"Бестиарий" - читать интересную книгу автора (Маселло Роберт)

ГЛАВА 5

Бет была так погружена в работу, рассматривая через увеличительное стекло листок древнего пергамента, что поначалу не услышала звонок телефона. Полученные из лаборатории Музея Гетти отчеты не слишком помогали разобраться.

Ответила она только после шестого или седьмого звонка. К счастью, это оказался Картер.

— Что ты там делаешь? — спросил он.

— В смысле?

— Разве ты не должна быть на приеме для прессы?

Она взглянула на настенные часы. Муж был прав.

— Я уже собирался отправить тебе сообщение, — сказал он.

— О чем?

— Что я застрял на Уилшир, пробка просто чудовищная. Так что начинай выпивать без меня.

— Ладно, так и сделаю, — сказала Бет. — Ты прав, мне пора бежать.

— Беги, — сказал он, и, прежде чем повесить трубку, Бет услышала на заднем фоне автомобильные гудки.

Она положила увеличительное стекло на стол, достала из верхнего ящика расческу и, глядя в зеркало на внутренней стороне офисной двери, начала быстренько приводить себя в порядок. Сняла резинку, стягивающую волосы в конский хвост (работать легче, когда ничего не нависает над глазами), и принялась расчесывать густые темные волосы, падающие до плеч. Затем сделала легкий, как всегда, макияж, схватила со стула жакет в тон блузке, сбросила тапочки, надела туфли на высоких каблуках и торопливо вышла из комнаты. Ее начальница Беренис Кейбот будет очень недовольна, если Бет явится после нее.

Особенно на прием в честь открытия уникальной выставки под названием «Гений монастыря: иллюминированные манускрипты[7] одиннадцатого века», главным куратором которой и являлась Бет.

Сегодня должен был состояться прием с представителями прессы, предназначенный для ознакомления искусствоведов, знатоков и просто друзей музея с новой выставкой, экспонаты которой были извлечены из полных запасников Центра Гетти. Бет провела бессчетное количество часов, изучая редчайшие манускрипты музейной коллекции и выбирая экспонаты, которые бы могли наилучшим образом проиллюстрировать ее тезисы и доклад. Выставка не может и не должна быть случайным собранием предметов, пусть даже и одного порядка — ей положено иметь смысл и цель, или, если угодно, идею. Этому научили ее в Институте искусств.

Бет вышла из лифта, затем, толкнув высокие застекленные двери, покинула здание исследовательского института и направилась к парку, где должен был состояться прием. Погода вполне благоприятствовала: стоял душистый теплый летний вечер. Центральный парк, как он назывался, являл собой превосходное место для проведения этого торжественного события. Бет прошла по круговой дорожке в тени высоких платанов, перешла по мостику через ручей — за ним, собственно, и начинался парк, в котором росли сотни разных растений и цветов, от лаванды до гелиотропа, от индийской сирени до розы флорибунда. Все это благоухающее великолепие уступами спускалось к выложенному цветными плитами бассейну и площадке, вход на которую образовывали арки, увитые бугенвиллеями. Синяя вода в бассейне сверкала и переливалась в лучах заходящего солнца, у бортиков густо цвели азалии.

Столы, застеленные скатертями из золотистого дамаска, были уже накрыты, кругом сновали официанты с подносами, на которых стояли бокалы с шампанским, «Перье» и прочими напитками. Гостей собралось около тридцати человек, они уже завершили осмотр выставки в музее, до сих пор в руках у некоторых были программки. И все они дружно налегали на закуски и напитки. Первой на глаза Бет попалась ее начальница, миссис Кейбот, пожилая женщина. Она стояла рядом с Критчли, супружеской парой, весьма известной в голливудском мире искусств, и выглядела недовольной. Бет схватила бокал шампанского с подноса пробегающего мимо официанта и поспешила присоединиться к ним.

— Мы уже и не надеялись вас увидеть, — с натянутой улыбкой заметила миссис Кейбот.

