"Тайна «Тускароры» (авторский сборник)" - читать интересную книгу автора (Шалимов Александр Иванович)

Призраки ледяной пустыни (фантастическая повесть)

Джек Рассел — геофизик экспедиции — лежал на подвесной койке у самого потолка Большой кабины. Не отрывая глаз от окуляра зрительной трубы, он время от времени записывал что-то на листе бумаги, приколотом кнопками к потолку.

Геолог Ральф Стонор сидел за столом, разглядывая образцы минералов. Стрелка радиометра вздрагивала и начинала колебаться, когда Стонор подносил к прибору черные, маслянисто поблескивающие кристаллы.

За дверью послышалась возня, притоптывание озябших ног, громкое сопенье. Дрогнула тяжелая портьера, пропустив в Большую кабину метеоролога Фреда Локка, маленького, коренастого, почти квадратного в меховом комбинезоне и огромных унтах.

— Минус пятьдесят с ветерком, — прохрипел он, стягивая меховые рукавицы. — Запирай контору, Джек. Все равно ничего не видишь.

Скрипнула койка под потолком. Рассел взглянул на вошедшего и молча отвернулся к окуляру трубы.

Локк с трудом вылез из комбинезона, отшвырнул его ногой в угол; достал из стенного шкафа бутылку и граненый стакан, налил, выпил; отер рыжеватую бороду рукавом шерстяной куртки, потянулся.

— Чертов электроподогрев не действует, — пояснил он, кивнув на лежащий в углу комбинезон. — Пускай Генрих проверит контакты.

— Ты же знаешь, что Генрих остался в Ледяной пещере, — сказал Стонор. — Они с Тойво хотели сегодня прорубить проход к нижней жиле.

— Ну и глупо, — скривился Локк. — Будут сидеть там, пока не прекратится пурга.

— Там у них спальные мешки и примус. Могут сидеть хоть неделю.

«Тебя бы на неделю запереть в Ледяной пещере, — подумал Локк, поглядывая на розовую лысину Стонора. — Сегодня, кажется, и носа не высунул наружу...»

— Ого, — сказал Стонор, наблюдая за стрелкой прибора.

— Что-нибудь новое? — поинтересовался Локк, раскуривая трубку.

— Ничего особенного. Опять высокое содержание урана.

— Значит, все-таки месторождение стоящее, — пробормотал Локк, затягиваясь.

— Еще бы, — поднял голову Стонор. — И потом, это первая находка урана в Антарктиде... При таких содержаниях мое месторождение прогремит на весь мир.

— Почему же не торопимся заявить миру о твоем открытии?

— Пока нельзя. Шефы не хотят, чтобы русские всерьез занялись поисками урана в Антарктиде.

— Думаете, русские глупее вас, — усмехнулся Локк. — Можете не сомневаться, Стонор, они сделали здесь больше нас с вами.

— Урана они пока не нашли. Я убежден в этом. Они регулярно сообщают о своих открытиях... А кроме того, большинство исследователей убеждены, что урана в Антарктиде вообще нет.

— Какой толк в вашей находке! Недоступные горы в трехстах милях от берега. Ледяная пустыня вокруг. Дьявольский холод, ураганы, пурга... Завезти сюда шестерых безумцев и бросить на год — еще можно. Но строить тут рудник... не стали бы даже русские.

— Вам приходилось бывать на урановых рудниках Северной Канады? — задумчиво спросил Стонор, подбрасывая на ладони сросток черных кристаллов, покрытых желтыми и оранжевыми охрами.

Локк мотнул головой.

— Там содержание урана в пятьдесят раз меньше, а условия немногим лучше, чем тут. Калькуляция простая... Такое месторождение выгодно эксплуатировать даже на Луне.

— Еще вопрос, где хуже — на Луне или на Земле Королевы Мод, — пожал плечами Локк.

— На Луне пока никто еще не был, а на Земле Королевы Мод мы обосновались и, плохо ли, хорошо ли, сидим девятый месяц.

— Делайте, что хотите, — махнул рукой Локк, — стройте тут рудники, города, аэродромы, растапливайте льды, добывайте уран, черта, дьявола, кого угодно. Я знаю одно: больше сюда ни ногой. Ни за какие доллары. Гренландия, Гималаи, что угодно, но не Антарктида — будь она трижды проклята. Это мое последнее слово, мальчики... Однако, — Локк сделал паузу и прислушался, — о чем думает наш журналист? Собирается он кормить обедом? Эй, Красная Шапочка!.. Мсье Ришар! Склянки давно пробили на обед, черт побери!

Под койкой Джека Рассела приоткрылась узкая дверь. Выглянул Ришар Жиро — врач, повар, радист, а по совместительству специальный корреспондент трех крупнейших парижских газет. Вместо поварского колпака на голове Жиро красовался малиновый берет. Маленькие острые глазки насмешливо поблескивали за толстыми стеклами очков.

— Правда не нуждается в громком крике, дорогой Фред, — объявил доктор, подмигивая Локку, — обед готов, мойте ручки... — Он вдруг замолчал и уставился округлившимися глазами на Стонора. — Что такое? — указательный палец доктора был нацелен на черные кристаллы. — Опять? Сколько раз я требовал, просил, умолял не раскладывать тут эту радиоактивную мерзость... Я ночей не сплю, дрожу над вашим здоровьем, а вы...

— Что изменится, если он уберет свои камни за фанерную перегородку кладовки? — посмеиваясь спросил Локк. — Не будь страусом, Красная Шапочка. Здесь кругом излучение. Жилы в трех милях отсюда. А может, они и под нами... Нам всем обеспечена лучевая болезнь.

— Пыль, сотрите со стола пыль, — твердил Жиро, не слушая Локка, — она тоже радиоактивна! Не подам обед, пока не уберете. Собери мокрой тряпкой, Фред, и выкинь ее наружу.

Локк, ухмыляясь, вытер стол тряпкой и, когда доктор исчез за дверью, швырнул тряпку под диван.

Жиро внес на подносе кастрюлю и миски, принялся разливать суп.

Локк достал из стенного шкафа бутылку и три стакана.

— Тебе не наливаю, — заметил он доктору. — Судя по носу, ты уже покончил с недельной порцией.

— Не судите и не судимы будете, — сказал доктор, косясь на бутылку. — Я добавлял в пудинг ром и только чуть-чуть попробовал.

Дождавшись, когда Локк наполнил стаканы, доктор ловким движением выхватил у него бутылку, встряхнул, посмотрел на свет и приложил к губам.

— Луженое горло, — с легкой завистью заметил Локк, глядя на опустевшую бутылку.

— И все остальное, — сказал доктор, закусывая сардинкой. — Вы будете сегодня ночью спать, а я еще должен сочинить корреспонденцию и толкнуть ее в эфир. Это не сводка погоды! Тут нужна голова и фантазия. Наша экспедиция задумана как международная. Но кое-кто из организаторов перестарался... Двое сынов Альбиона, американец и француз — еще куда ни шло. А попробуйте объяснить читателям парижских газет, почему Канаду должен представлять поляк Генрих Ковальский, а Норвегию — финн Тойво Латикайнен! Кстати, о ком из нас прикажете врать в сегодняшней корреспонденции?

— Можно о нем, — Локк кивнул на лежавшего под потолком геофизика. — Он жертвует обедом ради метеорного потока.

— Мысль! — подскочил на стуле доктор. — Очерк можно озаглавить: «Охотник за метеорами» и начать, например, так: «Седьмой месяц самоотверженный молодой ученый не отрывает глаз от телескопа»... Между прочим, юноша, второй раз греть обед не буду. Вы слышите?

— Да, — сказал Рассел, глядя в окуляр трубы и неторопливо записывая что-то.

— Вы, англичане, удивительно разговорчивый народ, — продолжал доктор, хлебая суп. — Не знаю, что бы я делал, если бы не было Генриха. Все-таки поляки во многом напоминают нас, французов.

— А я? — возразил Локк. — Кажется, и меня нельзя назвать слишком молчаливым.

— Во-первых, ты не настоящий англичанин. Американцы — особая нация. А во-вторых, и ты можешь часами молча сидеть над шахматной доской, как кот у мышиной норы. Он, — доктор кивнул на Стонора, — говорит только об уране. А что касается этого жреца ионосферы — не знаю, сказал ли он десять слов подряд с начала зимовки.

Койка под потолком снова скрипнула. Локк и доктор глянули на геофизика и увидели на его лице выражение величайшего изумления. Бросив карандаш, Рассел быстро крутил тонкими пальцами винты прибора; потом откинулся на подушку, словно ослепленный, несколько мгновений лежал с закрытыми глазами, затем приподнялся и снова припал к окуляру трубы.

В это время далекий нарастающий гул заглушил вой пурги. Гул быстро превратился в оглушительный грохот, от которого задрожали стены Большой кабины и зазвенела посуда на столе. Казалось, исполинский поезд проносится в пустынных горах Земли Королевы Мод. Доктор и Стонор вскочили из-за стола, опрокинув стулья. Но грохот уже постепенно затихал. Что-то похожее на взрывы донеслось издали; снова дрогнули стены, и стало тихо. И опять послышался глухой однообразный вой пурги.

— Что это? — вскричал доктор, с испугом глядя на потолок.

— Кажется, землетрясение, — сказал Стонор, прислушиваясь.

Локк внимательно следил за побледневшим от волнения геофизиком.

— Ну, что там было, Джек? — спросил он, видя, что Рассел снова откинулся на подушку и закрыл глаза.

— Гигантский болид. Его обломки, по-видимому, упали где-то поблизости.

— Вы видели его? — спросил Стонор.

— Да.

— И уверены, что это болид?

— Конечно.

— А может, это межконтинентальная баллистическая ракета? — неуверенно пробормотал доктор.

— С помощью которой русские решили уничтожить нашу станцию, — добавил Локк.

— Неостроумно, — обиделся Жиро. — Кстати, это как раз ваши соотечественники производят сейчас испытания ракет на мысе Кеннеди. О, они вполне могли, целясь в Южную Атлантику, попасть в Антарктиду.

— Это был болид, — сказал Рассел. — Он появился на северо-западе, пролетел над нашей станцией и взорвался над плато к юго-востоку от нас. Я отчетливо наблюдал уменьшение его скорости. При этом он светил все ярче. Никогда не видел такого крупного болида.

— А сейчас видно что-нибудь? — поинтересовался Стонор.

— Нет, пурга усилилась. Снег несет выше перископа.

— Установится погода, надо поискать осколки, — сказал Стонор, закуривая сигарету. — Новый метеорит, упавший в Антарктиде, — это тоже сенсация.

— Ничего вы не найдете, — возразил Локк. — Ветер сейчас гонит по плато сотни тысяч тонн снега. Все следы будут захоронены самым надежным образом. Не так ли, Джек?

Рассел спрыгнул на пол и молча пожал плечами.

— Куда? — спросил Стонор, видя, что геофизик взялся за портьеру выходной двери.

Рассел указал пальцем наверх.

— Только ни шагу от входа, — предупредил Стонор. — Слышите, что там делается?..

Рассел кивнул и исчез за тяжелой портьерой.

Через несколько минут он возвратился, отряхивая снег с бороды и усов.

— Видели что-нибудь? — спросил доктор.

— Нет...

Четверо суток бушевала пурга над обледеневшими хребтами Земли Королевы Мод. Массы сухого колючего снега неслись над утонувшими в сугробах постройками станции, словно огромная река в половодье. Даже в полдень нельзя было ничего рассмотреть в непроглядной мгле. Исчезли скалы и небо, окрестные хребты и глубокая долина, протянувшаяся на десятки миль к западу, в лабиринт пустынных гор.

Над головой гудели стальные тросы радиомачт. Свистел и завывал ураган.

Едва угасал короткий день, где-то в вышине вспыхивали сполохи полярных сияний. Их разноцветные лучи не достигали дна разбушевавшегося снежного океана. Лишь по меняющимся оттенкам снежных струй угадывалась невидимая пляска огней в антарктическом небе.

Радиосвязь прекратилась. В хаосе тресков и шорохов утонули не только голоса южноафриканских и чилийских станций, но даже и сигналы соседей — советской антарктической станции Солнечная, находившейся всего в семистах милях от англо-американо-французской станции, возглавляемой Стонором. Не слышно было и передатчика Ледяной пещеры, где четвертый день находились отрезанные от базы геодезист Генрих Ковальский и геолог Тойво Латикайнен...

Главный выход из Большой кабины, невдалеке от которого находилась будка с метеорологическими приборами, замело сугробами.

Локк и Рассел с трудом опустили крышку запасного выхода. Обжигающий вихрь ударил в лицо, ослепил. Локк выполз из люка и, лежа на снегу, принялся нащупывать трос, протянутый к будке с приборами. Пальцы хватали сухой сыпучий снег, убегающий вместе с ветром. Наконец удалось нащупать металлический стержень, забитый в лед.

Локк чертыхнулся.

— Даже и этот трос оборвало, — крикнул он Расселу, который напряженно вглядывался в окружающую тьму.

Геофизик протянул Локку тонкую нейлоновую веревку. Тот обвязался ею и уполз в темноту. Рассел внимательно следил, как разматывается веревка. Время от времени он бросал быстрые взгляды вверх, откуда в промежутки между снежными вихрями прорывались зеленовато-фиолетовые сполохи необычайно яркого полярного сияния.

«Словно на дне океана чужой планеты, — думал Рассел. — Однако почему так интенсивно свечение? Такого еще не было здесь. Может быть, это результат падения болида? И, как назло, ничего не видно...»

Веревка размоталась. Рассел привязал конец к поясу и ждал. Легкое подергивание свидетельствовало, что Локк ползал в темноте, ощупью отыскивая будку с приборами. Наконец веревка перестала дергаться.

«Добрался, — с облегчением подумал Рассел. — Но удастся ли ему при таком ветре перезарядить самописцы?»

Прошло несколько минут. Геофизик все острее чувствовал пронизывающий холод. Многослойный шерстяной костюм и меховой комбинезон не были надежной защитой от мороза и ветра. Здесь, возле купола Большой кабины, было чуть тише, а каково Локку на открытом пространстве ледяного склона...

Веревка продолжала оставаться неподвижной. Рассел осторожно потянул ее. Ответного сигнала не последовало. Неужели веревки не хватило и Локк рискнул отвязаться? Это было бы чистейшим безумием в такой буран.

Рассел потянул сильнее. Сомнение исчезло: конец веревки был свободен. Включил рефлектор. Однако сильный луч света пробивал тьму не более чем на полтора-два метра. Негнущимися пальцами Рассел торопливо привязал конец веревки к крышке люка и пополз в набитый снегом мрак.

Стонор беспокойно глянул на часы:

— Долго копаются...

Доктор, развалясь на диване, неторопливо потягивал ром.

Замечание Стонора почему-то развеселило француза.

Он оскалил желтые зубы, хотел что-то сказать, но махнул рукой; посмеиваясь, налил себе еще рома.

Стонор нахмурился и отодвинул бутылку подальше от Жиро.

— Прошу вас, доктор... Последние дни вы опять злоупотребляете... Кстати, не попробовать ли еще раз связаться с Ковальским?

— Бесполезно, шеф, — Жиро вздохнул. — В эфире трещит громче, чем у меня в голове.

— Попробуйте все-таки, а я посмотрю, что делают Локк и Рассел.

Доктор, пошатываясь, прошел в радиорубку, примыкающую к Большой кабине, надел наушники, включил передатчик. Трескотня в эфире как будто уменьшилась. Но что это?..

Маленькие глазки доктора широко раскрылись. Может быть, ему показалось? Нет, вот снова. Странный прерывистый вой звучал в наушниках. У доктора пересохло во рту, и он мгновенно протрезвел. Никогда в жизни ему не приходилось слышать ничего подобного... Вой затих, потом возник снова. Это не было похоже на атмосферные помехи. Скорее призыв или угрожающее предупреждение; какая-то ошеломляющая мелодия, полная ярости, тоски и невыразимой боли. Доктор почувствовал, что холодеет. Он сорвал наушники и отбросил в сторону. Но дикая устрашающая мелодия продолжала звучать в ушах.

«Похоже, я схожу с ума», — мелькнуло в голове Жиро, и он ринулся прочь из радиорубки.

В Большой кабине никого не было. Доктор оперся руками о стол, до боли закусил губы, стараясь собраться с мыслями. Колени дрожали... Он пощупал пульс и растерянно всплеснул руками.

— Не меньше двухсот...

Схватив бутылку с ромом, приложил к губам. Зубы противно стучали о холодное стекло.

Когда облепленные снегом Рассел и Стонор втащили в Большую кабину неподвижное тело Локка, доктор сидел у стола, напряженно глядя в одну точку. Он не шевельнулся и тогда, когда Локка уложили на диван и Рассел принялся стягивать с метеоролога меховой комбинезон.

Стонор оглянулся на доктора.

— Ждете специального приглашения? Посмотрите, что с ним. Джек нашел его возле будки с приборами. Чудо, что нашел...

— С-сейчас, — пробормотал доктор, медленно приближаясь к дивану, на котором лежал Локк.

Рассел внимательно посмотрел на Жиро и тихо отстранил его:

— Я сам... Вы отдохните...

Стонор стиснул кулаки.

— Вы все-таки не послушали меня, — негромко сказал он доктору. — И вот что получилось, когда вы нужны. Идите в коридор, а когда протрезвитесь, закройте люк.

Доктор, пошатываясь, исчез за портьерой.

Рассел со шприцем в руках подошел к Локку.

— Он потерял сознание не от холода, — заметил Стонор. — Руки у него теплые. Может, его ударило обо что-то?

— Сейчас узнаем, — сказал Рассел, вонзая иглу в руку Локка.

Через несколько минут метеоролог шевельнулся и открыл глаза.

— Выпей-ка, старина, — прошептал Стопор, поднося стакан к губам товарища.

Локк проглотил лекарство и откинулся на подушки. Взгляд его постепенно принял осмысленное выражение. Казалось, метеоролог припоминает что-то. Потом он сделал знак, чтобы Стонор нагнулся.

— Проверьте, хорошо ли закрыты входные люки, — прошептал метеоролог, — там...

Он не успел кончить. Громкий вопль заглушил вой урагана. Портьера распахнулась, и в Большую кабину одним прыжком влетел доктор.

Он был без очков и шапки, его рыжие волосы стояли дыбом, лицо было перекошено от ужаса.

— Помогите! — закричал он, ухватившись за Стонора. — Скорей! Сейчас оно войдет...

Стонор резко оттолкнул доктора, шагнул было к выходу в коридор и остановился, сообразив, что не захватил оружия.

В это время электролампы, освещающие Большую кабину, начали медленно гаснуть.

— Скорее к генератору, Ральф! — раздался в сгущающемся мраке голос Рассела. — Я посмотрю, кто там.

И Рассел с пистолетом в одной руке и фонарем в другой выбежал в коридор.

— Сразу стреляй, если увидишь его! — крикнул Локк, пытаясь подняться с дивана.

...Стонор дрожащими руками шарил по распределительному щиту электростанции. Вот рубильник, переключающий сеть на аккумуляторы.

«Слава всевышнему, есть свет»...

Выхватив из ящика стола автоматический пистолет, Стонор кинулся в Большую кабину, резким движением откинул портьеру. Потянуло холодом.

По лестнице из верхнего коридора медленно спускался Рассел. Он тщательно закрыл дверь, ведущую на лестницу, задвинул тяжелый засов и опустил портьеру, затем бросил на стол какой-то предмет. Это были раздавленные очки доктора.

— Что там было? — спросил Стонор, внимательно глядя на Рассела.

— Не видел ничего.

— Люк был открыт?

— Да, но возле него никого не было. Не было даже следов. Вот только раздавленные очки.

— Чушь! — поднял голову Жиро. — Оно вылезло из темноты и хотело схватить меня. Я увернулся, но у него остались моя шапка и очки.

Рассел молча указал на лежащие на столе остатки очков.

— Что тебе померещилось, Ришар? — спросил Стонор, пристально глядя на француза.

— Сам не понимаю, что это было. Живое существо или призрак...

— Призрак, — насмешливо повторил Стонор. — Так-так... Дело дошло уже до призраков...

— Ты, конечно, можешь мне не верить, — чуть не плача, возразил доктор. — Я действительно хватил лишнего. Но если бы ты услышал то, что довелось слышать мне... — доктор прерывисто вздохнул. — Иди, послушай, что творится в эфире. Иди, иди...

