. Вдоль дороги весело журчал арык, питающий мутной холодной водой все живое. В этом арыке бородатый мужик в тюбетейке набирал воду для мытья тут же стоящейлегковушки "Тойоты", молодой парень поил ишака, плескалась визжащая ребятня, набирала воду в древний медный чайник закутанная до пят в паранджу афганка.

– Видишь, Иващенко, вода для Афгана – жизнь, дороже золота. Но нам ее пить нельзя, помрем. Можно только ту, что из части взяли, – важно прочавкал набитым сухарями ртом Палий исделал большой глоток из белой пластмассовой солдатской фляги. Ее потертый хэ-бэшный чехол был мокрым, чтобы влага, испаряясь, остужала воду во фляге.

– На, хлебни, дружище, только осторожно, лошадь не задави. Стройный, изящный, небольшой конек под деревянным седлом вез толстого важного мужика в чалме и полосатом халате. Заним, доставая растопыренными ногами до земли трусил на ишаке худой долговязый парень, таща сзади в поводу другого навьюченного ишака. Огромные тюки, из-под которых торчалитолько ослиные уши и хвост, казалось, неизбежно должны были раздавить его, однако выносливое животное исправно тянуло ношу.

– Товарищ старший лейтенант, анаши не хотите, может, купим? – хитро улыбаясь, Палий показал на стоящего у дороги пацана лет пяти.

Маленький бритоголовый мальчишка вряд ли знающий хоть одну букву, в протянутой вверх руке держал несколько темно-зеленых, похожих на пластилиновые палочек. В другой ручкеюный наркоторговец зажал солидную пачку афганских денег.

– Командир, чаре, чаре бери! Чо есть, чо надо? Бакшиш давай! – орал маленький наркодиллер, улыбаясь до ушей.

– Ты что, Палий, совсем обалдел от сладкой жизни? Вот погоди, приедем в батальон, я тебе устрою анашу, – рявкнул старлей.

– Да что Вы, что Вы, я же пошутил. А если честно, Вы пробовали чаре курить?

– Ты что, прокурор, что ли, чтобы допросы устраивать? А если честно, то не пробовал, я ведь некурящий. Если б курил, то может, разок и попробовал бы.

– А я пробовал, отрава редкая. Когда покурил, так ничего вроде, интересно, а потом так фигово было, не хочу больше, – вмешался в разговор Иващенко, – только вы не говорите никому,ладно?

– Я то не скажу, но вообще-то многие пробовали, да и покуривают втихую. Думаете незаметно? У комбата все переписаны. Наркомания – это болезнь, поймите, жизнь свою молодуюгубите, сжигаете. Один косяк потянул, другой, третий, пятый и пошло-поехало, засосало. Ты, Иващенко, не помнишь, а Палий должен знать Мартова, солдата из первой роты. Худющийбыл как кощей бессмертный. Ничего ему поручить нельзя было, только в наряд по кухне и ходил, так он и там отличился. Обкурился до чертей полосатых и убежал на пост боевогоохранения. А там два олуха – сержант и солдат вместо того, чтобы связать его да вызвать подмогу, помогли ему еще один косячек забить, раскурили на троих. Этим-то двоим еще ничего, аМартов совсем обалдел. В столовой его хватились, сержант за ним на пост побежал. Так Мартову видно показалось, что "духи" наступают, автомат схватил, затвор передернул, визжит: "Невходить, всех поубиваю!". Вход в землянку вместо двери брезентовым пологом был занавешен. Сержант за пологом стоит, его уговаривает, автомата ему не видно. Слушает, утих вродезабияка. Только-только ногу через порог переставил, а Мартов взял и шарахнул ему прямо в ступню. Хорошо еще хоть не сильно задел. Сержант бедняга так на задницу и упал. Кричит отболи, кровь из ноги хлыщет, те двое с поста рты пооткрывали, оторопели. Мартов кровь как увидел, видно шарики в голове закрутились, автомат бросил и ходу из землянки куда глазаглядят. А глаза-то от наркоты мутные, так он и побежал вместо батальона в другую сторону. Как раз на минное поле выскочил. Но не зря видно в учебке саперному делу учился, увиделмины под ногами, а может и клацнула какая-нибудь. И везет же дураку – ни одна мина не взорвалась. Мины правда были там противопехотные, самые простые, скворечники деревянныеиз двух коробок – одна в другую вставляются, а крышка во взрыватель упирается. Такие еще пионеры при дедушке Сталине делали. Их еще к тому же и дождями повымывало, все коробкинаружу торчали. Мартов до середины минного поля добежал, протрезвел видно от страха окончательно, уселся на землю, заплакал и стал звать на помощь. Так там и сидел пока на БТРе заним не приехали, а одно колесо на мине все-таки взорвалось. Вот так с наркоманами бывает, судили его потом, сидит теперь и лечится принудительно.

Остаток пути до Пули-Хумри проехали без осложнений. Казалось и машины, словно кони, чуяли близкую передышку и "бежали резвее". За знакомым комендантским постом колоннарасползлась по закоулкам большого гарнизона. Не прошло и часа, как КаМАЗ занял место на стоянке склада рядом с КрАЗом, бойцы были определены на ночлег в казарму и готовились кужину, а Стоцкий, закинув руки за голову валялся на продавленной койке в общаге. Наслаждаясь покоем он делился с соседями дорожными приключениями. Ленивая истома настолькоодолела Игоря, что пересилить ее мог только настойчивый зов голодного желудка. Мужики навязчиво предлагали расписать преферанс, однако Стоцкий храбро отверг соблазн и твердозаявил, что после ужина сразу завалится спать. Но не все сбывается, что мечтается…

Быстро уминая в столовой гречневую кашу с подливкой, Игорь ничего не видел кроме своей ложки и алюминиевой миски, но от толчка в плечо ложка чуть не вылетела из руки. "Вотядреный корень", – не сдержавшись от неожиданности, выругался он, поворачиваясь назад.

– Ни фига себе шуточки! – и, подняв глаза, увидел стоящего за спиной здоровенного детину в потрепанной лейтенантской форме.

– Привет, Стоцкий! Как жизнь? – пробасил лейтенант и уселся на лавку рядом с Игорем. Крепкая лавка при этом подозрительно заскрипела.

– А, Панков, привет! Только ты так шутить можешь, чуть из-за тебя не подавился! Какими судьбами здесь?

Вместе с Панковым Стоцкий учился в военном артиллерийском училище на одном курсе, дружить они никогда не дружили, но друг друга знали и в Афгане уже встречались.

Служба у Панкова шла не блестяще, поэтому он до сих пор не получил старшего лейтенанта, командовал взводом управления в батарее гаубиц в мотострелковом полку.

– Ну, так нам с тобой есть что вспомнить! Пойдем ко мне, есть классная бражка! – не слушая никаких возражений, заявил Панков, буквально сгреб Стоцкого в охапку и утащил к себе вобщагу.

В комнате стоял крепкий холостяцкий дух, щедро сдобренный сладковатым запахом браги, дешевого табака и перегара. Стол с газетой вместо скатерти с остатками самой простецкойзакуски, заставленный открытыми банками рыбных консервов и несвежими эмалированными кружками был еще самым аккуратным местом в комнате на фоне общего бардака. Похоже, чтотут только что пронеслась песчаная буря, разметавшая форменную одежду и засыпавшая все слоем песка и пыли.

– Ты на беспорядок не смотри, – ответил Панков на недоуменный взгляд Стоцкого, – на операцию собирались по тревоге, недавно вернулись, порядок навести некогда было. Вот стрессснимем, тогда. Познакомься с нашими "орлами"!

Трое "орлов" в изрядном подпитии сидели за столом, под которым стоял большой прямоугольный бак из нержавейки. Круглая крышка бака была открыта и мужики раз за разом черпалиоттуда кружками желтую мутную брагу. Такие 40-литровые баки-бойлеры от полевой кухни были просто идеальной тарой для того, чтобы "замутить" брагу и затем гнать самогон. Изменитьпьющих мужиков было невозможно, поэтому наплевав на формальный "сухой" закон в боевой армии все искали и находили возможность "дедовским" способом снимать стресс. Часто,изготовленная из всего, что могло бродить, бражка не доходила до самогонного аппарата, а выпивалась свежаком через трое суток, причем время засекалось по часам, не допуская ни часу промедления. Особо страждущие тянулись к заветным дверям с кружками как пчелы на мед. У Игоря с брагой была вражда. Когда-то, буквально на второй вечер его службы в Афганистанестарлей, которого Игорь приехал заменить, решил познакомить его с новыми друзьями. Весь вечер счастливый старлей таскал за собой за руку "зеленого" заменщика и показывал кто, где ииз чего "мутит бражку". Сахар и варенье, джемы и карамели, драже "горошек" и даже томатная паста, а также многое другое приносилось в жертву Бахусу. Голь на выдумку хитра ипродавцы киосков "Военторга", и начпроды как могли обеспечивали всех сладким товаром. До этого Стоцкий пил брагу всего один раз в жизни, с трудом представляя, как делают это зелье и как оно коварно в действии. Поэтому глупо пытаясь наравне с бывалым старлеем отведать по кружке каждого нового напитка, он очень быстро перешел на "автопилот" и "вошел вштопор". Пробуждение было ужасным, отравление жесточайшим и только на третий день еле живой Стоцкий смог своими ногами пойти на ужин. Хорошо еще, что начальство не успелоозадачить нового офицера. С тех пор Игорь кое-как мог переносить запах браги и даже напрягшись выпить одну кружку, однако содержимое второй сразу выходило на уровень носа, икаждый следующий глоток немедленно выпрыгивал из желудка наружу.