— Ради бога, простите, — пролепетала Бет и кивком поздоровалась с четой Критчли. — Так ушла в работу, что потеряла всякое представление о времени.

— О, со мной такое случается на каждом шагу, — заметила миссис Критчли. — Как-то раз забыла явиться на ланч в честь собственного дня рождения, занималась обсуждением праздника дочери.

Она была нервной, даже истеричной дамочкой, но сейчас Бет была рада ее присутствию. Мистер Критчли, джентльмен старой школы в костюме из индийской жатой ткани в полоску, сиял улыбкой. Он никогда много не говорил, но Бет чувствовала — от него так и веет доброжелательностью.

— «Лос-Анджелес таймс» прислали эту дамочку Русофф, — сказала Бет миссис Кейбот. — От «Арт-ньюс» здесь вон тот господин в галстуке-бабочке.

Бет обернулась посмотреть, так как на мероприятиях, подобных этому, бабочки носили часто.

— Вон, в красной, — подсказала миссис Кейбот, предвосхищая ее вопрос.

— О, замечательно. Уверена, поговорить с ним не помешает.

— А я уверена, что наши милые Критчли не будут возражать, если вы сделаете это прямо сейчас, — сказала миссис Кейбот. — Вроде бы он говорил, что сразу после нас собирается быть на приеме у мэра.

Бет понимала — это приказ и направилась к господину в красной бабочке. Эту часть своей работы она не любила. Ей нравилось проводить исследования, она обожала изучать рисунки старых мастеров, древние манускрипты, драгоценные инкунабулы, которыми во множестве владел музей, любила работать с экспертами по сохранению и реставрации старинных рукописей и бесценных произведений искусства, которые начали разрушаться от времени. Но работа по связям с общественностью была ей не по душе.

Журналист из «Арт-ньюс» представился, хоть и с некоторым трудом, рот у него был набит пирожным. Звали его Александр Ван Ностренд, он действительно собирался посетить еще один прием, но при виде Бет оживился и решил, что определенно хочет больше узнать о происхождении выставки.

— Как вам известно, Музей Гетти обладает одним из богатейших в мире собранием древних иллюстрированных рукописей, — начала Бет. — Эти церковные работы, большинство из которых датируются одиннадцатым — тринадцатым веками, создавались для библиотек английских приоратов и монастырей.

Она завела свою обычную шарманку, часть этого текста была записана для аудиотура по музею, но Ван Ностренд, похоже, нисколько не возражал.

— Все эти манускрипты считались весьма ценными, и во многих монастырях, таких как Абингдон, Уолтем, Уорчестер и Церковь Христова в Кентербери, велся их список, или каталог. Мало того, порой книги просто приковывали цепями, в буквальном смысле этого слова, к алтарям и кафедрам.

— Да, — кивнул Ван Ностренд. — Выставка все это прекрасно демонстрирует. Одного не могу понять, — продолжил он, тут Бет заметила у него на нижней губе прилипшую крошку пирожного, — что такого завораживающего находите в них вы? Что заставляет красивую молодую женщину, если так можно выразиться…

Он ждал реакции, но Бет просто улыбнулась и промолчала.

— …посвятить всю себя без остатка такому древнему и, не побоюсь этого слова, пыльному предмету?

Сказать ему насчет крошки? Бет решила, что не стоит.

— Думаю, прежде всего их красота. Именно она привлекает меня в манускриптах.

— Короче, вся эта позолота? Шик-блеск-мишура?

— В ряде случаев, — ответила Бет и, сев на своего конька, слегка оттаяла, — многие из средневековых работ выглядят весьма эффектно, особенно если создавались для императоров и королей. Другие гораздо скромнее, хотя мы и называем их иллюминированными, в строгом смысле этого слова они таковыми не являются. В их оформлении не используется позолота или серебро, но все равно выполнены они прекрасно и написаны тоже превосходно.

