"Поцелуй зверя" - читать интересную книгу автора (Бароссо Анастасия)

Глава 16 БЕЛОЯР

Тревожное ожидание повисло над поселением, сказываясь в каждой мелочи: в ветре, который сделался злым и колючим, в настроении и лицах людей, словно сцепивших зубы, как голодный человек, старающийся не думать о своем голоде.

За эти дни Юлия почти не видела Марка, он все время находился с мужчинами. Куда-то пропадал вечерами, а днем почти не выходил из дома, где только спал и ел. Видя иногда Юлию во дворе или на обряде, здоровался с ней глазами. Слишком занят разведыванием сведений — решила Юлия. Она радовалась тому, что дело сдвинулось с мертвой точки. Только было очень страшно и одиноко без его рук и губ, и шепота, ободряющего и просящего одновременно.

Да, ожидание стало лейтмотивом этих дней. И Юлия, поддавшись общему состоянию напряжения, к концу второго дня уже клокотала от нетерпения. Девушки раздражали ее своей заторможенной покорностью, стены давили, холод вымораживал сердце, а безнадежные мысли все сильнее теснили образ волшебной мечты, созданный Марком в ее воображении.

Именно поэтому, когда Бояна сказала, что сегодня, наконец, она покажет Юлии то, что обещала, — та была рада и возбуждена, словно ребенок перед праздником.

Этот день был одним из тех редких дней, когда с утра в низкие окна срубов заглянуло солнце, осветив пыль в углах и трещинки на бревенчатых стенах. На улице снег искрился блестящими крошками, мелкими и острыми, словно осколки елочных шаров или отражения утренних звезд.

— Ну что, ты не передумала?

Бояна, приподняв ровную бровь, строго смотрела на Юлию, поигрывая серебрящимся на солнце кончиком косы.

— Нет.

Не отводя взгляда, Юлия упрямо помотала головой. И ее красно-рыжие кудри засверкали маленьким дерзким костром на фоне снега.

— Все еще не веришь мне на слово, что лучше тебе уйти?

Что-то в ее тоне заставило Юлию усомниться в своем упрямстве Может быть, снисходительное, но искреннее сочувствие, смягчившее грудной сексуальный тембр Бояны, или теплые золотые искорки, появившиеся от яркого света в дымчатых глазах?

— Но ты-то остаешься, — возразила Юлия. — Почему?

— У меня на это есть свои причины, — помрачнев, ответила Бояна.

— Ну, а у меня — свои!

— Тогда сегодня ночью не спи…

Это было легко. Она уже и не помнила, когда в последний раз спала нормально… Хотя нет. Помнила! Когда знала, что за стеной в соседней комнате находится, едва умещаясь на узком диване, тот, кого она приручила. Юлия закусила губу и настроилась на цель — как советовал Марк. После нескольких дней пребывания в поселении Юлии стало казаться, что здесь действительно существует вся эта эзотерическая чертовщина, о которой Марку поведал еще в монастыре Витек. А если так… даже дух захватило от этой мысли — тогда, возможно, свет и сияние, покой и отсутствие боли — все реально! Ради этого она готова еще и еще спать на жестких досках, слушать вой волков в зимнем лесу и ждать.

Ночью, когда свет луны начал снова делить комнату на две части, прочерчивая призрачную грань, что не пускает сны в реальность и сказку в быль, Бояна, подкравшись к лежащей Юлии, тронула ее за плечо.

— Одевайся, — коротко приказала Бояна. — Пошли…

Они вышли на холод, молча проскользнули вдоль двора мимо костровища. Юлия удивилась, когда они стали обходить слева дом Бера. Хотела спросить, но Бояна таинственно и строго приложила палец к губам. От этой высокой статной девушки исходила властность — та, которой обладают люди, знающие, чего они хотят. Юлия, всегда сомневающаяся и мятежная, была бессильна перед такой уверенностью, и потому она просто двинулась, скрипя снегом под рыжими ботинками по узкой тропинке в снегу вслед за своей проводницей. Когда они оказались у неприметной калитки позади дома Бера, снег вокруг был цвета черничного варенья. Бояна, оглянувшись по сторонам, приоткрыла ее.

