"Не в силах забыть" - читать интересную книгу автора (Томас Шерри)

Глава 7

На следующий день Лео попросил приготовить ему ванну. Во время болезни ему приходилось довольствоваться лишь обтираниями губкой, что наводило его на мысли о гигиене Средневековья. Ванну наполнили в купальном шатре. Раздевшись, Лео с наслаждением погрузился в горячую воду и закрыл глаза. Несколько минут спустя он услышал, как кто-то вошел в шатер. Он было решил, что кто-то из кули принес ведра с водой, однако стука ведер не последовало.

Обернувшись, он увидел Брайони, стоявшую возле входа в шатер. В руках она держала полотняную сумку и табурет.

— Почему вы здесь?

— Я помогу вам искупаться.

Лео недоверчиво поднял брови. Их айя была индуской, а не мусульманкой, она вполне могла бы выступить в роли банщицы. Вдобавок помимо нее в лагере имелось немало слуг, способных потереть ему спину, ополоснуть свежей водой и подать полотенце. Брайони не было нужды затруднять себя.

— Я раздет, — растерянно произнес он.

В последние несколько дней Брайони не раз видела его обнаженным, постоянно меняя ему одежду, которую тотчас стирали.

— Разумеется, раз вы сидите в ванне. — Она расстегнула пуговицы на рукаве и аккуратно закатала его, обнажив руку до самого локтя. Потом так же медленно, дюйм за дюймом, подвернула другой рукав.

Лео едва ли могло бы смутить зрелище раздевающейся женщины, но с Брайони все было иначе. Его сердце начинало бешено колотиться, стоило ей лишь снять перчатку. В библиотеке дома Уайденов он, хорошо знакомый с женской анатомией, вконец потерял голову при виде ее декольте — на любой другой женщине это платье казалось бы скромным, если не строгим. И все же оно обнажало плечи и слегка приоткрывало грудь, отчего у Лео, никогда прежде не видевшего Брайони в вечернем платье, перехватило дыхание. Перелистывая страницы энциклопедии, она рассеянно водила пальцем по краю выреза, словно топография собственного тела была ей незнакома.

— Запрокиньте голову, — попросила Брайони.

Лео повиновался. Смочив его волосы теплой водой, она намылила их кастильским мылом. Ее ногти слетка царапали кожу. Белую от пены голову она щедро ополоснула из кувшина, собирая мыльную воду в ведро, подставленное под край ванны.

Вытерев его волосы полотенцем, Брайони уселась на табурет рядом с ванной. Из полотняной сумки она достала губку, быстро окунула ее в воду, отжала и принялась намыливать с тщательностью хирурга, готовящегося к операции.

Ее обнаженные руки блестели от влаги. Изумительно гладкая кожа казалась перламутровой, Дыхание Лео участилось. Брайони начала намыливать его руку, двигаясь от плеча к кончикам пальцев. Затем, перенеся табуретку к другому бортику, она взялась за другую руку, старательно отводя глаза от центра ванны, где сквозь мутноватую от мыла воду можно было отчетливо разглядеть отклик Лео.

В шатре было тепло и влажно, клубы поднимавшегося из ванны пара витали в воздухе. Ее лицо пылало. Лео облизнул губы. Его одолевало желание лизнуть губы Брайони. На ее переднем зубе виднелась крохотная щербинка, которую ему хотелось лизнуть с того самого дня, когда он впервые пришел на обед в лондонский дом будущего тестя.

Протянув руку, Лео расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке. Брайони тотчас вскочила, опрокинув табурет.

— Пожалуйста, перестаньте.

Она встала позади него, намылила ему спину и ополоснула водой. Затем вернулась к боковому бортику и похлопала Лео по торчавшему из воды колену, жестом предлагая поднять ногу на край ванны.

С того места, где она теперь стояла, невозможно было не заметить, что с ним творится, и Брайони отнюдь не была слепой. Неужели она и впрямь думала, что сможет помыть его, не вызвав столь предсказуемой реакции?

Губка двинулась вверх по его бедру, мягкая, слегка шершавая. Брайони добросовестно делала свое дело: она мыла ногу быстрыми точными движениями, не дразня, не играя, не замедляя руки. И все же Лео еще больше охватывало желание. Губка задела его восставшую плоть, и у Лео вырвался хрип. Будто ничего не услышав, Брайони перешла на другую сторону ванны и слегка похлопала Лео по другому колену, а затем принялась намыливать его бедро.