— А по какому принципу вы отбирали экспонаты для этой выставки?

У Бет возникло неприятное ощущение, что собеседник не расслышал ни слова из того, что она только что говорила, что он задавал все эти вопросы лишь с одной целью — удержать ее рядом с собой. Но альтернативой было возвращение к миссис Кейбот и чете Критчли, поэтому она предпочла остаться.

— Эти рукописи отличает одна характерная и весьма, на мой взгляд, любопытная особенность. Хотя принадлежали они разным монастырям, иногда в самых разных уголках страны, все они объединены определенным стилем письма и иллюстраций. Все эти книги, уверена, вам об этом известно (никогда не помешает немного польстить собеседнику), обычно оставались неподписанными. Создавались они монахами в монастырях анонимно, в продуваемых всеми ветрами скрипториях, специальных помещениях для переписки рукописей. По моему мнению, у всех экспонатов этой выставки один и тот же автор.

— То есть как? Ведь текст почти всегда один и тот же, разве нет? Библии, писания святых отцов, Евангелия?

Ну что же, кое-что он все-таки уловил.

— Да, верно, хотя тематика их куда шире, чем принято считать. Существует большая дистанция между Евангелием из Линдисфарна[8] и «Tres Riches Heures»[9] герцога Беррийского. Между «Историей Рима» Лайви и «Этикой» Аристотеля, «Энеидой» Вергилия и «Приключениями Марко Поло». Король Франции Карл Пятый был таким поклонником Марко Поло, что собрал пять копий этой книги, причем одна из них была в золотом переплете.

— Но эти книги отделяют друг от друга века!

— Правильно, но монах или переписчик, создавший, как я считаю, все собранные на нашей выставке работы, жил примерно в середине или конце одиннадцатого века. Он писал очень характерным наклонным почерком, точнее — с небольшим наклоном влево. Это означает, что он мог быть левшой или же имел какие-то проблемы со зрением. Все иллюстрации у него узнаваемы, они обладают редкой психологической остротой.

Бет казалось, что даже в цифрах, которые обычно писались строго по правилам и не отличались выразительностью, этот неизвестный переписчик сумел передать чувства и оттенки.

— Нет, погодите, — возразил Ван Ностренд, — преклоняюсь перед вашими знаниями в этой области, но смею заметить следующее: текстом обычно занимались писцы, а художники украшали и создавали картинки. Выходит, над одной рукописью работали двое разных людей, так?

— Да, — кивнула Бет. — Обычно так оно и было, но что-то подсказывает мне, что этот человек, Микеланджело рукописного мира, делал все сам. Отсюда и название выставки — «Гений монастыря». Оно выбрано не случайно. Я хотела тем самым отдать должное талантам монахов в целом и подчеркнуть гениальность мастера своего дела, который превзошел всех их.

Судя по всему, Ван Ностренд все еще сомневался, и Бет решила привести еще одно доказательство.

— Этот человек, этот художник, гордился своими достижениями. Хотя большинство таких работ делались анонимно, он всегда умудрялся ввести в письменный текст нечто от себя, оставить свою маленькую метку.

— Надеюсь, что не в Библии?

— Нет конечно, — ответила Бет. — Он бы никогда на такое не пошел. За это можно было лишиться работы, даже из монастыря могли выгнать. Нет, он изобрел более оригинальный способ.

— Какой же?

Крошка, прилипшая к губе журналиста, наконец оторвалась, и ее унесло вечерним ветром.

— Он проклинал.

— Что?

— Он насылал проклятие на любого, кто посмеет украсть или испортить его труд.

Ван Ностренд рассмеялся, Бет тоже.

