"Том 1. 1955–1959" - читать интересную книгу автора (Стругацкий Аркадий Натанович, Стругацкий...)Космическая атака«…Либо врали романисты и газетчики, либо наш перелет не типичен. В нем нет ничего «межпланетного». Все буднично и обыкновенно. И вместе с тем… Но это самое «вместе с тем» относится уже к области чувств и переживаний. Если обратиться к фактам, то просто трудно представить себе, что находишься на борту космического корабля и что наш планетолет с гигантской скоростью несется к Солнцу. Сейчас, когда я пишу эти строки, Юрковский и Иоганыч в кают—компании возятся над картой полушарий Венеры #8213; так они называют два круга на бумажном листе, на которых нанесены цепочки красных и синих кружков и небольшие пятнышки, заштрихованные зеленым. Юрковский объяснил, что красные #8213; это горные вершины, достоверно известные; синие #8213; гипотетические или замеченные всего два или три раза; зеленые пятна отмечают места, где были зарегистрированы мощные магнитные аномалии. И большая черная клякса #8213; Голконда. Это все. Воистину загадочная планета! Над этой картой наши астрогеологи сидят часами, сверяя что—то со своими записями и переругиваясь вполголоса, пока Ермаков не выйдет из рубки обедать и не прогонит их со стола. Крутиков сейчас на вахте, Богдан в соседней каюте читает, свернувшись в три погибели на откидной койке. Пристегнуться не забыл #8213; видимо, привычка. Что касается Ермакова, то он заперся у себя и не выходит вот уже второй час. Но о нем разговор особый…» «…Итак, за истекшие сутки никаких происшествий не слу чилось. Пилотам и электронно—счетным машинам пришлось много потрудиться, прежде чем планетолет был выведен на так называемый прямой курс и взял прямое направление к точке встречи. Для этого Ермаков и Михаил Антонович еще на Земле рассчитали какую—то «дьявольскую кривую», трехмерную спираль, следуя по которой, планетолет гасил инерции орбитального и вращательного движения Земли и выходил в плоскость орбиты Венеры. Крутиков после сказал, что электронный курсовычисли—тель «Хиуса» оказался не совсем на высоте положения. Мы #8213; Юрковский, Дауге и я #8213; сидели в это время в кают—компании и прислушивались к легким толчкам. Но амортизационные устройства кресел #8213; чудесные, и дальше чувства легкой тошноты мои страдания не пошли. Затем я приготовил обед. У нас обильные запасы готовых обедов в термоконсервах, но есть и «живое» мясо в пластмассовых баках, стерилизованное гамма—лучами, и изрядное количество овощей и фруктов. Я решил блеснуть. Все хвалили. Но Юрковский сказал: «Хорошо, что у нас теперь есть, по крайней мере, порядочный повар»,#8213; и я разозлился. Ермаков, впрочем, заметил Юрковскому: «Зато к вашей стряпне, Владимир Сергеевич, подход возможен только с наветренной стороны». «Пробовали?» #8213; с любопытством спросил Дауге. «Краюхин предупредил». Короче говоря, мне придется ходить в коках до конца перелета. С удовольствием! Но «пижон» обидно посмеивается. В конце концов, плевать мне на гусара—одиночку! Однако все это мелочи. Есть три беспокоящих обстоятельства: первое #8213; встреча с метеоритом, второе #8213; вид на пространство и третье #8213; самое главное #8213; разговор с Ермаковым. Расскажу обо всем по порядку. Нам не так повезло, как Ляхову во время испытательного перелета. Очень скоро после старта «Хиус» встретился с метеоритом. Конечно, если бы не Ермаков, никто из нас не заметил бы этого. Просто вдруг пол провалился под ногами и замерло сердце, как во время спуска на скоростном лифте. Оказывается, пространство вокруг «Хиуса» непрерывно прощупывается ультракоротковолновым локатором. Если в опасной близости появляется метеорит, счетно—решающее устройство по отраженным импульсам автоматически определяет его траекторию и скорость, сопоставляет эти данные со скоростью и путем планетолета и подает соответствующие сигналы на управление. Совершенно автоматически планетолет либо замедляет, либо ускоряет движение и пропускает метеорит перед собой или обгоняет его. Встреча с