Лео мысленно обвинил ее в желании поиздеваться над ним, но потом решил, что судил слишком сурово. Брайони наверняка делала все возможное, чтобы как следует его искупать, не обращая внимания на бурлившее в нем неистовое желание.

Она потерла губкой его грудь и живот. Лео подумал было, что с мытьем покончено, однако Брайони закатала повыше рукава и опустилась на колени, погрузив руку под воду. Лео с шумом втянул в себя воздух. Губка коснулась запретной зоны. Легкими движениями она скользила по самым чувствительным местам его тела. Лео с усилием сглотнул.

Губка гладила его восставшую плоть, двигаясь вверх и вниз, описывая круги. Лео словно пронзило молнией, обдало огненной волной. Казалось, от Брайони исходит поток электричества или пламени.

И вот его касалась уже не губка, а узкая ладонь. Легкая, как рыбий плавник. После трех с половиной лет тоски по Брайони ощущение оказалось слишком острым. По телу Лео прошла судорога, бедра его качнулись вперед, лицо исказилось, из горла вырвался блаженный стон.

Когда он открыл глаза, Брайони стояла поодаль, у изножья ванны, плотно прижав локти к бокам. Губка плавала у поверхности воды.

— Как я понял, вы уронили губку и пытались ее найти, — проговорил Лео, не в силах представить себе, что поступок Брайони не был случайностью.

Несколько долгих мгновений она хранила молчание и наконец произнесла:

— Я помогу вам ополоснуться.

Лео не оставалось ничего другого, кроме как подняться. Брайони окинула его цепким взглядом, потом отвернулась и поспешно направилась к ведрам с водой, приготовленным специально для купания.

Лео почувствовал, как по телу струится теплая вода. Смыв с него всю мыльную пену, Брайони протянула ему полотенце.

— А теперь одевайтесь.

И это после того, как она видела Лео обнаженным и, пусть и случайно, довела его до пика наслаждения?

— Неужели я вижу перед собой ту же женщину, которая, будучи моей женой, не позволяла мне снять с нее ночную рубашку?

— Если бы Господь желал, чтобы люди отправлялись в постель без одежды, он не создал бы ночные сорочки, — заявила Брайони, покидая шатер. — А кроме того, иногда вы все же снимали ночную сорочку.

Когда со временем супружеские отношения четы Марзден не улучшились, а, напротив, стали еще более неловкими и тягостными, Лео перестал приходить к Брайони вечером, перед сном. Для занятий любовью он выбирал предутренние часы, когда она крепко спала.

За несколько дней мучившая их неловкость неожиданно исчезла. Лео начал чаще улыбаться и разговаривать с женой за ужином. Временами он смотрел на нее так, что у Брайони перехватывало дыхание, а лицо вспыхивало румянцем.

Все эти несколько дней Брайони думала, что видит по ночам необычайно яркие эротические сновидения. Пока однажды не проснулась среди ночи и не обнаружила, что лежит плашмя обнаженная, а ее лодыжки покоятся на плечах Лео.

Она не нашла в себе сил остановить мужа. Тяжело дыша, она лишь беспомощно постанывала. Однако на следующий день Брайони попросила Лео больше не пытаться овладеть ею во сне. Оказавшись всецело во власти мужа, она испугалась. Пережитое ощущение вселило в нее неясную, но острую тревогу. Впрочем, в этом она, разумеется, не призналась. Брайони объяснила Лео, как важен для нее ночной сон, и изъявила готовность исполнить супружеский долг в любое другое время.

Лео молча выслушал ее доводы, а затем вышел, не сказав ни слова в ответ. Той ночью Брайони проснулась от собственного хриплого крика. Лео заставил ее испытать наслаждение, лаская ее губами и языком. Ей оставалось лишь беспомощно трепетать, когда он овладел ею, тихо шепча, что когда-нибудь она отплатит ему тем же.

На следующий день Брайони вновь поговорила с мужем, на этот раз более решительно. Однако ночью оказалась лежащей поперек кровати — широко разведенные ноги касались пола. Подступающее блаженство лишило ее сил сопротивляться.

Ее настойчивые просьбы прекратить эти ночные набеги Лео выслушивал все так же молча, бросая на нее враждебные взгляды, а с наступлением ночи заставлял ее стонать от наслаждения. Эти минуты исступленного блаженства пугали Брайони. Она все больше боялась Лео. Когда он пообещал, что со временем она сама станет умолять его овладеть ею, Брайони похолодела от ужаса, потому что эти слова вполне могли обернуться правдой.

