"Солнечный удар" - читать интересную книгу автора (Линчевский Дмитрий Иванович)Глава 4
Вишневый японский микроавтобус, по обыкновению, лихо подрулил к центральному входу в пансионат. Из кабины выскочила уже знакомая особа в зеленой, как капустный лист, рубахе. - Меня зовут Аделаида, — привычно возвестила она командным голосом. — Я вам покажу красивую усадьбу в роскошном месте, но при условии… - Что мы будем цыганским табором, а не конвойной группой, — подсказал Полынцев, широко зевнув. Не выспался. Все–таки, обманула бабка соседа Попова. Храпел томич безбожно. Да, к тому же, горох добавлял ситуации пикантности. - А, это вы, — улыбнулась собравшейся компании надзирательница. — Тогда сами знаете, если… - То будете стрелять навскидку, — закончил фразу Полынцев и демонстративно закурил. - Молодец, помнишь, — похвалила Аделаида, протянув руку за сигаретами. — Правда, местами путаешь. - Ага. Свои надо иметь, — быстро захлопнулась пачка. — Сегодня моя очередь курить, ваша развлекать. Шутка. Ну, по машинам, что ли?! Елисей Федулович, как опытный направляющий, услышав знакомую команду, повел компанию на посадку. Экскурсовод обомлела. Это, что ж, получается — у нее пытаются хлеб отобрать? Но на хлеб ее никто не покушался. Просто Андрей иногда общался с людьми зеркально: со скромными — скромно, с нахальными — соответственно. Заскочив в автобус, он прошел в конец салона и развалился на широком кожаном сиденье. Машина взяла с места. За окном потянулись зеленые улицы, пестрые клумбы, белые сверкающие мытыми стеклами здания. Аркадия сейчас не хватает. Рассказал бы, как в прошлый раз, и про местный дендрарий, и про фуникулеры, и про цветомузыкальный фонтан. Но нет человека, и дырка в пространстве образовалась. Значит, хороший был мужик, иные пропадают — только атмосфера чище становится. - Ты почему со мной вчера таким свинским тоном разговаривал?! — прозвенел в воздухе приятный голосок. Андрей еще не понял, откуда прозвучал вопрос, сиденье еще колыхалось оттого, что кто–то плюхнулся рядом, а сердце уже радостно скулило: 'Это Юля, это Юля!'. - В каком смысле, свинским? — медленно повернулся он к девушке. Ох, лучше б не поворачивался! Нахмуренные птичкой брови. Кукольный носик. Поджатые, словно нарисованные, губки. И огромные глазищи: василькового, слепящего, разящего цвета - невозможно смотреть, обжигают, как сваркой. Нет, в окно, только в окно. - Ты чего отворачиваешься? — пихнула его в бок красавица. — Ну–ка, быстро отвечай! Полынцев, вспомнив о тактике, демонстративно зевнул и, как бы, между прочим, поинтересовался. - А вы, простите, какими духами пользуетесь? - Не поняла? - Запах какой–то слишком резкий, дышать трудно. Пересядьте, пожалуйста, в другое кресло. Если б девушка была не так красива, то Андрей никогда бы не позволил себе столь бестактного замечания. Но она была просто обворожительна, и, судя по нахальному поведению, прекрасно об этом знала. Поэтому, ничего страшного — пусть понервничает, полезно. Вахтанг, сидевший сразу перед ними, услышав краем уха разговор о запахе, принял упрек на свой счет и, потихоньку достав из барсетки одеколон (он всегда носил его с собой вместе с бритвой — мало ли где заночуешь на курорте), обильно подушился. - Полынцев, а я ведь могу за хамство и оплеуху отвесить, — серьезно обиделась Юля. - Даже не сомневаюсь, — не поворачиваясь, ответил Андрей. — Молодежная газета. Детский сад. - Ах ты, гад! — смазала она его ладошкой по щеке. — Да я тебя! — и добавила кулачком по плечу. — Да ты на себя посмотри! — и лягнула ножкой… А потом, спотыкаясь, убежала. Микроавтобус свернул на проселочную дорогу…