метеоритом, оказывается, совсем не редкое и весьма опасное событие. Противометеоритное устройство «Хиуса» пока выручает…» «…Несмотря на спокойствие товарищей и весьма обыденную обстановку, когда все спокойно работают, отдыхают, читают, спорят, я все же испытываю смутное беспокойство. Дауге сказал, что у новичков такое состояние не редкость, что это «инстинктивное чувство пространства», вроде морской болезни для непривычных к морю. Не согласен! Какое может быть «чувство пространства» у человека, который это пространство и в глаза не видел? Ведь на «Хиусе» нет иллюминаторов, и единственное наблюдательное устройство находится в рубке, куда входить не пилотам категорически воспрещается. Но, пока я раздумывал над этим вопросом, для меня было сделано исключение, причем в таких обстоятельствах, которые усугубили мою тревогу. Произошло это так. Несколько часов назад радиостанция Седьмого полигона установила с нами телевизионную связь. Краюхин потребовал Ер макова для переговоров. О чем они говорили, никто не знал, потому что Ермаков тотчас отослал из рубки Богдана, стоявшего тогда на вахте, и плотно задраил за ним дверь. Разговор был недолгим. Скоро Ермаков вышел и молча спустился в свою каюту. Дауге и Юрковский пустились было в веселые догадки, но Богдан резко их оборвал. Через два часа пришла очередь Ермакова заступать на вахту. Проходя в рубку управления, он приказал мне явиться к нему. Общему удивлению не было предела, все странно посмотрели на меня. Я понимаю. Действительно, всем могло показаться, что у Ермакова с Краюхиным речь шла о моей персоне. Я и сам так подумал, признаться, и очень встревожился. В рубке было жарко, через титановый кожух доносился гул фотореактора. Ермаков, не глядя мне в лицо, спросил, хочу ли я увидеть Землю. «Вы, кажется, мечтали об этом, Алексей Петрович?..» Сердце у меня противно екнуло, и губы сразу стали сухими. Не прибавив ни слова, Ермаков подвел меня к прибору, похожему на большой холодильник, с двумя окулярами наверху. Он предложил взглянуть в окуляры. Глазам моим открылась круглая черная пропасть, окаймленная по краям слабыми лиловыми вспышками. В бездонной глубине виднелись мириады ярких и тусклых точек, в центре отчетливо выделялся светящийся крест, а правее и выше его я увидел шарик теплого зеленого тона с яркой звездочкой возле него. Это были Земля и Луна… «Сейчас перед вами нижнее полушарие небесной сферы,#8213; проговорил Ермаков.#8213; Свечение по краям #8213; это отражение термоядерных взрывов в фокусе зеркала из «абсолютного отражателя»». Я, конечно, сразу успокоился: нелепо думать, что меня «вы садят» с корабля и отправят обратно на Землю. Ничего грандиозного в открывшемся зрелище я не нашел. Почти то же можно видеть в ашхабадском планетарии, и я сказал Ермакову об этом. Он кивнул. «Разумеется, ведь это только электронное изображение. Оно служит для проверки точности счисления курса. Светлый крест посередине отмечает точку пересечения оси нашего движения с небесной сферой». Я осведомился, на каком расстоянии от Земли сейчас находится «Хиус». «Около тридцати миллионов километров… Хотите посмотреть вперед?» Он повернул выключатель, и в поле зрения вспыхнул яркий желтый диск. Его пересекал крест, а вокруг в черной пустоте дрожали звезды. «Солнце,#8213; проговорил Ермаков.#8213; А вправо от него #8213; видите? #8213; Венера. К тому моменту, когда «Хиус» придет к ее орбите, она тоже будет в точке встречи». Он выключил устройство, предложил мне сесть и мельком взглянул на доски приборов, усеянные множеством циферблатов и циферблатиков, разноцветных глазков и стрелок. После этого начал разговор. Постараюсь передать его слово в слово. Лицо Ермакова было, как всегда, спокойно; но темные круги под глазами и угрюмая складка на лбу показывали, что случилось что—то не совсем обычное. «Скажите, Алексей Петрович,#8213; начал он, глядя на меня в упор,#8213; как вы рассматриваете свое положение в экспедиции?» «В каком смысле?» #8213; снова встревожился я. «В смысле