Стонор пожал плечами, но прошел в радиорубку. Надел наушники, принялся крутить ручки настройки.

— Обычная трескотня, по-видимому, связанная с полярным сиянием, — крикнул он наконец. Отложив наушники, он возвратился в Большую кабину.

— Может, я действительно схожу с ума, — растерянно пробормотал доктор.

Локк, приподнявшись на диване, внимательно разглядывал остатки очков.

— Здорово покорежило, — вполголоса заметил он, пододвигая Стонору расплющенную оправу. — Можно подумать, что побывали под пневматическим молотом.

— Он сам наступил на них, — сказал Стонор, кивнув на доктора.

— Если у тебя есть лишние очки, — возразил Локк, — готов доказать, что, затаптывая в снег, их нельзя так изуродовать.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать... — Локк сделал паузу и обвел всех серьезным взглядом, — хочу сказать, что какая-то мохнатая тварь, похожая на обезьяну, появилась около меня, когда я возился у будки с приборами. Я шарахнулся в сторону и, наверно, треснулся головой о мачту ветромера...

К рассвету следующего дня ураган начал стихать. Когда из-за северного горизонта выкатилось неяркое красноватое солнце, пурга почти улеглась. Ветер налетал лишь редкими шквалами, вздымая облака снежной пыли на крутых белых склонах.

Синие тени легли в глубоких, занесенных снегом ущельях, куда не проникали лучи низкого солнца. Поиски в окрестностях станции не дали результатов. Никаких следов не осталось — за ночь все замело снегом. Ничего живого не было видно на много километров вокруг.

Радио Ледяной пещеры продолжало молчать. Было решено, что Стонор и Рассел попытаются добраться туда на лыжах. Доктор и Локк должны были остаться в Большой кабине.

После завтрака Стонор и Рассел стали собираться в путь. Поверх пуховых комбинезонов надели легкие ветронепроницаемые костюмы ярко-красного цвета, подняли опушенные серебристым мехом капюшоны.

— Элегантная пара, — заметил Локк, вышедший проводить их. — Вареные раки! Оружие не забыли?

— Ты еще веришь в своего мохнатого призрака, Фред? — спросил Стонор.

Локк смущенно усмехнулся:

— Оружие все-таки следовало бы взять.

— В порядке, Фред! — Рассел похлопал рукой по оттопыренному карману куртки.

Они легко поднялись на ледяной холм. Рассел оглянулся, помахал красной рукавицей и вслед за Стонором быстро побежал вдоль крутого склона.

Высоко над головами лыжников громоздились черные, иссеченные трещинами обрывы. Тропа, проложенная к Ледяной пещере, исчезла. Ее замело снегом.

За поворотом открылась далекая панорама уходящего на запад ущелья. Снежные козырьки нависали над черными базальтовыми стенами. Обрывы, сложенные древними лавами, высились над застывшими волнами огромного ледника. Неподвижная, иссеченная глубокими трещинами ледяная река текла с юго-запада, из неисследованных областей Земли Королевы Мод.

Стонор, бежавший первым, остановился, приложил к глазам бинокль.

— Вижу вход в Ледяную пещеру, — объявил он, — но кругом ни души. Странно, что они, потеряв связь, не попытались в такую погоду выйти нам навстречу.

Рассел молча поправлял крепления лыж.

— Кстати, что вы думаете, Джек, о ночной панике? — спросил Стонор, пряча бинокль.

Рассел молча пожал плечами.

— Сегодня утром мне пришла в голову странная мысль, — продолжал Стонор. — Очень странная. Вы не догадываетесь?..

Рассел покачал головой.

— Видите ли, я много лет работал в Гималаях. Впрочем, все это, конечно, сущий вздор. Не стоит и говорить...

Стонор резко оттолкнулся палками и понесся вниз, оставляя на синевато-белом снегу четкую нить лыжного следа.

Не дойдя нескольких шагов до узкой щели, ведущей в глубь ледяного купола, Стонор остановился и громко крикнул. Эхо, отраженное от базальтовых стен, долго повторяло возглас и стихло вдали. Никто не отозвался.

— Странно, — пробормотал геолог, вытирая рукавицей пот со лба.

Рассел снял лыжи и шагнул к расселине. Кругом лежал волнистый покров свежего снега. Ни единый след не темнел на его искрящейся поверхности. Геофизик ступил шаг, потом другой и провалился почти до пояса.

— Похоже, что они не выходили из пещеры после пурги, — ворчал Стонор, осторожно пробираясь вслед за Расселом.

В глубине расселины снегу было меньше, однако глубокую тишину по-прежнему не нарушал ни один звук. Ледяные стены расселины сблизились. Стало темно. Яркий день чуть просвечивал сквозь зеленоватые толщи льда.

Рассел включил рефлектор. Сильный луч света уперся в узкую обледеневшую дверь. Она была закрыта.

Рассел скользнул лучом по ледяным стенам. Сверкнули металлические крепления лыж. Прислоненные к стене нарты отбросили на лед длинные изогнутые тени.

— Они здесь, — сказал Стонор. — Лыжи и нарты на месте. Хэлло, Генрих!..

Ответа не последовало.

— Однако они выходили сегодня! — крикнул Стонор, указывая на следы, натоптанные возле двери. — Эй, Тойво, Генрих! — Он толкнул дверь. Она не поддалась.

— Заперта изнутри, — заметил геолог, собираясь постучать.

Рассел потянул его за рукав.

— Дверь примерзла, Ральф.

Он налег на дверь плечом. Стонор помогал. Дверь с треском распахнулась.

В Ледяной пещере было темно.

— Генрих, Тойво! — снова крикнул Стонор. В его голосе послышался испуг.

Рассел, пригнувшись, шагнул в дверь, нашел аккумуляторы, щелкнул выключателем. Неяркий желтый свет залил Ледяную пещеру. На низких складных койках лежали спальные мешки. Они были пусты. В углу на примусе стояла покрытая инеем сковородка. Возле — пустая банка из-под консервов.

Стонор, протиснувшись в дверь, в недоумении огляделся.

— Записка, — сказал Рассел.

На столе возле радиопередатчика лежал лист бумаги. Стонор поспешно выхватил записку из рук геофизика, щурясь, с трудом разбирал корявые, наспех нацарапанные строчки.

— «Вчера прорубились к главной жиле. Она вся избуравлена какими-то ходами. Тойво сказал, что это похоже на древние выработки». — Стонор умолк и уставился на геофизика: — Какая чепуха, Джек!

— Читайте дальше, — попросил Рассел.

— «Он пошел их посмотреть и не вернулся», — продолжал Стонор. — «Иду искать его. Генрих».

— Но записка датирована утром вчерашнего дня, — заметил Рассел, взяв у Стонора листок бумаги.

— И ни слова о том, есть ли уран, — пробормотал Стонор.

— Вероятно, это из жилы, — сказал геофизик, указывая на лежавшие возле койки камни.

Стонор поспешно наклонился, схватил образцы и принялся жадно разглядывать их.

— Ну и штука! — прошептал он. — Богаче, чем наверху. Чистый уранинит. Ты понимаешь, что это значит, Джек?..

Рассел неторопливо крутил верньеры передатчика.

— С приемником у них что-то произошло, он не работает...

— Исправить не сможем?

— Кажется, сели лампы. А запасных тут нет.

— Что же делать?

— Надо спуститься к жиле.

— Понимаешь, Джек, — Стонор замялся. — Мне кажется, лучше подождать... Возможно, они скоро вернутся.

— Генрих ушел сутки назад, а Тойво еще раньше. С ними что-то случилось.

Стонор отвел глаза.

— Боюсь, что спуск к жиле небезопасен. При таком содержании урана... — он кивнул на образцы. — Нужен индикатор радиоактивности, а я оставил его в Большой кабине.

— Я спущусь один, — холодно предложил Рассел.

— Как начальник зимовки запрещаю тебе. Сделаем так: ты останешься здесь, ждать их возвращения. Если нужно, поможешь, когда вернутся. Я поеду в Большую кабину. Вернусь с Фредом. Мы привезем индикатор, веревки и запасные радиолампы. Если Генриха и Тойво еще не будет — организуем поиски.

— Но если с ними что-то случилось и помощь нужна немедленно?

— Два-три часа ничего уже не изменят, Джек. Кроме того, я думаю, что Генрих спутал даты. Записка написана сегодня утром, а не вчера. Генрих ушел на поиски совсем недавно. Ты забыл о следах, которые мы видели у входа в пещеру.

— Если это следы Генриха, непонятно — почему он выходил босиком?

— Босиком?..

— Да, у двери пещеры на снегу были следы босых ног.

— Чушь! — воскликнул Стонор. — Невероятная чушь, — повторил он и вдруг умолк. — Впрочем, это легко проверить, Джек.

Он поспешно схватил фонарь и распахнул дверь.

— О, черт, мы затоптали эти следы, — донесся из ледяного коридора его голос. — Нет, конечно, тебе показалось, — продолжал Стонор, возвращаясь. — Кому пришло бы в голову бродить по снегу босиком?.. Значит, решено. Я еду, ты остаешься.

Когда входная дверь захлопнулась, Рассел быстро поднялся и задвинул металлические засовы.

Теперь можно было приниматься за дело.

Геофизик приподнял крышку деревянного люка в стене Ледяной пещеры. Потянуло морозным воздухом. Рассел прислушался. Ни единый звук не доносился из узкого прохода, пробитого сквозь лед к подножию базальтовых обрывов. Геофизик привязал конец шнура к кольцу люка и, перебросив моток через плечо, осторожно пролез в темное отверстие. Включил рефлектор. Ярко блеснули ледяные стены. Прямой, чуть наклонный ход терялся в зеленоватом мраке.

— Ни за какие блага я не останусь тут один, Стонор. — Голос доктора стал хриплым от волнения. — Ни за какие, понимаете?! Если вы не вернетесь до темноты, я... сойду с ума.

У Фреда Локка дрогнули углы губ. Он с трудом сдерживался.

Стонор растерянно развел руками.

— Тогда тебе придется идти со мной, Ришар. Может, так будет даже лучше — вдруг там понадобится твоя помощь. А Фред останется в Большой кабине.

Фред Локк хватил кулаком по столу. Звякнули стаканы. Заметались стрелки счетчиков.

— Это не зимовка, а богадельня трусов! — заорал метеоролог. — Почему ты просишь, а не распоряжаешься, Ральф? Кого ты хочешь взять с собой? Он не опомнился со вчерашнего вечера и свалится на полпути. Ох, не хотел бы я быть рядом с вами в случае реальной опасности.

— Ты не кричи, а посоветуй, что делать, Фред, — тихо сказал Стонор.

— Точно ты сам не знаешь! Забираем груз — и полный вперед. И ты, — Локк поднес кулак к самому носу доктора, — если заикнешься еще раз, что трусишь, будешь ходить в гипсе до конца зимовки. Ясно?

Доктор испуганно отшатнулся.

— Задрай входной люк и не вздумай открывать его, что бы тебе ни померещилось. Понял? И не отходи от передатчика. Через час вызовем по радио Большую кабину. Пошли, Стонор!

В дверях Локк оглянулся на доктора, указал на стенной шкаф, щелкнул себя большим пальцем по воротнику и со свирепым видом потряс головой.

...Еще издали Стонор и Локк разглядели длинную фигуру Рассела. Геофизик лазил по глубокому снегу возле ледяного купола, потом исчез в расселине. Когда Локк и Стонор приблизились, он вышел им навстречу.

— Как дела, Джек? — крикнул Стонор, освобождаясь от лыж.

— Генрих здесь.

— А Латикайнен?

— Его нет.

— И что говорит Генрих?

— Почти ничего. Он очень плохо себя чувствует. Уже дважды терял сознание.

— Ранен?

— Нет... Скорее какое-то странное лучевое поражение.

Локк тихонько свистнул.

Все трое поспешно прошли в Ледяную пещеру.

Ковальский в меховом комбинезоне лежал поверх спального мешка. Изрытое глубокими морщинами лицо казалось окаменевшим. Глаза были закрыты, зубы сжаты, под ногтями проступила синева.

— Нет, нет, он жив, — сказал Рассел в ответ на испуганный взгляд Стонора, — но опять без сознания.

Локк наклонился над Ковальским, пощупал пульс, покачал головой.

— Скверно иметь кретина вместо врача.

— И все же от него здесь было бы больше пользы, чем от всех нас, вместе взятых, — заметил Стонор.

По телу поляка пробежала чуть заметная дрожь. Локк протянул руку, хотел коснуться его лба, но от волос Ковальского ударили синеватые искры. Локк поспешно отдернул руку.

Стонор и Рассел переглянулись.

— Кажется, его тело наэлектризовано? — растерянно пробормотал Локк,

— Во всяком случае, это не радиоактивность, — сказал Стонор. — Какая-то чертовщина! Боюсь, тут и Жиро будет бессилен. А как по-твоему, Джек?

— Вероятно, там, в этом подземном лабиринте, его поразил какой-то разряд, — задумчиво ответил геофизик. — Там целый лабиринт, Ральф. Я не знаю, выработки ли это... Но ими издырявлена и сама жила, и вмещающие ее лавы. Генрих сказал мне, что плутал несколько часов. Тойво не нашел и не видел даже его следов. А потом... вдруг почувствовал слабость. Больше он ничего не помнит.

— Вы, значит, спускались туда? — спросил Стонор.

— Да.

— И как себя чувствуете сейчас?

— Пока нормально. Но я пробыл там недолго...

— Странно, очень странно, — пробормотал Стонор. — Просто не знаю, что подумать. Радиоактивность руды не могла подействовать так быстро.

— Руды там почти не осталось, — сказал Рассел. — Похоже, что она... вынута...

— Невероятно... Что же нам делать с Генрихом?

— По-моему, ему становится лучше, — заметил Локк. — Смотрите, бледность постепенно исчезает. И дышит он ровнее... Какова может быть природа этого странного поражения?

— И, главное, каковы будут последствия? — сказал Рассел.

— Не кажется ли тебе, Джек, что это могли быть какие-то земные токи, связанные со вчерашним необычайно интенсивным полярным сиянием? — спросил Стонор.

— Нет.

— Но тогда что?

— Не знаю.

— Бесполезно заставлять Джека фантазировать, — сказал Локк. — Лучше фантазируй сам. Это твоя специальность, Ральф.

— Не остроумно, — обиделся геолог. — И должны же мы в конце концов понять, что здесь происходит.

— Это не похоже на поражение электрическим током, — сказал Рассел. — И, конечно, не радиоактивность... Может быть, какое-то особое излучение? Нейтрино, мезоны? Но источник его совершенно непонятен...

— Кажется, обморок переходит в сон, — заметил Стонор, прислушиваясь к дыханию поляка.

— Превосходно! Выкладывай, где ты его нашел, Джек.

— В ста семидесяти метрах отсюда, у разветвления... штольни, прорубленной в рудной жиле.

— У разветвления... штольни? — поднял брови Стонор. — Ты действительно считаешь, что лабиринт — это древние выработки?

— Не знаю... Но похоже, что он искусственный... Впрочем, тебе надо все это посмотреть самому. Я никогда не видел древних выработок.

— Похоже, что в твоем месторождении кто-то уже ковырялся, Стонор, — насмешливо заметил Локк.

— Похоже, что мы все понемногу сходим с ума! — крикнул геолог. — Здесь не может быть никаких горных выработок. Понимаете? Никаких... Мы — первые люди, проникшие в эту часть Антарктического континента.

— Тогда остается предположить, что выработки пройдены пингвинами или теми обезьяноподобными призраками, которые навестили нас минувшей ночью.

— Сейчас не так важно — искусственный лабиринт или естественный, — сказал Рассел. — Один из наших товарищей еще находится там. Вероятно, с ним случилось то же, что с Генрихом.

— Джек прав, — нахмурился Локк. — Надо действовать, а не болтать. Стонор, мы ждем твоих распоряжений.

— Один из нас должен остаться с Генрихом.

— Превосходно... Оставайся ты, а мы с Джеком идем искать Тойво.

— Но я должен скорее посмотреть то, что Джек называет штольней.

— Тогда командуй, а не рассуждай!

— Пожалуй, останься ты, Фред, — поспешно сказал Стонор. — Кстати, надо исправить передатчик и установить связь с доктором. Никто не сделает это лучше тебя.

— Есть, шеф. И проваливайте быстрее под землю или под лед, если угодно, — посоветовал метеоролог, открывая люк ледяного тоннеля.

— Как далеко мы ушли, Джек?

— Я размотал около пятисот метров шнура. Если учесть бесконечные повороты, мы находимся метрах в трехстах по прямой от Ледяной пещеры.

— Сколько шнура осталось?

— Еще столько же.

Рассел и Стонор медленно спускались по наклонному трубообразному каналу, проходившему в сплошной толще лав. Черные стены канала тускло поблескивали в лучах рефлекторов.

— Опять поворот.

— И ответвление вправо. Жила осталась где-то в стороне, Джек. Здесь руды нет. Смотри, это базальт или что-то очень похожее на него.

Стонор с силой ударил молотком по гладкой стенке канала.

— Хотел бы я знать, что это за пустоты. Ни в одной выработке я не видел таких идеально гладких стен. Можно подумать, что их специально выравнивали и полировали.

— Или прорезали чем-то, что значительно прочнее этого камня, — предположил Рассел.

— Поразительно и то, — продолжал Стонор, — что они совсем не похожи на древние выработки. Я видел древние выработки в Нубии и в Тибете. То были дьявольские спиральные ходы, в которые едва мог протиснуться человек. А здесь простор, ювелирная обработка камня, можно идти не сгибаясь. Если бы мы не находились в центре Антарктиды, я бы сказал, что весь этот лабиринт искусственный. Но ведь Антарктида находится подо льдом уже миллионы лет... И потом, я затруднился бы назвать ультрасовременный рудник в Соединенных Штатах, где имеются такие совершенные подземные выработки. Тут не хватает лишь электричества. Даже существует какая-то система вентиляции... Повсюду ощущается ток свежего воздуха.

— Снова поворот, и опять спуск вниз.

— Похоже, что этому лабиринту не будет конца, Джек. Мы уже опустились значительно ниже дна ущелья. Странно, что не повышается температура.

— Вероятно, это результат хорошей вентиляции.

— Стоп, дальше хода нет. Впереди лед. Откуда он мог взяться на такой глубине?

Стонор тщательно обследовал ледяную пробку, преградившую путь, отколол кусок льда, вглядывался в искристый зеленоватый излом.

— Еще одна загадка, Джек. Этот лед, вероятно, проник в лабиринт с поверхности. Значит, одно из входных отверстий было перекрыто льдом. Скорее всего ледником, заполняющим теперь ущелье. Лед, как известно, способен течь. Поток твердого льда, постепенно двигаясь вниз по пустотам лабиринта, затек до этих глубин. Но это означало бы... — Стонор умолк, многозначительно поглядывая на геофизика.

— Что у лабиринта весьма солидный возраст, — спокойно сказал Рассел.

— Именно. Это означало бы, что лабиринт образовался или был создан кем-то еще до последнего оледенения Антарктиды, то есть много миллионов лет тому назад.

Рассел шевельнул бровью, но промолчал.

— Тебя это не удивляет, Джек?

— Удивляет немного и это, и другое, но... Тсс! Ты слышал?

Оба замерли, прислушиваясь. Что-то, похожее на шипение, донеслось издали.

— Ветер?

Рассел предостерегающе поднял руку. Шипение послышалось ближе. Потом — тихий шорох, напоминающий шаги...

— Это Тойво; пошли, Джек. Хэлло, Тойво!..

— Тсс! — сильная рука Рассела зажала Стонору рот. — Тихо, Ральф. Гаси рефлектор.

Их окутала тьма.

— Джек, ты сошел с ума...

— Ни слова, — прошептал геофизик. — Здесь гораздо больше непонятного, чем тебе кажется. Непонятного и, может быть, опасного...

Щелкнул предохранитель автоматического пистолета.

— Не вздумай стрелять, Ральф. Мы еще не знаем, что там.

Стонор опустил пистолет. В окружающем непроглядном мраке теперь царила абсолютная тишина.

Ждали долго. Из лабиринта больше не доносилось ни одного звука.

— Может, нам показалось, Джек?

Рассел не ответил.

— Надо возвращаться. На сегодня хватит.

— А Тойво?

— Может быть, он уже ждет нас в пещере.