Это повторялось из ночи в ночь. Брайони лежала без сна, со страхом думая о том, что сделает с ней Лео. Или заставит сделать ее. Так и продолжалось, пока она едва не зарезала пациента, оттого что чувствовала себя вконец потерянной и измученной постоянным страхом.

Вечером она вернулась домой, заперла на засовы все двери своей спальни и никогда больше за все время, что прожила под одной крышей с мужем, не впустила его в свою постель.

Лео приходил к Брайони по ночам, когда она спала, потому что устал играть роль льва, раздирающего мученицу. Ему хотелось сжимать ее в объятиях, не чувствуя, что его прикосновения оскверняют ее.

В первый раз он не собирался заходить дальше объятий и поцелуев, но стоило ему лечь рядом с ней, она повернулась к нему, безмолвно предлагая себя. Ее тело, всегда такое напряженное, сделалось гибким и податливым, как живот танцовщицы. И Лео не удалось удержаться от соблазна. Он раздел Брайони и, сбросив одежду, насладился близостью с нею. А она обвила его руками, крепко прижала к себе и впервые — во сне — прошептала его имя.

«Лео, — повторяла она, — Лео, Лео, Лео». И, словно внутри его прорвало плотину, он излил семя.

Власть, которую обрела над ним Брайони, пугала его. За один миг неистового блаженства он готов был забыть весь свой гнев и отчаяние. Он никак не мог утолить голод краткими мгновениями похищенной близости, насытиться ею, женой, принадлежащей ему лишь ночью.

Возможно, это станет началом их новых отношений, решил Лео. Быть может, ему удастся завоевать ее любовью, упоительной, утонченной, сладкой, как сахарная вата, воздушной, как меренги. Легкая пена поцелуев и ласк вознесет ее к небесам.

Ему отчаянно хотелось сделать их супружество счастливым, испытать безмятежность, даруемую взаимным телесным влечением. Если бы ему удалось показать ей, какой бывает подлинная страсть, истинное наслаждение, будь у него в запасе год, месяц или хотя бы неделя, он смог бы изменить Брайони, исправить несходство их темпераментов и превратить неудавшийся брак в чудесный гармоничный союз. Но Брайони прогнала его. И они все больше и больше отдалялись друг от друга. Их брак таял, словно жемчужина, брошенная в уксус.

Летнее ночное небо над Гиндукушем напоминало прекрасный купол, освещенный волшебным сиянием Млечного Пути. Миллионы крошечных звезд, рассыпанные по черному бархату, мерцали и переливались, словно бриллианты, оброненные неловкой рукой грабителя.

Брайони распахнула полог палатки, Что может быть лучше сна под звездами? Если бы только она могла заснуть! Но самая обычная походная кровать казалась ей жесткой и колкой, как груда камней. Вдобавок ее мучила жара, — в неподвижном воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка. Долина Читрал располагалась на добрых две с половиной тысячи миль ниже деревни Балангуру в долине Румбур, и климат здесь был заметно теплее. Высокий ворот ночной сорочки Брайони натирал шею, руки плавились в длинных фланелевых рукавах.

Брайони хотела того, чего не следовало желать. Она мечтала о несбыточном.

Лео занимал все ее мысли.

Ванну она использовала как уловку, способ утолить непреодолимое желание прикоснуться к нему. Потеря веса и болезнь не смогли лишить Лео прекрасной физической формы, приобретенной за месяцы активных ежедневных упражнений. Его тело осталось крепким и поджарым, плечи сильными, живот упругим, а длинные ноги мускулистыми.

Его кожа была все так же восхитительно хороша на ощупь. Обмывая Лео губкой, Брайони коснулась волосков на его коже и едва не отдернула руку от изумления. Она успела забыть, какое чувство испытывает женщина, прикасаясь к мужчине.

А может быть, никогда по-настоящему и не знала, что это такое?

«Как я понял, вы уронили губку и пытались ее найти?»

Нет, Брайони выпустила из пальцев губку, чтобы прикоснуться к Лео. Однако ей не хватило смелости обхватить его восставшую плоть, это было бы ужасно грубо. Она лишь погладила его, но отклик Лео на ее робкое прикосновение оказался необычайно бурным.