субординации… подчинения, например». Я подумал и ответил, что привык в работе выполнять приказы того, в чьем непосредственном служебном подчинении нахожусь. «То есть?» «В данном случае я ваш подчиненный, Анатолий Борисович». Он, помолчав, спросил: «А если вы имеете два взаимно исключающих друг друга приказа?» «Выполняется последний по времени». Я старался говорить спокойно, но, признаться, у меня мурашки пошли по телу от этого разговора, и я стал делать самые глупые предположения и строить заранее план действий на случай, если Ермакову вздумается поднять черный флаг и начать пиратствовать на межпланетных коммуникациях. А он допытывался: «Значит, если мой приказ будет противоречить приказу председателя Госкомитета, вы повинуетесь мне?» «Да…#8213; Тут я, кажется, с самым дурацким видом облизнул губы и добавил: #8213; Мы не в армии, но я выполню любое ваше приказание, если оно не будет противоречить интересам нашего государства… и партии, конечно. Я коммунист». Он засмеялся. «Только не воображайте, что я заговорщик. И не думайте, что я сомневаюсь в вашей готовности выполнять мои приказания. Просто мне хочется знать, какой линии поведения вы будете придерживаться, если обстоятельства принудят нас нарушить приказ комитета. Очень рад, что нашел в вас дисциплинированного и знающего службу человека». Я тоже был рад, честное слово, стоило только мне перехва тить его уверенный, твердый, как железо, взгляд. «Все же хотелось бы знать…» #8213; рискнул спросить я. «Объясню… Вернее, намекну, вы поймете. Дело в том, что не столько от выполнения задач экспедиции, сколько от успешного возвращения «Хиуса» зависит очень многое. Слишком многое, и мы, возможно, не будем вправе подвергать себя большому риску в поисках и исследованиях Голконды, даже для выполнения прямого приказа комитета…» Он кивнул мне и проводил к выходу. Действительно, здесь есть над чем подумать. Держи ухо востро, Алексей Быков! Ничего не понимаю. Впрочем, Краюхин и Ермаков #8213; не такие люди, чтобы чего—либо испугаться… Таким для отступления нужно очень много мужества… В чем же дело?» Поставив точку и аккуратно сложив тетрадь в потертую по левую сумку, Быков отправился в кают—компанию. Там были Юрковский, Дауге и Спицын. Иоганыч ползал по карте Венеры, а Юрковский вел со Спицыным ожесточенную полемику, смысла которой Быков сначала не уловил. Ему показалось, что речь идет о вещах, недоступных его пониманию, потому что спорившие оперировали формулировками из арсенала тензорного исчисления и то и дело обрушивали друг на друга цитаты из классиков, что, впрочем, как—то не вносило особой ясности. Но некоторые замечания были очень интересны и необычны, и уже через несколько минут он сидел в кресле у книжного шкафа и жадно слушал, почти забыв о своих тревогах. #8213; Ты с таким подходом неизбежно ввалишься в болото нью тонианства, дружок,#8213; говорил Юрковский.#8213; Ведь это все равно, что утверждать абсолютность пространства. Чему тебя только учили! — Выводы Лоренца… — И столько фактов, столько фактов! А ты осмеливаешься отвергать это! И когда! Почти через сто лет после создания теории относительности… — Выводы Лоренца я не собираюсь оспаривать,#8213; сказал Богдан.#8213; И не воображай себя единственным последователем и хра нителем идей старика Эйнштейна. Я хочу сказать, что… — Послушаем, послушаем! — А именно: при нынешнем состоянии техники нам далеко еще до практического столкновения со следствиями теории относительности… в нашем деле, конечно. — Ах вот как! — Да, вот так. — Далеко? — Далеко. Пространство для межпланетника есть пространство. Однородная пустота. — Если не считать метеоритов,#8213; не поднимая головы, вставил Дауге. — Да, пустота! Я летаю около десяти лет, и ни разу что—то мне не пришлось делать в расчетах поправок на теорию относительности. Они помолчали, глядя друг на друга, словно петухи перед дракой. — А скажи, пожалуйста,#8213; вкрадчиво спросил Юрковский,#8213; слушал ли ты отчет экспедиции к Вэйяну? — Куда? — К Вэйяну… Не слушал? И впервые слышишь