- Между клыкастых гор, среди густого леса стелилась мягким ковриком цветочная поляна. Ни стебелек, ни листик, ни травинка здесь никогда не слышали о ветре. Он, много раз слетая с кручи, пытался протаранить чащу, чтоб хоть глазком взглянуть на безмятежье. Но мощною корой–кольчугой встречала в лоб его зеленая дружина и выбивала дух стопалыми ветвями. Он выл от злости, уползая в горы, чтоб силы накопив, опять пойти на штурм. Но на чеку лесное войско, плотны шеренги толстоногих великанов, — закончив монолог, пасечник отвесил присутствующим артистический поклон… Однако аплодисментов в ответ не дождался. - Галиматья какая–то, — недовольно пробурчал Елисей Федулович. — А про пчелок–то, где? Андрей вышел из сердечных размышлений и окинул взглядом медовое хозяйство, по которому вот уже полчаса хороводили экскурсанты. Маленький, чернобровый мужчина, размахивая волосатыми руками, представлял гостям красочные горные пейзажи. А что до самого хозяйства, так его и было, что: огромная поляна, утыканная ульями, как подсолнух семечками, бревенчатый двухэтажный дом, круглая, смотровая веранда для посетителей, да три–четыре сарайчика с неизвестным содержимым. В общем, говорить не о чем. Да, разумеется, кухня и шашлычная, как положено. Остальное — природа, шикарная мать–природа, о которой так вдохновенно рассказывал, да что там, заливался соловьем, поэтичный мужчина. Зря старался — в этих краях не человек красил место, как гласила народная мудрость, а прямо–таки наоборот. Даже кривая собачья будка, увитая плющом, и прикрытая фруктовой ветвью, казалась здесь сказочным домиком. - Вам тоже понравилось про безмятежье? — спросила подкравшаяся к Елисею Федуловичу Аделаида. - Еще бы! — картинно восхитился он. — Сам, наверное, сочинял? - Конечно! Он вообще творческий человек, романтик. - Заметно - Да, — расплылась в улыбке надзирательница. — Поэт, можно сказать. - Я, в смысле — что сам сочинял, заметно. Только про пчелок–то, где? - Да при чем тут пчелки?! Это же про райское место, типа легенда - А, если, типа легенда, тогда другое дело. Правда, я думал, она как–то с медовым хозяйством связана, с пчелками. - Дались вам эти пчелки! — отмахнулась Аделаида. — На них и дома насмотреться можно. А здесь вон, красотища: горы, лес, цветы. Запах какой — сдохнуть можно. Грузин, услышав краем уха последнее предложение, отнес его на свой счет и отошел в сторонку. Не подушишься — плохо, подушишься — опять плохо. Ничего люди в хороших одеколонах не понимают. Романтичный пасечник, наконец, исчерпав запас словоблудия, пригласил компанию в гости к пчелам. Между прочим, предупредив, что там будет показан смертельный аттракцион. 'Кстати, с участием всех желающих', — загадочно добавил он, взглянув на Викторию, возле которой танцевал все утро, как грач перед лебедкой (птица такая, а не подъемный механизм). Экскурсанты вышли на чудесную, окруженную лесом, поляну и остановились у крайних ульев, подперев спинами ершистый, в человеческий рост, кустарник. - Я покажу вам настоящую златоносную жилу! — патетично воскликнул пасечник, сдергивая, аки фокусник, крышку с одного из пчелиных домиков. Женщины, испуганно ахнув, спрятались за мужчин, думая, что это и есть смертельный аттракцион (кстати, с участием нежелающих — не будет же полосатый рой выяснять, кто согласен — всем натыкает без разбора). Но ничего не произошло. Стояла тишина. И только маленькая пчелка–разведчица, словно боевой вертолетик, медленно воспарила над ульем и, качнув крылышками–пропеллерами, стремительно взмыла в небо. - Облет территории делает, — осклабился медовый романтик, пустив золотой фиксой зайчик в глаз Виктории. — Сейчас посмотрит, что все в порядке, и назад вернется. Они вообще–то мирные, правда, резких запахов не выносят. На сей раз Вахтанг не расслышал последних слов хозяина, потому что именно в эту минуту его кто–то больно ущипнул за руку. Он повернул голову и, увидев за спиной Викторию, игриво пошевелил бровями — оказывается, это девушка шутит. Острые у нее коготки, слушай, больно! Разведчица, ужалив источник зловония (а это были ее 'коготки', если кто–то не догадался), вероятно, передала тревожный сигнал на базу, потому что со словами пасечника: 'А теперь - самое интересное', — из ангара поднялась полосатая эскадрилья. На секунду зависнув в воздухе, вероятно, чтоб получше запомнить гостей, она заложила крутой вираж и взвилась к солнцу. Факир застыл в недоумении… Полынцев с восхищением наблюдал за высшим пилотажем мохнатых вертолетиков. Они действовали настолько слаженно, что казалось, переговаривались между собой, корректируя движения. 