Именно эта особенность с самого начала натолкнула ее на то, чтобы собрать вместе столь разные книги на выставке. В верхней части манускрипта почти тысячелетней давности из аббатства Ридинга она нашла надпись: «Liber sancte Marie Radyng(ensis) quern qui alienaverit anathema sit». Что в переводе с латыни означало: «Да проклят будет тот, кто испортит эту книгу». На других рукописях, доставленных с разных концов Британских островов, имелись аналогичные надписи с проклятиями, в ряде случаев куда более цветистые и изобретательные. И, несмотря на то что точно датировать все эти труды было сложно, Бет догадывалась, что неизвестный монах становился со временем все более нетерпимым, а потом вдруг и вовсе исчез со сцены и его работы больше не появлялись. Что с ним произошло? Здоровье подвело или умер? Может быть, ему просто перестали давать работу? И наконец, кем он был, этот удивительный человек? Выставка стала первым шагом Бет в попытке выяснить это.

— Прости за опоздание, — сказал Картер.

Он подошел к жене, обнял за плечи, затем протянул руку Ван Ностренду.

— Картер Кокс.

— Александр Ван Ностренд, «Арт-ньюс».

Бет обернулась, взглянула на мужа. Никаких галстуков-бабочек: голубая оксфордская рубашка с расстегнутыми верхними пуговками, темно-синий блейзер, брюки цвета хаки. Словно манекен, сошедший с витрины магазина «Брукс бразерс», она часто поддразнивала его так.

— Так вы и есть счастливчик-муж?

— Частенько это слышу, — улыбнулся Картер.

Даже сейчас, после семи лет супружества, Бет не уставала любоваться мужем. Ей нравилось в нем все: и каштановая прядь, падающая на лоб, и темные глаза, взгляд которых всегда так внимательно сфокусирован на ком-то или чем-то, и высокий рост, и стройная фигура, и походка. По ее мнению, Картер был совершенным воплощением ковбоя и профессора одновременно.

— Ни секунды не сомневаюсь, — сказал Ван Ностренд. — Ваша жена на удивление красива, умна и образованна. — Он игриво взял ее за руку. — Однако, увы, время не ждет. Пора бежать. Я с удовольствием поговорил бы с вами о выставке еще. Позвоню в конце недели, если вы не против.

Бет заверила, что ничуть не против, взяла мужа под руку, и они отошли к гостям. Края золотистых скатертей трепетали на ветру.

— Ну и где же эта женщина-людоед? — спросил Картер.

— Придержи язык, — прошептала Бет. — Вон там, под аркой, беседует с патронами музея.

Завидев Бет, миссис Кейбот энергично замахала рукой, потом сама зашагала через лужайку к Картерам.

— Ты опять что-то натворила? — тихо спросил Картер. — Или я не вхожу в список гостей?

— Понятия не имею.

Решив взять быка за рога, Картер шагнул вперед и сказал:

— Добрый вечер, миссис Кейбот. Рад видеть вас.

— Я тоже, — буркнула она в ответ и отмахнулась, — но в данный момент мне нужны не вы, а Бет.

— Я как раз закончила говорить с журналистом из «Арт-ньюс» и…

— К нам едет мистер аль-Калли, он будет с минуты на минуту!

— Мистер аль-Калли? — спросила Бет. — Кажется, я не знакома с этим господином.

— «Звери Эдема»! — воскликнула миссис Кейбот. — Бестиарий. Я же посылала вам снимки.

— И все равно не понимаю.

— Мистер аль-Калли является владельцем этой книги! И просит нас изучить и реставрировать ее.

— О… — выдохнула Бет.

Только сейчас она увидела связь. Впрочем, в письме миссис Кейбот не было упомянуто имя владельца «Зверей Эдема», лишь это могло служить оправданием ее временного замешательства.

В отличие от Картера.

— Ну да, дорогая. Разве не помнишь, как говорила мне, что тебе поручили новый потрясающий проект, но владелец предмета предпочел остаться неназванным?

Он обратился к миссис Кейбот:

— Бет так радовалась!

Затем, вовремя поняв, что миссис Кейбот не придет в восторг, узнав, что ее подчиненная подробно обсуждает свою работу с близкими, Картер сделал дипломатичный ход:

— Я тогда еще подумал, что она нарочно скрывает от меня имя владельца. Только теперь понял, как было на самом деле.