Убедить пехоту не наливать было невозможно и слегка пригубив из кружки, Стоцкий приготовился к круговой обороне. Выручил его Панков, начав рассказывать очередную боевуюисторию.

– Мужики, вот тут за столом сейчас сидим и я, и Стоцкий, а ведь он меня, каналья, когда-то чуть не убил!

Мужики при этом свирепо повернулись к Игорю.

– Да не кипятитесь, он совсем в этом не виноват. Мы тогда под Кишимом – кишлак такой есть – большую колонну техники охраняли. Так получилось, что часть колонны уже в долинувышла, а остальные еще между горами петляли. А тут духи на горе зашевелились и сверху из крупнокалиберного пулемета ДШК нас поливать начали. Наши в свое время эти пулеметыкитайцам отдали, а оттуда они к духам прямиком попадают. Мы ДШК как устаревшие сняли с вооружения, а духи нам из них на всю катушку прикурить дают. Нашей батарее задачу поставили: уничтожить это осиное гнездо, заткнуть пулемету глотку, туды его в качель. Духи подлые закопались под самой вершиной между камнями на склоне горы, попробуй туда ещеснарядом попади. Без корректировки стрельбы никак не обойтись. Вот меня с сержантом и отправили прямо в волчью пасть к пулемету поближе, чтобы я значит смотрел как разрывыснарядные к цели приблизить. Понавешивали мы на себя кроме бронежилетов, касок и автоматов еще тяжести: я – буссоль с треногой, а сержант рацию и вперед на гору полезли. Пока далеко были, за камнями прятались, как только ближе подползли -духи заметили и по нам из автоматов чесать начали, голову не поднимешь, так пули по камням и чиркают. Закатились мыс сержантом за какую-то глыбу, я на буссоль перископ надел и заглядываю за угол как лиса в кувшин. Связь наладили, вроде можно работать, я в микрофон рации кричу куда стрелять надо,наша батарея снизу огня дает. Еще чуть-чуть и раздолбаем гадов душманских. Вдруг слышу, с той стороны горы из-за вершины как зашумит- засвистит и ниже нас по склону ка-ак шваркнетразрыв. Пыль, дым, осколки и до нас с сержантом долетели, аж по каске шелуха мелкая чиркнула. Я с испугу едва микрофон не проглотил, сержант как ящерица под камень лезет, тракторомне вытащить. И кажется сразу такая тишина кругом -только в ушах свистит. Пыль только осела, я еще в себя толком прийти не успел, опять летит зараза. Теперь выше нас по склонушарахнуло, как раз возле ДОТа духовского. Тут я, мужики, скажу честно, чуть в штаны не наделал, был бы верующий так стал бы Богу молиться. Вижу по разрывам – перелет, затем недолет,в вилку берут, следующий снаряд как раз посредине положить должны, а там мы с сержантом. Вся моя жизнь короткая мне вспомнилась, а помирать так жалко. А еще досадно, что стреляютто из ГРАДа, свои значит, ведь у духов градов не было. Лежу за камнем, лицо в пыль уткнул, голову почему-то поверх каски руками прикрыл, будто поможет, пот ручьем -льет, а я незамечаю. Но видно там на небе все ж таки сжалились над нами, не судьба еще умирать. Следующий снаряд точно в кубло духовское угодил, больше и не стрелял никто. Как я это сообразил,так мне хорошо стало, словно заново родился, на душе прямо ангелы запели, смотрю на небо и будто плыву на спине. Сколько я так пролежал – не знаю, сержант меня за ногу дернул – ясразу в себя пришел. Вниз на батарею мы как на крыльях летели, никаких камней под ногами не замечали. Комбат меня внизу обнял, без лишних слов оружие отобрал, выдал нам ссержантом по ударной дозе спирта из "НЗ", в машину спать уложил и не трогал, пока сами не проснулись. "Вы, – говорит, – мужики, сегодня заново родились, а новорожденным до войныеще чуток дорасти надо, так что принимайте лекарство и спать. Вот во сне в норму и придете".

Проснулся я уже когда вся колонна в местном гарнизончике лагерем стала. Из машины вылезаю, глаза протер, а ГРАДы вот они, рядышком стоят. Я бегом туда, там встречаю Стоцкогособственной персоной. "Слушай, – говорю, – кто это из ваших вчера пулеметное гнездо на обратном склоне горы уничтожил?" А он мне с гордостью отвечает: "Я! И всего стрех выстрелов!".

– Так ты ж меня, курва, чуть не убил! – и рассказываю ему всю историю.

Он сразу побледнел весь, стал извиняться. Как это у нас вообще бывает часто – правая рука не знает, что делает левая. Стоцкому ту же задачу, что и нам поставили, только про нас ничегоне сказали, а корректировщик у него другой был. Задачу командования ГРАД тогда выполнил, ничего не скажешь, а нам с сержантом повезло, что Стоцкий первый снаряд с таким большимперелетом уложил. Чуть бы поменьше прицел взял и тогда все, каюк, "не жди меня мама, родимого сына".

– Вот это да! – в растяжку проговорил один из захмелевших мужиков за столом, – так со Стоцкого причитается не меньше литры за моральный ущерб!

– Нет, мы с ним уже весь моральный ущерб компенсировали, откушали спиртного изрядно, да у меня к нему никаких претензий и не было, он не виноват, а командованию мы про этотинцидент докладывать не стали, нам бы хуже было, еще бы нашли за что наказать всех.

– Ну давайте, мужики, выпьем "за нее – за удачу и за жизнь, – поднял Панков кружку, зажатую в могучей ладони.

До желанной койки Стоцкий добрался только поздно ночью и сразу провалился в глубокий без сновидений сон.

Весь следующий день прошел в подготовительных хлопотах. К КаМАЗу претензий не было – после заправки он снова готов был ехать хоть на край света. Однако с КрАЗом былопосложнее. Водитель Шубуев вроде бы его починил, но не совсем. Машина кое-как заводилась, чадила черным дизельным выхлопом, фыркала и двигалась рывками. Главная бедапроявилась когда Стоцкий с Шубуевым выгнали "крокодила" для испытаний на прямую дорогу вдоль взлетки. Разогнать машину свыше 50 км/час они не смогли ни с первой, ни с двадцатьпервой попытки. Двигатель свирепо ревел, трясся как в лихорадке, грозя развалиться или взорваться, но достичь хотя бы 60 км/час на этой "бурбухайке" было невозможно как на лошадипреодолеть звуковой барьер. Вскрытие больного агрегата в автопарке и проверка своими силами всех систем ничего не дали. Наспех собранный консилиум местных спецов не смогвынести определенного диагноза, все знатоки сыпали умными техническими терминами, чесали затылки, разводили руками. Способы лечения предлагались самые разные: от испытаннойвоенной кувалдочки до замены половины двигателя. В итоге самый старый опытный прапорщик-технарь выразил общее мнение: "Задолбал ты уже всех своим КрАЗом, старлей! 50 едет,вот и хватит тебе, чтоб до части доехать. Там разберетесь, что к чему, а то сейчас накрутишь, так он тебе и 30-ти не выдаст!".

Тем временем на инструктаж выезжающих колонн в комендатуру Стоцкий в этот день безнадежно опоздал. Назавтра пролазив полдня по внутренностям стального монстра и не найдяничего утешительного, Игорь вовремя бросил это грязное дело и точно в назначенный час вместе со своими водителями Иващенко и Шубуевым был на инструктаже в небольшом сарае сгордым названием "Военная комендатура". Внутри было тесно – негде яблоку упасть. Темноволосый, с аккуратными усиками, в наглаженном ХБ кителе майор водил указкой по висевшей настене большой карте. Хриплым голосом он рассказывал о том, что духи опять распоясались и за последнее время напали на три колонны, причем последнюю с КаМАЗами,топливозаправщиками-"наливниками" сожгли почти полностью. Предупреждал он и о минах на обочинах, и о строжайшей дисциплине движения, скорости, дистанции, и о многомдругом, что поможет на боевой дороге сберечь грузы, технику, спасти жизнь.