'Второй, второй, я первый, ложусь на боевой курс'. 'Второй понял, иду следом'. 'Третий понял, иду за вторым'. '…' Но чувствовалась в пчелиных рядах какая–то нервозность, ощущалось растущее напряжение. Знать бы, о чем они там болтают. 'Второй, второй, я первый, захожу на цель. По готовности — атакуем. 'Второй понял, приступил к подготовке'. Это был уже не рой, это было крылатое войско, четко разбитое на звенья, жестко управляемое, заряженное на выполнение единой задачи. 'Второй, даю целеуказание: высокий, чернявый, с усами. Атакую!'. И началось самое интересное (как и было обещано факиром). - Вах! — звонко вскрикнул грузин, когда жало пулей вошло в его, выскобленную до синевы, щеку. 'Второй готов. Цель вижу, атакую'. - Ох! — подскочил Вахтанг кузнечиком, когда в шею вонзилось другое. 'Третий готов, цель вижу, атакую'. - Я–ха! — на мексиканский манер возопил генацвале, выкинув коленце, и, запрыгав на одной ноге. Пасечник, заметив неладное (вовремя — наблюдательный был малый), побежал в сарай за дымовушкой, крича по дороге, чтоб никто не махал руками. Компания, по стойке смирно, начала медленно оттягиваться к дому. Лишь Виктория слегка притормозила. 'Четвертый готов, цель вижу, атакую'. - Юх–ху–ху! — содрогнулся Вахтанг от очередного укуса и, развернувшись юлой, стремительно бросился в чащу. И Вика была ему в том не помехой. 'Пятый готов, цель вижу, атакую'. 'Шестой готов, цель вижу, атакую'. Протаранив бедную девушку, как велосипед локомотивом, Вахтанг влетел в кусты и, упав меж ветвей, накрыл голову рубахой. Виктория, свалившаяся рядом, ободрала о колючие ветки лицо, ноги, руки, а также: - Ай, мама, ай! — получила два укуса в шею. Юля кинулась на помощь подруге и тут же: - Ой–ей–ей! — зажмурилась от боли, схватившись за ужаленный нос. - Вай–яй–а! — взвыл им в такт грузин, подвергшись очередному нападению с воздуха. 'Десятый готов, атакую'. 'Одиннадцатый готов, атакую'… Сбежавшая часть компании с ужасом наблюдала за неравным боем между людьми и природой. Последняя вне всякого сомненья побеждала. Но чем они могли помочь друзьям — разве, шеи свои подставить, чтоб тем поменьше досталось. Когда уже казалось, что война окончательно проиграна, в сражение вступил отважный пасечник. Выскочив на поляну с дымовушкой наперевес, он принялся окуривать всех и вся длинными и короткими очередями. Крылатому войску это явно не понравилось. Расценив действия хозяина, как гнусное предательство, оно стало медленно сдавать позиции. Непримиримые бойцы еще какое–то время сопротивлялась, но 'химическое оружие', в конце концов, деморализовало и их. Возмущенно жужжа, полосатая эскадрилья начала нехотя разлетаться по ангарам. Загнав на посадку последнюю пчелу, и, водрузив символом сокрушительной победы, крышку на злосчастном улье (кстати, прекрасно исполнившем роль ящика Пандоры), медовый герой приступил к эвакуации раненых. Елисей Федулович смерил подозрительным взглядом Аделаиду. - Интересные вы тут аттракционы устраиваете. Типа, развлекаетесь в тихом уголке? - Да нет, что вы. Он просто хотел вам предложить рамку с пчелами в руках подержать. - Весело, — хохотнул Могила. — А посидеть голой задницей на улье он нам не хотел предложить? Полынцев отметил, что после смерти Аркадия Эдуардовича, Елисей стал более раскованным. - Не берите в голову, — успокоила гостей надзирательница. — Здесь столько разных снадобий, что от укусов уже завтра ничего не останется. Хозяин свое дело четко знает, поверьте — он настоящий мастер. — Она с любовью посмотрела на полянку, по которой возвращалась скрюченная компания, опираясь на мастера, как на хлипкий костыль.