— Едва ли.

Рассел включил рефлектор. Обратно шли медленно. Останавливались, прислушивались и снова карабкались вдоль тонкого нейлонового шнура — единственной нити, связывавшей их с выходом из подземного лабиринта.

В стенах темнели бесчисленные отверстия — входы в боковые коридоры. Одни уходили куда-то в стороны, другие вели наверх, третьи круто спускались вниз.

Рассел шагал впереди, на ходу сматывая шнур. Вдруг геофизик резко остановился. Стонор понял — что-то произошло.

— В чем дело?

Рассел обернулся. Ослепленный светом его рефлектора, Стонор зажмурил глаза. Первое, что он увидел, когда открыл их, был конец шнура в руках Рассела. Шнур был оборван. Ни в одном из четырех тоннелей, уходящих от места обрыва, продолжения шнура не было видно.

— Очень странно, — тихо сказал геофизик, разглядывая конец шнура.

— Может быть, случайный обрыв? — неуверенно предположил Стонор. — Трудно усмотреть в этом дело чьих-то рук.

— Обыкновенные руки вообще не разорвали бы такого шнура. Он выдерживает нагрузку в пятьсот килограммов.

— Пожалуй, ты прав. И все же он разорван. Что теперь делать?

— Искать выход.

— Но как?

— Оставайся здесь, а я осмотрю разветвления тоннеля. В одном из них должен находиться второй конец шнура.

— Но ты можешь заблудиться...

— Я захвачу оставшийся у нас шнур. Мы будем связаны им. Держи оборванный конец, Ральф.

Рассел исчез в левом ответвлении штольни. Через несколько минут он возвратился.

— Там тупик. Тоннель перекрыт льдом. Теперь посмотрим следующий...

— Подожди-ка, Джек, — тихо сказал Стонор. — Пока тебя не было, я... Одним словом, шнур не оборван... Кто-то перегрыз его. Похоже, что это ловушка. В лабиринте скрываются какие-то живые существа.

Локк долго возился с ремонтом радиопередатчика. Пришлось менять лампы и несколько пробитых конденсаторов.

— Можно подумать, что в него угодил такой же разряд, как в Генриха, — бормотал метеоролог, отодвигая в сторону ворох замененных деталей. — Чудо, если после этакой операции он заработает.

Передатчик заработал. Локк удовлетворенно хмыкнул, напяливая наушники, повернул ручку настройки. И сразу же в шорох далеких станций ворвался пронзительный тенор доктора:

— Ледяная пещера, алло, Ледяная пещера, почему не отвечаете? Отвечайте! Перехожу на прием.

«Вот разверещался», — с раздражением подумал Локк, щелкая переключателями.

— Ледяная пещера слушает! — крикнул он в микрофон. — Как у тебя дела, Красная Шапочка?

Выслушав встревоженный писк доктора, Локк коротко рассказал, что произошло.

— Ты уверен, что он спит? — спросил после краткого молчания доктор.

Локк оглянулся на Генриха.

— По-моему, спит. Дыхание хорошее. Цвет лица почти нормальный... Не слышишь меня? Сильные помехи? Вот черт! — Локк хлопнул себя по лбу. — Забыл о заземлении. Минуту, Красная Шапочка, кое-что надо доделать.

Метеоролог снял наушники и подсоединил провод к штырю заземления. Послышался треск — и зеленый глазок передатчика погас. Передатчик снова вышел из строя. Локк поспешно вырвал из гнезда шнур заземления. На конце шнура с треском полыхнула зеленая искра. В воздухе резко запахло озоном.

Метеоролог вытер ладонью влажный лоб.

«Что это могут быть за разряды? Неужели придется повторить всю трехчасовую работу?»

Он осторожно потрогал ладонью ледяной пол возле штыря заземления. Показалось, что ладонь чувствует покалывание. А может, так ощущался холод?

Локк прошелся по ледяной комнате, пощупал рукой стены, потолок. Вокруг был обыкновенный лед. Выключил свет. Нигде никакого свечения. Лишь сквозь южную ледяную стену пещеры слабо пробивался дневной свет. Локк подошел к койке, на которой лежал Ковальский, прислушался к дыханию спящего, пощупал пульс. Дыхание было ровное, пульс почти нормальный.

Локк снова принялся за передатчик. На этот раз вышли из строя только предохранители. Метеоролог быстро заменил их и вскоре снова услышал призывы доктора:

— Ледяная пещера, алло, Ледяная пещера...

— Я тебя слышу, Красная Шапочка... Ничего особенного. Сгорели предохранители. Кстати, отключи-ка заземление... Так надо...

— Солнце садится. Через полчаса будет совсем темно. Что мне делать? — вопрошал доктор.

— В шестнадцать ноль-ноль сними показания метеоприборов, перезаряди самописцы в снежном коридоре. Если установишь связь со Слоновым островом, попробуй передать им метеосводку; потом съешь обед и садись возле передатчика. Если до двадцати ноль-ноль я тебя не вызову, снова проведи метеонаблюдения, поужинай и спокойно ложись бай-бай. Если постучится серый волк, не открывай ему... Разговор окончен. Как понял?

Не дослушав сетований доктора, Локк отложил наушники.

«Долго не возвращаются Рассел и Стонор. Не случилось ли чего?»

Локк поднял крышку люка и прислушался. В ледяном коридоре было тихо.

Не закрыв люка, метеоролог присел на ящик возле койки. Сказывалась бессонная ночь. Хотелось спать. Незаметно он задремал.

Разбудило чье-то прикосновение. Локк вскочил. Генрих, приподнявшись на койке, с трудом шевелил перекошенными губами.

Наклонившись к нему, Локк разобрал слово: «Радио». Метеоролог поспешно обернулся к передатчику. Из наушников доносился отчетливый шорох. В трескотне и свисте помех Локк едва различил голос доктора. Странный, постепенно нарастающий вой несся из эфира, заглушая слова, которые кричал в микрофон Жиро:

— ...Сломали ...напали ...о господи!

— Ключ, передавай ключом, Ришар! — крикнул Локк и сам перешел на ключ.

Ответа не последовало. В вое, который несся из наушников, уже ничего нельзя было разобрать.

Локк глянул на часы. Пять. Ночь наступила, а Рассела и шефа все нет. И у доктора что-то стряслось... А может, он снова напился?

Восклицание Генриха заставило Локка оглянуться. Из открытого люка струился неяркий фиолетово-зеленоватый свет. Локк стремительно вскочил, опрокинув табурет, нащупал в кармане комбинезона рукоятку пистолета. Полоса фиолетового света становилась все ярче.

— Кто там? Стоять! — крикнул Локк, наводя пистолет на отверстие люка. Ответа не последовало, однако свет начал постепенно бледнеть.

— Стоять! — повторил Локк, делая шаг к люку и заглядывая в него.

В ледяном коридоре никого не было. Только где-то вдали бледнело, расплывалось неяркое фиолетовое пятно.

Локк прицелился... и не выстрелил. Светящееся пятно исчезло. Метеоролог захлопнул крышку люка и задвинул ее тяжелым ящиком.

Генрих сидел на койке, свесив на пол одну ногу. Широко раскрытыми глазами глядел на Локка.

— Кто... там... был?.. — Поляк с трудом шевелил перекошенными губами.

— Не разглядел, — ответил Локк, прислушиваясь. — А ты? Что было с тобой?

— Не... помню... странно... Я, кажется, отлежал... руку и... ногу... не чувствую...

Резкий стук не дал ему кончить.

Ящик, которым был привален люк, шевельнулся.

Ковальский попытался приподняться.

— Спокойно, Генрих, — Локк шагнул к койке и заслонил собой товарища.

«Держись, Фред, — мысленно подбодрил себя. — Трус умирает тысячу раз, храбрец — всего один раз... Сейчас узнаем, что за дьявольские бестии ползают тут в темноте и действуют нам на нервы».

В ледяной стене появилась полоса света. Люк медленно открывался. Локк поднял пистолет и... тотчас опустил его. В освещенную щель протиснулась красная рукавица Рассела.

Стонор первым подкатил к главному входу Большой кабины. Облегченно вздохнул:

— Наконец-то дома...

Снег возле входа был расчищен, однако обледеневшая дверь оказалась запертой.

Там, в Ледяной пещере, тоже был «дом», но после приключений в подземном лабиринте, а особенно после ночи, проведенной в ожидании таинственного врага, этот ледяной дом был полон непонятной угрозы.

«Вообще в событиях последних дней много загадочного и необъяснимого, — подумал Стонор. — Не вызывают сомнений в своей реальности только четыре факта: открытие месторождения урана, обнаружение подземного лабиринта в древних лавах, исчезновение Латикайнена и паралич Ковальского. Все остальное на грани фантазии и может оказаться просто галлюцинацией. После долгих месяцев зимовки у всех напряжены нервы. Локку и доктору померещился в темноте какой-то мохнатый призрак. Нам с Расселом почудились шорохи в подземном лабиринте... И еще эта поразительная история со шнуром, которая могла окончиться трагически, а теперь выглядит просто бредом...»

Когда Стонор предположил, что шнур перегрызен, они с Расселом решили не разлучаться и продолжать поиски выхода совместно. Они придавили конец шнура куском базальта, прошли через второй тоннель и очутились в огромной пещере, через которую раньше не проходили. И тут они случайно обнаружили на полу второй конец своего шнура. Как он очутился там?..

Шнур лежал между камней, образуя несколько спутанных петель, словно брошенный кем-то второпях. Они с Расселом размотали петли, и оказалось, что шнур тянется дальше в один из тоннелей. Рассел начал уверять, что на шнуре появились утолщения, которых раньше не было, однако вне всякого сомнения это был их шнур, неизвестно как попавший в ту часть лабиринта, через которую они не шли. Осторожно двигаясь вдоль шнура, они в конце концов благополучно достигли выхода в Ледяную пещеру. Правда, здесь их чуть было не перестрелял Локк, но, к счастью, все окончилось благополучно... Благополучно, если не считать того, что Латикайнен исчез бесследно, а Ковальский болен... Ночью, разумеется, никто не сомкнул глаз. Рассел снова и снова перематывал шнур. Он безуспешно пытался найти утолщения, почудившиеся ему во время пути по лабиринту. Локк копался в умолкнувшем передатчике...

Однако все имеет свой конец; кончилась и эта ночь, а на главной базе, кажется, обошлось без происшествий...

Стонор постучал лыжной палкой в обледеневшую металлическую обивку двери.

В чистом морозном воздухе раннего антарктического утра удары прозвучали, как гонг. Однако за дверью никто не отозвался. Стонор ждал, закусив губы. Подъехал Рассел, волоча нарты с Генрихом.

— Спит он, что ли? — раздраженно проворчал Стонор, снова принимаясь колотить палкой в дверь.

За дверью по-прежнему было тихо.

— Что вы подняли такой трезвон? — крикнул Локк, который задержался возле метеорологической будки. — Готов держать пари на свою бороду, что ночью доктор не высовывал носа наружу. У будки ни одного следа. Плакали мои наблюдения...

— На рассвете мело, — заметил Стонор. — Следы могло занести.

— Эй, Красная Шапочка, проснись, бабушка приехала! — заорал Локк и, вложив два пальца в рот, пронзительно засвистел.

Однако и после этого разбойничьего свиста, сопровождаемого дробью палочных ударов по металлу двери, никто не отозвался.

— Может, с ним что-то случилось, — встревоженно предположил Стонор. — Такой шум поставил бы на ноги даже мертвецки пьяного... Неужели придется ломать дверь?

— Подождите, — вмешался Рассел. — Дверь нам еще понадобится. В ледяном коридоре у ангара есть запасной радиопередатчик.

— Идея! — крикнул Локк. — Попробуем начать переговоры по радио.

Метеоролог возвратился через несколько минут, таща маленький блестящий ящичек. Сдвинув меховую шапку набекрень, прижал к уху один наушник. Вспыхнул зеленый глазок на панели передатчика. Локк уже открыл рот, чтобы произнести позывные, но вдруг вытаращил глаза и застыл в недоумении.

— Ну, что там еще такое, Фред? — испуганно спросил Стонор, переставая долбить палкой в дверь. — Что случилось?

— Нет, вы послушайте только! — вырвалось у Локка. — Возьмите наушники. Что за кретин!..

Стонор торопливо схватил наушники.

— Алло, Ледяная пещера. Стонор, Рассел, откликнитесь! — явственно услышал он прерывающийся шепот доктора. — Святая Тереза Лиможская, дева Мария, помогите... алло, перехожу на прием...

— Скорее, Фред, он перешел на прием.

Локк откашлялся и пустил в эфир такой набор замысловатой брани, что Стонор отвернулся, а Рассел принялся смущенно теребить бороду.

— Ты меня понял, Красная Шапочка? — спросил в заключение Локк. — Перехожу на прием.

— Слышал, понял, слава создателю, — послышался в наушниках голос доктора. — Ради бога, скорее, Фред! Они держат меня в осаде с вечера.

— Кто они?

— Призраки. Только что они хотели сломать входную дверь.

Локк яростно махнул рукой.

— Слушай, ты, лиможская обезьяна! — заорал он в микрофон. — Сейчас же открой входную дверь. Мы торчим здесь больше часа. Ты понял меня?

В наушниках стало тихо.

Локк снова щелкнул переключателем.

— Ты понял меня?

Из наушников явственно донеслось приглушенное дыхание доктора. Однако он молчал. Локк приготовился в третий раз повторить свой вопрос, но в это время доктор кашлянул и, заикаясь, сказал:

— Я н-не совсем п-понял... Где вы т-торчите б-больше часа?

— Влезь на койку Джека, загляни в перископ и посмотри, где мы торчим.

— Я не могу последовать т-твоему с-совету, Фред. Они с-сломали перископ и, кажется, унесли его с собой.

Локк бросил быстрый взгляд на снежный бугор, под которым находилась Большая кабина, и убедился, что трубы перископа там действительно нет.

— Тогда постарайся понять. Мы стоим под дверью Большой кабины, в десятке метров от тебя. Стучим не меньше часа, а ты молишься по радио Терезе Лиможской вместо того, чтобы открыть дверь. С нами Генрих. Он тяжело заболел. Понял ты наконец?

— Понял, — невнятно прозвучало в наушниках.

Прошло еще несколько минут. Наконец за дверью в глубине коридора послышалось движение. Доктор крадучись поднимался по лестнице. Не дойдя до самого верха, он остановился и, видимо, стал прислушиваться.

Локк зло откашлялся.

— Кто там? — донеслось из-за двери.

— Доктор, ваши предосторожности бесспорно хороши, — крикнул Стонор. — Но всему должна быть граница. Открывайте.

За дверью послышалась возня. Доктор разбирал баррикаду. Потом звякнули засовы. Дверь дрогнула и чуть приоткрылась.

В образовавшейся щели блеснули очки доктора.

Локк, стоявший возле двери, толкнул ее плечом. Дверь распахнулась. Ослепленный солнцем и блеском снега, доктор, щурясь, отступал в глубину коридора, выставив перед собой длинную стальную острогу. Из карманов его халата торчали рукоятки пистолетов. За пояс был заткнут широкий нож.

— Нет, вы посмотрите на него! — воскликнул Локк, на всякий случай выставляя вперед палку, чтобы отразить возможный удар остроги.

— Боже мой, Фред, дорогой! — воскликнул Жиро, отбрасывая острогу и раскрывая объятия.

— Легче на поворотах, Красная Шапочка! — предупредил Локк. — Целоваться будем после, а сейчас помоги втащить Генриха. Он парализован.

После завтрака собрались на «военный совет».

— Сейчас главное — исчезновение Латикайнена и болезнь Ковальского, — сказал Стонор. — Это вещи реальные. И о них мы должны подумать прежде всего. Каковы ваши соображения?

— Надо сообщить по радио об исчезновении Тойво и просить помощи, — предложил Локк. — До ее прибытия самим продолжать поиски в лабиринте.

— В первой части твое предложение нереально, Фред, — возразил Стонор. — Никто сейчас не пошлет самолета в Антарктику. Кроме того, у нас не хватит сил приготовить посадочную площадку для тяжелого самолета. Не забывай, что нас забросили сюда вертолетами. Что же касается поисков Тойво в лабиринте — я... пожалуй, считаю их бесполезными. Генрих, до того как он потерял сознание, осмотрел верхнюю часть лабиринта. Мы с Расселом обследовали нижнюю. В лабиринте Тойво, по-видимому, нет. Он не мог уйти один далеко от входа. Я предполагаю другое: Тойво возвратился, когда Генрих был в лабиринте. Обнаружив, что пещера пуста, а радио не работает, он попытался еще до прекращения пурги добраться до Большой кабины. Ведь он геолог: естественно, что он хотел скорее сообщить нам о месторождении... Тропу замело, он заблудился...

— Тойво — финн и, с его северной рассудительностью, пожалуй, не способен на такую выходку, — возразил доктор.

— Мне это тоже кажется маловероятным, — заметил Локк. — Нет никаких доказательств, что он выходил из пещеры.

— Следы у входа. Мы с Джеком видели их.

Локк с сомнением покачал головой.

— Твое мнение, Генрих? — спросил Стонор.

— Не... знаю... — с трудом ворочая языком, прошептал поляк. — Я помню все... смутно... Какая-то... завеса... тут. — Он коснулся здоровой рукой лба. — Все... стараюсь вспомнить... и... не могу...

— Это пройдет, — поспешно сказал доктор.

— Возможно... Не знаю... Тойво был... хорошим товарищем...

Наступило молчание.

— Есть еще одна вполне реальная вещь, — сказал вдруг Рассел. — Таинственные аборигены Земли Королевы Мод.

— Но, Джек, — перебил Стонор, — неужели и ты?..

— Да. Разорванный и отброшенный далеко от места разрыва шнур и исчезнувший перископ — вещи реальные. Они не могут быть проделкой «призраков», о которых твердит доктор. И даже пингвины, если бы им вздумалось навестить нас, едва ли были бы способны на такое...

— Шнур мог лопнуть сам от сильного натяжения. Ведь, поднимаясь по крутым участкам лабиринта, мы держались за него.

— Допустим, хотя тогда мы обязательно заметили бы момент обрыва. А перископ?

— Они утащили его, это ясно, как диагноз насморка, — сказал доктор. — Всю ночь они бродили вокруг Большой кабины и возились возле дверей. Это была ужасная ночь.

— Ну все-таки, кто «они»? — с раздражением спросил Стонор. — Вы, доктор, даже не можете описать, как они выглядят.

— Разумеется, я не смог разглядеть их как следует. В перископ были видны только тени. Не забывайте, что сильно мело. Но я хорошо слышал удары в дверь. Когда они приближались к двери, она даже изнутри начинала светиться.

— Светиться?

— Да, фиолетовым светом.

— Это очень странно, — заметил Локк. — Значит, у нас были одинаковые галлюцинации. В Ледяной пещере мы с Генрихом тоже видели фиолетовое свечение. Я даже хотел стрелять...

— Ты хотел стрелять и в меня с Джеком, когда мы возвратились, — перебил Стонор. — Это доказывает лишь то, что у всех нас не в порядке нервы.

— Это доказывает, что возле нашей зимовки происходит нечто такое, чего мы пока не в состоянии понять, — тихо сказал Рассел. — Непонятное нельзя сбрасывать со счетов.

— Что же ты предлагаешь, Джек?

— Выход один. Мы столкнулись с явлениями, которых не можем объяснить, обнаружили лабиринт, который не сможем до конца исследовать. При неясных обстоятельствах исчез наш товарищ. Выход один, Ральф. Надо связаться с советской станцией. Она недалеко. У них есть самолет.

— Никогда! — закричал Стонор. — Никогда! Просить помощи у советских ученых! Ты забыл, что мы нашли месторождение урана. Все что угодно, но не это.

— Постойте, Стонор, — поднял голову доктор. — Наш уважаемый ловец метеоров прав. У русских хороший врач. Вдвоем мы могли бы быстрее помочь Генриху. А об уране им совсем необязательно рассказывать.

— Нет, — твердо повторил Стонор. — Забудьте об этой идее. В случае организации совместных поисков им пришлось бы показать лабиринт. А там тоже уран. Нет, уж лучше просить помощи с континента...

— Стоит нам попросить помощи, Ральф, как первыми тут появятся именно русские, — насмешливо улыбнулся Локк. — Они ближе всех. Парни отзывчивые и... смельчаки, черт побери.