Осоловевший от спертого воздуха и монотонной речи народ заметно оживился, когда помощник коменданта перестал читать нотации и перешел к формированию колонн для выезда изгарнизона. Собственно большие колонны из тех, что постоянно мотали одни и те же маршруты и так были сформированы, а вот мелкие группки машин типа экипажей Стоцкогопредстояло втиснуть в чью-то колонну под крыло походной техпомощи и боевого охранения. Вот тут-то Стоцкого и ждала закавыка. Взять в колонну на Кабул, по пути к которому лежалжеланный Чарикарский гарнизон, все соглашались только Ка-МАЗ. От КрАЗа все отмахивались как от зачумленного. "Мы едем быстро, нафига нам с вашим крокодилом-тихоходоммучиться!" – примерно так отшивали Стоцкого старшие колонн. В общем, внедриться к кому-нибудь в колонну с первого раза Игорю не удалось и несолоно хлебавши они вернулись насклад. Улыбался только Шубуев, радуясь возможности провести еще один вечер с друзьями-земляками. Та же история повторилась на инструктаже и на следующий день, и на третий, и начетвертый дни. Весь текст инструктажа Стоц-кий и оба его водителя уже выучили наизусть, в комендатуре их стали принимать как своих, а одна из колонн за это время успела съездить вКабул, вернуться и снова готовилась к выезду. И лишь только на пятый день, после того как Стоцкий крепко поругался с помощником коменданта, КаМАЗ и КрАЗ удалось втиснуть вколонну КаМАЗов-наливников, везущих в цистернах топливо в Кабул. Утомленный осточертевшими ежедневными инструктажами, Стоцкий готов был бежать в родной гарнизон хотьпешком, ведь там его уже вполне мог ждать заменщик. Бойцам тоже уже порядком надоели команды "Едем", "Отставить", поэтому остаток вечера все собирались в приподнятом настроении.

Утром, едва солнце стало выкатываться из-за гор, многострадальные экипажи Стоцкого заняли место в колонне бензовозов. Кроме двух ЗИЛов-техничек с огромными будками, шедшихвпереди и в хвосте колонны, все остальные машины были КаМАЗы. На случай душманской атаки в колонне шли три грузовых КаМАЗа, в кузовах каждого из которых была жесткозакреплена автоматическая двуствольная 23 миллиметровая зенитная пушка. Два солдата в касках и бронежилетах сидели в креслах открытой всем ветрам зенитной установки и до рези вглазах всматривались в окружающую местность, чтобы немедленно разнести в клочья напавших духов. Первый "зенитный" КаМАЗ шел в голове, второй – по средине, а третий – в конце колонны. В хвосте колонны перед машинами охранения и техничкой катил КаМАЗ Иващенко, а перед ним пыхтел Шубуевский КрАЗ. Усадив старшим машины к Шубуеву сержанта Палия,Стоцкий занял удобное кресло в кабине КаМАЗа. Автоматы да пара гранат-"лимонок" лежали в кабинах наготове.

Жаркое афганское солнце быстро развеяло остатки утренней свежести. Если до Пули-Хумри дорога шла по более-менее равнинной местности, то дальше начинала забираться в горы.Трасса жила своей жизнью. Всевозможные легковушки, пестрые, увешанные побрякушками угловатые автобусы, грузовые огромные 'бурбухайки" всех мастей, здоровенные фургоны,расписанные картинами, как музеи на колесах, – вся эта армада гудела, ревела, чадила, пылила, двигаясь в разные стороны. Контрасты в нищем, изнуренном войной Афганистанепроявлялись везде, а на дороге особенно. Рядом с большущим, сверкающим эмалью и хромом новым американским грузовиком тарахтел как трактор советский "газон" 50-х годов. Топливосамотеком текло по трубке в двигатель из лежащей на крыше канистры, рессоры выгнуты в обратную сторону, однако "газон" упрямо тащил в гору деревянный кузов, груженный тюками навысоту двухэтажного дома. Кабина другой, размалеванной как пасхальное яйцо "бурбухайки" была вся из дерева и конструкцией дверей и окон напоминала веранду. В кабине удивленныйИващенко увидел троих пассажиров, один из которых сидел слева от водителя, а двое справа. В кузове с высокими бортами и дугами для тента везли баранов. На заднем борту, широкорасставив ноги без носков в галошах и держась обеими руками вверху за дугу кузова стоял парнишка лет 15-ти, одетый в широкие брюки и обтрепанный пиджачишко на голое тело.

– Смотрите, товарищ старший лейтенант, все нормальные бараны в кузове спокойно едут, а один наверх вылез! – развеселился Иващенко.

– А что ж ему, бедолаге, делать, если нигде места не хватило? – возразил Стоцкий. – А вон в "Тойоте" еще интересней пассажиров возят, смотрите! У нас такое ни одному гаишнику и встрашном сне не приснится. В бело-желтой "Тойоте" лобовое стекло было набрано из узких вертикальных полосок оконного стекла. Но внимание привлекло не стекло, а трое пассажиров,сидевших в открытом багажнике легковушки свесив ноги назад.

Тем временем пейзаж вдоль дороги становился все более суровым, зелень более редкой и не такой сочной, а домишки в редких кишлаках все больше были сложены из грубого камня. Вглубинах ущелий вдоль дороги, на обрывистых берегах речушек, а то и просто недалеко от обочины трассы валялись искореженные, обгоревшие, ржавые и с остатками свежей краскиостовы различной техники. В основном когда-то это были грузовики, но встречались и обломки огромных зубчатых колес, гусениц, кабин непонятного происхождения. Эти придорожныекладбища машин напоминали груды останков букашек в логове паука, оставившего от шустрых козявок только кучи мертвых хитиновых скелетов. Так и эти, некогда шустрые машины,согретые людскими руками и жившие своей жизнью, попали в паутину молоха войны, умерли в муках, оставив лишь груды ржавых скелетов.

– Жаль, что в Афгане пионеров нет, а то им бы металлолома собирать на миллион лет бы хватило, – невесело пошутил Стоцкий. Иващенко в ответ только кивнул. Настроение явно неулучшалось. Чем выше дорога лезла в горы, тем свежее становился воздух.

– А за бортом уже прохладно становится, – заметил Иващенко, закрывая окно машины, – так мы еще и замерзнем, товарищ старший лейтенант.

– Не боись, солдат, не замерзнем в машине, а выходить мы особо и не собираемся. Ты же не хочешь от колонны отстать?

– Нет-нет! Чтобы из нас душманы "вечный огонь" сделали? Я лучше потерплю до привала, – поежился Иващенко.

Перед очередным кишлаком машины стали останавливаться.

– Чего это они тормозят? Случилось что-нибудь? – заволновался водитель.

– Да не волнуйся, все в норме. Просто скоро перевал Саланг, а тут контрольный пункт и инструктаж. Нам сейчас специальные коробки к противогазам выдадут, чтобы в туннеле отугарного газа не умереть.

– А что там с нами может быть? Я в Союзе несколько раз через туннели проезжал и никто там не задыхался.

– Эх ты, голова садовая! Год в Афгане водителем служишь и не знаешь, что через перевал Саланг прорубили туннель длиной в несколько километров, прямо внутри горы. Представь там вглубине всю нашу колонну и все газуют! А если не дай Бог кто-то остановится и движение перекроет? Чем тогда дышать будешь? Задницей разве что, так и то небось першить будет.

Построение личного состава колонны и выдача противогазных коробок прошло быстро. Инструктаж был коротким: ехать в туннеле не торопясь, не газовать, дышать через противогазы ибез крайней нужды не останавливаться. Если же вдруг пришлось остановиться, то не в коем случае не перекрывать движение и как можно быстрее на буксире вытащить машину на белыйсвет.

До команды "по местам" Стоцкий успел переговорить с Шубуевым и Палием. КрАЗ хоть и пыхтел как паровоз, но пока в дороге держался хорошо и свои 50 км/час выдавал четко. "Молодцы, так и дальше держать", – подбодрил бойцов Стоцкий и побежал к своей машине.

Несмотря на почти летнюю теплынь в долинах, в горах дул холодный ветер, неведомо откуда наползали тучи. Солдаты и офицеры, охранявшие перевал, были одеты в бушлаты. Трассабыла важнейшей артерией, связывающей Кабул с северными провинциями и Союзом, а Саланг – самым удобным местом, чтобы перекрыть эту артерию. Поэтому мощные советский иафганский гарнизоны берегли Саланг как зеницу ока. Чем ближе к туннелю, тем чаще стояли различные укрепления, ощетинившиеся стволами. Неподалеку сгрудились могучие бульдозеры,грейдеры, другая дорожная техника, готовая "грызть" снег и лед, убирать камни и грязь, чтобы пульс дороги не останавливался. Не допуская заторов, колонны через туннель пропускалисьпо очереди в одну либо в другую сторону. Одновременного, встречного движения не было.

Дождавшись своей очереди, колонна не торопясь вытягивалась длинной змеей и ползла к горловине туннеля. Также двигались и проверенные афганскими военными "бурбухайки". Еслина трассе они беспорядочно обгоняли друг-друга, ехали и останавливались как хотели, то теперь собрались все в кучу и тянулись друг за другом.

– Смотрите, товарищ старший лейтенант, а этот парень на грузовике с овцами так и стоит на заднем борту! Надо же, сколько проехал в такой позе и еще не свалился, наверное, примерзуже к дуге руками.