это название? Ты мне жалок, Богдан! — А что это такое, в самом деле? #8213; спросил Дауге. — Вэйян #8213; это крошечная планетка, орбита которой нахо дится внутри орбиты Меркурия. Среднее ее расстояние от Солнца около десяти миллионов километров. Ее открыли три года назад китайские товарищи и назвали Вэйян #8213; «Телохранитель Солнца» или что—то вроде этого. Из—за близости к Солнцу она с большой скоростью испаряется и, надо думать, через сотню лет совсем сойдет на нет… Так ты действительно не слыхал о ней? #8213; снова обратился Юрковский к Богдану. Тот покачал головой. — Тогда слушай то, что рассказывал нам в прошлом году Федя. И ты будешь посрамлен, приготовься! Потому что Федя, участвовавший в этой экспедиции, говорил: «На таком расстоянии от Солнца нельзя было пренебрегать всякими неизвестными еще каверзами, какие может выкинуть мощное поле тяготения». А каверзы были и чуть не стоили экспедиции жизни. Вот так—то… — Ладно, ты рассказывай. — Слушай. Лу Ши—эру не удалось подобраться к этой планет ке вплотную, но орбиту ее он вычислил достаточно точно. И вот первая неожиданность: наши обнаружили планетку совсем не там, где ей полагалось быть по расчетам Лу Ши—эра. — Лу ошибся,#8213; проворчал Богдан. — Допустим. Чтобы не изжариться, командир оборудовал планетолет зеркальным экраном. Сначала все было хорошо. Планетку нашли и устремились в ее тень. Она очень мала #8213; яйцевидная глыба кристаллического железа в несколько десятков километров в диаметре. Вращается быстро и не успевает остывать, но наши надеялись провести наблюдения, укрывшись за ней от Солнца. Но не тут—то было…#8213; Юрковский сделал эффектную паузу и торжествующе взглянул на Спицына.#8213; Чем ближе планетолет подходил к Солнцу, тем сильнее давали себя знать новые и странные явления. Солнце меняло цвет, оно темнело и становилось красным, его видимые размеры росли гораздо быстрее, чем этого требовали законы перспективы. Наконец…#8213; снова торжествующий взгляд в сторону Спицына,#8213; оно стало греть и светить сразу с двух сторон! Тени не было. Федор говорил, что это страшно. Планетолет почти касался раскаленной поверхности Вэйяна, но тени не было! Солнце, огромное, пышущее нестерпимым жаром, будто обступило планетолет со всех сторон. Там, где ему не полагалось быть, с противоположной стороны, так же жарко и тускло светилось багровое пятно, заслонившее все небо… — Мираж,#8213; нерешительно предположил Богдан. #8213; Мираж в пустоте! Мираж, который обжигает и испускает потоки протонов! Ну хорошо, положим. А то, что все гироскопические устройства на планетолете вышли из строя,#8213; это тоже мираж? А то, что все хронометры, в том числе и обыкновенные ручные часы, отстали, как оказалось после возвращения, ровно на двадцать три минуты каждый,#8213; это тоже мираж? Богдан молчал. — И чем же все это объясняется? #8213; не вытерпел Быков. — Разумеется, тем, что поле тяготения в такой близости от Солнца исковеркало, изменило «абсолюты» пространства и времени. Тебе остается только одно утешение.#8213; Юрковский картинно протянул к Богдану руку.#8213; Все эти явления не могут быть объяснены даже эйнштейновской теорией. Но факт остается фактом: пространство #8213; это не «просто пространство», о котором ты так легкомысленно разглагольствовал перед нами полчаса назад. Порукой тому седые волосы Феди, которому удалось увести планетолет от Вэйяна только после пятой или шестой попытки. Юрковский замолчал и стал, посвистывая, ходить по кают— компании; Быков напряженно думал, что могли означать странные слова «тяготение изменило время и пространство». Но едва он собрался задать вопрос, как Дауге, уже с минуту иронически поглядывавший на Юрковского, положил конец дискуссии: #8213; Владимир, хватит болтать! Накрывай на стол и зови Анатолия Борисовича. Пора ужинать. После ужина за столом остались все, кроме Крутикова, став шего на вахту. Ермаков, чуть заспанный, но, как всегда, гладко причесанный и подтянутый, сидел над маленькой чашкой тонкого фарфора и с