В пансионат вернулись поздним вечером, усталые и недовольные. Дежурная ахнула, увидев вместо головы на плечах грузина тыкву с ушами, цокнула языком, взглянув на исцарапанную сверху донизу Викторию, прыснула в кулачок, посмотрев на красный носик–помидорку Юлии. - Слушайте, вы, часом, не на гладиаторские бои выезжаете? В прошлый раз все ободранные вернулись, сейчас — то же самое. Компания не стала удовлетворять ее глупое любопытство и молча поднялась к эстонке, традиционно заполировать поездку коньяком. Пострадавшие на минутку разбежались по своим комнатам, чтоб привести себя в порядок, а дезертиры быстренько накрыли на стол, сели, выпили. У них вообще–то было превосходное настроение — всегда ведь хорошо, когда другим плохо (только не надо говорить, что у вас наоборот). Полынцев радовался больше остальных. Он просто пищал от восторга, глядя на Юлину помидорку. Кстати, вроде бы мелочь, а красавицу превратила в чудовище. Пугало, уродка, прелесть, в смысле, до чего противна! Вот и вся цена вашему, девочки, шарму, случись что — и нет его, остается только человек. Вот именно. Юля плакала над умывальником, рассматривая себя в зеркало: чучело огородное, страшилище! Куда теперь с таким лицом выйдешь. Пасечник, конечно, намазал нос каким–то снадобьем, но все равно, слива — сливой. И ведь до чего подлые, эти пчелы — в самое видное место укусили, мерзавки. - Ты готова? — заглянула в душ уже переодевшаяся Виктория. - Нет, куда я с такой рожей? Помоюсь, да спать лягу. - Кого там стесняться? Или стесняешься? - Вот еще, — фыркнула Юля. — Просто не хочу, и все. - Выпить, сейчас не помешает. Стресс нужно снять. Пошли, а то я твоего Андрюшку быстро захомутаю. Какая же странная штука — женский характер: вроде бы и не нужен ей этот самый лейтенантик, а как представишь, что подруга будет с ним обниматься, так аж зубы сводит. Ревность? Откуда? Ведь не нравится же совсем, да и хамит почище Погремушкина. А что тогда? Поди, разберись. Может, и правда, стоит напиться? Юля решительно вытерла слезы… Грузин, вопреки общим ожиданиям, не только превосходно себя чувствовал, но и был довольно активен. Устроившись рядом с Яной на кровати, он то и дело приставал к ней с поцелуями (не к кровати, разумеется). - Слушай, тебя пчелки в какие места покусали? — спросила эстонка, в очередной раз, увернувшись от усатой тыквы. - Во все места, сильно! - Ты подожди, пусть хоть опухоль сойдет, а то лицо, извиняюсь, от задницы отличить невозможно. - Можно. На лице есть усы. - Ну, хватит, успокойся, — поморщилась Яна. — Я задницу с усами целовать не собираюсь. Отстань, пожалуйста. - Не могу успокоиться, слушай, бурлю весь! Взорваться могу! Елисей Федулович, уже достаточно хорошенький, попытался увести разговор в менее взрывоопасную сторону. - Послушай, генацв… генацв, — запнулся он на полуслове и, немного помедлив (но, так и не сумев преодолеть препятствие), обратился к грузину в уменьшительно–ласкательной форме. — Послушай, гена. - Цвале, — дополнил Вахтанг. - Да? — искренне удивился Могила. — Это меняет дело. — Послушай, цвале. - Гена, — вновь поправил грузин. - Да? — пуще прежнего изумился Елисей Федулович. — Как у вас все сложно. Ну, не об этом речь. Ты мне лучше, вот что скажи, почему мы… му–мы, му–мы, хихик–ик, хорошо звучит. Так вот, почему–му–мы на пляж завтра не пошли? - Завтра об этом и узнаем, — сказала, неожиданно появившаяся в дверях Виктория. - Хих–ик, — расцвел Могила, увидев рядом с ней Юлю. — Я 'бы' имел в виду. Почему 'бы' мы на пляж завтра не пойти? - Странно вы, Елисей Федулович, иногда выражаетесь, — заметила Юля, между прочим, подсаживаясь к Полынцеву. — То - 'яща буща муща' какие–то. То - 'почему бы мы завтра не пошли'. Родной язык стали забывать? - Я все понял! — вскинул указательный палец грузин. — Он хотел сказать, что надо завтра сходить на пляж. - Ик–менно! — подтвердил Могила. - Решено, с утра — все на море! Полынцев успокоился: повод на завтра — а без него он стеснялся приходить — был найден. Остальное, его неинтересно. Он встал из–за стола и, откланявшись, покинул номер (тактика - ноль внимания). Юля закусила губу. Похоже, мальчик решил поиграть в жмурки? Ну, что ж, там, где ты учился, мы преподавали. Посмотрим, у кого яблочко слаще.
|
|
|