– Закаленный народ афганцы, не то, что мы с тобой, Иващенко. Нужда их заставляет в одном пиджаке и галошах зимой и летом бегать. Ты видишь, какие они все в основном худые,жилистые, выносливые, как верблюды. По горам лазят с пеленок, местность свою знают отлично, стрелять с детства учатся. Живут многие еще родоплеменным строем, помнишь историюдревнего мира? За старейшину или муллу своей головы не пожалеют, а нашим так и подавно голову отрежут. Поэтому и воевать с ними тяжко. Им кричат, что мы захватчики, а они впартизанскую войну ударились. Завязли мы тут как заноза в заднице, когда вытащат – неизвестно. Лучше бы мы с ними дружили, а не воевали.

– А что же нам тогда делать, товарищ старший лейтенант?

– Делать то, что Родина прикажет! Мы люди военные и приказы выполнять обязаны. А тут тем более, на войне или ты его убил, или он тебя. Не дай Бог в плен попасть или инвалидомстать, подумать жутко. Так что делай свою боевую работу как надо, выполняй приказы, дурными мыслями голову не забивай и все будет "о-кей". Вперед, солдат. Родина нас не забудет.

– Хорошо бы, – слегка повеселел Иващенко, – а вот и туннель! Впереди, выпустив клуб черного дыма, скрылась в темном зеве туннеля корма "шубуевского" КрАЗа. Включив ближний светфар, Иващенко аккуратно вкатил КаМАЗ в широкий арочный въезд и через несколько метров могучую машину поглотил каменный мешок. Редкие фонари тускло освещали туннель, едваобозначая черные стены, пятно дневного света из въездной арки вначале еще отражалось в зеркалах кабины, однако тускнело с каждым метром. Вскоре эта дверь во внешний мир исчезлаво тьме. Дорога полого поднималась вгору, впереди и сзади маячили призрачные силуэты машин в огнях фар и габаритов. Казалось этому подъему не будет конца, воздух был спертый, нодышать можно было и без противогаза, какая-то вентиляция в туннеле все же была. К счастью все машины двигались без остановок. Иващенко вцепился в руль деревянными руками,сильно наклонившись вперед и не моргая вглядывался в дорогу.

– Иващенко, расслабься немного, а то глаза выпадут, – пошутил Стоцкий, чтобы как-то разрядить обстановку.

– Вам легче, товарищ старший лейтенант, Вы уже тут бывали, а мне вот все кажется, что сейчас случится что-нибудь в темноте этой. Или духи нападут, или камни обвалятся. Я как будтовсю эту гору на своей спине сейчас везу.

– Не дрейфь, не мы первые, не мы последние, проедем как надо, только не зевай. Иващенко первым заметил, что долгий подъем закончился и дорога пошла под уклон.

– Наконец-то! – обрадовался солдат, – пол туннеля проехали, скоро эта тягомотина закончится. Под уклон поехали веселее. В случае чего под горку машину тащить легче. Спуск показалсякороче, чем подъем и скоро впереди прорезался белый свет. На выезде такие же укрепления, техника, солдаты. Попетляв немного по серпантину дороги, колонна остановилась на обочинеу очередного комендантского поста. Туннель прошли без происшествий, быстро проверились, сдали противогазные коробки и снова в путь. После Саланга колонна пошла быстрее,водители пришпорили стальных коней, ближайший КаМАЗ скрылся за очередным поворотом. Пришпорить КрАЗ было невозможно, поэтому машина Иващенко, ЗИЛ-техничка и КаМАЗохранения с зенитной установкой тащились следом. Однако так продолжалось недолго. ЗИЛ включил поворот и пошел на обгон.

– Товарищ старший лейтенант, нам из ЗИЛа рукой машут, просят остановиться, заметил Иващенко.

– Принимай к обочине и остановись, послушаем, что еще случилось. Не нравится мне это, – встревожился старлей.

Из кабины ЗИЛа легко выпрыгнул капитан в маскировочном костюме.

– Слушай, дружище, – обратился он к Стоцкому, – ты извини, конечно, но мне приказано всю колонну охранять, а я тут с вами плетусь, как черепаха. Наши наливники ускорились и ушлиуже далеко, хвост колонны голый остался без технички и охраны. Пойми, не могу я из-за твоих двух машин рисковать своей колонной Мало-ли что случится, а виноват буду я. Поеду ясвоих догонять, а ты уж потихоньку сам как-нибудь выкручивайся, тут уже до ближайшего гарнизона нашего не так далеко осталось. Так что прощай! Не слушая возражений, капитанпобежал к машине и в считанные минуты на дороге остались только две машины Стоцкого. Оставаться на горной дороге с двумя машинами и тремя бойцами, вооруженными толькоавтоматами и гранатами было страшновато, но стоять и бездействовать было еще страшнее.

– Товарищ старший лэйтэнант, как же это мы одни остались? Мы так не договаривались, а? – затянул подошедший Шубуев.

– А ты вообще молчи, из-за тебя, балбеса и твоего КрАЗа долбаного все приключилось! – зло рявкнул сержант Палий и отвесил Шубуеву смачный подзатыльник.

– Что? А я тут причем, если он поломался? – Шубуев сразу сник.

– Так чинить надо было вовремя, а не анашу с земляками курить! Всех нас "под монастырь подвел", что теперь делать будем? Ух, зараза! – снова замахнулся Палий.

– Отставить! – вмешался Стоцкий. – Мало нам на дороге проблем, так еще не хватает, чтобы вы между собой передрались, духам на радость. Чтоб я этого больше не видел, иначе или сампо мозгам надаю, или в батальоне под суд отдам. Вы тут на войне, а не у тещи на блинах! А с ремонтом разбираться сейчас не время, поздно пить "Боржоми", когда печень уже отвалилась!Значит дальше порядок действий такой: оружие еще раз проверить, положить, чтобы под рукой было, автоматы раньше времени с предохранителя не снимать, патрон в патронник недосылать. Палий с Шубуевым едете теперь сзади и останавливаетесь только по моей команде. Мы с Иващенко едем рывками от поворота к повороту. Повернем, притормозим, осмотримся,КрАЗ подождем и если все чисто – снова вперед. Вдруг какая-нибыдь заваруха случится – отстреливаться на ходу, а если зажимать серьезно будут, тогда Палий с Шубуевым бегом к нам в КаМАЗ, в КрАЗ гранату бросите, чтобы врагу не достался. Может на КаМАЗе быстрей прорвемся. Вопросы есть? – закончил инструктаж старший лейтенант.

– Есть. А если вдруг что с КаМАЗом случится? – подал голос Шубуев.

– Тогда на своем КрАЗе будешь всех нас вывозить. Молись Шубуев Аллаху, чтоб ничего с нами не случилось. Ты Аллаху роднее, чем мы, может он тебя услышит и сжалится!

– Э, зачэм так грустно шутить? Надо, чтобы услышал!

– Ну все, гвардейцы, две минуты отлить под колесо и по машинам, вперед! Все будет хорошо!

Так бросками, от поворота к повороту маленькая колонна Стоцкого продолжала движение, хотя вообще-то бросками двигался только КаМАЗ. КрАЗ же без остановок выдавал свои 50км/час, наматывая полотно дороги на огромные колеса. Солнце медленно но неуклонно катилось к закату, удлиняя тени и укорачивая погожий весенний день. Дорога была пустынна,видимо час "пик" для этой трассы давно прошел, все машины уже успели проехать опасные места, укрывшись под защитой гарнизонов.

– Ничего, Иващенко, день длинный, а ехать нам не так долго осталось, до вечера спрячемся в каком-нибудь гарнизоне, – успокаивал Стоцкий водителя, да и себя тоже. – Там заночуем, а сутречка в свой Чарикар двинем. Там уже будет рукой подать.

Пока все шло гладко, Иващенко снова стал насвистывать немудренные мотивы песенок про жизнь и службу в Афганистане, а к Стоцкому вернулась способность удивляться красоте инеобычности здешнего пейзажа

– Дипломаты мы не по-призванью, нам милей, братишка, автомат, четкие команды-приказанья, да в кармане парочка гранат"… – вполголоса напевал Иващенко, поджидая КрАЗ заочередным поворотом.

– Смотри, Иващенко, красота какая, такой камень только на картинах можно увидеть, – Стоцкий показывал рукой на обочину дороги впереди. Недалеко от дороги, привалившись однойстороной к обрывистому склону горы лежал огромный камень, высотой никак не меньше трехэтажного дома. Формой этот камень напоминал чудовищную картофелину. Сверху на камненеведомо как выросло дерево, под которым примостилась глинобитная избушка-сараюшка с одним слепым оконцем и плоской крышей. Никаких признаков жизни не было видно, как вэтот домишко забирались люди – можно было только гадать. Рядом с камнем с горы стекал тоненький ручеек, исчезавший на дне ущелья, что тянулось вдоль дороги. Однако войнанапоминала о себе и тут. Рядом с дорогой валялись обгоревшие остатки огромного грузовика.