— Значит, будем выкручиваться сами, — запальчиво бросил Стонор.

Снова воцарилось молчание.

— Каков же план действий? — спросил наконец Локк.

— Надо... продолжать... поиски... Тойво... — внятно прошептал Ковальский.

— Конечно, — кивнул Стонор. — Попробуем организовать поиски на леднике... между Ледяной пещерой и Большой кабиной. В первую половину дня идем мы с Фредом; после обеда — Рассел с доктором. До темноты все должны быть в Большой кабине. Ночью дежурство по очереди. Джек, постарайтесь соорудить до ночи новый перископ с горизонтальным обзором.

— И с хорошим прожектором, — добавил Локк.

Рассел молча кивнул.

— А что передать по радио? — спросил Жиро, сосредоточенно разглядывая свои ногти.

— Ничего... Или нет: сообщите, что во время пурги пропал геолог Тойво Латикайнен. Тело пока не найдено.

— Гм, тело... И это все?

— Все.

Доктор сдвинул на лоб берет и покачал головой.

Поиски в окрестностях Большой кабины не дали результатов. Стонор и Локк еще раз добрались до Ледяной пещеры. Там все было на своих местах. Записка, адресованная Тойво, по-прежнему лежала возле радиопередатчика. Стонор поднял крышку люка, ведущего в лабиринт, долго всматривался во мрак. В ледяном коридоре было темно и тихо, ощутимо тянуло морозным воздухом.

«Странно, что мы не нашли выходов из этого загадочного подземного царства, — подумал Стонор. — А они явно есть. Сквозняк слишком силен. Надо во что бы то ни стало разыскать их...»

Послеобеденный поход геофизика и доктора также оказался безрезультатным. Они в нескольких местах пересекли ледник, заглядывали во все трещины; удостоверились, что темные пятна, выступающие среди снега и фирна, это — морена. На обратном пути Рассел предложил подняться на высокое плато, ограничивающее ущелье с юга. Доктор, проклиная в душе своего длинноногого спутника, согласился.

С вершины плато открылся вид на десятки километров вокруг. На северо-западе совсем низко над снеговым горизонтом висело неяркое оранжевое солнце. Густая синяя тень уже легла в долине. На юге за снежными волнами бескрайних белых увалов виднелись скалистые зубцы далекой горной цепи. Над ними в темнеющем небе висели радуги. Вихрь, летящий из глубин континента, уже поднял в воздух мириады мельчайших снежных кристаллов. Они преломляли солнечные лучи, образуя радужные пояса и своды.

— Надо возвращаться, коллега, — поеживаясь, сказал доктор. — Солнце заходит...

Рассел пристально всматривается в снежную равнину, раскинувшуюся на юго-восток от плато. Где-то там, на юго-востоке, пять дней назад упали обломки гигантского болида... Как добраться к месту падения?

— Если бы у нас был самолет, — тихо сказал геофизик.

— О-о! — оживился доктор. — Самолет! Можно было бы улететь в Монтевидео... Я хотел сказать, отправить туда Генриха, — поправился он, заметив удивленный взгляд Рассела.

С последними лучами солнца доктор и геофизик подъехали к Большой кабине. Локк копался возле метеобудки. Стонор прилаживал прожектор к новому перископу.

На вопрос Стонора Рассел отрицательно покачал головой.

— А у нас новость, — зло прищурился Стонор. — Радиограмма от русских. Предлагают помощь. Вероятно, слышали наш разговор по радио.

— Что ты ответил?

— Поблагодарил, просил не беспокоиться.

Рассел отвернулся и молча прошел в Большую кабину.

Вопреки предсказаниям доктора, ночь прошла спокойно. Ветер переменил направление и пригнал вереницы облаков. Столбик ртути в термометре поднялся до минус десяти градусов.

— Погодка на славу, — объявил Локк, возвратившись в полночь с метеоплощадки. — Тишина... Ни ветра, ни призраков... И такое полярное сияние — сквозь облака видно.

Доктор смущенно кашлянул.

По очереди дежурили у перископа, освещая окрестности зимовки сильным лучом прожектора. Каждый час дежурный поднимался наверх, обходил вокруг Большую кабину и метеоплощадку. Под утро снова налетел ветер, поднял в воздух снежную пыль.

— Через три часа рассвет, — сказал Стонор, дежуривший в последнюю смену. — Ваши призраки, доктор, решили оставить нас в покое. Запремся покрепче — и спать... Можно опустить перископ и выключить прожектор.

С восходом солнца пурга улеглась. Около десяти часов утра Локк открыл главный вход и принялся расчищать дорожку к метеоплощадке.

Возле будки с приборами лопата наткнулась на что-то твердое. Локк копнул глубже и вытащил... трубу перископа. Метеоролог растерянно оглянулся. Над снеговым куполом Большой кабины ярко блестел объектив второго перископа, только что выдвинутого Расселом.

— Так, — процедил сквозь зубы метеоролог, — ко всем прочим талантам, наш эскулап еще и актер... Ну, сейчас я ему устрою сцену с распущенными волосами...

Взвалив на плечо перископ, Локк решительно зашагал в Большую кабину.

На шум, поднятый разъяренным метеорологом, в салоне собрались все обитатели зимовки.

— Мошенник, фигляр! — кричал Локк, тыча под нос доктору обледеневшую трубу. — Я тебе покажу, как издеваться над товарищами!

— О-эй, подожди, Фред, при чем тут я! — бормотал доктор, поспешно отступая в угол салона. — Стонор, Рассел, держите его, он убьет меня!..

— Разреши, — негромко сказал Рассел, отстраняя метеоролога и беря у него трубу.

— Я заставлю тебя проглотить свой берет! — продолжал кричать Локк, пытаясь поймать доктора за воротник.

— Успокойся, Фред, — вмешался Стонор. — Как, доктор, неужели вы решились на эту неумную шутку?

— Я.. я... — твердил совершенно ошеломленный Жиро.

— Комедиант, клистирная трубка, лиможский попугай!..

— Хэлло, Фред, не торопитесь! — Тон, которым Рассел произнес эти слова, заставил всех замолчать. — Вот нижний конец перископа, который я вчера вынул из штатива.

— Ну?

Рассел вместо ответа приложил нижний конец прибора к обледеневшей трубе, принесенной метеорологом.

— Ну? — все еще не понимая, повторил Локк.

— Верхняя часть перископа вырвана; не вынута, не вывинчена, а вырвана. Трубу разорвали. Ни у доктора, ни у нас всех, вместе взятых, не хватило бы для этого сил.

— О, черт! — пробормотал Локк, убедившись, что Рассел прав.

Доктор сообразил, что сейчас самый подходящий момент взять реванш.

— А, разбойник! — завопил он. — Ты чуть не задушил меня. Помесь павиана с навозным жуком! Ржавый флюгер! Я оскорблен как француз, как ученый, как человек. Я...

— Извини меня, Красная Шапочка.

— Я тебе не Красная Шапочка, а доктор медицины!.. Наглец! Я требую удовлетворения. Я... я...

— Джентльмены! — вмешался Рассел. — Отложите выяснение отношений. Надо немедленно осмотреть место, где был найден перископ.

— Совершенно ясно, что вчера его здесь не было, — объявил Стонор, когда осмотрели место находки. — Если бы Фред был внимательнее, он сразу заметил бы это. Перископ принесен ночью, скорее всего под утро, во время пурги.

— Что же все это означает? — пробормотал Локк.

— Следы! — вдруг крикнул доктор с купола Большой кабины. — Следы на снегу возле перископа. Идите сюда!

Стонор, Локк и Рассел поспешили к тому месту, где стоял доктор. Цепочка темных углублений на искрящемся снежном покрове ни у кого не вызвала сомнений.

— Следы ног, — задумчиво проговорил Стонор. — Ночной гость, видимо, обошел вокруг перископа, а следы сохранились лишь на подветренной стороне купола.

— Может быть, это наши следы? — заметил Локк.

— Разве ночью кто-нибудь из вас приближался к перископу? — спросил Стонор.

Все отрицательно покачали головами.

— Стойте! — крикнул вдруг Стонор. — А не кажется ли вам, что вот это углубление напоминает след босой ноги? И это тоже...

— Пожалуй, верно, — согласился доктор. — Вот отпечаток большого пальца, вот еще палец, а здесь пятка.

— Это такие же следы, какие мы видели позавчера у входа в Ледяную пещеру, — сказал Рассел. — К сожалению, мы затоптали их, не успев как следует рассмотреть.

Стонор опустился на колени, принялся внимательно разглядывать следы. Потом он тихо рассмеялся.

Локк и доктор удивленно переглянулись.

— Друзья мои, все ясно, — торжественно объявил Стонор. — Точнее, перед нами еще одна удивительная загадка Антарктиды. Это следы йети — таинственных снежных людей, которые, по мнению некоторых ученых, населяют высокогорные области Гималаев. В настоящее время в Гималаях йети, по-видимому, стали величайшей редкостью. Никто из европейцев их вообще не видел. Однако я сам лично наблюдал такие же следы на перевале Донкья-Ла, на запад от Эвереста, несколько лет тому назад. К двум величайшим открытиям мы можем добавить еще и третье: в Антарктиде сохранились крупные антропоиды. Нам необходимо поймать хотя бы одного из них...

— Судя по тому, что они без труда рвут на части металлические трубы, это будет нелегко, — покачал головой доктор.

— ...или убить!.. Это сенсация: йети на Земле Королевы Мод. Я не знаю, что произведет большее впечатление: лабиринт или древние человекообразные обезьяны, открытые нашей экспедицией в глубине Антарктического континента.

— Или уран, — заметил Локк.

— Об уране придется молчать, Фред, — вздохнул Стонор, — но уж зато йети...

— Можно дать о них корреспонденцию по радио? — оживился доктор.

— Ни в коем случае. Пока... Сначала надо раздобыть живого или мертвого йети. Если поднять шум раньше времени, нас могут опередить. До конца зимовки около трех месяцев. Может, нам посчастливится и добудем не одного, а несколько экземпляров. Думаю, что чучело йети будет стоить не меньше миллиона долларов.

— Значит, йети вчера утащили перископ, а сегодня ночью вернули его? — спросил молчавший все это время Рассел.

— Убежден, что именно так и было.

— А зачем им это понадобилось?

Стонор развел руками:

— Но позволь, мой дорогой, откуда я могу знать, чем руководствуются в своих действиях антарктические обезьяны? Интересно, а что ты думаешь?

— Думаю, что любую гипотезу надо привести в соответствие с фактами. А факты свидетельствуют, что многое из случившегося напоминает сознательные действия...

— В ближайшие дни ты убедишься, Джек, что это отнюдь не гипотеза. А что касается фактов... Фред, не будешь ли ты так любезен принести кинокамеру? Надо быстрее сфотографировать эти следы.

Три дня зимовщики Большой кабины, подгоняемые нетерпеливым Стонором, охотились на таинственных аборигенов Земли Королевы Мод.

Погода благоприятствовала поискам. Солнце с каждым днем поднималось все выше. Ветра не было. Даже ночью температура не падала ниже двадцати градусов мороза.

Из ангара были извлечены аэросани, и Рассел, воспользовавшись обстановкой, совершил далекий маршрут на юго-восток, туда, где, по его предположениям, должны были упасть обломки болида. Однако ни метеоритов, ни йети, ни даже их следов обнаружить не удалось.

На снежном покрове зимовщики встречали лишь заструги да борозды, оставляемые полозьями аэросаней. Снежные люди словно провалились под лед.

— Три дня не было пурги, — говорил Стонор, возвращаясь вместе с Расселом на аэросанях из очередного маршрута. — Следы, оставляемые ими, должны были бы сохраниться, а тут... нигде ничего. И главное, они перестали по ночам приближаться к Большой кабине. В чем дело?

— Может быть, они появляются только в непогоду, — заметил геофизик, резко тормозя аэросани перед полосой обледеневших застругов.

— Странная мысль!

— Но фактически так и было, — продолжал Рассел. — В последнюю ночь они, видимо, появились лишь под утро, когда разыгралась пурга и мы пошли спать. Предыдущие их визиты тоже совпадали с непогодой. И пожалуй, это похоже на маскировку... Надо подождать пурги, Ральф.

Аэросани выкатились на невысокое плато, ограничивающее с севера ущелье Ледяной пещеры. Внизу, в конце пологого склона, появились, словно из-под снега, верхушки мачт Большой кабины.

Возле метеобудки их встретил Локк.

— Как дела, Фред? — спросил Стонор, когда затих мотор и осела снежная пыль, поднятая мощным винтом аэросаней.

— Ничего нового. Впрочем, нет... Генриху опять стало хуже. Доктор говорит, что болезнь прогрессирует. Боюсь, что нам предстоит потерять и второго товарища, Стонор.

— В Ледяной пещере были?

— Да. Там все по-старому. Я даже рискнул спуститься метров на триста в лабиринт.

— Один?

— Доктор сторожил у открытого люка, и мы все время перекликались, как в лесу.

— Ну и что?

— Страшновато было. Но, в общем, ничего интересного.

— А как погода, Фред?

— Барометр падает.

— Будет пурга?

— По-видимому.

— Рассел считает, что это к лучшему...

— По-моему, тоже. По крайней мере, отдохнем от бесцельного блуждания по снегу. Я устал за эти дни, как пехотинец после форсированного марша.

После ужина доктор позвал Стонора в кухню.

— Надо что-то срочно предпринимать, шеф!

— Вы о чем? — спросил Стонор, глядя в сторону.

— О Генрихе, конечно. Если так пойдет дальше, он не протянет и трех дней.

— Вам виднее...

— Но я бессилен! — крикнул доктор. — Понимаете, бессилен! Я испробовал все, что имею. Чтобы лечить, надо знать источник поражения. Это не молния, во всяком случае, не обычная молния, и не радиоактивное излучение. Я не умею творить чудеса...

— Ну, а что вы хотите от меня?

— Не понимаете?

— Нет.

— Разрешения связаться с советской станцией. Возможно, что и их врач будет бессилен, но это последний шанс...

Стонор, насупившись, молчал.

— Вы не имеете права отказываться! Если он умрет, грех ляжет и на вас.

Стонор усмехнулся.

— Что изменится, если он умрет на руках советского врача?

— Во всяком случае, будем знать, что испробовали все средства, какие были доступны.

— Слабое утешение.

— Может быть. Но шансы есть. Я знаю, что русские в последние годы добились больших успехов в лечении всякого рода параличей. Врач советской станции — известный ученый. Не то, что я...

Стонор снова усмехнулся, похлопал Жиро по плечу.

— Кого ты хочешь обмануть, Ришар?

— Обмануть?

— Вся твоя дипломатия не стоит горсти снега. Хочешь избавиться от ответственности. Иметь возможность сказать: «Я не один провожал его в лучший мир. Мы посоветовались с коллегой». Успокойся, никто не станет винить тебя, если он умрет. Не такой уж он крупный ученый... К тому же поляк...

— Он наш товарищ, Ральф!

— Да-да, конечно... Но в данном случае уже не это главное... Ты сделал, что мог, к тебе не будет никаких претензий. Обещаю как начальник зимовки...

— Ты можешь как угодно истолковать мою настойчивость, Стонор, — тихо сказал доктор. — Даже таким образом или еще хуже. Когда я трезв, я слишком низко ценю себя, чтобы обижаться на такое... Подумать, какая бездна подлости заключена в каждом из нас!.. Впрочем, это даже к лучшему, что мы так хорошо узнали цену друг другу. Можно отбросить условности. Итак, я жду ответа, Стонор, но прямо, без уверток.

— Этот тон вам не идет, доктор. Вы перестаете быть самим собой.

— Это не ответ.

— А другого и не будет. Занимайтесь сами своим больным. А остальное предоставьте провидению.

— Значит, отказываетесь?

— Считаю это бесполезным.

— А я как врач считаю это необходимым.

Круглое лицо Стонора начало краснеть.

— Если мне не изменяет память, начальником зимовки являюсь я.

Доктор печально покачал головой.

— Увы! Именно поэтому я и обратился к вам.

— Довольно. Я считаю вопрос исчерпанным.

— А я нет. — Голос доктора стал визгливым и резким. — И я вынужден предъявить ультиматум. Если до утра вы не согласитесь, я сам обращусь по радио к зимовщикам станции Солнечная.

— Не посмеешь.

— Посмею. Рассел на моей стороне.

— А Локк на моей... Подумай о последствиях, Жиро!

Пурга началась вскоре после наступления темноты. Сила ветра увеличивалась с каждым часом. К полуночи над Большой кабиной бушевал редкий по силе ураган. Сорвало прожектор, залепило снегом объектив перископа. Рассел попробовал опустить трубу, но ее перекосило ветром и накрепко заклинило в держателе.

Помехи прервали радиосвязь. Доктор не выходил из кабины, в которой лежал Генрих. Больной уже не мог говорить. Только блестевшие глаза и легкое подергивание правой стороны лица свидетельствовали, что жизнь еще не совсем покинула его парализованное тело.

Локк и Стонор, пытавшиеся совершить очередной обход вокруг купола Большой кабины, возвратились облепленные снегом с ног до головы.

— Бесполезно, — прохрипел Локк. — Невозможно удержаться даже на четвереньках, да и видимость — абсолютный ноль. Можно столкнуться нос к носу с этими самыми йети и не разглядеть их. Неважная погодка для охоты на снежных людей.

— А не устроить ли засаду в кабине аэросаней? — предложил Стонор. — Они крепко привязаны. Из кабины хороший обзор, а если включить подогрев, снег не будет заносить стекла.

— Во-первых, ты не доберешься до аэросаней; во-вторых, не откроешь дверцу, в-третьих, если и откроешь, кабину забьет снегом раньше, чем ты протиснешься внутрь.

— Так мы никогда никого не поймаем, Фред, — махнул рукой Стонор. — Я бы все-таки попробовал.

— Держу пари, что в такую погоду даже антарктические обезьяны не высунут носа из своих убежищ, — посмеивался метеоролог. — Им тоже жизнь дорога.

— Попытаться надо, — вмешался вдруг Рассел. — Раз нельзя пользоваться перископом, сани — единственная возможность продолжать наблюдение.

— Как, Джек, — удивленно прищурился Локк, — тебе тоже захотелось заработать миллион долларов?

— Он думает, что здешние йети предпочитают для прогулок именно такую погоду, как сегодня, — пояснил Стонор. — И, кажется, в этом есть определенная логика.

— Ты действительно так думаешь, Джек?

Рассел кивнул.

— Тогда можно попробовать, — оживился метеоролог. — Риск — благородное дело, как сказал один полководец, готовясь проиграть войну.

Первую попытку сделал Локк.

Однако уже через несколько минут он, совершенно обессилевший, ввалился вниз головой в выходной люк, где его ждали Рассел и Стонор.

— Ну?

Метеоролог, отдышавшись, разразился ругательствами.

— До саней ты дополз?

— Да, черт побери, но не смог открыть дверцу.

Рассел молча обвязался шнуром, перекинул через плечо футляр с телефоном и нырнул в снежные волны.

Локк спустился вниз, в Большую кабину. Стонор остался у входа один; напряженно ждал.

Постепенно разматывалась веревка, которой был обвязан геофизик. В шипении и вое пурги ничего нельзя было расслышать.

Аэросани были укреплены метрах в пятидесяти от входа, над занесенным ангаром. Возможно, вокруг них уже намело высокий сугроб и из кабины ничего не будет видно.

Веревка перестала разматываться. Стонор подождал еще немного, потом дважды дернул за веревку. Вскоре послышался ответный рывок. Рассел сообщал, что пока все в порядке.

Колючий снег струями бил в отверстие люка. Стонор опустил крышку, оставив только узкую щель, сквозь которую пытался разглядеть что-нибудь во тьме. На мгновение ему показалось, что он уловил вспышку света в той стороне, где стояли аэросани. Неужели Рассел все-таки проник в кабину саней и включил рефлекторы? Стонор напряженно вглядывался в темноту. Нет, вероятно, почудилось. Он уже собирался еще раз сигнализировать рывком веревки, но в это время внизу приоткрылась дверь и послышался голос Локка.

Стонор опустил крышку люка, задвинул засов и спустился вниз.

— Он в кабине саней, — сказал Локк, протягивая Стонору телефонную трубку. — Можешь поговорить с ним.

— Хэлло, Джек! — крикнул Стонор в телефон. — Как дела?

— Сижу в кабине, — послышался в трубке голос Рассела.