Миссис Кейбот моментально успокоилась, даже заулыбалась.

— Да, все верно, — заметила она, — он сам, лично, просил меня не называть его имени. — Затем она снова посуровела. — О том, что он собирается быть здесь сегодня, мне сообщили буквально только что. Мистер аль-Калли особо подчеркнул, что хочет видеть именно вас, Бет, поскольку вы являетесь руководителем проекта.

Бет пожалела, что не узнала об этом заранее, — надо было собраться с мыслями, как-то подготовиться к этой встрече, прикинуть хотя бы предварительный план. Вместе с тем она была очень польщена. Несколько снимков с изображением мифических созданий, часть иллюстраций книги, показались ей совершенно потрясающими, прекрасными и в каком-то смысле даже интригующими. И тот факт, что книга была родом с Ближнего Востока — информация об артефактах этого региона, поступавшая к ней до сих пор, была довольно скудна, — делал ситуацию еще более интригующей. Не так уж много имелось у них в музее рукописей оттуда, тем более так хорошо сохранившихся.

— Насколько я понимаю, — заметила миссис Кейбот, глядя поверх голов присутствующих, — мистер аль-Калли уже прибыл.

Бет с Картером проследили за направлением ее взгляда. Лысый мужчина лет пятидесяти с военной выправкой и в безупречно скроенном черном костюме стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей в сад, и обозревал происходящее с видом генерала, оглядывающего поле битвы. С одной стороны от него стоял хмурый подросток (даже издали Картер разглядел, какое недовольное у него лицо), а с другой и на шаг позади находился плотный мужчина, по всей видимости телохранитель.

Миссис Кейбот вскинула руку, телохранитель, заметив ее, наклонился и что-то шепнул своему господину.

Подходя, мистер аль-Калли снял темные очки и положил их во внутренний карман пиджака, лучи заходящего солнца на миг отразились в его глазах, напомнивших Картеру округлые блестящие камешки черного вулканического стекла с гавайского пляжа. Кожа темно-золотистого оттенка, голова идеально круглой формы блестела так, словно ее тщательно отполировали замшевой тканью. Он представился сам, затем представил своего сына по имени Мехди, тот лишь пожал плечами и отвернулся, и ничего не сказал о телохранителе, который, почтительно отступив в сторону, непрерывно вертел головой, оглядывая толпу и каждого, кто находился вблизи от босса. Миссис Кейбот выглядела немного возбужденной, что показалось Картеру странным, ведь эта дама по долгу службы привыкла общаться с сильными мира сего. Бет же держалась совершенно спокойно и с достоинством. Одна из многих черт ее характера, которыми не уставал восхищаться Картер.

— Много слышал о вас, мисс Элизабет Кокс, — сказал аль-Калли, и его тонкие губы раздвинулись в улыбке.

— Вот как?

— О да! — У него был приятный голос, говорил он с классическим английским акцентом. — И все отзывы были в высшей степени положительные.

Бет облегченно провела тыльной стороной кисти по лбу.

— Поэтому я прибыл сюда сегодня. Хотел лично познакомиться с женщиной, которой предстоит заняться ценнейшим сокровищем моей семьи.

— Судя по тому, что я успела увидеть, — заметила Бет, — это прекрасное произведение искусства.

— О, это гораздо больше, — добавил высокий гость. — Это — семейное наследие, источник, если так можно выразиться… нашей стойкости и силы.

Бет не совсем поняла, что он имел в виду, и сказала:

— Обещаю, мы предпримем все меры, чтобы не повредить столь драгоценный предмет.

— Не сомневаюсь, — кивнул аль-Калли. — Я самым тщательным образом изучил вашу карьеру, знаю обо всех достижениях. Вы с отличием закончили Барнардский колледж, прекрасно проявили себя на работе в Лондоне, имели дело с самыми выдающимися в мире работами старых мастеров…

«Он неплохо подготовился», — подумала Бет, но в то же время при перечислении всех этих достижений у нее начался легкий озноб.