– Не наш, афганский, – приглядевшись повнимательней, заключил Иващенко. – Душманы, гады, и своих не щадят. Кстати, товарищ старший лейтенант, давно хочу у Вас спросить, а чтоэто за трубы все время вдоль дороги тянутся, то вроде не видно их, то выпирают наружу?

– Это трубопровод, не знаю только, что по нему перекачивают, топливо, наверное, какое-нибудь. Вдоль дороги посты небольшие укрепленные видел, бункер и пара БТРов? Это войскатрубопроводные стоят, "трубачи". Они трубопровод охраняют и ремонтируют.

– Тоскливая у них служба, не хотел бы я тут служить. В гарнизоне народа больше, веселее и отдухов защита надежнее. А тут жуть, стоят прямо у дороги, нападут – так и спрятаться некуда.

– Ну ладно, поехали, хватит лирики, вон Шубуев уже подъехал. КаМАЗ плавно тронулся, набирая скорость и вдруг резко затормозил. Иващенко уперся в руль, а Стоцкий едва не налетеллбом на стекло.

– Стреляют, слышите! – заорал водитель и повернулся к Стоцко-му. – Попались мы, елки-палки!

Пока Иващенко вытирал пот с бледного лица, старлей прислушивался.

– Точно, стреляют впереди, ядреный корень.

Гулкое эхо катало между гор щелчки автоматных выстрелов, сухая отрывистая дробь пулеметных очередей, пистолетные хлопки. Выстрелы были беспорядочны, звуки боя то затихали, торазгорались с новой силой. Похоже, стреляли всего лишь трое или четверо, но бой явно не прекращался.

Усадив свою небольшую команду, на всякий случай, на обочине под защитой колеса КрАЗа, Стоцкий еще раз проверил все оружие.

– Не густо, конечно, но есть чем отбиваться, – заключил старлей. – Ну, гвардейцы, что делать будем?

– Может, переждем тут, пока бой утихнет, тогда и поедем, – робко предложил Иващенко.

– Что там ждать? Пустите меня вперед, я им задам пэрцу! – Шубуев дико вращал глазами и выпячивал грудь.

– Вот надулся как индюк, тоже мне вояка! Остынь, Шубуев, посмертный героизм только в учебниках истории нужен, а помирать неохота, – грустно заметил Палий. – Веселенький у нас сВами дембель получается, товарищ старший лейтенант. Я думаю, что подождать надо минут десять, а потом прорываться в любом случае.

– Теперь слушайте боевой приказ, – подвел итог Стоцкий. – Ждем еще десять минут, а затем прорываемся как я раньше определил. Хорошо Шубуев, что ты такой смелый, пока поедешь вКрАЗе один, а Палий с нами в КаМАЗе. Про гранату не забыл, Шубуев? Учти, мы тебя ждать будем, если КрАЗ взорвешь – со всех ног беги к нам в машину. А мы на КаМАЗе сейчас с летуза поворот выскочим, посмотрим, что там за война. Внезапность на нашей стороне, ведь нас там никто не ожидает, с ходу ударим, к тому времени КрАЗ подтянется и вперед дальше. Недрейфить, бойцы, прорвемся, живы будем – не помрем! Ну, готовы? По местам!

Обе машины послушно завелись с пол оборота и набирая скорость понеслись в страшную неизвестность. Воздух в кабине КаМАЗа стал густым как желе, все чувства обострились допредела. Иващенко побелевшими от напряжения руками сжимал руль, Палий отрешенно гладил приклад автомата, Стоцкий нервно отбивал пальцами дробь на холодном металле оружия.В голове мелькали отрывки воспоминаний, вся жизнь крутилась как ускоренное кино: семья, детство, жена, море… Все было ярким, теплым, солнечным и осязаемо четким, не было в этотмиг ни проблем, ни горестей-печалей, ни следа черной краски в палитре пережитого. Сердце щемило – жизнь так прекрасна, впереди еще столько хорошего и вот на тебе под самый конецслужбы так влипнуть. Глаза слезились от напряжения, заглядывая в каждую ямку на дороге, за каждый выступ угрюмых коричневых скал, каждый чахлый кустик. А бой не прекращался,грохот очередей заполнял все вокруг, давил как каток, от него не было спасения. Машина чуть притормозила перед последним поворотом.

– Ну, – выдохнул Стоцкий, – вот он поворот дороги и излом судьбы, прыжок в ужасную грохочущую бездну…

Мощная машина легко вынырнула из-за скалы на прямой участок дороги и с визгом тормозов стала у обочины как вкопанная.

– Ох! – всхлипнул Иващенко и заплакал.

Следом за ним, выпучив глаза и держась за живот истерично захохотал Палий. Стоцкий, тяжело дыша, схватился за сердце. Несколько мгновений продолжалась немая сцена, достойнаякисти великого художника, а затем кабина взорвалась… весельем. Иващенко без устали жал на сигнал, все трое хохотали, орали, не замечая друг друга. Если бы лобовое стекло имело уши,оно бы треснуло от простых, забористых выражений. Наверное, так веселится волк, вырвавшийся из капкана, заяц, удравший от лисьих зубов, рыба, сорвавшаяся с крючка.

Нет, стрельба не прекратилась, выстрелы продолжали греметь, но все трое увидели, что это был вовсе не бой! На заборе из мешков с землей, ограждавшем пост "трубачей", сидел, свесивноги к дороге расстегнутый "до пупа" лейтенант и палил из ручного пулемета прямо в скалу на другой стороне дороги. "Помогали" ему удалой прапорщик с пистолетом Стечкина и сержантс автоматом. И лейтенант, и прапорщик заметно покачивались, их неуверенные движения говорили об изрядной дозе выпитого алкоголя. Все трое были настолько увлечены, что не сразузаметили появившийся на дороге и дико гудевший КаМАЗ. Первым прекратил стрельбу сержант и что-то крикнул на ухо прапорщику. Лейтенант соображал туже всех и последнимповернул голову в сторону машины. Он неуклюже спрыгнул с забора, пошатываясь, сделал пару шагов навстречу, призывно помахал рукой и закричал: "Мужики! Жмите к нам!". Исчерпаввидимо весь запас равновесия, лейтенант привалился боком к забору и так ждал, пока подъехал КаМАЗ. Хотя Стоцкий и был убежденным противником кулачных расправ, но адреналинтак бурлил в крови, что старлей вылетел из кабины как пружина и с криком "Что ж ты делаешь, сука!" с правой руки заехал пьянчуге под дых. Тот захрипел, ничего не понимая, затем вглазах стала пробиваться искра сознания. Закрываясь руками, лейтенант пробормотал: "Все, все, у меня праздник, драться не будем". Обстановка на дороге начала накаляться. С однойстороны в поддержку Стоцкому подошли Палий с Иващенко, с другой на помощь лейтенанту спешила его команда. Обстановку разрядил сам лейтенант. Едва отдышавшись, он заорал: "Давы че, мужики? У меня же праздник, сын родился, а вы драться лезете!" Боевой пыл у Стоцкого угас, драться действительно никто не хотел и как-то само собой от конфликта перешли кпоздравлениям. Пока офицеры объяснялись, расторопный прапорщик нырнул за забор и моментально выскочил оттуда с флягой, кружкой и куском хлеба.

– Да мы спешим, – пытался отвертеться от выпивки Игорь, однако стресс снимать все же пришлось. Опять захмелевший лейтенант лез обниматься и в третий раз, запинаясь, повторил,что получил письмо от жены. Первенец сын родился здоровенький, вес 2,800 кг, назвали Иваном в честь деда.

– Ну решили мы немного пострелять с радости, ну и че с того? Ни в кого ведь не попали! Так ведь сын у меня, сын, понимаешь? – снова завел лейтенант.

Отвязаться от счастливого отца удалось только минут через двадцать, отдав дань "зеленому змию". Собрав своих гвардейцев, Стоцкий наконец-то смог продолжить движение. У бойцовподозрительно блестели глаза и хотя все они клялись, что не пили, а по запаху Стоцкий сейчас уже ничего не мог определить, однако все были подозрительно веселые.

– Явно хлебнули за здоровье новорожденного! Ну и шут с ним, доедем уже как-нибудь, – решил Игорь.

Дальше машины шли без приключений. Иващенко напевал веселые песенки, Палий подпевал ему, если не дремал, Стоцкий внимательно вглядывался в дорогу и мечтал о замене.Казалось, даже КрАЗ поехал чуть побыстрее. Машины с аппетитом поедали километры дороги, каждый поворот приближал к заветной цели.

Конечно, до Чарикара засветло маленькая колонна добраться не успела, однако закат команда Стоцкого встретила под надежной защитой советского гарнизона в каких-нибудь паредесятков километров от Чарикара.

