"Законы отцов наших" - читать интересную книгу автора (Туроу Скотт)

1 сентября 1996 г. Сонни

Сонни больна. У нее свое представление о болезни. Рак — это огонь, случайная искра, которая начинает чадить и скоро гаснет; уголек размером с атом, который раскаляется и прожигает плоть насквозь. Этот процесс сопровождают ужасные запахи и невыносимый жар, которых она почему-то не чувствует. Огонь разрастается. Рак жжет. Во сне свет огня усиливается до тех пор, пока ее грудь не начинает светиться, как сердце инопланетянина в фильме, который всегда смотрит Никки. Свечение все время меняет оттенок, отражая пульсирующую силу жизни, и тогда жизнь начинает походить на смерть. Внезапно огонь взрывается гигантской вспышкой света, совсем как при взрыве атомной бомбы, под страхом которой прошло все ее детство, и наступает конец света.

— Нет! — кричит она в темноту. Сет, мгновенно проснувшись, закрывает ей рот рукой и крепко прижимает ее к себе.

Некоторое время их тела дергаются, словно обожженные страшным дыханием кошмара. Она предупреждала его. Такие сны приходят к Сонни регулярно, каждые полгода, и дикий страх, который она испытывает во сне, отнимает у нее разум. Страх не уходит потом, он оседает глубоко в костях, подобно боли, остающейся после того, как курс лечения закончен. Сонни позвонит Гвен утром. Если все сложится удачно, сегодня ей, возможно, сделают снимок. Сет целует ее в щеку, а затем в губы, из которых доносится несвежее дыхание сонного человека.

— О, как я ненавижу это! Ну просто сил нет, — произносит Сонни в темноте. — И даже если Гвен позвонит и скажет, что все в порядке, я все равно буду волноваться. Потому что я не знаю, что мне делать в тот день, когда окажется, что не все в порядке.

— Такого не будет.

— Не обращайся со мной, как с ребенком, Сет. Не в твоих силах что-либо обещать.

— Сонни, послушай, мы просто будем жить дальше, согласна? Ты не знаешь, и я не знаю. Но мы будем жить дальше. Ничего страшного не случилось и, я верю, не случится.

— Никки, — говорит она. — Получается, что я бросаю ее, оставляю одну. Это хуже всего. Просто пытка. Думать, что, несмотря на все мои старания… что она останется одна.

— С Никки все будет в порядке. Обещаю.

Сонни садится на постели, вся мокрая от пота, и ей тут же становится холодно. Нагнувшись, она хватает одеяло, которое свалилось на пол, когда она металась в бреду, и, подняв, закутывается в него.

— Оставить ее с Чарли? О Боже! — произносит Сонни.

— Только через мой гребаный труп будет она с Чарли. Забудь об этом.

— Но ведь он ее отец.

— И когда же он в последний раз звонил, чтобы узнать, как поживает родная дочь? Тополь и тот питает больше чувств к своему пуху, чем Чарли к своим детям.

Сонни смеется. Это ужасно. Похоже, Сет доставляет ей больше всего удовольствия в те моменты, когда говорит о Чарли с презрением и гневом.

— Если я скажу Чарли, что позабочусь о ней, что я удочерю ее, он будет только рад. И ты это знаешь.

Удочерить ее. Да, Сет мог бы это сделать. Закон. Слава Богу, закон предусматривает такой вариант. Чарли может дать согласие, а Сет ее удочерит.

— И ты действительно удочерил бы ее?

— Хоть сегодня.

— Ты серьезно?

Сонни чувствует, как он отодвигается в сторону, и свет торшера, стоявшего у кровати, ослепляет ее. Когда она убирает руку, Сет уже сверлит ее взглядом.

— Посмотри мне в глаза, — говорит он с особой интонацией. — Я вполне серьезен. Если ты согласишься и если Никки не против, мы можем подать заявление в любой момент. Она мне очень дорога. Ты это знаешь.

Она думает вслух:

— А если Чарли не согласится?

— Ты только скажи Чарли, что ему больше не придется платить алименты на содержание ребенка, — убеждает ее Сет, — и он приползет сюда из самого Цинциннати на коленках, чтобы подписать бумагу об отказе от родительских прав.

Тишину ночи разрывает звонкий смех Сонни. Да, лучше не скажешь. Сет попал в самую точку.

— Значит, ты все обдумал и говоришь абсолютно серьезно?

— Ну конечно же. А как еще? Разве такими вещами шутят?

Сет может удочерить ее дочь.

— Я хочу, чтобы ты понял, насколько это важно для меня, — говорит Сонни. — Вот сейчас я здесь, и, что бы ни происходило между нами, это происходит именно между нами, тобой и мной. Однако если меня не будет… Обещай, — говорит она. — Обещай мне, что ты полностью отдаешь себе отчет в своих словах и что действительно хочешь поступить так.

— Ты зря паникуешь. У тебя все будет в порядке. Вот увидишь.

— Твое обещание. Вот что мне нужно сейчас. Как воздух. Мне страшно подумать, что Никки будет жить в чьем-то доме и чувствовать себя там чужой. Я не хочу, чтобы ей казалось, будто она болтается где-то посредине, как неприкаянная, как было со мной всякий раз, когда мне приходилось жить с дядей и тетей. Понимаешь, инстинкт подсказывал мне, что мое место не там. Дядя и тетя прекрасно ко мне относились, но я не чувствовала себя связанной с ними прочными узами. Такого я не хочу. Сделай Никки частью своей жизни. Чтобы она не считала тебя чужим. Ты обещаешь? Да?

— Разумеется, — отвечает он. — Хорошо.

— Я должна знать, Сет.

— Сонни, я все прекрасно понимаю. И не способен шутить такими вещами.

— Потому что, если ты пообещаешь и не выполнишь своего обещания, я буду преследовать тебя. Буду являться к тебе в виде отвратительного призрака. Честное слово. Ты должен впустить ее к себе в душу. Дать ей почувствовать, что она принадлежит тебе. Так, как принадлежит мне. Я хочу, чтобы ты пообещал, что будешь для нее отцом. Не чужим. Не тем, кто просто восхищается ею и говорит, какая она милая. Но человеком, для которого ее жизнь станет главной заботой; человеком, который не будет скрывать от нее ничего, даже самых потаенных мыслей. Вот что ты должен обещать мне. Передать ей все, что есть в тебе хорошего.

— Конечно, я обещаю тебе это. Я знаю, что такое быть отцом, Сонни. С этой секунды, говорю тебе прямо сейчас, она — моя дочь.

— Я хочу знать, что ты действительно желаешь этого.

Довольно долго он смотрит на торшер и думает.

— Что бы ты сказала, если… — Голос Сета прерывается. Волна чувств захлестывает его. Немного успокоившись, он начинает снова: — Если это устроит вас обеих… — Он опять умолкает.

— Скажи, Сет. Я должна услышать.

Он поворачивается к Сонни лицом и предстает перед ней прежним, упрямым и своенравным. И в то же время в его глазах она видит знакомый скептицизм, с которым Сет воспринимает самого себя.

— Мне бы хотелось вырастить из нее настоящую еврейку, — говорит он.