— Куда мы идем?

Юлия напряглась. Здесь, на границе леса, когда забор из бревен остался чернеть за спиной непроницаемым охранным кругом, ей вспомнился волчий вой, близкий и жуткий, раздающийся почти каждую ночь.

— Но там же волки! — невольно повысила голос Юлия.

— Тс-с… Молчи.

И вдруг припомнилась странная фраза Марка, проскользнувшая, когда он давал ей подробные наставления о том, как вести себя в этом необычном месте. В его инструкциях мелькало довольно много странных фраз, и потому Юлия тогда не обратила на нее особенного внимания. А теперь вот вспомнила — «Не произноси вслух слово «волк»!»

— Мне нельзя произносить это слово? А… почему?

Бояна раздраженно нахмурилась, то ли потому, что ей пришлось остановиться, обернувшись к идущей позади Юлии, то ли из-за явной для нее самой нелепости вопроса.

— Как — почему? Ты же у лютичей находишься! Этот зверь издавна был тотемом у языческих племен и почитался как священный. Его истинное имя не произносится вслух, его заменили словом «лютый». Оттого и лютичи.

— М-м-м… Угу, — кивнула Юлия, смущенная очередным своим «проколом».

Дальше девушки шли молча. Совсем скоро тропинка в рыхлом снегу вывела их на границу свободной от деревьев поляны. По неровному кругу ее опоясывала ограда из пушистых сосен и голых берез, а в центре возвышался мощный деревянный столб. Вытянутый коровий череп на его вершине, с изогнутыми рогами и оскаленной пастью смотрелся демонически и гротескно одновременно, будто он попал сюда прямиком из телепередачи о путешествиях в поселения диких индейских племен. Только это была не передача. А ночь здесь, в лесу, оказалась другой. Совсем не такой, как там, внутри поселения лютичей, окруженного высоким частоколом. Не та, уже почти привычная, из страшноватых, неадаптированных русских сказок, уютно подсвеченная желтыми оконцами и красными кострами. Это была… НОЧЬ. Абсолютная, первобытная, истинная. Юлии вдруг стало страшно.

— Что ты хочешь мне показать? — прошептала она.

Бояна не отвечала. Только, прислушиваясь к чему-то, известному ей одной, крепко взяла Юлию за руку, снова предупреждающе прижав палец к губам. Все это не развеяло, а лишь усугубило опасения Юлии. Она поняла, что не может и не хочет себя контролировать.

— Куда мы пришли? Что это?!

— Это и есть капище Велеса, — ответила Бояна.

Вероятно, это заявление должно было все объяснить. По крайней мере, Бояна так думала, потому что ничего не добавила к этому краткому ответу. Юлия все эти дни с переменным успехом старалась выдавать себя за давнюю сторонницу языческой веры. Если бы здесь и сейчас с ней рядом был Марк, у нее бы опять получилось, но без него от этих односложных и непонятных ответов тревога и страх только усилились. Неведомая угроза слышалась в дивном, грудном голосе Бояны, а лицо ее в свете луны стало вдруг бескровным, однотонным и ровным, как лицо статуи. С крупными красивыми чертами это выглядело пугающе и дико — будто из живого человека разом выкачали всю кровь, так быстро, что он даже не успел умереть. У Юлии вспотели ладони, а ноги стали ледяными. Не от мороза. Ей стало вдруг все равно, что подумает о ней Бояна — посмеется незнанию или рассердится на глупые вопросы.

— И что?! — громко прошептала Юлия, хватая Бояну за плечи и разворачивая лицом к себе. — Зачем мы сюда пришли?!

Еще страшнее стало, когда статуя улыбнулась, а вместо привычных ямочек на щеках Юлия увидела злой, почти хищный оскал. Такие страшные эффекты создает ночь, холодный лунный свет, синие отсветы от снега и собственные взвинченные нервы.

— Скоро узнаешь, — только и сказала Бояна.