В небольшом гарнизоне места для ночлега проезжающих не было, поэтому ночевать все устраивались прямо в машинах. Шубуев внутри кабины КрАЗа растянул на крючках брезентовыйгамак для старшего лейтенанта, а сам улегся под гамаком на подушку сиденья. Отдав последние распоряжения, Стоцкий наконец-то растянулся в гамаке и только тогда ощутил всю тяжестьусталости после этого долгого суматошного дня. Всю ночь Игорю снились кошмары, картинки пережитых событий путались и набегали друг на друга, все гремело, давило, стреляло, аспрятаться было некуда, защититься нечем. Утром от кошмарных снов трещала голова, от гамака ныла спина, но все это казалось мелочью. Ведь все были живы и здоровы, ярко светилосолнце, а впереди, совсем рядом была замена, конец войны и возвращение домой!

Остаток пути до Чарикара промелькнул быстро, "без сучка, без задоринки". "Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой – он трудный самый! А я в Россию, домой хочу, я так давно невидел маму!" – весело напевал Иващенко когда показались крыши родного гарнизона.

Тут все было по-прежнему и через пару минут по приезду Игорь уже знал все последние новости. Сосед по комнате – прапорщик Петрович наконец-то заменился и уехал в Союз, а вотсамому Игорю с заменой явно не везло. По слухам его "заменщика" перехватили где-то в Кабуле и вместо Стоцкого в Одесский округ поехал кто-то другой, более удачливый, с "мохнатойлапой". Эта грустная весть немного омрачила радость возвращения. Игорь не мог предположить, что его служба в Афганистане затянется еще на два долгих томительных месяца до приездавторого заменщика, но это было еще впереди…

А сейчас Стоцкий быстро доложил о приезде комбату, передал солдат ротным командирам, машины – зампотеху и сел писать рапорт о командировке.

"Командировка прошла без происшествий, личный состав задачу выполнил, все оружие и техника в наличии и исправны…", – ложились на бумагу скупые строки рапорта. "Безпроисшествий…"- да и что еще можно выразить в сухом строгом военном рапорте? Разве можно втиснуть в канцелярскую бумагу калейдоскоп лиц и событий, водоворот чувств, все, из чегосостоит жизнь? Да и нужно ли кому-нибудь вообще ворошить пожелтевшие, покрытые афганской пылью страницы далекой войны?

г. Сумы, сентябрь-декабрь 1998 г.

"ТАМОЖЕННЫЕБАЙКИ"

(ИзАфганскогоблокнота)

Солнце еще и не думало вставать, а в небольшом зале ожидания ташкентского военного аэропорта уже было полно народа. За витринами окон в морозном воздухе гулко дышалпросыпающийся аэродром. Для южного Ташкента зима выдалась необычайно холодной, однако в зале было тепло и не столько от хорошего отопления, сколько от обилия людей. Восновном это были мужчины средних лет, офицеры и прапорщики Советской Армии в различной военной форме, кое-где мелькала гражданская одежда, было в этой толпе и несколькоженщин. Народ был по большей части все какой-то помятый, как после бессонной ночи, небритый и невеселый, могучий дух винного и табачного перегара казалось, пропитал даже стеныи паром оседал на оконных стеклах. Чемоданы, сумки, рюкзаки всех мастей лежали на полу, стульев вдоль стен не хватало и на четверть желающих присесть.

Дверь распахнулась и с волной свежего воздуха в зал вошел стройный худощавый капитан в щегольской шитой на заказ фуражке с красным околышем, отутюженной шинели и блестящих,словно лаковые, сапогах.

– "Товарищи отбывающие! Внимание! Я помощник военного коменданта Сидоров, – звонким голосом представился капитан и когда шум голосов немного стих, продолжил. – Хочунапомнить вам, что все обязаны соблюдать воинскую дисциплину и порядок. В том числе и во время следования до места назначения…"

Далее прозвучал набивший оскомину казенный инструктаж, долгий перечень запретов и разрешений.

– "И последнее, – подытожил капитан, – сегодня отправляем два рейса, все обязаны пройти таможню. Когда прибудут таможенники, будем вызывать для досмотра вещей по несколькочеловек, после досмотра – сюда не возвращаетесь, идете на посадку к самолету. До этого отсюда никому не уходить, ждите команды. Да, напоминаю, что больше двух бутылок водки черезграницу провозить запрещено, таможня конфискует, даже нести не советую, лучше сами уничтожьте, но меру не забывайте, будьте людьми. Тут недавно трое так нализались, что вместосамолета их в "скорую помощь" отнесли, а потом еще комендант по 10 суток гауптвахты впаял со всеми последствиями. Вопросы есть?"

– "Есть! – пробасил кто-то из толпы. – Во-первых, когда таможенники приедут, и, во-вторых, завтрак для нас какой-нибудь будет? А то на пересылке успели только чайку попить!"

– "Про таможню точно не скажу, у них контора отдельная, нам не подчиняются, может через час или два будут. А вот пропитание для вас тут не предусмотрено, на пересылке должныбыли предупреждать об этом" – отрезал капитан. "Вот, вот, должны были… Значит завтрак и обед по-военному обозначим флажками!" – под гул неодобрения прогудел все тот же бас.

– "До свидания, удачи вам", – пожелал капитан и скрылся в недрах здания.

Почти сразу общая масса людей стала делиться на живописные группки, размещавшиеся на стульях, подоконниках, чемоданах, а кто и прямо на полу на корточках. Защелкали замки ипряжки, из недр поклажи стали появляться консервы, колбаса, хлеб, забулькала разливаемая водка. Люди отправлялись на кровавую Афганскую войну и, хотя родная страна в очередной разповернулась к ним "казенной частью", никто не хотел грустить и тем более голодать.

В одном из углов зала разместилась очередная "группа единомышленников", решивших коллективно бороться с голодом и поднимать настроение. Два молодых – розовощеких лейтенанта-мотострелка, в новеньких шинелях, похожие друг на друга как близнецы-братья сидели на чемоданах. Один крошил перочинным ножом на скатерть-газету хлеб, лук имаринованные огурцы из банки, другой суетливо разливал водку в кружки и чашки.

– "Ты не суетись, Ваня, подбавь беленькой", – уже знакомым колоритным басом командовал полный темноглазый с коротким ежиком седых волос майор в расстегнутом бушлате-афганке.Центнер веса, густой бас и уверенность в своих силах сразу делали его непререкаемым авторитетом любой компании. Рядом бочком разместился на рюкзаке щуплый прапорщик впотертой, местами засаленной шинельке. Сизый нос над вислыми пшеничными усами выдавал в нем профессионала питейного дела. Венчала компанию сидящая выше всех на стуледевица неопределенного возраста в неновом офицерском бушлате без погон и сером пуховом платке вместо шапки. Ее росту, ширине плеч и ладоней могли позавидовать многие мужики,чего нельзя сказать о лице. Скуластая, с волевым подбородком и носом-картошкой она больше походила на хоккеиста, чем на нежную даму.

– "Ну, дернем по маленькой, за нее родимую, за нашу Удачу", – скомандовал майор. Когда первая, а следом и вторая чарки легко прошли отработанным курсом, на душе у каждого явнопотеплело. Даже хмурая Марья скупо улыбнулась. Улыбка придала ее спартанскому лицу некую женскую привлекательность. – "Петрович, – неожиданно мелодичным голосом обратиласьона к прапорщику, – ты у нас чаще всех таможню проходил, расскажи какую-нибудь историю интересную".

– Давай, Петрович, не ломайся, видишь, женщина просит! – скомандовал майор.

Петрович смачно дохрупал огурец, вытер усы тыльной стороной ладони и на секунду задумался.

– А дело было так, – начал он после паузы. – Вот тут, как раз перед входом в досмотровый зал стоит дивчина с двумя сумками, под "градусом" немного и носом хлюпает, грустно так, едваслезы не текут. А рядом с ней майор стоял, здоровый такой, вроде вас, Сан Саныч. Стоял, смотрел, жалко ему стало дивчину. "О чем плачешь?" – спрашивает.

– Да как же мне не плакать? – отвечает девушка, – приказал мне командир из Союза три бутылки водки ему привезти, яеще и себе две прихватила, всего пять везу. А тут говорят, черезтаможню больше двух не пропускают. Если бы вы моего командира знали, то поняли б, как я его боюсь. Как трезвый, так еще ничего, начеловека похож, а как выпьет – что зверь лютый!Прибьет меня, если водку не привезу!

Майор рукой махнул, ладно, мол, помогу ятебе. Давай, – говорит, – знакомиться, ты где служишь?

– В Шинданде, вот запишите номер части.

– И яв Шинданде, – воскликнул майор, – ну так ятебя там найти смогу! А как рассчитываться будешь?

Ну, та зарделась, засмущалась. – Вы только помогите, а я уж постараюсь, не обидитесь!

– Вот мужики, вот кобели, все на одно мерите! – вмешалась в разговор Марья-гренадер.

– Ты, Мария, не перебивай! – навел порядок майор, – Продолжай Петрович. А ты, Ваня, еще плесни по пять капель.