— Рефлекторы включены?

— Да.

— Как видимость?

— Несколько метров.

— Не холодно?

— Нет.

— Мы будем по очереди дежурить у телефона. В случае чего сообщай!

— Да.

Прошло около двух часов. Пурга не утихала. На вопросы Стонора Рассел лаконично отвечал, что ничего не видит.

— Может быть, тебя сменить, Джек? — предложил Стонор.

— Пока не надо.

Прошло еще около часа. Из радиорубки выглянул Жиро.

— Опять начинается вой в эфире, как тогда, — вполголоса сообщил он. — Вот послушайте... — Доктор исчез в радиорубке, оставив открытой дверь.

Послышалось шипение динамика, и сразу же его сменил вибрирующий низкий звук — устрашающая мелодия тоски и угрозы. Словно крылья каких-то неведомых злобных сил распростерлись над притихшими зимовщиками. А мелодия продолжала звучать, затихая и снова разрастаясь, предостерегая и угрожая, таинственная и непонятная.

— С ума можно сойти! — вскричал Стонор, затыкая уши.

Локк, сморщившись как от зубной боли, покачивал головой.

— Довольно! — гаркнул он наконец. — Не стоит злоупотреблять... такой музыкой.

Доктор поспешил выключить приемник.

— Ну как?

— Никогда не слыхал ничего подобного, — признался Стонор. — Неужели и тогда это звучало так?

— Абсолютно. Самому хотелось завыть от ужаса.

— Странные здесь бывают помехи, — пробормотал Локк, раскуривая трубку.

Звякнул телефон. Стонор поспешно схватил трубку.

— Хэлло, Джек?

— Только что видел тень. Похоже на... медведя или крупную обезьяну. Посмотрите, что делается у люка.

По лицу Стонора Локк понял: что-то произошло.

— Появились?

— Кажется... Скорей! — Стонор указал на стоявший в углу карабин. — Джек, ты тоже, если увидишь, стреляй. Доктор, трубку!

Не слушая предостережений Рассела, Стонор сунул телефонную трубку доктору, схватил второй карабин и вслед за Локком выбежал из салона.

Припав к крышке выходного люка, они прислушались.

— Ничего, кроме воя пурги, Ральф.

— Открывай люк.

В лицо ударил слепящий снежный вихрь. Луч сильного фонаря пробил ревущую тьму всего на два-три метра.

— Как будто никого, Фред.

— Гаси фонарь. Быстрей! Смотри...

Расплывчатое зеленовато-фиолетовое пятно появилось среди снежных вихрей. Оно медленно приближалось.

Локк и Стонор поспешно вскинули карабины.

Треск двух выстрелов, слившихся в один, утонул в вое пурги. Затем произошло нечто невероятное.

Яркая зеленая вспышка, подобно молнии, разорвала тьму. Порыв ветра, более сильный, чем все предыдущие, подхватил снежные вихри и разметал их прочь.

В десятке метров от люка на снегу корчилось огромное мохнатое существо. Его длинная шерсть светилась ярким голубовато-фиолетовым светом, а из тела били в окружающую тьму зигзаги зеленых молний. Одна из молний скользнула над головой Локка. Сильно запахло озоном.

— Люк, быстро! — крикнул Стонор.

С грохотом захлопнулась тяжелая крышка. Локк хотел задвинуть засов. Металлический обод люка вспыхнул голубоватым светом. Сильный удар оглушил метеоролога, и он покатился в глубину коридора, увлекая за собой Стонора.

Доктор, не отнимая от уха телефонную трубку, настороженно прислушивался. Вой пурги стал громче. Значит, открыли выходной люк.

— Они выходят наружу, Джек.

— Ты успел предупредить, чтобы без нужды не стреляли? Это какое-то удивительное существо. Вероятно, Стонор ошибся...

— Выстрел, Джек!

В телефоне послышался треск, потом шипение.

— Сани... оторвало... — с трудом разобрал доктор в промежутке между разрядами. — Меня понесло...

Последний, прерывистый треск — и в телефонной трубке стало тихо.

«Оборвался провод, — мелькнуло в голове доктора. — Что же теперь будет?»

Грохот в коридоре заставил его вскочить. Из-под портьеры выполз на четвереньках облепленный снегом Стонор. Следом за ним показалась всклокоченная голова Локка. Оба с трудом поднялись на ноги. Локк, даже не пытаясь отряхнуть снег, шагнул к столу и тяжело опустился на стул.

— Тебя не ранило, Фред? — пробормотал Стонор, протирая кулаками глаза.

Локк попытался ощупать себя.

— Кажется, нет. Но что за адскую бестию мы подстрелили?

Стонор ошалело вертел головой.

— Уму непостижимо. Никогда бы не поверил, если бы... не видел сам. Засов! — спохватился он вдруг. — Ты успел задвинуть засов?

— Не... знаю...

— Доктор, скорей проверь, задраен ли люк. Но... не открывай. И не касайся засова голой рукой.

Доктор на мгновение зажмурил глаза и с видом приговоренного к смертной казни шагнул за портьеру.

Когда он возвратился, Стонор вертел в руках телефонную трубку.

— Дверь не светилась? — спросил Локк.

— Н-не заметил. Засовы задвинул...

Локк облегченно вздохнул.

— А что с телефоном, доктор? — удивленно спросил Стонор. — Почему он молчит?

— После вашего выстрела Джек только успел крикнуть, что сани оторвало и его уносит ветром. И еще он крикнул, что ты ошибся...

— Ошибся? В чем? — растерянно спросил Стонор.

Локк вскочил.

— Джек погибает, а мы тут...

— Ни шагу, Фред! Ему ты не поможешь. И вспомни, что лежит за дверью.

Локк отступил и закрыл лицо руками.

— Что же делать, Стонор?

— Ждать, когда кончится пурга.

Метеоролог, не отнимая стиснутых пальцев от лица, снова опустился за стол. Доктор содрогнулся, услышав, что Локк плачет...

Обитателям Большой кабины эта ночь показалась особенно долгой. Стонор бесцельно бродил по салону, время от времени откидывал тяжелую портьеру и, приоткрыв дверь в коридор, прислушивался. Но снаружи доносились лишь завывания пурги.

Под утро из радиорубки вылез доктор.

Шаркающей походкой он подошел к Стонору.

— В эфире тихо и хорошо слышно русских. Они вызывают нас. Ради матери Джека, ради своих детей, Ральф, разреши связаться с ними.

— Подождем до утра. Надо посмотреть, кого мы убили ночью. Потом решим. А сейчас оставь меня в покое.

Доктор принялся трясти метеоролога:

— Фред, ты понимаешь, что здесь происходит? Помоги мне... скажи Стонору...

Но, заглянув в глаза Локка, доктор махнул рукой и, сгорбившись, вернулся в радиорубку.

Наконец, судя по часам, наступил рассвет. Пурга продолжала бушевать. Ветер достиг чудовищной силы. Где-то наверху, над просторами вздыбленных снегов, поднялось солнце, а над куполом Большой кабины ураган продолжал гнать тысячи тонн стремительной снежной пыли.

Выйти наружу оказалось невозможным.

Ветер не только угнал весь принесенный снег — он поднял в воздух и часть старых сугробов, наметенных за прошедшие недели. Люк запасного выхода, ночью находившийся на уровне снежного покрова, теперь возвышался почти на метр. Верхняя часть выходной шахты содрогалась от беспрерывных ударов ветра и вибрировала, как вагон бешено несущегося поезда. Из отверстия люка нельзя было выставить головы. Мутный свет сменил тьму, но он был так же непроницаем, как и чернота минувшей ночи.

После безуспешных попыток выбраться из люка Стонор с трудом задраил его и по забитому снегом коридору возвратился в салон.

— Да очнись, старина, — шепнул он Локку. — Чего раскис! Ведь это Антарктида. Поверь, мне не меньше тебя жаль Джека, но что поделаешь? Если сани не разбило о ближайшие скалы, ураган мог угнать их за сотню километров. Не помню такого бурана. Скорость ветра не меньше пятидесяти метров в секунду. Очнись, нам еще предстоит немало дел... И может быть, Джек не погиб. В баках было горючее. Стихнет ураган, он заведет мотор и возвратится.

Локк медленно поднял голову. Стонор глянул ему в лицо и содрогнулся. Фред постарел за ночь лет на десять. Глаза потускнели, морщины стали глубже, черты лица заострились.

— Ты не заболел?

— Нет, говори, что надо делать, Стонор.

— Пока ждать. Впрочем, обсудим... Боюсь, что мы не найдем трупа убитой бестии. Ветер мог уволочь его куда угодно. Это будет ужасная неудача, Фред...

Стонор не ошибся. К вечеру ураган ослабел настолько, что можно было выбраться наружу. Пригибаясь до самой земли, чтобы удержаться на ногах, Стонор и Локк обшарили площадку вокруг купола Большой кабины. На ней ничего не оказалось. Новых сугробов поблизости не было. Тело светящегося ночного чудовища исчезло. Не нашлось и никаких следов аэросаней. Только оборванный телефонный провод, закрученный ветром вокруг оттяжки радиомачты, напоминал о событиях прошедшей ночи.

Ужинали молча. Стонор был подавлен случившимся. Мысли Локка блуждали где-то далеко. Доктор за весь день не промолвил ни слова.

— Интересно, появятся они сегодня ночью? — спросил Стонор, вставая из-за стола. — Как по-твоему, Ришар?

— Мне все равно, — пробормотал доктор.

— А как Генрих?

— Пойди посмотри...

Стонор заглянул в кабину, где лежал поляк.

— Он спит... или...

Доктор бросил на Стонора внимательный взгляд поверх очков и, ничего не сказав, прошел в кабину Ковальского.

Стонор подошел к Локку.

— Что ты думаешь, Фред, по поводу наших ночных чудовищ? Что это такое?

— А я о них вообще не думал, — тихо сказал метеоролог. — Не знаю...

— Поразительна их способность аккумулировать энергию, — рассуждал вслух Стонор. — Это какие-то ходячие аккумуляторы колоссальной емкости. И что это за энергия? Обычное атмосферное электричество или что-то другое? С аккумуляцией энергии, видимо, связана и способность светиться. И почему-то они появляются именно в непогоду... Шерпы рассказывали мне о гималайских йети всякие сказки, но действительность превзошла самую буйную фантазию. Если бы не исчезновение Джека, я готов был бы думать, что нам с тобой все приснилось.

— Если бы это был сон, Стонор!

Стонор вместо ответа ударил себя ладонью по лбу.

— Какая мысль! Не их ли приближение создает эти поразительные помехи в радиосвязи? Ведь если они являются источниками какого-то излучения...

— Знаешь, Стонор, — сказал задумчиво Локк, — я теперь убежден, что Тойво попал в руки этих адских тварей. Они, без сомнения, водятся в подземном лабиринте. Свечение воздуха, шорохи — это их работа. Удивительно, как они тогда выпустили вас живьем...

Стонор вздрогнул.

— Ты думаешь?

— Нас осталась половина, — продолжал Локк. — Мы теперь ничего не сделаем... Мы даже не узнаем о судьбе пропавших товарищей. Ведь и Рассел, если он уцелел, мог очутиться во власти этих тварей. Может, их несколько бродило вчера ночью возле Большой кабины? Если они вздумают атаковать нас, мы погибнем...

— Атаковать?

— А почему бы и нет, Стонор?.. Я все думаю и никак не могу понять, почему Рассел предупреждал доктора, чтобы мы не стреляли. И что он имел в виду, говоря, что ты ошибся?

— Ерунда все это... Радио, вот что важно... Эти странные помехи, они могут подсказать...

Стонор поспешно прошел в радиорубку.

Вскоре в открытую дверь донеслась музыка.

— Это, кажется, Кейптаун, Фред, — сказал Стонор, возвращаясь. — Пока в эфире спокойно.

Музыка резко оборвалась. Краткая пауза, а затем:

— Алло, алло, говорит радиостанция Солнечная. Вызываем зимовку англо-американо-французской экспедиции. Алло, алло, Большая кабина, почему молчите? Сообщите, что случилось. Алло, алло...

Текст обращения был дважды повторен по-английски, затем по-французски.

— Не понимаю, чего ради они опять нас вызывают, — раздраженно бросил Стонор.

— А что тут непонятного? Мы молчим. Они — ближайшие соседи. Это Антарктида, Ральф. — Локк поднялся из-за стола. — Надо им немедленно ответить. Может быть, позвать доктора?

— Не надо. Поговори сам.

Локк шагнул в радиорубку.

— Слушай, Фред, подожди минутку! — крикнул Стонор. — Ты им скажи так...

Он не успел кончить: в репродукторе послышался вой. С каждой секундой вой становился все громче.

Из радиорубки выглянул Локк.

— Эфир взбесился. Ничего не слышно, кроме этой адской музыки.

— Наверно, они опять приближаются к Большой кабине, Фред, — прошептал Стонор. — Сделай тише, но не выключай. Попробуем выдержать эту мелодию. Вот так... Ну, что предпримем, старина?

Прошло несколько часов. Вой продолжал звучать в эфире. Он то усиливался, то слабел, но был слышен на всех волнах и совершенно прервал радиосвязь.

— Они ходят вокруг Большой кабины, — стиснув зубы, говорил Стонор. — Ходят и что-то вынюхивают.

— Странно, что они не пытаются проникнуть к нам, — заметил Локк. — При их силе и прочих свойствах им ничего не стоит сломать крышу ангара или выходной люк.

— Они не могут сообразить, что надо сделать, — неуверенно предположил Стонор. — При всех их особенностях это не более чем обезьяны.

— А по-моему, это не обезьяны, Ральф, — Локк понизил голос. — Я не суеверен, но, право, и мне начинает казаться, что мы столкнулись с... призраками — злыми духами холода и мрака, истинными хозяевами этих проклятых ледяных пустынь.

— Чушь, невероятная чушь, Фред! Они оставляют следы на снегу, как любое живое существо, и ты сам убедился, что они уязвимы для пуль. Все дело, вероятно, в том, что тут, в условиях Антарктиды, у них из поколения в поколение вырабатывались особенности, которыми не обладает большинство живых существ, — способность аккумулировать электрические заряды, а может быть, и другие виды энергии. Например, энергию радиоактивного распада. Ученым давно известны организмы, способные аккумулировать электричество. Вспомни электрических скатов из семейства торпединид. У них есть электрические органы по бокам головы, они могут создать разряд напряжением до трехсот вольт.

— Все это теория, — скривился Локк, — а на практике у меня, пожалуй, не хватит мужества выпустить еще одну разрывную пулю в эту светящуюся бестию. Никто не назовет меня трусом, но сейчас, признаюсь, мне страшно.

— И все-таки рано или поздно нам придется выбраться наверх и еще раз попытать счастья.

— Счастья?

— Конечно. Мы любой ценой должны заполучить такую бестию. Хотя бы одну. Иначе нам не поверят.

— Джек вчера ночью успел крикнуть, что ты ошибся, Ральф. Он имел в виду этих обезьян. В чем ты мог ошибиться?

— Доктор что-то напутал. И какая разница — обезьяны или что-нибудь другое! Это новый вид, а быть может — род или даже новое семейство человекообразных с особыми и пока совершенно загадочными энергетическими свойствами... Открытие в квадрате, в кубе. Оно принесет мировую славу. Мы обязательно должны убить эту тварь.

— А вдруг они разумны?

— Что за бред!

— Они сильны, легко могли бы уничтожить нас, но не нападают. И вспомни лабиринт и возвращенный перископ... А этот странный вой. Его оттенки меняются... Может быть, они хотят привлечь наше внимание?..

— Ты сошел с ума, Фред. Ты же видел, что это такое. Если у них и есть крупица разума, то не больше, чем у питекантропа. Решительно, тебе следует глотнуть свежего воздуха. Почему бы тебе не заглянуть на метеоплощадку? Последние дни ты часто нарушаешь график наблюдений.

— Хочешь, чтобы я вышел сейчас наружу?

— Вместе со мной. Я буду страховать. Сейчас не очень метет...

— Хочешь использовать меня как приманку? В Индии так охотятся на тигров... с молодым барашком... Бэ-э, бэ-э...

— Боишься?

— И не скрываю этого. И ты боишься, Стонор. И доктор боится. И каждый боялся бы на нашем месте. Мы столкнулись с чем-то небывалым, грозным, непонятным и потому страшным. Но мы все боимся по-разному. Доктор прикрыл голову подушкой и надеется проспать страшные часы; в тебе страх борется с честолюбием и желанием слупить миллион долларов за шкуру этой бестии. А меня после гибели Джека не привлекают даже доллары. Да ты и не поделился бы со мной, Стонор.

— Хочешь поторговаться, Фред. Подходящий момент, чтобы сделать бизнес.

— Нет, торговаться не буду. Пойду...

— Куда?

— На метеоплощадку. Чтобы ты больше не смог упрекнуть Фреда Локка в нарушении графика наблюдений.

— Ну вот, ты, кажется, обиделся на меня, старина.

— Нет. На тебя обижаться нельзя. Ты начальник. На войне, как на войне...

Перед выходом на поверхность Стонор снова включил радио.

Вой звучал тише, временами совсем затихал. В нем появились новые оттенки тоски и неутолимой боли.

— Невероятно, — прошептал Стонор. — В этом действительно есть мелодия и какой-то свой ритм. Что все это может значить? Если источником помех являются здешние обитатели, пожалуй, сейчас они удаляются от Большой кабины. Не опоздать бы нам.

Надев поверх меховых рукавиц резиновые, Стонор осторожно опустил крышку люка. Над головой блеснули радужные фестоны полярного сияния. Сквозь разноцветные волны, медленно катившиеся по темному небу, просвечивали звезды. Ветер задувал редкими порывами, поднимая и гоня струи поземки.

Стонор посветил сильным рефлектором и убедился, что площадка вокруг люка пуста.

— Опоздали! — крикнул он в самое ухо Локка. — Слишком долго философствовали... Погода улучшилась, и... они исчезли.

— Но мороз дьявольский, — пробормотал метеоролог, вылезая из люка.

— Посмотри, нет ли следов! — снова крикнул Стонор.

Локк вместо ответа указал на шипящие струи поземки, сразу же заносившие его собственные следы. Пригнувшись, чтобы удержаться на ветру, метеоролог нащупал провод, протянутый к метеобудке, и, не оглядываясь на Стонора, шагнул в снежную тьму.

Возле будки тоже никого не оказалось. Все было на месте, в полном порядке, и Локк занялся приборами. Его охватило полнейшее безразличие ко всему происходящему. Он словно наблюдал за собой со стороны. Вот Локк берет отсчеты и записывает их, вот сменяет ленты, закрывает будку, проверяет направление ветра. Странно, что этот Локк ничего не боится. А ведь он боялся, он знает это...

Он, кажется, не испугался даже и тогда, когда, возвращаясь к люку, увидел перед собой что-то темное.

— Стонор? — окликнул он.

Нет, это был не Стонор. Луч света скользнул по густой шерсти, осветил уродливую коническую голову с большими, как у летучей мыши, оттопыренными ушами. Чудовище медленно приближалось, легко переставляя похожие на колонны ноги. Длинные руки были протянуты вперед. Широкий темный нос жадно втягивал морозный воздух — ловил неведомый запах. В черных провалах глазниц светились две красноватые точки, устремленные на Локка.

«Глаза, а за ними мозг... — мелькнуло в голове метеоролога. — Оно внимательно разглядывает меня, но не торопится подойти!» Локк вдруг вспомнил, как охотился ночью с фонарем в джунглях западной Суматры. Он без промаха всаживал пулю между блестящих глаз, устремленных из темноты в световой сноп фонаря.

«Почему бы и сейчас?..» Он нащупал в кармане рукоятку пистолета. Расстояние — десять шагов. Он не промахнется. А, собственно, почему он должен стрелять? Ведь он даже не знает, что или кто находится перед ним. Расстояние — восемь шагов... семь... Рассел тогда крикнул, что Стонор ошибся... Предупредил, чтобы без нужды не стреляли... А почему знакомство с неизвестным надо обязательно начинать с пули?.. Локк остановился. Остановилось и мохнатое ночное чудовище.

«Странно, что оно не пытается приблизиться, — думал метеоролог. — А может, у него мирные намерения? Мирные? Известны ли ему такие понятия? Что вообще ему известно, этому порождению льдов и мрака? Думает ли оно, может ли оно думать?»