удовольствием смаковал горячий кофе. Богдан и Юрковский, по обыкновению, пересмеивались, вспоминая какие—то смешные случаи из их студенческой жизни. Дауге серьезно и сосредоточенно составлял какой—то фантастический напиток по меньшей мере из десяти различных фруктовых соков. Мягкий матовый свет озарял каюту, все было устойчиво, уютно, спокойно, и Быков в сотый раз подумал о том, как не вяжется такая обстановка с мыслью о металлическом ящике, с бешеной скоростью поглощающем миллионы километров черной пустоты. #8213; О чем задумался, Алексей? #8213; спросил Дауге. Быков виновато улыбнулся: — Так, понимаешь… мысли! Вот сидим, чаи распиваем… Я совсем не так себе это представлял. — Да как ты это вообще представлять мог? #8213; Иоганыч коми чески изумился.#8213; Ах, по книжкам? По газетным очеркам? — Хотя бы… Юрковский напыщенно изрек: — Героические межпланетники отважно преодолевали все трудности опасного перелета, мужественно шагая навстречу опасности… — Да… вроде этого. И, кроме того, я ожидал невесомости и всяческих новых ощущений. — Да побойся бога… — Нет—нет, я знаю, что в корабле, движущемся с постоянным ускорением, невесомости быть не может. Но все—таки это было разочарованием. Богдан и Дауге расхохотались. — Поверьте, Алексей Петрович,#8213; серьезно сказал Юрков ский,#8213; без невесомости гораздо удобнее. Вам ведь посчастливилось. А вот, помнится, тому назад лет шесть совершали мы рейс на Луну. И с нами отправился #8213; тоже в свой первый рейс, заметьте,#8213; некий специалист. Только не по пустыням, а по селенографии. Много времени он писал о Луне, изучал Луну, спорил о Луне, а на Луне никогда до того не был. Боялся лететь. Но… так уж устроена наша жизнь… — Это ты про Глузкина? #8213; спросил Дауге. — Про него, про Глузкина,#8213; усмехнулся Юрковский.#8213; Так вот, стартовали мы. Летим. Выключили реактор, освободили пассажиров из амортизационных ящиков. Все им было сверхинтересно #8213; невесомость, понимаете ли, новые ощущения и прочее. Этот Глузкин тоже радуется, хотя и бледен немного. Часа через два подбирается он ко мне и спрашивает: «Где здесь умывальная комната, товарищ?» А я, видите ли, забыл, что он новичок. «Идите,#8213; говорю,#8213; по коридору, последняя дверь направо». И ничего больше не объяснил. Он, сердешный друг, и отправился. Теперь улыбались все: Дауге, Богдан и даже Ермаков. Быков слушал насупясь. — Ну, заперся там, как полагается,#8213; продолжал Юрковский.#8213; Проходит пять, десять минут, четверть часа #8213; нет его! Потом появляется… весь мокрый с ног до головы. Ругается, водяные пузыри вокруг него целым облаком летают… Мы все кто куда прятаться. Включили на полную мощность вентиляторы, насилу очистили коридор. Ругался селенограф #8213; спасу не было! До сих пор краснею, когда вспоминаю. А ведь там с нами были женщины. Вот что иногда невесомость учиняет, Алексей Петрович! #8213; торжественно заключил Юрковский. — Да, в общем, невесомость #8213; удовольствие ниже среднего,#8213; подтвердил Дауге, когда смех утих.#8213; Пока научишься, как себя вести, намучаешься изрядно… — Я помню,#8213; сказал Богдан,#8213; как один товарищ… — Погодите—ка,#8213; прервал его Ермаков. Тонкий, едва слышный звук доносился сверху, то стихая, то усиливаясь волнообразно, словно писк комара в лагерной палатке. И Быков увидел, как медленно сошла краска с окаменевшего лица Ермакова, как внезапно до синевы побледнел Дауге, широко раскрыл глаза Спицын, а на скулах Юрковского выступили желваки. Все смотрели куда—то поверх его головы. Он обернулся. Под самым потолком, в складках стеганой кожи обивки, разгорался, пульсируя, красноватый огонек. Кто—то хрипло чертыхнулся и вскочил. С сухим стуком упал стакан, по скатерти расползлось красное пятно. И в то же мгновение оглушительный звон заполнил кают—компанию. Потолок, лица, руки, белая скатерть #8213; все озарилось зловещим малиновым блеском. #8213; Излучение! #8213; проревел над самым ухом чей—то незнакомый голос. Быков как завороженный глядел на судорожно вспыхивающую красную лампочку—индикатор, похожую на палец, торчащий из стены. «Дзанн, дзан, дзззанн!» #8213; надрывался сигнальный звонок. Дверь распахнулась, на пороге появился Крутиков. #8213; Излучение! #8213; крикнул он. Осунувшееся лицо его было покрыто потом. Ермаков спокойно проговорил, едва разжимая белые губы: — Видим и слышим. — Почему, откуда? #8213; пробормотал Богдан. Юрковский пожал плечами: — Праздный вопрос. — Не праздный, не праздный! #8213; словно задыхаясь, торопли во сказал Дауге.