"Том 1. 1955–1959" - читать интересную книгу автора (Стругацкий Аркадий Натанович, Стругацкий...)

5

Что, однако, делать с противоречием между «фантастика существует для…» и «автор пишет потому, что не может не писать»? Пересекаются ли столь различные множества? Безусловно. Творчество Стругацких и есть это самое пересечение. Пишут—то они «потому что», но в процессе добавляют «для того чтобы». В ранних произведениях — по чайной ложке, простенькое и легко различимое… А потом, постепенно, обе мотивации срастаются. И читатель вынужден расти вместе с Учителями. Или уходить. Так что, повторюсь, подобная методология работает отнюдь не на популярность. Куда больше это походит на естественный отбор в результате нарастания экстремальных условий: новичку, не прошедшему школу «Трудно быть богом», в «Улитке на склоне» делать нечего — «Улитка…» вызовет у него только раздражение, ибо то самое «для» давно перестало быть простым и понятным. На финишную же выходят выдержавшие отбор гимназией, колледжем и допущенные к испытаниям на Зрелость. И, кстати, лишь они и становятся Читателями «турбореализма» — А. Столярова, А. Лазарчука, а также В. Пелевина — и им подобных. С неполным—то средним разве осилишь текст, который с первого раза вообще — в принципе! — понять нельзя, ибо автор именно этого и добивался.

Вот и выходит, что Стругацкие, вопреки каждому из своих тридцатилетней давности тезисов, создали—таки прецедент: жанр — не жанр, но нечто такое, что, являясь несомненно и Литературой, и увлекательнейшим чтивом, в то же время не менее несомненно выполняет некую дидактическую функцию, и, судя по многим из моего поколения, вполне успешно. Не надо, не надо! Именно «по многим»! Поверьте, пожалуйста, что нам виднее. И если шумные фэны и тихие «людены» немногочисленны, то это не означает, будто Учеников мало. Просто многие из них пошли не по пути профессиональных читателей (подобно амфибрахисту Константину), а, как и полагается Ученикам, присоединились «по жизни» к героям любимых авторов: стали учителями, воспитателями или чем—то подобным. А многие не столько выбрали «стру—гацковскую» профессию (ну не идти же, в самом деле, в прогрессоры, хотя хочется иногда ужасно — и не на каком—то там Саракше…), сколько жили и живут нормально — как Жилин, Попов, Каммерер…

Давайте попробуем найти другие примеры подобного триединства — искусство, развлечение, дидактика. Мне почему—то кажется, что это будет непросто. Есть, конечно, рафинированная Литература. И не менее увлекательные (только для другой аудитории) детективы—боевики—стрелялочки. И куда сильнее нашпигованные моралью и поучениями романы… Порой встречаются и примеры соединения двух из названных качеств: обычно это искусство плюс развлечение — не без потерь для каждого в отдельности. Однако все это не тянет. Сочетание двух первых ингредиентов само по себе уже феноменально, а попытка присоединить дидактику способна убить не только увлекательность, но и вообще всякую привлекательность книги. Пример — пресловутая менторская поучительность «отступлений» в «Войне и мире». Ну—ка давайте честно, кто помнит, о чем там речь? А ведь вы это читали и проходили в школе. Сюжет в памяти остался (если не перечитывали — с горем пополам), а вот «философия»… Даже «Анна Каренина» для современного думающего молодого человека слишком уж высокомерно—поучительна. Все те же утомительные «что такое хорошо…», портящие отличную по сути литературу.

Противоположный пример — Достоевский. Кто решится утверждать, что в школьно—программном «Преступлении и наказании» есть это самое «что такое хорошо и что такое плохо»? Разве что вспомнить анекдот о массовом убиении старушек на предмет изъятия двугривенных…

В чем же секрет? Откуда в общепризнанно легком жанре, таком как фантастика, взялись Учителя? Мало ли претендентов на эту роль в более солидных кругах! Однако же, при самом искреннем уважении к «настоящей» литературе, придется принять за данность, что существует целая партия думающих и читающих граждан, несущая на своих знаменах символику братьев Стругацких. В этих кругах вам не придется заканчивать фразу типа «Там, где царит серость…» или «… человек—то учит детеныша: думай как я…» и, тем более, объяснять, что сей афоризм значит. Здесь не просто любят (и тем более — не «фанатеют»). Не просто знают и цитируют. Последнее, кстати, вовсе не обязательно: не у всех есть время часто перечитывать. Да это и не важно. Главное в этой партии — что ее адепты живут по Стругацким. То есть, по—человечески.