Локк чувствовал, что весь дрожит, и в то же время был удивительно, непостижимо спокоен.

«Спокойствие перед неизбежным концом?.. Странно, кажется, оно делает мне какие-то знаки. Что могут означать движения его рук? Не приближаться?..»

Яркий луч света откуда-то из-за спины чудовища ослепил Локка. Метеоролог скорее угадал, чем расслышал крик Стонора:

— Фред, ложись!.. Стреляю!..

— Нет! — Локк отчаянно замахал руками. — Не стреляй... Подожди, Ральф!

Темная фигура ночного гостя с непостижимой для его размеров быстротой выскользнула из-под скрещенных лучей двух рефлекторов. Локк успел заметить еще один, предостерегающий жест чудовища, без сомнения адресованный ему. Он замер на месте. В то же мгновение под фонарем Стонора блеснуло. Гулко грохнул выстрел, затем другой. Две пули просвистели совсем близко. Еще выстрел и еще. Видимо, Стонор стрелял наугад в темноту.

— Не стреляй, Стонор!

Еще выстрел... Он оказался последним.

Невдалеке от того места, где стоял Локк, вспыхнуло зеленое пламя. Локк разглядел неясные контуры мохнатой фигуры, которая на мгновение озарилась зеленовато-фиолетовым сиянием. Послышался треск. Яркая, похожая на молнию искра ударила туда, где метался желтый луч фонаря Стонора. Луч описал широкую дугу, ткнулся в снег и погас.

Локк глянул в ту сторону, где только что видел светящуюся фигуру ночного пришельца. Там был мрак. Направил туда луч фонаря — никого. Очертил лучом вокруг себя — пусто.

Ночной призрак словно провалился сквозь землю. А может быть, улетел по воздуху?.. Локк задрал голову, но увидел только причудливые сполохи полярного сияния.

Метеоролог медленно подошел к тому месту, где лежал шеф. Он догадывался, что произошло. Стонор лежал ничком, уткнувшись лицом в снег. Локк нагнулся, осторожно перевернул неподвижное тело и, еле волоча ноги, потащился к открытому люку.

Краснокрылый самолет описал широкий круг над Большой кабиной, приветственно качнул крыльями и пошел на посадку. Локк и доктор ждали у главного входа.

Самолет легко коснулся лыжами гладкой белой поверхности; замедляя бег, скользил в прямоугольнике, отмеченном цветными полотнищами. В облаке снежной пыли, поднятой винтами, сверкали радужные круги. Обрамленная радугами серебристая машина подкатила к Большой кабине.

Смуглый горбоносый человек в шелковистом голубом комбинезоне с откинутым капюшоном спрыгнул на снег. Ветер подхватил его густые черные волосы, бросил на лицо. Придерживая волосы рукой, человек направился к зимовщикам Большой кабины. За ним из самолета уже вылезал второй — большой и грузный, в пушистом меховом комбинезоне и унтах, затем легко выпрыгнул третий — маленький и юркий, в меховых штанах и коричневой кожанке.

— Начальник станции Солнечная — Шота Вериадзе, — представился брюнет, протягивая руку Локку. — Мои товарищи — летчик Иван Лобов и врач Юрий Белов.

Здоровенный Лобов крепко сдавил в кулаке руку метеоролога; у Локка хрустнули пальцы. Рукопожатие миниатюрного Белова также оказалось твердым.

Локк представил доктора.

— Где пострадавшие? — спросил по-французски Белов, внимательно и строго глядя на Жиро.

— Вашей помощи ждет только один, профессор. Он внизу, в Большой кабине. Начальник зимовки — геолог Стонор — был убит на месте.

— Состояние больного?

— Очень тяжелое.

— Может быть, сразу и пройдем к нему?

— Разумеется.

— Пожалуй, и мы не будем терять дорогого времени, — предложил Лобов. — Машина готова. Сейчас механики добавят горючего, и начнем поиски.

— Иван прав, — кивнул Вериадзе. — Есть что-нибудь новое?

— Абсолютно ничего, — сказал Локк. — Вчерашний день и сегодняшняя ночь прошли спокойно. «Электрические обезьяны», как их называл покойный Стонор, больше не появлялись.

Вериадзе потер гладко выбритый подбородок.

— Предлагаю сделать так. Юрий останется здесь. Мы с Иваном летим на поиски. Вы сможете присоединиться к нам?

— Конечно, — ответил Локк. — Но, пока заправляют машину, прошу вниз, на чашку кофе. За столом обсудим детали.

Пропустив гостей вперед, Локк нагнулся к уху доктора:

— Ты, кажется, назвал этого мальчика профессором, Ришар?

Жиро сердито фыркнул.

— Этот «мальчик» — известнейший медик, доктор наук, автор десятка книг и сотен статей. Это три асса, Фред. Вериадзе — крупный геофизик и метеоролог, почетный член многих академий, в том числе и вашей — американской, а Лобов — непревзойденный мастер полярной авиации.

Локк покачал головой.

— Большая кабина удостоилась большой чести, Жиро.

— Остается пожалеть, что это не случилось тремя днями раньше.

За столом Локк кратко рассказал о событиях последних десяти дней. При упоминании о подземном лабиринте Белов и Вериадзе переглянулись.

— Все это очень странно, господа, — задумчиво сказал Вериадзе, когда Локк кончил. — Разрешите задать вам несколько вопросов. Впрочем, вы, разумеется, можете не отвечать, если сочтете некоторые вопросы чересчур прямыми или недипломатичными.

Локк смутился.

— Задавайте вопросы. Я расскажу все, что мне известно.

— Этот лабиринт, на который вы случайно наткнулись ледяной штольней, он — в древних лавах?

— Покойный Стонор называл породы лабиринта базальтами.

— Так... Какова же его протяженность?

— Очень большая. Мы не успели исследовать его целиком.

— У пустот гладкие, словно отполированные стены?

— Именно... И сеть пустот очень сложна... Но, простите, откуда вы знаете?

— В прошлом году подобные пустоты в древних лавах были обнаружены нашими предшественниками близ станции Солнечная. Сейчас результаты их исследования уже опубликованы.

Локк тяжело вздохнул.

— Жаль, что покойный Стонор не знал...

— К сожалению, и мы не знали о вашей находке. Мы сообщили бы вам все наши данные...

— Господин Вериадзе, — вмешался Жиро, — а как вы и ваши товарищи объясняете... э-э... как бы это сказать... кто создал такие лабиринты?

— Есть несколько точек зрения на этот вопрос. На него легче будет ответить после того, как мы осмотрим вашу находку. У нас лабиринт невелик, и его каналы сильно испорчены льдом. Впрочем, говоря о возможных создателях лабиринта, лучше употреблять местоимение «что», а не «кто». Это естественные пустоты и, вероятнее всего, они образованы вулканическими газами. Возможно, это каналы фумарол. Обычно такие каналы по мере отмирания вулкана заполняются различными минералами... Здесь этого не произошло. Из глубин выделялись какие-то газы, которые при своем движении вверх растворяли или разъедали лавы и создали сеть пустот. А затем выделение газов резко прекратилось и пустоты остались незаполненными. Но, повторяю, это лишь одно из многих возможных объяснений... В нашем случае газы, выделявшиеся из глубин, несли радиоактивные элементы. В краевой части лабиринта мы нашли небольшие скопления одного очень редкого ториевого минерала — если хотите, небольшое месторождение тория...

— С нашим лабиринтом связано урановое месторождение, — сказал Локк не поднимая глаз. — И Стонор считал его богатым. Вот образцы...

— Я не минералог, — улыбнулся Вериадзе, — но, судя по этим образцам, ваш лабиринт интереснее...

— Нам, пожалуй, пора к больному, доктор, — заметил, хмурясь, Белов.

— Да-да, конечно, — согласился Жиро, торопливо допивая кофе.

— Но еще один вопрос, прежде чем расстаться: что вы думаете по поводу наших «светящихся призраков», господин Вериадзе?

— Пока ничего... Или, вернее, пока готов думать все что угодно. В нашем секторе, да и нигде в Антарктиде, никто не встречал ничего подобного. Может быть, вам удалось сделать поразительное открытие...

— Эти области Земли Королевы Мод до нас никем не исследовались, — возразил Локк. — Так же как и огромные территории в центре континента. Антарктида — край множества загадок. Нам случайно удалось натолкнуться на одну из них... За этот приоритет мы заплатили очень дорогой ценой.

— Да, первые встречи обошлись дорого... Неужели эти... загадочные существа обитают в лабиринте?

— Во всяком случае, заходят туда. Факты, о которых я рассказывал вам, мистер Вериадзе, говорят сами за себя.

— Остается четыре часа светлого времени, — пробасил Лобов, отодвигая недопитый стакан. — Предлагаю продолжить разговоры в самолете.

— Откуда вы думаете начать поиски? — спросил Вериадзе, вставая.

— В ту ночь ветер дул с юго-востока, — сказал Локк. — Сани могло угнать только на северо-запад, в сторону океана. Мне кажется, следует лететь к побережью. Километрах в сорока отсюда в сторону берега есть группа нунатаков. Они окружены полосой трещиноватого льда. Сани, если их не разбило по пути, могли там задержаться.

— А в какой стороне от вашей станции находится лабиринт?

— Шесть километров к западу.

Вериадзе задумался.

— Хорошо, — сказал он наконец, — полетим в сторону океана, но по пути осмотрим и горы в районе лабиринта. При урагане ветер часто меняет направление. Сани могло угнать и на запад к горам. Хотя ветер дул именно с юго-востока, через четыре или пять часов после того, как с господином Расселом произошло несчастье, сани, по-видимому, находились значительно западнее вашей станции. Наши радисты не могли ошибиться: сигнал бедствия был получен именно оттуда. А никто, кроме господина Рассела, сигнал подать не мог.

— Но это было давно...

— Да, около трех суток назад. Однако других сведений у нас нет.

— Хорошо, попробуем начать с Западных гор, а потом полетим к северу, — согласился Локк.

— Надо, чтобы кто-нибудь из остающихся все время был у передатчика. Могу оставить здесь для помощи одного из механиков. Самолет будет держать постоянную связь с Большой кабиной и со станцией Солнечная... Через три с половиной часа мы возвратимся.

Ровно через три с половиной часа, с последними лучами солнца, самолет Лобова подрулил к Большой кабине.

Пока укрепляли самолет с подветренной стороны снегового купола, Вериадзе и Белов успели перекинуться несколькими фразами.

— Разбитые аэросани мы нашли в шестидесяти километрах отсюда, у северного подножия гор, — сказал Вериадзе в ответ на вопрос профессора, — но геофизика там нет. Мы прошли над санями на бреющем полете. Кабина пуста, и вокруг никаких следов. Либо он выпал из саней раньше, либо остался цел и решил добираться к базе пешком. В обоих случаях шансов на спасение почти никаких. Сейчас Лобов проявит фотопленку, проверим еще раз всю трассу. А что нового у тебя?

— Геодезист очень плох. Но надежда есть. Все было бы гораздо проще, если бы начать лечение раньше, Впрочем, этот Жиро — молодец. Хоть он, кажется, и алкоголик, но талантливый врач. Он сделал все, что было в его силах, и даже больше. Если бы не он, поляк умер бы несколько дней назад.

— Видел ты тело их начальника?

— Да. Он убит каким-то неизвестным мне разрядом большой мощности. Ткани головы разрушены, однако, по некоторым признакам, разряд мог быть холодным.

— Значит, действительно убийство?

— Но совершенное не человеческими руками.

— Уверен?

— Да... Паралич геодезиста, вероятно, вызван подобным же разрядом, но гораздо меньшей мощности...

— Значит, эти их «электрические обезьяны» — не галлюцинация?

— Убежден, что нет. Впрочем, все это не похоже на поражение электрическим током. Вероятно, это какой-то другой вид энергии.

Договорившись о порядке дежурств, все, кроме Лобова, спустились в салон Большой кабины. Летчик остался в самолете проявлять снятый фильм.

Жиро решил блеснуть кулинарными талантами и приготовил к ужину изысканный набор французских блюд. Ужин прошел в молчании. За тонкой перегородкой лежало на грани жизни и смерти неподвижное тело Ковальского. Белов дважды во время ужина поднимался из-за стола и исчезал в кабине геодезиста. А в темном ангаре ждал погребения изуродованный труп Стонора...

После ужина Лобов принес проявленный фильм. Все склонились над пленкой.

— Вот сани на снегу, — сказал Вериадзе, — они просто увязли в сугробе. По пути их ударило обо что-то. Сломан винт, и нет двери кабины. Кабина пуста — это хорошо видно. След саней здесь очень отчетлив, а больше никаких следов. Вашего товарища уже не было в кабине, когда сани завершали свой бег. А сигнал бедствия был послан примерно из того района, где сейчас находятся сани... Значит, господин Рассел покинул сани незадолго до их полной остановки...

— Посмотрим другие снимки, — предложил Локк.

— Конечно. Вот на следующем снимке еще виден след саней. Постепенно он становится все менее четким. Его почти занесло снегом. Вот след обрывается, и дальше ничего не видно...

На остальных снимках были только снег, шагреневая поверхность застругов, да резкие черные пятна нунатаков. Ни Рассела, ни его следов...

— Завтра утром мы посадим самолет невдалеке от саней и осмотрим всю окрестность, — сказал Вериадзе. — Потом продолжим полеты...

— А лабиринт? — спросил Жиро.

— Дойдет очередь и до него. Туда пойдем все вместе большим отрядом... Чтобы вы с Беловым могли принять участие в этой вылазке, надо сначала поставить на ноги вашего пациента. Вы согласны?

— Разумеется.

— И пойдете с нами в лабиринт?

— Д-да...

— Ну вот и превосходно. Присутствие биологов, и особенно медиков, при исследовании лабиринта мне кажется совершенно необходимым...

Жиро тяжело вздохнул и отправился в кабину Ковальского сменить Белова.

Прошло три дня. Погода держалась сносная, и видимость была хорошей. Почти все светлое время, с рассвета до захода солнца, самолет находился в воздухе. Посадки у Большой кабины Лобов делал только затем, чтобы заправиться горючим. Тысячи километров на средних высотах и на бреющем полете, сотни метров отснятой аэрофотопленки, десятки рискованных посадок во всех сомнительных пунктах — у каждой темной точки на снегу, возле углублений, напоминающих следы и... ровно ничего... Ни Рассела, ни его следов, ни Латикайнена, ни каких-либо знаков, оставленных ими. Геофизик и геолог исчезли бесследно.

Поиски Латикайнена еще можно было продолжать в лабиринте. Но Рассел... Обследование разбитых аэросаней тоже не дало ключа к разгадке. Расселу, видимо, так и не удалось включить мотор, и аэросани, превращенные в утлое парусное суденышко на лыжах, стали игрушкой урагана. При каких обстоятельствах исчезла дверь кабины и был расщеплен винт, оставалось неясным. На корпусе кабины было несколько глубоких вмятин, но оба стекла — большое лобовое и заднее — остались целы. Все три лыжи были повреждены очень сильно, а от левой сохранилось меньше половины. Передний рефлектор оказался включенным, но не светил, так как аккумуляторы совершенно разрядились. Снега в кабину попало немного, а единственным следом пребывания Рассела была его меховая рукавица, валявшаяся на полу.

— Что сделаем с санями? — спросил Лобов, когда закончили осмотр.

— Пусть остаются, — махнул рукой Локк. — Все равно мы не сможем их отремонтировать.

— Через несколько дней их занесет снегом.

— Ну и на здоровье...

Они молча вернулись к самолету.

Лобов поднялся в кабину, Локк остался возле самолета — подождать вторую группу. Вериадзе с одним из механиков пошли по следу аэросаней и еще не возвратились.

«Конечно, все это впустую, — думал метеоролог, посасывая потухшую трубку. — Разве найдешь... Он мог выпасть из саней в любой точке шестидесятикилометровой гонки. И пурга тотчас же похоронила его. А радиосигнал просто почудился радистам Вериадзе. К тому же помехи... Эх, Рассел, Рассел, как все глупо получилось... Страшно подумать, что будет, когда мы останемся вдвоем с доктором... Еще два месяца до смены. И вопрос, захочет ли доктор остаться тут со мной после всего случившегося. Самое правильное было бы законсервировать станцию и перебраться до смены к Вериадзе. Но эти ослы из Управления Фолклендских островов и слушать ничего не хотят... Престиж, видите ли!.. Престиж им дороже людей, — Локк зло сплюнул в голубоватый, ослепительно сверкающий снег. — Кажется, они и не очень верят в наших чудовищ... Начальник Управления заявил по радио, что обстоятельства гибели Стонора расследует весной лично. Даже не разрешили хоронить тело. Еще, чего доброго, нам с доктором предъявят обвинение в убийстве. Эти чиновники на все способны... Кажется, даже Вериадзе не очень верит в «электрических призраков». Только вежливо улыбается, когда о них заходит разговор. А эти бестии, как назло, не появляются больше... Впрочем, существуют ли они в действительности? Не сходим ли мы все постепенно с ума?..»

Локк сдвинул капюшон на затылок и сжал рукой лоб.

...Какая чушь! Ведь он помнил во всех подробностях события той кошмарной ночи, темную фигуру, густой мех и коническую голову чудовища, зеленую молнию и почерневшее лицо Стонора. Все разыгралось на его — Локка — глазах... И тем не менее, если вдуматься, все кажется каким-то дичайшим бредом, мучительным сном без пробуждения...

Послышался шорох лыж. Подъехали Вериадзе со спутником.

— Абсолютно ничего, — сказал грузин, с размаху втыкая палки в снег. — Мы добрались до того места, где след саней теряется... То же, что и на аэрофотоснимках, — никаких следов...

— Мы ничего не найдем, — хрипло пробормотал Локк и отвернулся.

— И все-таки продолжим поиски, — спокойно возразил Вериадзе. — Будем искать снова и снова.

И они продолжали летать; садились на снег, снова взлетали и снова садились, как только внизу появлялось что-то, казавшееся подозрительным. Третий день полетов был на исходе, когда Лобов неведомо в который раз — они уже потеряли счет посадкам — поднял самолет в воздух.

— Возвращаемся? — спросил Вериадзе.

— Пожалуй, — кивнул Лобов, — с базы передали, погода меняется. Усилился ветер, гонит поземку.

— Значит, ночью будет пурга, — сказал Локк, а про себя подумал: «Хоть бы сегодня ночью пришли...»

Пурга бушевала всю ночь, но и на этот раз в окрестностях Большой кабины никто не появился. В ярких лучах рефлекторов были видны лишь снежные вихри, да залепленные снегом фигуры вахтенных. Локк сидел у включенного приемника, но эфир безмолвствовал; лишь чуть слышными всплесками доносились, словно с другой планеты, голоса южноафриканских станций.

Утром все собрались на завтрак в Большой кабине. Пришел и Белов, необычно оживленный, с покрасневшими от бессонницы глазами.

— А ну-ка, дежурный, чашку крепкого бульона для нашего пациента, — крикнул он механику, который готовил завтрак.

— Вижу, что больному лучше, — обрадовался Вериадзе. — Ну, выкладывай, что нового, генацвале?

— Все в порядке, — сказал Белов. — Он пришел в себя, а сейчас даже попросил есть.

— Превосходно. Но что с памятью?

— Пока еще провал. Однако кое-что мне стало понятнее...

— О-о... Рассказывай.

— Это потом. Сейчас надо его накормить... Я думаю, его уже можно отправить к нам на базу. Как с самолетом, Иван?

— Сегодня не удастся. Придется целый день расчищать взлетную полосу.

— Вы уже хотите покинуть нас? — всполошился Локк.

— И мысли такой не было, — очень серьезно сказал Белов. — Я только хочу отправить на Солнечную мистера Ковальского. Там уход будет лучше, и он быстрее поправится. Надеюсь, вы не станете возражать?

— Нет, конечно... Значит, вы уже уверены в его выздоровлении?

— Я уверен, что теперь полет не повредит ему. А в случае каких-либо осложнений у нас будет легче оказать необходимую помощь. Кроме того, в крайнем случае аэродром в Солнечной сможет принять тяжелый самолет из Южной Африки или Австралии. Можно будет отослать вашего товарища в клинику.

— Я отвезу его завтра, — обещал Лобов. — Завтра, если не будет новой пурги.

День ушел на расчистку взлетной полосы. Работали все, даже Белов, который оставлял лопату лишь для того, чтобы заглянуть к своему пациенту.