Ужас, иррациональный и в то же время вполне объяснимый, поднялся из живота и сдавил горло холодными властными ладонями. Но не это стало главным. Юлия чувствовала — сегодня случится что-то важное. То, что приблизит развязку всех этих непонятных, морочащих чувств и событий, окруживших ее в последнее время стаей черных, разгневанных птиц. Наконец, и ей будет, что сообщить Марку. Это шанс доказать ему и себе — Юлино присутствие здесь не только бесполезный, но и неоправданный риск!

Потом, когда они, присев, спрятались за двумя близко растущими друг к другу приземистыми елками, Юлия осторожно отвела от лица колючую мокрую ветку. Поляна была видна, как на ладони.

— Сиди тут тихо и смотри… — посоветовала Бояна.

Она могла бы и не говорить этого. Юлия вся превратилась в слух и зрение, и никто не смог бы поступить по-другому. Атмосфера места действовала парализующе, при этом невероятно обостряя восприятие. Какое-то время ничего не происходило. Но мир, тем не менее, без всяких событий наполнялся до отказа — треском веток, сверканием снега, крепостью воздуха, мерцанием звезд и ритмом сердца, бьющегося в каждом миллиметре тела. Что-то во всем этом было сродни гипнозу. И когда вдруг издалека, а потом все ближе и ближе послышались голоса, скрипящие звуки шагов и гул бубна, Юлия даже не пошевелилась, зачарованная уже гораздо сильнее, чем ей самой казалось.

Она почти не удивилась, когда увидела из своего укрытия, что на круг капища, в свет луны по одному входят люди.

Пятеро мужчин остановились рядом с пугающим столбом, повернувшись лицами друг к другу, еще двое остались в стороне. Звуки бубна затихли, резко оборвав затянувшуюся паузу. Одновременно мужчины вскинули вверх правые руки с зажатыми в них изогнутыми ножами. Пять лезвий тонко сверкнули под молочно-матовым прожектором луны… Мысли затаившей дыхание Юлии бешено и сумбурно заметались. Они что — будут драться на ножах? Очередные ритуальные танцы, национальная борьба? Хорошо забытое старое? Но почему ночью? Удивительно сгустилась темнота над поляной, эхо от затихшего бубна гудело еще какое-то время в глубине леса ровно и навязчиво, как шум крови в ушах. Блеснули одновременно в воздухе пять ярких, как молнии, синеватых вспышек, и пять ножей одновременно вонзились лезвиями в рыхлый снег. А потом…

Юлия не верила своим глазам. Она привыкла уже к голым торсам на морозе, но сейчас эти люди деловито и серьезно сбрасывали в снег одежду, оставаясь полностью обнаженными — будто на нудистском пляже для… «моржей»!

В другой ситуации Юлия засмеялась бы, только не здесь и не сейчас. Все было красиво и дико и еще… возбуждение мощной волной расходилось во все стороны так, что это чувство мгновенно захлестнуло удивленную Юлию. Завладело ею властно и целиком, убрав из головы мысли и оставив лишь тело, трепещущее от дикого желания — быть подчиненной, использованной и, может быть, даже убитой.

Голые мужчины замерли на снегу в свете луны, пар облаком окутывал их разгоряченные тела.

Еще раньше Юлия узнала среди них двух неразлучных близнецов, еще двоих парней из поселения и Рьяна. Он был гораздо смуглее всех остальных — темный и жилистый, с черной кудрявой гривой он напоминал сейчас больше, чем всегда, некое агрессивное животное. Все это выглядело настолько дико, невиданно, ни на что не похоже, и Юлии оказалось непросто оторвать взгляд от круглой поляны.

— Что они делают?! — все же вымолвила она, изумленно повернувшись к Бояне.

Сердце встало на миг, чтобы сразу застучать в висках ритмом шаманского бубна. Бояна исчезла. Юлия медленно повернулась обратно.