— Что же касается ваших монографий по средневековым рукописям, они глубоки, умны и написаны доступным языком. — Он покосился на Картера. — И не мне говорить вам, как часто бывают недоступны пониманию дилетантов другие научные труды.

Теперь все внимание его было обращено на Картера, и тот никак не мог понять почему.

— О вас мне тоже кое-что известно.

Аль-Калли перечислил несколько достижений палеонтолога: от обнаружения Колодца костей до назначения на высокий пост в Нью-Йоркском университете, а также до недавнего назначения на работу в Музей Пейджа, а затем добавил:

— Как видите, я ученик прилежный и домашние задания выполняю хорошо.

Его губы снова раздвинулись в самодовольной улыбке, точно у фокусника, только что удачно исполнившего сложный трюк. Картер понял, что мистер аль-Калли — крайне самовлюбленный человек и привык везде быть главным.

— Вы забыли упомянуть, что, еще учась в колледже, я был награжден медалью Американского легиона «Почетный гражданин», — вставил он.

— Да, в колледже Эванстона, — невозмутимо заметил аль-Калли. — Вас также выбрали студентом-выпускником, произносящим прощальную речь.

Картер был сражен наповал.

— Могу ли я попросить Бет уделить мне несколько минут? — спросил гость с Востока. — Нам надо обсудить несколько важных вопросов.

Затем аль-Калли обернулся к сыну и сказал:

— Съешь чего-нибудь. А Якоб, — эти слова были адресованы телохранителю, — позаботится о том, чтобы ты не пил ничего, кроме лимонада.

Бет почувствовала, что ее подхватили под локоток и уводят куда-то в менее людный уголок сада. Центр Гетти был построен в западной части Лос-Анджелеса, на вершине холма, откуда открывался потрясающий панорамный вид на город, раскинувшийся внизу. Порой Бет, просидев весь день в галереях или лаборатории, выходила сюда глотнуть свежего воздуха и посмотреть вдаль, уставшим от напряженной работы глазам это было полезно. Она не уставала любоваться видом города, а также синеющей вдали полоской Тихого океана. Сегодня, при заходящем солнце и ясном небе, вид этот был прекрасен как никогда.

Однако в данный момент все ее внимание было поглощено мистером аль-Калли, тот деловито рассказывал ей, какие методы предпочитает при реставрации манускрипта, а какие считает нежелательными, а также какую именно информацию он в первую очередь желает получить при изучении уникальной книги. У нее создалось впечатление, что он просто хочет провести больше времени в ее обществе, убедиться в правильности своего выбора, понять, что она за человек. Все, что он говорил ей сейчас, можно было изложить в письменном виде и прислать в конверте вместе с другими сопроводительными документами, но аль-Калли, по всей вероятности, этого было мало. Он, подобно альпинисту, желал убедиться в своем напарнике перед опасным восхождением. Можно ли на тебя положиться? Можно ли тебе доверять? Хотя и было ясно, что жизнь хозяина книги от этого не зависит, Бет понимала: он хочет дать ей понять, что дело обстоит именно так.

Когда он наконец закончил, Бет самым убедительным тоном заметила:

— Манускрипт, безусловно, уникальный. Лучшего места, чем Музей Гетти, для проведения всей необходимой работы над ним не найти.

На миг она почувствовала себя начальницей детского летнего лагеря, принимающей под свою ответственность ребенка.

Он внимательно изучал ее лицо, словно пытался понять, правду она говорит или нет. Затем, по всей видимости удовлетворенный, достал из кармана солнечные очки, надел их, сложил руки за спиной и, устремив взгляд на золотисто-розовую полоску неба над горизонтом, сказал:

— Распоряжусь, чтобы вам его прислали.