– Так вот, они познакомились, договорились, что и как. Майор ей приказал сразу за собой идти, когда таможенники шмонать начнут. У него с собой была сумка большая и чемоданищездоровенный, жесткий фибровый. Зашел он в зал, сумку на стол к таможеннику положил, вот, мол, проверяйте. Оглянулся, а дивчина та рядом на стол другому таможеннику свою сумкупоставила. Первый таможенник спрашивает у майора, как у всех:

– Что везете запрещенного?

– Ничего, – говорит, – не везу.

– А водка есть? Сколько?

– У меня-то всего две бутылки, как положено, а вот у подруги, – и на соседний стол показывает, – в сумке не только 5 бутылок водки, но еще и дно двойное, а там червонцы советские, онамне по секрету призналась!

Таможенник его сразу отпустил и смотреть дальше не стал, а сам бегом к напарнику, что дивчину проверяет. Уж они ей бедняге обе сумки наизнанку вывернули, каждый шовчикпрощупали, подкладку проверили. Всю водку лишнюю забрали, только две бутылки и оставили. Никакой крамолы больше не нашли, так и отпустили. Не подтвердилась "оперативнаяинформация". Выходит она из зала и плачет горючими слезами. А майор стоит, ухмыляется. Она к нему с кулаками:

– "Что ж ты, – говорит, – сволочь так меня сдал, "как стеклотару", предатель"! Я тебе поверила, а ты, гад такой… Ну дальше нецензурщина пошла.

А майору хоть бы хны! Стоит себе, улыбается и тихонько ей так на ушко говорит: "У тебя сколько водки забрали? Три бутылки? А ну иди милая сюда!" Открывает чемодан, а там всесплошь водка! Бутылок двадцать, не меньше. Он ей сразу три и отдал. "На, – говорит, – не реви! Я тебе обещал помочь – помог, слово сдержал! А еще одну бутылку сверху тебе даю, заморальные издержки, но и ты, ласточка, не забудь, что обещала".

Тут сразу слезы поцелуями сменились. Вот так, братцы, помогли они друг другу.

– За что я тебя ценю, Петрович, так это за умение байки интересные рассказывать, – Сан Саныч с усмешкой похлопал прапорщика по плечу. – Со мной тоже немало историйприключилось за время службы, а вот рассказать красиво не умею. Например, первый раз в Афган я летел летом на военно-транспортном самолете. Все документы оформили, таможнюпрошли, привозят нас на автобусе прямо к самолету. Я еще издали увидел, что у этой летучей громадины корма открыта, значит заходить оттуда будем. Пошли садиться, а у самолета полноебрюхо капусты.

– Какой капусты? – удивился один из лейтенантов.

– Ну, какой, не знаешь, что ли, какая капуста бывает? Самая обычная, свежая, белокочанная, кочаны еще такие здоровые, как на подбор. Прямо так грудой навалом в самолете и лежат. Ну,мы остановились, куда ж тут садиться? Летим то ведь далеко, не к теще на блины. А комендант командует "Вперед, по местам!" Каким местам? Где ж на этой капусте места указаны?Кое-как загрузились и полетели. Так я впервые в Афган на капусте прилетел. У нас с собой пиво бутылочное было, пришлось пивко капустой закусывать над Советско-Афганскойграницей!

– Выходит, Сан Саныч, афганцы Вас в капусте нашли? – подшутил Петрович.

– В том то и счастье, что не нашли! Если б нашли, я бы с вами тут не сидел сейчас.

– Подумаешь, большое дело – капуста, – махнула рукой повеселевшая Марья. – Я вот один раз на бензовозе в Кандагар летела.

– На машине-бензовозе? Тогда, наверное, не летела, а ехала? Грузовики ведь летать не умеют, – возразил лейтенант.

– Вот спорим, что умеют! Просто самолет в брюхе вез ЗИЛ-бензовоз, мне сидеть негде было, я на кабину сверху уселась, так и долетела. Правда, жестковато и бензином вся провонялась,но это мелочи, в общем, терпимо.

Сидевший "на разливе" второй лейтенант от тепла и водки разомлел, его потянуло в сон, он клюнул носом, дернулся и едва не уронил стоявшую под рукой бутылку.

– Ты, Ваня, совсем нюх потерял от мирной жизни! – свирепо рявкнул Сан Саныч и уже спокойнее скомандовал, – ну-ка распорядись последними каплями. При этом все дружнопротянули кружки. – А ты, Петрович, продолжай, не отвлекайся, рассказывай!

– Рассказывал мне как-то один капитан, – продолжил разговор прапорщик, – как он помогал своему земляку лейтенанту звание обмывать. Вернее, не обмывать еще, а только готовиться.Земляк его точно знал, что приказ на звание скоро должен был прийти и как раз кстати ему командировка в Союз подвернулась. Вдвоем с этим капитаном их отправили. Ну, вы знаете, какэто делается? Командировку по делам службы выписывают в любую точку СССР. Их, например, на 10 дней в Оренбург отправляли. Ребята в Оренбурге подсуетились, выпили с кем надо,за два дня все свои служебные вопросы решили и махнули самолетом домой, в родную Харьковскую губернию.

– Молодцы! Иначе "нафига" нужна вообще командировка в Союз, если с войны домой на побывку не вырваться? – подтвердил Сан Саныч.

– Вот и я о том же, – кивнул прапорщик. – Хоть вожди наши и запрещают нам на войне пить, но мы пока без этого жить не можем. Поэтому каждый старается по-своему, чтобы выпивкучерез таможню провезти. Один водку как шампанское "под фирму" закрывает, другой спирт в водочные бутылки закатывает, третий компот вместе с вишнями спиртом заливает. Нотаможню "на мякине" не проведешь! Они бутылку или банку потрясут, покрутят и сразу видят, что пузырьки там не такие, как в компоте или в вине. Значит, попался "зеленый Змий"! Итечет тогда "огненная вода" в чужую глотку… Говорят, уничтожают, но верится с трудом.

Что-то "нахимичили" со спиртом и эти два земляка. На этот раз первым пошел на досмотр лейтенант, а нес он с собой две сумки: в одной барахло всякое, а в другой – спирт за двоих.Сумку с барахлом поставил на стол и говорит: "Запрещенного ничего нет".

Тем временем, следом зашел капитан и тоже свои сумки для досмотра представляет. Водки у него только две положенные бутылки и было. Подождал он, когда за соседним столом улейтенанта первую сумку досматривать закончили и говорит своему таможеннику "Ой! Вы меня извините, пожалуйста, я вам не сказал".

– А что не сказали? – поинтересовался таможенник.

– Да я, – говорит, – во время командировки в наряд ходил, пистолет получал и не помню, сдал пистолет и патроны или они в сумках валяются.

Таможенники остальных всех сразу смотреть прекратили и отпустили, а все вместе накинулись на капитанские сумки. Искали-искали – нет ни пистолета, ни патронов.

– Ты что капитан?! Шутки с нами шутить задумал? – Рассвирепел начальник таможенной смены.

– Что вы, какие шутки? Просто забыл, наверное, я все-таки оружие сдал.

Пошумели и отпустили. Если б за такие шуточки на войну не пускали, туда б никто и не попал… А спирт лейтенант провез в лучшем виде.

– Правильно мужики сделали! – вступил в разговор окончательно проснувшийся лейтенант. – А то напридумывали там "наверху" всяких дурацких запретов, а нам тут внизу выкручивайсякак хочешь. Начальству, наверное, все можно? И водку пить, и баб… – при этих словах он запнулся, глянул на Марию и добавил после паузы, – целовать! Расскажи, Петрович, какотцы-командиры наши крутятся?

– Рассказать то я могу, но вот насухую что-то язык не шевелится. Правда, Сан Саныч? – подмигнул прапорщик мутным глазом.

– Давай Ваня, пошурши в рюкзаке, пора "НЗ" открывать! – распорядился Сан Саныч.

– Вот это по-нашему, по-деревенски, – повеселел Петрович и, приободрившись, продолжил. – Начальство, естественно, тоже на таможне "махлюет". Чем важней пан, тем больше запросы.Вот сапер один знакомый рассказывал, как командир батальона через кордон водочку возил. Тут мужики, не бутылками, а ящиками водку считали. Саперы эти из Союза в Афган в то времяуголь возили. Вот комбат и решил подзаработать на водке. Она в Афгане самый ходовой товар, после оружия и наркотиков конечно, но за наркотики и оружие КГБ шкуру с живого спустит,а водка для них мелочь – проходит.

Вызвал комбат зампотеха и говорит ему: "Делай что хочешь, но чтобы придумал, как на КамАЗе из Союза водку возить!"

Делился полковник с зампотехом наваром или нет – неизвестно. Однако зампотех мозги напряг, технарей своих собрал и сделали они за ночь "чудо-самосвал" с двойным дном. Поразмерам дна кузова самосвала толстый стальной лист вырезали, ножки-упоры к нему приварили, чтобы он вроде табуретки-сороканожки в кузове стоял и не прогибался при загрузке.Между листом этим и дном как раз по высоте бутылка помещалась. По размерам подогнали, покрасили – красота! Перед выездом из Афгана, чтоб порожняком не гонять, кузов пескомзагружают, в Союзе выгружают, свои люди с водкой уже ждут наготове. Загружают бутылки под фальшивое дно, песочком просыпают, чтобы на ходу не звенели, а сверху – полный кузовугля. И назад в Афган. Ну а дальше механика известная.