Лютичи продолжали нагревать морозный воздух жаром собственных тел… и вдруг! Как это произошло — она не поняла. Она плохо соображала то ли от страха, то ли от того, что это оказалось слишком невероятно, чтобы человеческий мозг мог воспринять адекватно картину, представшую Юлиным глазам. Одновременно, почти синхронно они кувыркнулись в воздухе, подобно акробатам знаменитого цирка «Дю Солей». А через секунду на бывшем болоте стояли, широко расставив лапы и вздыбливая холки, пятеро волков.

Когда, под вновь задрожавшие в полночном небе звуки бубна, они подняли к луне узкие морды и начали выть тоскливо и странно, словно подпевали играющему для них шаману, Юлия поняла, что сходит с ума. И еще — что нужно бежать. Только ноги стали ватными и не слушались, словно во сне, и невозможно было оторваться от ужасающего зрелища. Одна только здравая мысль билась на задворках сознания, мешая окончательно сойти с ума — нужно сообщить Марку! Они попали в логово оборотней — хоть такого и не бывает… Теперь понятно, о чем говорила Бояна и что означает «Дом жертв»! Спасибо, спасибо ей, эта красавица старалась их спасти, какой же надо быть дурой, чтобы не послушаться!

— Смотрите!! Здесь чужие!!!

Юлия давно уже спала наяву и вздрогнула как от удара током, услышав звонкий возглас, разнесшийся убийственным эхом над темнотой леса.

— Скорее, сюда!

Она узнала голос, несмотря на то, что сейчас он не был низким и мягким, как обычно, а, напротив — визгливым и резким. Эта неожиданная перемена почему-то выглядела еще отвратительнее, чем смысл фраз, оглушивших Юлию примитивным вероломством.

В свете поспешно зажегшихся факелов она увидела Медведя, а потом и Велемира, смотревшего на нее с осуждением и непонятной паникой в блестящих льдинками глазах, бессильно опустившего руку с бубном. И саму Бояну, напряженно замершую в стороне. Но самым страшным были волки!

Они обступили ее вокруг, скаля пасти. Луна и тишина обхватили девушку мертвенными объятиями. Боже, — в отчаянии подумала она, механически поднимаясь с колен и распрямляя застывшую спину, — Я не успею предупредить Марка! Как жаль… Один из зверей, угольно-черный с серебряной проседью и плотно прижатыми к узкой голове ушами стал медленно надвигаться на Юлию. Он казался самим дьяволом с горящими желтым огнем глазами и оскаленными зубами. Неконтролируемый ужас жертвы охватил Юлию, парализовав не только тело, но и мозг и волю.

— Ну, вот и все, — беззвучно, одними губами выговорила она.

Она сказала это даже с каким-то облегчением. Только уж очень жутко было представить свое тело, растерзанное этими острыми желтоватыми зубами. Теперь не мистический ужас перед чем-то неизвестным, а простой человеческий страх боли заставил кулаки сжаться, впиваясь ногтями в ладони, и задрожать постыдно и жалко от жалости к себе…

Какой-то странный звук раздался в стороне: тонкое скуление, быстро перешедшее в самый ужасающий вой, который ей доводилось слышать за эти дни. Все пять морд резко повернулись в ту сторону, откуда слышались звуки.

Через миг на поляну под дрожащий кровавый свет факелов выпрыгнул еще один волк. Огромный, мощный, с высокой холкой, большелобой круглой головой и белой густой шерстью. Он мгновенно сориентировался и, не обращая внимания на людей, на Юлию, вжавшуюся в колючие ветви, и даже на троих волков, слегка попятившихся при его появлении, белый зверь стал тихо, страшно рыча, надвигаться на черно-седого Рьяна.

Схватка была короткой. Два хищника встали друг напротив друга. Сморщились носы, превращая благородные морды в отвратительные гримасы агрессии. Из оскаленной пасти черного волка раздалось глухое рычание и вдруг — белый прыгнул. Черно-белый шерстяной клубок с рычанием и визгом закружился, взметая вокруг неровные фонтаны снега… И все. Белый волк заставил более слабого противника в знак повиновения прижаться к земле. Прихватив его зубами за морду, победитель подержал некоторое время поверженного и отпустил, застыв на широко расставленных лапах в боковой стойке.