Потрясенную Брайони захлестнула волна желания. Это чувство не оставляло ее до самого вечера, хотя она старательно избегала встречи с Лео. А с наступлением ночи тоска по нему стала невыносимой. Жажда близости терзала ее, причиняя адские муки. Кожа ее горела, голова раскалывалась. К усталости, накопившейся за время болезни Лео, когда ей почти не удавалось забыться сном, добавилась горечь неутоленного желания. Зов плоти властно требовал своего.

Брайони села на кровати и, запустив пальцы в волосы, принялась массировать голову, царапая кожу. Несколько минут спустя она встала и выскользнула из палатки.

Небо над головой искрилось звездами. Казалось, мерцающие огоньки вот-вот покатятся с небес подобно тому, как жемчуг и самоцветы осыпаются с бального платья в стремительном вихре вальса. По сторонам огромными тенями чернели горы. В долине царило безмолвие, зловещая тишина, которая окутывает мир, когда птицы спят, а ночные создания, выходя на охоту, бесшумно крадутся во тьме.

Брайони прошла тридцать футов, отделявшие ее палатку от шатра Марздена, и заглянула за полог. Лео спал. Его дыхание было тихим и ровным. Опустившись на колени возле кровати, Брайони измерила пульс и пощупала лоб недавнего больного. Ни учащенного сердцебиения, ни жара. Она облегченно вздохнула: молодой и выносливый, к утру Лео наверняка будет полностью здоров.

Она заботливо подоткнула простыню, заменявшую ему одеяло. Теперь оставалось лишь вернуться к себе в палатку и попытаться заснуть. И все же Брайони не двинулась с места. Замерев, она прислушалась к завораживающе ровному дыханию Лео, затем осторожно дотронулась до него.

Ее рука легла ему на плечо, легко скользнула по шее и задержалась на подбородке. Лео побрился перед купанием, но пробивающаяся щетина слегка царапнула ладонь. Пальцы ее дрожали. Все тело сотрясала дрожь, но сила, притягивающая к Лео, оказалась сильнее страха и робости, сильнее трепета.

Наклонившись, Брайони коснулась губами его шеи, щеки, уха. От него все еще пахло кастильским мылом, ароматом оливкового масла далекой Иберии. У нее закружилась голова от этого запаха, от тепла его кожи, от собственного безумного замысла.

Брайони расстегнула ворот ночной сорочки и сняла ее, отбросив в сторону. Ее охватило странное волнение при мысли о том, что Лео побывал в тех же странах, что и она. Казалось, их объединило тайное родство, словно потерпевших кораблекрушение. Впрочем, это не извиняло глупости ее поведения. Но глупость обладает удивительной силой, легко побеждая здравомыслие и сопротивление, подобно тому, как завоеватели с ружьями и пушками покоряют несчастных дикарей, вооруженных одними лишь копьями.

Смятение раздирало ее душу, но тело, изнуренное бесконечными запретами, наслаждалось свободой.

«Лео, — тихо прошептала Брайони скорее себе, чем спящему. — Почему всегда ты, Лео?»

Она отдернула простыню, которую только что заботливо поправляла, и окинула взглядом его обнаженный торс, гладкую упругую грудь. Потом осторожно провела пальцем от горла к пупку и приникла губами к мягкой коже живота.

Рука ее скользнула ниже, обхватив жаркую восставшую плоть. Брайони не испытала удивления. Все происходящее казалось ей почти… неизбежным.

Лео спал. Он не проснулся, даже когда она взобралась на походную кровать и оседлала его, опираясь на руки и колени. Он продолжал спать, когда ее грудь коснулись его кожи и когда их тела слились воедино.

Распущенные волосы Брайони рассыпались по плечам. Незнакомое ощущение казалось волнующим. Простыни сбились, и колени терлись о грубую ткань кровати. Малейшее движение отдавалось в ее теле волной дрожи. Губы ее шептали страстные молитвы, обращенные к Эросу. Чего она желала? О чем молила? Уж конечно, не об этом иссушающем одиночестве, не об отчуждении, придающем горечь акту любви.

И будто в ответ на ее молитвы ошеломляющее блаженство заставило ее затрепетать.

— Лео, Лео, — выдохнула она, хватая ртом воздух, — Лео…

И вдруг руки Лео сжали ее бедра, тело его выгнулось дугой, из груди вырвался хриплый стон. Наслаждение, дикое, необузданное, захлестнуло Брайони. А в следующий миг она испуганно замерла: Лео провел пальцем по ее груди, как за минуту до этого она сама робко касалась его тела.

— Брайони, — прошептал он. — Брайони.