Солнце уже коснулось краем ледяных гребней, когда Лобов, прошагав с лопатой вдоль расчищенной полосы, объявил, что для его самолета хватит и что завтра, с рассветом, он взлетит.

— Если, конечно, ночью не заметет взлетную полосу, — добавил он, подумав, — если из Солнечной дадут «добро», если все будет в порядке, если... — последние условия Лобов проглотил вместе с богатырским зевком.

Ночь прошла спокойно, и с рассветом все собрались у самолета. Принесли на носилках Ковальского, подняли в кабину. Лобов занял свое место. Больного должны были сопровождать Белов и радист. Вериадзе и оба механика решили остаться.

— Эй, кто на посадку! — крикнул Лобов, приоткрыв окошко кабины. — Включаю моторы.

— Значит, если все будет удачно, вернусь вместе с Иваном, — сказал Белов Вериадзе. — И захвачу с собой Мики...

— Мики — не обязательно, — возразил Вериадзе. — А вот одного из геологов привози. И пару хороших радиометров.

— На Мики я надеюсь больше, чем на радиометры...

— Чепуха все это, Юрий! Чепуха!.. Мы пробыли здесь неделю... И ничего... Я просто удивляюсь: ведь психиатрия — одна из твоих специальностей. Неужели тебе еще не ясно, что тут произошло?

— Пока нет...

— История полярных зимовок знает не один подобный случай. Персонал подобран неудачно. Не знаю, что представляли собой Стонор и исчезнувшие товарищи, но доктор — натура явно неуравновешенная, а этот Локк... Да, по-моему, он и сам не уверен, произошло ли в действительности все то, о чем он рассказывает. Что же касается твоего пациента, генацвале...

— Моего пациента пока не касайся, Шота. Это интереснейший случай... Если бы не желание проникнуть вместе с вами в таинственный лабиринт, я бы теперь остался в Солнечной. Остался бы — хотя формально мое дежурство у постели Ковальского уже не является необходимым.

— Последние дни ты говоришь загадками, Юрий.

— Просто не люблю распространяться на тему... рабочей гипотезы...

— Значит, рабочая гипотеза существует?

— Пожалуй... Ты слышал о так называемом запечатанном изображении?

— Разумеется. Это дефект в телевидении.

— Только в определенном смысле, когда это получается при приеме телеизображения. В других случаях этот эффект специально используется, например, в запоминающих устройствах электронных машин.

— Но мы говорили о Ковальском... Какое отношение...

— Самое прямое. Нечто подобное может происходить в человеческом мозге. После сильного потрясения сознание как бы раздваивается. Возникает эффект «запечатанного изображения». Больной воспринимает его как провал в памяти, но мозг хранит «запечатанное» воспоминание. И в некоторых случаях его может прочитать... другое лицо... Понимаешь? Иногда этим даже пользуются при лечении...

— Значит, парапсихология?

— Если угодно.

— И тебе удалось что-то прочесть в его, так сказать, подсознательном воспоминании.

— Образ нечеткий, страшно нечеткий... Ярче всего это проявилось тогда, когда к нему начало возвращаться сознание. Потом все снова ушло куда-то на глубину. Иногда картина становится четче. Сам он ощущает это как проблески каких-то неясных воспоминаний. Но образ, по-видимому, один и тот же... Вот почему у меня возникла аналогия с запечатанным изображением.

— И что же это было?

— «Призрак»... Фигура «призрака», как в «галлюцинациях» доктора и Локка. Но Ковальский мог повстречаться со своим «призраком» лишь в шести километрах отсюда — в лабиринте, один на один. Он ничего не знал и до сих пор не знает о «галлюцинациях» товарищей. Значит...

— Гм... Хочешь сказать, что твой довод свидетельствует не в пользу возможности массовой галлюцинации?

— Хочу сказать, что ты невероятно упрям, Шота; но тише, к нам подходит Локк.

Взвыл один из моторов самолета, и Лобов, снова высунув голову и руку в маленькое окошко, яростно махнул Белову.

Доктор торопливо пожал руки Вериадзе и Локку, легко вскочил в самолет, втянул внутрь лестницу.

Дверь кабины закрылась, и тотчас же самолет побежал вдоль расчищенной полосы. Вериадзе и Локк с тревогой глядели вслед. Гладкая полоска снега между сугробами казалась совсем короткой. Краснокрылая машина быстро приближалась к ее концу. Локк закусил губы: вот сейчас самолет врежется в снежный бархан...

На последних метрах взлетной полосы Лобов круто поднял машину в воздух, развернулся, покачал крыльями и, постепенно набирая высоту, полетел на восток.

Днем Локк и Вериадзе в сопровождении обоих механиков совершили первый совместный поход в Ледяную пещеру. Там все оказалось без изменений. На столе лежала записка, адресованная Тойво. Вход в ледяную штольню закрыт; к двери придвинут тяжелый ящик.

— Никого, — сказал Локк, — никого не было...

— А кого вы ждали, мистер Локк? — спросил Вериадзе, с интересом разглядывая пещеру.

— Да, собственно... — начал метеоролог и умолк.

Он действительно никого уже больше не ждал. В нем лишь жила слабая надежда, что «призраки» как-то напомнят о своем существовании... Но не мог же он поделиться этой мыслью с начальником советской зимовки, который — Локк теперь был твердо убежден в этом — не верил ни ему, Локку, ни доктору.

— Спустимся? — предложил Вериадзе и подмигнул механикам. — Профессор, правда, просил не начинать без него обследование лабиринта, но мы чуть-чуть, одним глазом. А вдруг...

Отодвинули ящик, открыли дверь.

Вериадзе, согнувшись, шагнул в ледяную штольню. Локк последовал за ним.

Около часа они втроем лазали по южной части лабиринта, которая примыкала к ледяной штольне.

— Интересно, очень интересно, — бормотал Вериадзе, делая отметки мелом на стенах тоннелей, — кружево, настоящее кружево... Как это получилось? Неужели вулканические газы? А тут целый зал... Нет, пусть решают геологи. Я не знаю, что это такое... Интересно...

Потом он умолк и лишь время от времени пронзительно свистел. Сверху доносился ответный свист второго механика, который остался караулить у входа в ледяную штольню.

Локк поймал себя на мысли, что ему совсем не страшно. Не то, что тогда, когда он лазал тут один, а доктор дежурил наверху... Может, на него так успокаивающе действовали эти веселые здоровые парни, которые, кажется, вообще ни в какие страхи не верят и абсолютно ничего не боятся, а может, он, Локк, становится другим. Сейчас его не только не пугала возможная встреча с «призраками», он мечтал о ней, желал ее...

Но лабиринт был тих, темен и пуст.

По наклонному проходу они вышли в широкий низкий зал с нависающим неровным сводом. Из зала расходились ветвящиеся коридоры.

— Погасим рефлекторы и посидим тихо, — предложил Локк.

— Хотите побыть в темноте, — усмехнулся Вериадзе. — Можно попробовать...

Он вложил два пальца в рот и свистнул еще раз. Издали донесся ответный свист.

— Располагайтесь, — сказал Вериадзе.

Они устроились на полу у стены зала и выключили рефлекторы. Сразу надвинулась тьма и стала почти осязаемой. Полная тьма и тишина. Локк слышал лишь приглушенное дыхание своих спутников.

Довольно долго сидели молча. Когда Вериадзе шевельнулся, Локк сказал:

— Они светятся в темноте... Такое зеленовато-фиолетовое свечение...

— Вы заметили что-нибудь? — поинтересовался грузин.

— Пока нет.

— Вот и я — тоже.

Механик ничего не сказал, но Локку показалось, что он тихонько засмеялся.

— Пошли, — сказал Локк, вставая.

Они включили рефлекторы и молча возвратились в Ледяную пещеру. Когда бежали на лыжах к Большой кабине, Вериадзе рассказывал механикам о каналах и пустотах, которые прокладывают в толщах лав вулканические газы. Локк всю дорогу молчал...

Самолет прилетел лишь на следующий день. Лобов протиснулся сквозь узкую дверь кабины первым. Затем появился Белов. Он вытолкнул здоровенного лохматого пса с широкой мордой и маленькими круглыми ушами. Пес довольно ловко спустился по легкой алюминиевой лестнице и, не обращая внимания на встречающих, прилег на снегу и принялся стаскивать передними лапами намордник. Вслед за Беловым появился чернобородый радист, уже знакомый зимовщикам Большой кабины. Последним из самолета вылез невысокий коренастый человек с лицом, сплошь заросшим рыжей бородой, и с густой гривой рыжих волос, закрывавших лоб. Из огненной заросли поблескивали лишь стекла очков и торчал большой нос.

— Наш геолог — Сергей Фомин, — представил рыжего незнакомца Белов. — Сгорает от нетерпения попасть в лабиринт. Сгораешь, Сережа?

— Угу, — равнодушно кивнул рыжий и, поздоровавшись с обитателями Большой кабины, отошел в сторонку и принялся раскуривать трубку.

— Ваш товарищ превосходно перенес полет и чувствует себя неплохо, — сказал Белов доктору. — Шлет вам всем привет.

— Вспомнил он что-нибудь? — спросил Локк.

— Нет, сам он пока ничего вспомнить не может...

— Ну, так за него это никто не сделает, — заметил Локк.

— Однако можно попытаться ему помочь, — возразил Белов.

Жиро внимательно глянул на профессора, но промолчал. После завтрака устроили совет.

Белов первым попросил слова:

— Нас стало больше, — сказал он, — и я предлагаю разделиться. Одна группа будет продолжать воздушный поиск; другая займется лабиринтом. У нас теперь есть надежный помощник в подземных маршрутах — Мики. У него превосходное чутье...

— Ваш пес не боится темноты? — заинтересовался Жиро.

— Нет... Он работал со спелеологами на Дальнем Востоке и привык лазать по пещерам.

— А я предлагаю прекратить поисковые полеты, — сказал Локк. — Ни к чему... Рассел и Тойво, конечно, погибли. И шансы найти их тела совершенно ничтожны. Надо бросить все силы на исследование лабиринта. Он огромен. Мы видели лишь ничтожную его часть. Лабиринт потребует много времени. И еще одно: покойный Стонор считал, что Тойво заблудился по пути из Ледяной пещеры на базу, но не исключено и другое... Тойво мог погибнуть в лабиринте...

— Здравые мысли, — проворчал Лобов.

— И все-таки, Иван, тебе придется полетать, — сказал Вериадзе. — Надо еще раз осмотреть и сфотографировать район. Пурга быстро хоронит все живое, но она сама же выдает свои тайны... То, что было скрыто вчера, может сегодня оказаться на поверхности.

— Добро, — сказал Лобов, — будем летать. Хлопцы, готовить машину!

Четыре дня продолжались полеты, и четверо суток группа в составе Вериадзе, Белова, Локка, Жиро, Фомина и Мики шаг за шагом обследовала лабиринт. Ледяная пещера стала базой подземных маршрутов. В ней бессменно дежурил радист, а «спелеологи» возвращались сюда лишь затем, чтобы передохнуть немного. Лазали по лабиринту двумя группами. С первой всегда шел Мики. Группы не отдалялись друг от друга более чем на сто пятьдесят — двести метров. Связь с Ледяной пещерой поддерживали по радио. В Большой кабине обосновался Лобов с механиками. Днем они летали, а ночью несли вахту на базе.

В конце четвертого дня поисков в лабиринте Вериадзе вызвал по радио Большую кабину.

— Ничего нового, — лаконично доложил Лобов. — Я только что вернулся. Ребята заняты самолетом. Погода отличная. Ночью ждем до минус тридцати. Из Солнечной сообщили, что все в порядке. Ковальский поправляется, но с памятью по-старому. Что у вас?

— Тоже — в порядке, и тоже — ничего нового.

— Кончаете? — поинтересовался Белов.

— Похоже, что да... Лабиринт очень сложный. Нижние этажи недоступны — каналы становятся слишком узкими. Даже Мики не проберется. А широкие проходы забиты льдом. Сергей набросал план обследованных частей. Получается, что осталось посмотреть самый дальний — южный участок. Он находится где-то под ледником. Там тоже большинство ходов занято льдом, но местами можно пробраться...

— И никаких следов?

— Конечно, никаких... Убежден, что лабиринт никем не посещался, кроме верхней части, где до нас побывали Стонор и его товарищи.

— А что говорит Юрий?

— Преимущественно молчит... Позвать его к микрофону?

— Не надо... У меня все...

— У меня тоже...

— Значит, до утра. Привет ребятам!

— Спокойной ночи, Иван.

Вериадзе выключил передатчик. Оглянулся. Локк и радист спали на раскладных койках поверх спальных мешков. Жиро готовил ужин. Фомин что-то рисовал в полевом дневнике. Белов, подперев руками голову, сидел в дальнем углу за грудой ящиков.

Вериадзе прошелся по Ледяной пещере, осторожно обходя раскладные койки, рюкзаки, сложенное на полу снаряжение. Потом подошел к Белову, сел рядом.

Белов вопросительно взглянул на товарища и снова опустил голову.

— Не получается, Юрий, — тихо сказал Вериадзе. — Не получается по-твоему... Выходит, все-таки я прав... Пора кончать и возвращаться к нашим собственным делам. Тут нет ничего, кроме лабиринта. И не было того, о чем они рассказывали, — Вериадзе кивнул в сторону доктора и Локка. — А все эти загадочные исчезновения и убийство — пусть их власти разбираются. В конце концов это не наше дело.

— Но наше дело помочь им.

— В чем?

— Разгадать эти загадки.

— А если загадок нет? Если существует лишь то, что они сами хотят скрыть?

— Однако они обратились к нам за помощью.

— Обратились с большим опозданием. Помнишь, что было вначале? Мы предлагали помощь, а они отмалчивались. Отмалчивались до тех пор, пока не исчез геофизик и не был убит Стонор.

— Смерть Стонора не может быть делом человеческих рук. Утверждаю это с полной ответственностью как биолог и как врач.

— Генацвале, даже их власти в Управлении Фолклендских островов подозревают неладное. Ведь запретили хоронить Стонора...

— Сказать тебе, о чем ты сейчас думаешь, Шота?

— Ну, скажи...

— Ты уверен, что тут произошло преступление, что Локк и Жиро сообщники и один из них — убийца.

— Н-не совсем, — смутился Вериадзе. — У меня могут быть подозрения, но уверенность — откуда же?..

— Нет, — твердо сказал Белов. — Сейчас ты кривишь душой, Шота. Именно — ты убежден, и не хочешь признаться в этом. И самое скверное: твоя убежденность опирается не на факты, а на домыслы...

— Не на домыслы, генацвале, на логику...

— Ну вот и признался.

— Не лови на слове, — рассердился Вериадзе. — Подозревать каждый имеет право. Хоть ты и понял мою точку зрения, ты ее чрезмерно упрощаешь. Я не исключаю нервного расстройства, групповой галлюцинации, массового приступа безумия, при котором могло почудиться все что угодно и случиться черт знает что. Странно даже: я, не психиатр, утверждаю то, что, по моему разумению, должен был бы утверждать ты...

— Так получается именно потому, что ты не психиатр, Шота.

— Опять парапсихология?

— Да! И могу добавить — Локк уверен, что ты, Шота, считаешь его убийцей, и больше всего на свете он теперь хочет встречи с «призраками», чтобы оправдаться в твоих глазах.

— Ой-вай, — растерялся Вериадзе. — Нехорошо получается... А ты не ошибаешься, Юрий? Или он тебе это сказал?

— Нет, не говорил, конечно. Но я не ошибаюсь. И не понимаю, почему тебя смутили мои слова. Ведь ты действительно считаешь его убийцей.

— Ну, это я про себя и для себя...

— Значит, дело не в самой сути твоего отношения к Локку, а лишь в том, чтобы он пока не догадался о ней...

— Зачем все уточнять, дорогой! Конечно, нехорошо, что он догадался. И в конце концов я ведь тоже человек, могу и ошибиться...

— Вот это ценное замечание, Шота! Но, понимаешь: не то, чтобы Локк по твоему виду или поведению догадался о твоих мыслях о нем. Нет... Просто у него постепенно появилась уверенность, что ты считаешь его виновным, так же как в тебе — убежденность, что он действительно виноват.

— Гм... что же такое получается, генацвале? Для тебя все мозги прозрачные. Выходит, ты можешь читать самые сокровенные мысли, как слепой читает пальцами страницы рельефного шрифта? Я начинаю тебя побаиваться....

— Напрасно... Я никогда не злоупотреблял этой своей особенностью. И лучшее тому подтверждение — даже ты ничего не знал о ней. Но тут мы очутились в особой ситуации...

— Значит, ты по-прежнему настаиваешь на своем, генацвале?

— Да.

— Слушай, интересно, а о чем думает Жиро?

Белов покачал головой:

— Я ведь сказал, что не злоупотреблял и никогда не стану злоупотреблять своей способностью читать чужие мысли. То, о чем думает Жиро, совсем не интересно, ни для тебя, ни для разгадки здешних тайн.

— Значит, ты считаешь, что надо продолжать?

— Конечно... Ведь мы еще ни на шаг не приблизились к разгадке. Мы обязаны продолжать, Шота.

— Может, ты веришь и в «призраков»?

— Верю, Шота. Верю, что Локк и доктор видели кого-то. Верю, что жертвой этого «кого-то» пали Ковальский и Стонор. Допускаю, что эти «кто-то» причастны к исчезновению Латикайнена и Рассела. Верю в аборигенов этих пустынных гор. Дорогой Шота, человек открыл далеко не все на своей небольшой планете. Жизнь обладает удивительным свойством приспосабливаться к самым невероятным условиям. К самым невероятным, Шота. В Европе наши предки тоже уцелели во время Великого оледенения... Да, я верю в аборигенов Земли Королевы Мод, отнюдь не призрачных, а вполне материальных. Допускаю, что они стоят на лестнице эволюции гораздо ближе к нам с тобой, чем моржи или пингвины, хотя, быть может, и обладают удивительными, с точки зрения нашей физиологии, свойствами... Ты вправе сомневаться, Шота, спорить, браниться, но ты обязан продолжать поиски. Мы все должны... Нельзя отступать, очутившись на пороге такой загадки. Мы ученые, и мы не имеем права отступить.

— Ну, дорогой, — сказал Вериадзе, — давай я тебя поцелую. До чего хорошо говорил. Никто лучше не скажет. Я тебе, конечно, не верю... То есть нет: как начальник я тебе не верю, как ученый — сомневаюсь, а как Шота Вериадзе я тебе подарю самый лучший кинжал прадеда, и можешь жарить на нем шашлык из свинины, если поймаешь этого своего аборигена. И будь он хоть помесью моржа, питекантропа и пингвина, мы поймаем его, если, конечно, все так, как ты говоришь...

Прошло еще несколько дней. Лобову пришлось прекратить полеты. Начал барахлить левый мотор, и самолет поставили на профилактику. Механики занялись мотором, а летчик присоединился к «спелеологам». Радиста отправили в Большую кабину. Его место у передатчика Ледяной пещеры теперь должен был занять Жиро. Доктор с радостью принял свою новую обязанность. По крайней мере теперь ему не надо было ежедневно спускаться в лабиринт и лазать там в поисках бестий, встретиться с которыми Жиро не имел ни малейшей охоты.

Лобов, появившись впервые в Ледяной пещере и оглядев товарищей, не мог скрыть удивления:

— Эге, друзья, — пробормотал он, потирая свои свежевыбритые щеки, — да вы скоро Сергея перещеголяете... Или у вас тут соревнование под девизом «прочь бритье?»

— Ничего, Иван, — утешил летчика Белов, — поживешь тут с недельку, еще не так зарастешь.

— Дудки! — объявил Лобов. — Я с собой механическую бритву взял.

— Не понадобится, — жестко сказал Вериадзе, — еще два похода в лабиринт, и кончаем. Все имеет свой предел...

— Разумеется, мистер Вериадзе, — кивнул Локк. — Пора кончать. Вы и так посвятили нам и нашим бедам слишком много дорогого времени.

— Неужели и вы готовы отступить, мистер Локк? — спросил Белов, внимательно глядя на метеоролога. — Вы, потерявший тут троих товарищей.

— К чему вспоминать, — глухо сказал Локк. — Их уже не вернешь... Летом, когда здесь появятся наши шефы, мы, конечно, снова проникнем в этот лабиринт, а сейчас...