#8213; Может быть, еще можно закрыться… — Спецкостюмы? — А хотя бы и спецкостюмы! — Ерунда,#8213; убежденно сказал Богдан.#8213; Ведь пробило оболочку и защитный слой… «Дзанн, дзззанн, дззан…» — От этого не закроешься,#8213; прошептал Крутиков. Дауге криво улыбнулся. — Так,#8213; сказал он.#8213; Что ж, будем ждать. Крутиков с какой—то чопорной торжественностью поднял упав ший стакан и уселся между Ермаковым и Быковым. — Рентген сто, не меньше,#8213; заметил Юрковский. — Больше,#8213; отозвался Богдан. — Сто пятьдесят. Кто больше? #8213; Дауге взял со стола чай ную ложку и стал сгибать ее трясущимися пальцами.#8213; Честное слово, я чувствую, как в меня врезаются протоны! — Интересно, долго это будет продолжаться? #8213; проворчал Юрковский щурясь, глядя на лампу—индикатор. — Если больше пяти минут, нам труба… #8213; Прошло две минуты,#8213; объявил негромко Ермаков. Крутиков поправил воротник комбинезона, захлестнул рас крывшуюся «молнию» на груди и полез в карман за трубкой. «Дзанн, дзззанн, дззан…» #8213; Они сидели под ливнем смерти и слушали очаровательную музыку,#8213; сказал Юрковский.#8213; Слушайте, нельзя ли выключить этот проклятый трезвон? Я не привык умирать в таких условиях. «Дзанн, дзззанн, дззан…» Дауге наконец сломал ложечку и швырнул обломки на стол. Все уставились на них. #8213; Первая жертва лучевой атаки,#8213; сказал Юрковский.#8213; Иоганыч, будь другом, засунь руки в карманы… Быков зажмурился. Пять минут #8213; и конец? И, главное, ниче го не поделаешь, ни—че—го… И вдруг звон прекратился. Красный глазок индикатора погас. Тишина. Долго сидели они молча, не смея шевельнуться, слишком ошеломленные, чтобы радоваться. Наконец Ермаков проговорил, обращаясь к Юрковскому: #8213; Все—таки вы фат, Владимир Сергеевич. Позер… Дауге нервно рассмеялся. На Крутикова напала икота, и он, морщась, потянулся за сифоном с содовой. #8213; Виноват, Анатолий Борисович! Каюсь, есть немножко,#8213; сказал Юрковский.#8213; В юности блистал в театральной самодея тельности…#8213; Он потянулся, хрустнув суставами.#8213; Будем надеяться, что обойдется без последствий. У меня и без того на текущем счету целая куча этих рентгенов. Быков очумело вертел головой. — Неужели всего две минуты? #8213; спросил он. — Что ж, товарищи,#8213; глухо проговорил Ермаков вставая.#8213; Будем считать инцидент исчерпанным. Теперь #8213; немедленно за проверку внутренней защиты! — Надо же! Ведь такие вещи раз в десять лет бывают! #8213; про басил Крутиков.#8213; Кстати, чем же это вызвано, по—вашему? — Ясно даже и ежу: космические лучи,#8213; ответил Юрковский. #8213; Отлично, если так. Я, грешным делом, подумал, что кожух фотореактора лопнул. Богдан посмотрел на часы: — Мне на вахту, Анатолий Борисович. И время подавать сигналы на Землю. Будем сообщать? — Нет! #8213; сухо отрезал Ермаков.#8213; Незачем зря волновать людей. Подавайте обычное «все благополучно». И еще: сейчас прошу всех по очереди в медпункт для прививок и дезактивации. Дауге #8213; первый. А потом #8213; проверять и проверять защиту. — Но пока можно позволить себе кружечку кофе! #8213; весело заметил Крутиков.#8213; Э—э, да он совсем остыл! Алеша, будь другом, включи… — И все же героическим межпланетникам приходится муже ственно преодолевать трудности,#8213; сказал Быков, взглянув на Юрковского. Тот беспечно рассмеялся: #8213; Не трудности, дорогой Алексей Петрович, а всего—навсего страх смерти. Трудности будут еще впереди. Это я вам гарантирую, как говорил Краюхин. |
||
|