Юлия не замечала, что давно держится рукой за елочную ветку и короткие обледеневшие иголки все глубже впиваются ей в ладонь. Она забыла о себе так же, как и все остальные на время поединка забыли о ней.

— Ха-ха-ха-ха-ха!!!

Раздался совершенно неожиданно оглушительный раскатистый хохот Медведя. Отсмеявшись, он не перестал улыбаться белоснежными зубами. Он явно любовался этим зрелищем. Хотя и не понятно было — что его так сильно развеселило, но он не просто радовался. Он торжествовал.

Жрец Велемир не разделял этой бурной радости. На его лице не отражалось ни удовольствия, ни досады, ни гнева. Только блестящий взгляд быстро перемещался, поочередно устремляясь то на Юлию, то на белого волка, то на Бояну, которая медленно пятилась в глубь чащи, нервно покусывая кончик косы.

Юлия видела все эти мелочи так ясно и четко, словно они происходили не в темноте лесной поляны, а были показаны ей отдельными быстрыми кадрами в сюрреалистическом кино.

Она ничего не понимала из того, что сейчас произошло, кроме одного: тот большой зверь по какой-то своей причине решил спасти ее от жуткой смерти. Девушка испытывала к нему невыразимую благодарность, хотя отлично понимала — эта отсрочка ненадолго. Она смотрела, онемевшая и оглушенная, на то, как белый волк обегает вокруг одной из сосен, начинает рыть передними лапами тяжелый снег под ней. Как переворачивается в воздухе — снова как в цирке! И как через мгновение вместо него на краю капища появляется человек.

Этот силуэт, эти плечи и руки и полоска светлых волос внизу живота… У Юлии закружилась голова — как тогда, в ее душной ванной. Ей вдруг стало не хватать кислорода, и она дышала медленно и часто, открывая рот, словно несчастная рыба, выброшенная на берег. Мужчина двинулся к Медведю, величественно и небрежно ступая по снегу босыми ступнями. Он не смотрел по сторонам, но с каждым его шагом волки все больше поджимали под себя пушистые хвосты. Медведь же, раскрыв объятия, пошел ему навстречу.

Иван…

В свете луны фигура его смотрелась ожившей серебряной статуей. И эта знакомая походка — только ставшая чуть более раскованной, словно танцующей! Длинная челка упала на лицо, он мотнул головой…

Иван!!!

В последнюю секунду Юлия подавила порыв кинуться к нему и, чтобы не крикнуть, зажала себе рот рукой.

— Здравствуй, сын. Ха-ха-ха! Ты как всегда — настоящий воин, женщин защищаешь?!

Медведь сбросил с себя безрукавную шубу, чтобы набросить ее на плечи Белояра. Они обнялись, и Белояр ответил:

— Да, отец…

— Ты был там?

— Да.

Медведь шумно задышал, ноздри его затрепетали, лицо утонуло в клубах белого пара, а мускулистые руки непроизвольно напряглись. Он обернулся к Велемиру, неподвижно стоявшему поодаль.

— Стерегите ее до утра, — приказал он, кивнув на Юлию. — Завтра решим, что с ней делать. А сегодня у меня радость!

Волки снова окружили ее. Они уже не скалились, не рычали, а просто не давали ей выйти из круга. Жрец с водянистыми глазами смотрел на нее осуждающе и, как ей показалось, грустно. За его спиной стояла бледная, как утренний снег, Бояна.

— Кто это? — пролепетала Юлия почти беззвучно, не узнавая своего голоса, ставшего вдруг тонким и дребезжащим, как у Велемира.

— Это Белояр, — холодно ответила та. — Нареченный сын Бера.

Все время, пока Бер и Белояр не скрылись из виду в темном лесу, Юлия провожала их изумленным взглядом.

Юлии уже не был страшен ни вой волков, ни злобное сверкание желтых зрачков, ни даже то, что предстояло ей завтра. Мало что могло испугать ее после того, как она увидела его глаза. Явно узнавшие ее и, тем не менее, скользнувшие по ней с неприязнью и, самое страшное — равнодушием.