— Засыпать вход в Ледяную штольню, и дело с концом, — предложил Жиро. — И возвращаемся в Большую кабину. Тайна этого проклятого места нам просто не по силам.

— Еще два маршрута все-таки сделаем, — возразил Вериадзе. — Два последних. Так, мистер Локк?

— Как хотите. Мне все равно... И если говорить откровенно, я уже не поручусь, что действительно видел их... этих «электрических обезьян». А ты, Ришар?

— Клянусь святой Терезой Лиможской, — сказал Жиро, — я вообще ни за что не поручусь на этой земле. Абсолютно все могло быть видением, галлюцинацией, миражем, фата-морганой, приступом безумия, даже настоящими призраками, черт побери. Кто из вас поручится, господа, что призраков не существует? Я имею в виду полноценных, классических призраков или привидений, перед которыми равно бессильны и медицина, и пуля, и даже здравый смысл ученого.

— Ну вот, что я говорил! — бросил сквозь зубы Вериадзе, обращаясь к Белову.

— Очень хорошо, коллега! — быстро сказал профессор, не отвечая Вериадзе. — Однако как вы, оставаясь на позициях классического идеализма...

— Дуализма! — прервал Жиро, поднимая указательный палец.

— Превосходно — даже дуализма! Как вы с этих позиций объясните кончину вашего начальника и паралич мистера Ковальского? Тоже вмешательством потусторонних сил?

— Видите ли, коллега, — начал Жиро. — На этот вопрос я...

— Перестань паясничать! — яростно крикнул Локк. — Простите его, господа; он опять... Разумеется, вы имеете право сомневаться и не верить нам, — продолжал кричать Локк, обращаясь к Вериадзе и Белову. — Ришар напивается, стоит оставить его одного, а я... я действительно теперь не знаю, видел я их или это была галлюцинация... Понимаете, не знаю, не уверен... Вы опять скажете — смерть Стонора, случай с Ковальским. А можете вы поручиться, что все это не поражения разрядами атмосферного электричества?.. Молчите, да?

— Мистер Локк, — начал Фомин, который только что появился из Ледяной штольни, — а ведь эти ваши «призраки»...

— Подожди, Сергей, — прервал Белов. — Мистер Локк, вы трезво мыслящий, сильный человек и старый полярник, как же вы так легко готовы согласиться, что все случившееся — галлюцинация? Когда-нибудь раньше у вас были галлюцинации?

— Никогда!

— А здесь трижды на протяжении нескольких дней. Ведь вы трижды видели их, не так ли?

— Да, и один раз так, как вижу сейчас вас.

— Так почему же галлюцинация?

— Мистер Локк, — снова начал Фомин, — понимаете, я сейчас...

— Не знаю, — сказал Локк. — Вот когда слушаю вас — одно, а когда начну думать... Наверно, этого слишком много для моей бедной головы. Порой даже думаю, не схожу ли с ума...

— Чепуха какая!

— А вот и не чепуха, — сказал Жиро. — Очень даже можно сойти...

— Чепуха. Человеческий разум — великолепный аппарат. Надо ему доверять.

— Конечно, — подтвердил Лобов. — Вот мне покажи хоть взвод рогатых вурдалаков с горящими хвостами, я подойду и потрогаю, какие они — из капрона или из папье-маше....

— В общем, все ясно, — резюмировал Вериадзе.

— Ничего не ясно...

— Нет, ясно...

— Что тебе ясно, Шота?

— Ты остался в абсолютном меньшинстве, Юрий.

— И тем не менее не считаю вас правыми.

— Это уж ты из упрямства.

— Нет.

— Да!

— Нет.

— Да подождите, не кричите вы все сразу, дайте мне сказать... — опять начал Фомин.

— Действительно, Сергей еще не высказался, — сердито заметил Вериадзе, вытирая платком покрасневшее лицо. — Ну, говори, Сергей, ты разделяешь точку зрения профессора или — как все?

— Что, как все?

— Все, кроме профессора Белова, склоняются к тому, что пора прекратить поиски, что «электрические призраки» могли оказаться галлюцинацией, что...

— Ага, понял, — прервал Фомин. — Нет, я не согласен...

— С чем не согласен?

— С галлюцинацией...

— А, собственно, почему?

— Какая, к черту, галлюцинация. Я только что видел его.

— Кого?

— Ну этого — «призрака».

— Что?..

— Видел, говорю, этого их «призрака»... В лабиринте... Ну чего вы все на меня так смотрите?

— Подожди-ка, Сергей... Повтори еще раз, что ты видел, — сказал Вериадзе, подходя вплотную к геологу. — Ну, только спокойно...

— А чего мне беспокоиться? Видел, говорю, «призрака». Похож на большую мохнатую обезьяну, только голова коническая.

— Ничего не понимаю... Где видел? Когда?

— В лабиринте возле урановой жилы. Я пошел наколотить еще образцов. Отбиваю, слышу — сопит сзади кто-то. Оглядываюсь. Он... Стоит шагах в десяти, смотрит на меня и сопит. Мохнатый, голова конусом и лапы передние почти до земли...

— Ну, а ты что?

— Ничего... Думаю, значит, все в порядке. Есть... Пойду сказать... А образцы потом. И пришел...

— Когда же это было?

— Минут десять назад.

— Так чего же ты молчал?

— А вы мне не дали говорить. Спорили все, кричали...

— Он остался там, у жилы?

— Остался...

— Бери оружие, пошли, — крикнул Вериадзе. — К жиле ведут два тоннеля. Пойдем двумя группами и возьмем его в кольцо. Стрелять по моему сигналу.

— Нет, — поднял руку Белов. — Никакой стрельбы. Ведь он не причинил вреда Сергею. А мог бы... Он подошел незаметно сзади и не напал. Смотрел, что Сергей делает.

— Да если бы он попробовал, — начал Фомин, — я бы...

— И он позволил Сергею уйти и не преследовал его...

— Наверно, принял Сережку за одного из своих, — проворчал Лобов, засовывая в карман комбинезона пистолет.

— Повторяю, никакой стрельбы, — нахмурился Белов. — Я иду вперед. А вы за мной двумя группами. Не спорь, Шота. Мы ученые, а не охотники за черепами.

— Но я не могу позволить тебе, Юрий... — начал Вериадзе.

— Придется позволить, Шота. Как видишь, пока я оказался прав. И теперь предлагаю единственно верный путь. Не будем спорить... Он может уйти далеко. Придется опять разыскивать. Идите за мной на расстоянии видимости. Вторая группа пусть возьмет Мики. Пес может понадобиться. Пошли.

— Ты вооружен, Юрий?

— Да... Пожалуй, даже надежнее, чем вы.

— Сергей, мы с тобой в первом эшелоне, — распорядился Вериадзе. — Мистер Локк, вы с Лобовым во втором. И возьмите Мики, но не спускайте его. Держите крепче. Вперед...

— Вперед! — повторил Лобов, протискиваясь вслед за Локком в отверстие штольни.

— Вперед... — прошептал трясущимися губами Жиро, присев в углу Ледяной пещеры и безуспешно пытаясь вогнать картонные патроны с разрывными пулями в узкий магазин карабина. — Святая Тереза Лиможская, помоги им и мне...

«Ушел или нет?» — думал Вериадзе, осторожно пробираясь по наклонному ходу вслед за Фоминым.

Впереди мелькало светлое пятно от рефлектора Белова. Сзади доносилось сопение Лобова и прерывистое дыхание рвущегося вперед Мики. Похоже было, что и пес почуял кого-то...

«Успеем или нет?..»

Успели... Белов резко остановился и поднял руку. Значит, есть... Вериадзе и Фомин погасили рефлекторы, бесшумно поползли вперед в темноте. Свет фонаря Белова исчез за поворотом. Когда Вериадзе и Фомин добрались до расширения тоннеля, они уже стояли в нескольких шагах друг против друга — маленький хрупкий Белов и большая мохнатая обезьяна, покрытая густым буровато-черным мехом. Они стояли неподвижно и внимательно глядели один на другого. Шерсть чудовища серебрилась в лучах рефлектора. Маленькие глазки вспыхивали, как красные угли.

Потом Белов сделал шаг вперед. Глаза чудовища вспыхнули ярче, и оно отступило. Подняло длинную мохнатую руку, словно предостерегая.

Вериадзе бесшумно спустил предохранитель пистолета. Приподнял короткий вороненый ствол.

«Пожалуй, не промахнусь, — мелькнула мысль. — Надо стрелять в глаз...»

— Нет, — шепнул в самое ухо Фомин. — Нельзя... Он сам справится... Вот увидите...

Белов скрестил руки на груди и продолжал в упор рассматривать «призрака».

Постепенно красноватые угольки-глаза стали меркнуть и потухли совсем. Чудовище стояло неподвижно. Белов сделал еще шаг вперед, и Вериадзе снова поднял пистолет. Но мохнатый «призрак» не шевельнулся. Еще шаг... Теперь их разделяло расстояние не более пяти метров. Чудовище не шевелилось, словно охваченное столбняком. Профессор, не оборачиваясь, поднял правую руку над головой и сделал призывный жест.

— Оставайся тут, Сергей, — шепнул Вериадзе. — Он зовет... Я подойду ближе. В случае чего, понимаешь?..

— Ага, — сказал Фомин, усаживаясь поудобнее.

Через несколько секунд Вериадзе был рядом с Беловым. Обезьяна продолжала стоять, как изваяние.

— Ты, Шота? — тихо, но внятно сказал Белов, не оглядываясь на товарища. — Ну, вот она — загадка Земли Королевы Мод, таинственный ночной призрак. Прав оказался несчастный Стонор. Это — крупный прямоходящий антропоид... Антарктический кузен легендарного йети.

— Что с ним? Столбняк от удивления?..

— Нет-нет, конечно. Удалось загипнотизировать.

— Можно потрогать?

— Ни в коем случае. Он не спит. У него только временно парализованы двигательные центры. И не знаю, долго ли смогу удержать его в таком состоянии. Думаю, для первого раза хватит. Отходи потихоньку, я за тобой.

— Но...

— Отходи, Шота. Этот красавец гораздо опаснее гориллы, если его взволновать.

Вериадзе начал отступать пятясь. В нескольких шагах перед ним отступал Белов, не отрывая луча рефлектора от неподвижного чудовища.

Когда они отошли к тому месту, где сидел Фомин, «обезьяна» шевельнулась. Покрутила конической головой и вдруг, словно человек, заслонила огромными лапами глаза.

— Свет, — шепнул Вериадзе. — Ее ослепил твой рефлектор. Погаси!

— Нет, просто она пытается сообразить, что с ней случилось. Эти твари, без сомнения, разумны, Шота. Смотри...

Чудовище приложило теперь лапы ко лбу наподобие козырька и всматривалось в рефлектор Белова. Казалось, оно было в нерешительности: последовать ли за лучом света или остаться.

В это время сзади послышалось какое-то движение, сдержанный возглас Лобова и тотчас раздался громкий лай Мики.

Вериадзе толкнул Белова в боковой коридор, заставил его выключить рефлектор и лечь. Выглянув через мгновение из-за выступа камня, Вериадзе увидел в отдалении зеленовато-фиолетовый фосфоресцирующий контур чудовища. Лай Мики продолжал греметь в темноте, как раскаты грома. Светящаяся фигура быстро удалялась, потом нырнула в один из боковых ходов и исчезла.

— Спугнули все-таки, — сказал Вериадзе, поднимаясь и включая свет. — Черт бы побрал этого горластого Мики.

Когда все вернулись в Ледяную пещеру, доктора в ней не оказалось. Белов, пошатываясь, добрался до своей койки, повалился на нее и закрыл глаза.

— Что с тобой, Юрий? — всполошился Вериадзе. — Тебе нехорошо? Где ваш доктор, мистер Локк?

Локк растерянно развел руками:

— Не знаю. Видимо, не выдержал... Удрал...

— Ничего не надо, — тихо сказал Белов. — Это от перенапряжения. Его нелегко было загипнотизировать... Полежу немного, и все пройдет.

— Ну как, Иван? — спросил Вериадзе Лобова.

— А я ничего не видел. Держал этого проклятого пса и думал только о том, чтобы он не залаял. А он на тебе, все-таки высвободил голову...

— Хорошо, что ты не выпустил его.

— Еще бы...

— А вы, мистер Локк, сейчас рассмотрели вашего «призрака»?

— Не так близко, как вы, Шота, но кое-что видел.

Вериадзе протянул метеорологу руку:

— Вы простите меня, Фред... за мои сомнения.

— Ну, что вы, они более чем естественны... Хорошо, однако, что мы все убедились в существовании этих дряней. Словно гора с плеч свалилась.

— Вы с вашими товарищами сделали большое открытие, Фред. Шутка ли сказать, новый неизвестный науке антарктический антропоид! Сколько лет искали его в Гималаях, а он оказался в Антарктиде.

— Открытие сделано всеми, кто тут сейчас находится, — решительно сказал Локк. — Оно в еще большей степени ваше, чем наше. Да-да, это общее открытие... И я предлагаю в названии антропоида увековечить имя Сергея Фомина. Ведь он первый, повстречавшись с нашим «призраком», поступил именно так, как следовало поступить здравомыслящему ученому, — не испугался, а пошел позвать товарищей — полюбоваться на свою находку...

— Да бросьте вы, — смущенно пробормотал Фомин. — Я-то тут при чем? Все случайно получилось. Я за образцами руды ходил...

— Позвольте я вас расцелую, Сергей, — попросил Локк. — Вы даже не представляете, какой вы мне подарок сделали.

— Пустяки, — сказал Фомин, обнимая метеоролога.

— Ну, а теперь остается окрестить нашу находку, — объявил Локк. — Только подождите, я достану шампанского. И чтобы обязательно в названии было «фомиус» или что-нибудь в этом роде.

— Да бросьте, ребята...

— А что, можно! — заметил Лобов. — Главное — они похожи на тебя, Сергей, или, вернее, ты на них...

— Ну так как же все-таки? — спросил Локк, ставя на стол бутылки с шампанским.

— Например, неоантропус антарктикус фомини, — подсказал со своей койки Белов, не открывая глаз.

— Итак, товарищи, — крикнул Локк, — первый тост за неоантропуса антарктикуса фомини и за его первооткрывателей!

С треском полетели в ледяной потолок пробки, и в тот же момент распахнулась наружная дверь. Толкая друг друга, в Ледяную пещеру ввалились вооруженные с ног до головы оба механика и радист. За ними следовал доктор с карабином в одной руке и лыжной палкой в другой.

Воцарилась тишина. Сидящие за столом отставили кружки и стаканы с шампанским. Только Фомин, тяжело вздохнув, поднес к губам большую эмалированную кружку и принялся большими глотками пить ее содержимое.

— Ну-с, — сказал Вериадзе, — интересно, что это должно означать?

Механики и радист смущенно переглянулись.

— Это я, — сказал Жиро, выступая вперед. — Это я, когда вы отправились за призраком, объявил по радио тревогу и пошел встретить подкрепление. Но, кажется, мы все-таки опоздали.

— Чепуха, вы явились как раз вовремя, — сказал Лобов. — Садись к столу, ребята! Налей им, Фред. Зря, что ли, они сюда бежали.

Через полчаса в Ледяной пещере стало жарко. Все, кроме Белова, сбросили меховые куртки и остались в свитерах. Фомин и механики затянули украинскую песню. Локк, прислушиваясь к незнакомым словам, пытался подпевать. Лобов обнял Жиро за плечи и в третий раз рассказывал ему подробности встречи с неоантропусом антарктикусом фомини. Доктор хихикал, подслеповато щурился, высматривая, в какой бутылке осталось шампанское.

Вериадзе вслух рассуждал об организации большой международной экспедиции для изучения антарктических антропоидов:

— Парапсихологическое воздействие — вот пути начальных контактов, ты превосходно продемонстрировал это сегодня, Юрий. Значит, в составе экспедиции...

— Господа, — вдруг закричал Жиро, поднимаясь со своего места, — господа, нехорошо получается... Мы тут сидим, беседуем, пьем — а где виновники... торжества? Нет, я вас спрашиваю, где они? Не пригласили! А можно было пригласить. Мой уважаемый коллега, профессор Белов, мог это сделать. Он все может... Все... Представляете, сидим мы за столом... И вдруг — стук в дверь.

Доктор, пошатываясь, подошел к двери, ведущей в лабиринт и, опершись о нее, продолжал:

— Значит, сидим, ждем: вдруг — стук, такой деликатный... — доктор постучал согнутым пальцем в дверь и с очень довольным видом оглядел присутствующих. — Ну как?

— Очень хорошо, — заметил Лобов без особой уверенности.

— Мы отворяем дверь и говорим... — доктор приоткрыл дверь и заглянул в ледяную штольню... — А-а-а! — тотчас же завопил он. — А-а-а!.. — И, стремительно захлопнув дверь, доктор одним прыжком очутился в дальнем углу Ледяной пещеры.

Все повскакали с мест. В тот же момент Мики, спокойно лежавший под столом, бросился к двери и, оскалив огромные клыки, угрожающе зарычал. За дверью послышался явственный шорох шагов и тихий стук.

— А ну-ка, Жиро, иди открой, — сказал Локк, наводя на дверь пистолет.

— Я? Ни за что!.. Там... Они...

Лобов шагнул к двери и, оттянув за ошейник яростно рычащего Мики, резким рывком распахнул дверь.

И тотчас опустились нацеленные в дверь стволы.

— Джек, — прошептал ошеломленный Локк, отбрасывая оружие, — Джек, Тойво...

Две исхудавшие фигуры, с восковыми, обтянутыми почти прозрачной кожей лицами, пошатываясь, вышли из штольни и остановились, ослепленные светом.

— Господа, это Джек Рассел — наш геофизик и Тойво Латикайнен, исчезнувший три недели назад.

— Все-таки мы вернулись, Тойво, — прошептал Рассел, обращаясь к товарищу. — Вернулись, а ты не хотел верить мне. Мы очень ослабли, Фред, хотя они и кормили нас сырым тюленьим мясом... А сегодня они вдруг освободили нас, даже вывели из лабиринта. Без них мы не смогли бы... — Рассел пошатнулся, но его и Тойво уже подхватили товарищи.

— Дайте им немного вина, — крикнул откуда-то сзади Жиро.

— Нам бы что-нибудь теплое и под душ, — прошептал Рассел и потерял сознание.

— Ну, Шота, теперь ты окончательно убедился, что неоантропусы разумны? — спросил Белов, наклоняясь над Расселом, которого уложили на койку.

— Да, конечно... Но неужели... они обитают в лабиринте?

— Нет, — медленно, но очень внятно заговорил Латикайнен, которому Жиро уже успел влить в рот немного вина. — Они живут далеко отсюда... в ледяных пещерах... даже подо льдом. О, они разумны, очень, но... — Латикайнен вздрогнул...

— Молчите, молчите, — сказал Белов. — Потом расскажете.

— Да... я долго пробыл... у них... Они все понимают... Гигантский болид разрушил часть их пещер... Они решили, что это мы... И схватили меня, может быть, как заложника... А потом Рассела вытащили из саней... Но старались сохранить нам жизнь. Они аккумулируют какую-то лучистую энергию и легко могут убить разрядами, когда взволнованы... Их язык очень примитивен, но... они способны передавать какие-то сигналы мысленно... или при помощи радиоизлучения... Эволюция в этих труднейших условиях наделила их удивительными свойствами, которыми мы не обладаем... Но они поняли, что мы тоже разумны, и хотели установить контакт... Может быть, поэтому нас и отпустили сегодня...

— Ну, дружище, — тихо сказал Вериадзе Белову. — Ты оказался прав во всем... Абсолютно во всем. Неужели ты рассчитывал даже на это? — Вериадзе кивнул в сторону Латикайнена и Рассела.

— А пожалуй, я мог бы еще подрасти в твоих глазах, — улыбнулся Белов. — Что мне стоит сказать: да, рассчитывал?.. Но нет, Шота, дорогой. На их счастливое возвращение от «братьев по разуму» даже я не смел рассчитывать... Ну что ж, тем больше шансов в пользу установления надежных контактов... в будущем. Здешние аборигены могут стать неоценимыми помощниками при исследовании антарктических пустынь. А сколько любопытнейших задач для физиологов! Кто знает, быть может, у здешних аборигенов проявились какие-то свойства, которые обычный человек Земли приобретает лишь после длительной эволюции...