Это, пожалуй, слишком! — справедливо возмутитесь вы. —

Нельзя же изображать двух авторов чуть ли не единственными носителями человеческой морали целой эпохи!

Нельзя. Да они таковыми и не являются. У многих и многих «шестидесятников» и их последователей присутствуют те же ценности, те же критерии нравственной чистоты и… ну, и тому подобное. Речь ведь не об этом. Мало быть хорошим, и даже — страшно сказать — мало быть талантливым, чтобы стать Учителем. Хотя стать, естественно, хочется. Многим — очень! (Я не сомневаюсь в том, что лучшие из них писали именно «потому, что не могли не». Просто этого мало.) Кому быть Учителями, а кому — нет, решает жизнь. Никакие литературные и прочие регалии не способны писателя сделать Мастером (даже в его собственных глазах!). Так же точно Учителем невозможно назначить. Желание (сколь угодно сильное), человеческие достоинства (сколь угодно высокие), даже принадлежность к Мастерам — все это необходимо, но недостаточно. Нужно что—то еще. Что же?

Пусть тот, кто решится полностью сформулировать «достаточные условия», получит медаль «За отвагу». Я же осмелюсь назвать еще одну компоненту.

Речь идет о некой тонкой грани идеального баланса между открытым выражением личного отношения автора и полным отсутствием такового выражения. Объяснюсь. Ни один автор, как бы он ни старался быть «объективным», не может не выказать своих оценок. Вариации тут, конечно, огромные, даже среди Мастеров: от явного выражения (тот же Толстой) до скрытости от самого себя (тот же Достоевский); от четкого разделения героев на «плохих» и «хороших», любимых и нелюбимых, — до появления в книге нормальных живых людей.

При этом не нужно забывать, что зеркало (только не «Уленшпигель», а именно простое зеркало) — уже крайность, ибо дает лишь чистое отражение, без оценок вовсе. Идеальный пример — поведение пришельцев из «Отеля «У Погибшего Альпиниста» Стругацких. Почему поступки Олафа Андварафорса — робота, рабочей машины инопланетян, всего лишь копии человека — так разительно не соответствуют нашим представлениям, заранее сформированным «фантастикой»? Да потому, что пришельцы выбрали для него модель не только внешности, но и поведения в массе. Олаф и есть отражение, без оценок — ну, не было у инопланетян критерия для оценок! То есть — они невольно «сработали» как зеркало. А масса — она масса и есть. Что в ней можно найти хорошего Для модели поведения? Вот Олаф и получился таким. Впрочем, с точки зрения мимикрии — решение идеальное. Пример, между прочим, показывает, что Стругацкие уже в те времена верно почувствовали разницу между пришельцами — то есть, существами иными — и столь распространенными в «фантастике» просто людьми, только прилетевшими невесть откуда и пытающимися — изо всех авторских силенок — пришельцами казаться.

Итак, о балансе авторского отношения. Даже молодые братья Стругацкие нигде, никогда и ничего не разъясняли «в лоб». Хочешь — пожалуйста, думай! Если цель у автора есть, то ее можно и вычислить. В вещах поздних многое вычислению уже не поддается. Но думать по—прежнему настоятельно рекомендуется. То есть «мораль» все же есть. Может быть… А вообще, морализированию не место в литературе. И уж стократ не место ему в учебнике! Так что вслух — ни звука. Сапиенти сат. Ну а ежели нет — что ж, пусть начинает пока с Чуковского: «Маленькие дети, ни за что на свете…» Может, сумеет дорасти и до уровня «Улитки» — если готов смириться с тем, что в книге «нет ни картинок, ни разговоров»: нет ни советов, ни поучений, ни злодеев, ни принцев. И сюжета нет… Зато — информация к размышлению. Ибо если бы не было и этого — то есть, мораль отсутствовала начисто и в любом виде, то мы и в самом деле получили бы идеальное стекло с идеальным отражающим покрытием. Только вот использовать его в качестве учебника — воистину невозможно.

Осталось добавить совсем уж очевидное — для полноты картины. Обладание перечисленными качествами не освобождает Учителя от необходимости ученика еще заполучить! То есть — писать интересно. Иначе все вышеназванное пропадет втуне. Быть может, в этом перечислении необходимых и органично сочетающихся качеств — ответ на вопрос, почему именно и только в фантастическом жанре стало возможным такое «явление», как братья Аркадий и Борис Стругацкие.