– Не поняла! Их что таможня совсем не проверяла? – удивилась Марья.

– Отчего же, проверяла! Только проверяют-то они как? На кузов сверху залезут, ломом уголь потыкают. До дна достает, об железо стучит – значит все "о'кей", проезжай.

– Конечно, такие живут, – с завистью вздохнула женщина, – есть у них и квартиры и машины. А мы, нищета…

– Во-первых, не такая уж мы и нищета. А во-вторых, я тебе дорогуша так скажу, лучше на свободе быть нищим, чем в тюрьме богачом, – по-философски рассудил прапорщик и продолжил.

– Сидели мы как-то на совещании офицеров и прапорщиков части. Это было еще когда я в Афган даже не собирался. Рядом сидел друг мой, прапорщик-политработник, а он год назадприехал оттуда по замене в нашу часть. Слушаем мы значит краем уха, как командир официальные бумаги читает, приказы там разные, кто чего натворил по военному округу и всемВооруженным Силам. Вдруг мой кореш подпрыгнул, словно его током ударило. Толкнул меня в бок и шепчет: "Слушай! Слушай!" А мне невдомек, чё там слушать? Ну читает командир, чтов воинской части "полевая почта какая-то" раскрыли контрабанду в особо крупных размерах в которой был замешан начальник политотдела, заместитель командное во вооружению и ещеофицеров и прапорщиков человек пять. Осуждены все военным трибуналом к различным срокам лишения свободы. После совещания я его спрашиваю: "Ты чего это подскочил какужаленый?" "Так я ж, – говорит, – в этой части в Афгане два ода отслужил. Знаю обоих этих полковников отлично. Ты б видел этого начальника политотдела! Высокий, толстый, фуражка нанем и сапоги на заказ сшитые, лицо от сытой жизни аж лоснится. Важный, надутый был как индюк. А характер гнусный – не передать. Подчиненных за людей не считал. За километр надобыло ему строевым шагом честь отдавать. Такой весь из себя правильный был, везде свой нос совал. Чтобы полковника получить и орден на грудь повесить, он специально на третий годслужить в Афгане остался. Конечно, чего бы не остаться при такой службе. Там для них и сауна, и бассейн, и женщины, и водка, и вино, и деликатесы разные. Кому война, а кому матьродна! Оказывается, еще и кучу денег на контрабанде загребал. Это тебе не пару бутылок водки через таможню протащить! Мне уже в Союзе после замены один друг рассказывал, чторазоблачили эту шайку-лейку, да я не совсем поверил. Эти махинаторы из Союза водку возили машинами в снарядных ящиках, а назад из Афгана – ковры, ткани, ширпотреб разныйотправляли. Но ничего, получили, гады, по заслугам!

Петрович умолк и задумался. Вдруг по залу прошла волна оживления. Дверь, ведущая в досмотровый зал распахнулась и уже знакомый капитан, помощник коменданта пригласил первуюпятерку убывающих на таможенный досмотр. Все начали собирать вещи, разговоры сами собой потухли и только в дальнем углу зала двое сверх меры "набравшихся" друзей громко велипьяный спор о чем-то своем.

Люди с вещами неспешно подтягивались к дверям, за которыми их ждала таможня, унизительная процедура досмотра, после чего они делали первый шаг за границу Родины, шаг навойну, навстречу судьбе. Лишь через несколько часов, измотанные и усталые, они займут места в самолете, летящем в афганское пекло, и никто не знал, кому суждено живым и здоровымвернуться домой, а кому – сгореть в пламени кровавой, бессмысленной, никому не нужной бойни.

г. Сумы, январь-февраль 1999 г.

"АФГАНСКИЙНИНЗЯ"

В большом семейном застолье как-то сам собой получился перерыв. Взрослые, слегка "подогретые" и расслабленные бурно обсуждали очередную житейскую проблему. Детвора,утомившись от этих трудных разговоров, потихоньку улизнула в другую комнату.

Проходя по коридору, Игорь услышал из-за неплотно прикрытой двери звуки потасовки и заглянул в комнату.

– "Эй, ребятня, вы чего тут драку устроили?"

– "А чего она маленьких обижает?", – надув губы спросил младший, кареглазый сорванец Васек.

– "Ты сам первый лезешь, а потом еще жалуешься!", – запальчиво возразила тоненькая как тростинка Леська.

– "Ну, ладно, хватит, это вам для примирения "бакшиш", – подмигнул Игорь и вручил каждому по шоколадной конфете.

– "А я знаю, что такое "бакшиш"! Это по-афгански "подарок"! Правильно дядя Игорь? – воскликнул повеселевший Васек. – Посиди с нами, расскажи что-нибудь интересное про Афган, а?"

– "Про войну, что-ли? Да не хочу я сегодня про нее проклятую говорить, только настроение портить", – отмахнулся Игорь.

– "Ну не про войну, а про чего-нибудь из жизни в Афгане расскажи, например про зверушку какую-нибудь, что там живут", – не отставал малыш.

– "Про зверушку? – Игорь задумчиво почесал затылок, – А вам интересно? Не надоело еще слушать?"

– "Интересно, интересно", – закивали головами племянники.

– "Ну тогда ладно, слушайте!"Игорь устроился на диване между ребятами, закинул руки на спинку, уютно обнял детвору и начал рассказ.

– "Служил я тогда в инженерно-саперном полку…"

– "Жили-были дед да баба!" – насмешливо передразнила Леська.

– "Ну, не мешай, – возмутился Васек и попытался достать до нее рукой, – рассказывай, дядя Игорь".

– Так вот, надо было мне ночью проверить, как солдаты в карауле службу несут. Я будильник поставил, проснулся среди ночи, оделся, взял автомат и вышел на воздух. Днем былажарища, как в духовке, аж дышать тяжело, а ночью так даже прохладно. Тишина кругом, погода ясная, ночь лунная, кое-где фонари территорию освещают. Конечно, не так светло, как днем,но достаточно, чтобы не заблудиться и не споткнуться. От моего общежития до караульного помещения идти мне надо было далеко, через весь городок, но почти везде проложены дорожкибетонные, захочешь – не заблудишься. Ночь глухая, все спят кругом, да я и сам сонный по дорожке плетусь, автомат на плече позвякивает. До караулки еще не дошел, вдруг слышу, сзади кто-то топает, причем быстро, перебежками, цок-цок-цок и затаится. А тут как назло и фонари рядом не горят, и постов поблизости нет никаких. С меня разом весь сон как рукой сняло.Автомат хватаю и р-раз, как в кино поворачиваюсь резко назад, чуть не упал. Хоть и знаю, что вокруг полка везде и минные поля, и колючая проволока, и солдаты в охранении службунесут, – не должны бы душманы пролезть незаметно… А все ж таки, вдруг какой-нибудь "нинзя" появился?

– "И что, что дальше было?" – возбужденно схватил Игоря за руку Васек.

– "А ничего! Обернулся я назад, постоял, осмотрелся, а там нет никого, ни души, и вроде бы даже спрятаться негде.

Ух ты, думаю, показалось спросонья. Пошел дальше, вроде успокоился уже, а сердце колотится и по спине холодок. Бывали случаи, что "духи" как волки, пробирались ночью в нашигарнизоны и вырезали ножами всех наших солдат. Война идет, всякое может случиться.

Иду себе опять по дорожке, но автомат все же под рукой держу на всякий случай. Вдруг снова сзади: цок-цок-цок шаги по бетону. Тут уж я действительно перепугался! С ходуоборачиваюсь, приседаю и кричу "Стой! Кто идет!" Автомат в руках дрожит, ладони вспотели, придется думаю отбиваться.

А сзади опять никого не вижу! Что за чертовщина? Когда присмотрелся повнимательней, – а возле дорожки в траве какой-то темный клубок шевелится. Небольшой такой, чуть меньшемяча футбольного. Подошел ближе, фонарем посветил, – елки-палки, – так это ж ежик! Я чуть не закричал от радости. Так вот какой "нинзя" за мной по дорожке топал! А он клубочкомсвернулся, иголками ощетинился и фыркает, даже не подозревает, что у меня из-за него чуть сердце не разорвалось. Я его, голубчика взял аккуратно, чтобы руки не поколоть, и отнес вкараулку без всяких приключений. Положили клубок на стол, он немного полежал и развернулся, нос выставил. Нос и уши у афганских ежиков длиннее, чем у наших и лапки повыше. А налапках когти твердые, вот этими когтями ежик по бетону и топал за мной. Такая вот история приключилась!

– Ха! Ну и ежик, ну и "нинзя", такой маленький, а напугал он тебя дядя Игорь! – развеселился Васек, – а ты его домой не привез оттуда?

– Нет конечно! Мы его выпустили. Там ведь его дом, может его там детки ждут. Пусть живет, лишь бы не пугал больше никого!

Январь 1999 г.