"Солнечный удар" - читать интересную книгу автора (Линчевский Дмитрий Иванович)

 Глава 9

 

 

 Концертный зал напоминал праздничный торт на лесной лужайке. Со всех концов зеленой поляны сюда тянулись шустрые 'муравьи', разноцветные 'букашки', важные 'жуки' и даже толстые 'гусеницы' (им–то чего, листвой должны питаться), и те спешили отведать диковинное лакомство. Повсюду царило радостное оживление.

 А между тем, единственный концерт, который давали эстрадные знаменитости, назывался не иначе, как: 'Звезды против террора'. Не самая веселая тема, согласитесь.

 Но 'жуков' и 'букашек' это не особенно трогало. Откусить бы сладкую крошку, да проглотить поскорей, чтоб следующую успеть попробовать. Надо получать удовольствия от жизни. Это главное. А горе… Пусть горюют те, к кому оно пришло. Сытый голодному — не товарищ.

 - Слушай, а этот, молоденький, будет? — поднимаясь на крыльцо, щелкнула пальцами чопорная дама, в которой без труда можно было узнать ту самую утопающую, что забыла поблагодарить своих спасителей на пляже.

 - Будет, — освежив воздух коньячным перегаром, успокоил ее пузатый спутник.

 - Ну, Кока, ты же не знаешь, о ком я спрашиваю.

 - А тут и знать нечего, сегодня все будут. Инициатива оттуда, — он многозначительно указал пальцем вверх.

 Дама проводила его жест недоверчивым взглядом и, словно увидев на небе подтверждение, облегченно вздохнула.

 - Хорошо. Только зачем они название такое неприятное выбрали. Неужели, повеселей ничего не нашлось? Втягивают народ в то, чем сами должны заниматься. Кстати, ты фотоаппарат в номере не забыл?

 - Нет, в барсетке лежит.

 Длинноногая блондинка, возвышаясь над толпой, словно учительница над первоклашками, пытала в дальнем углу фойе своего крутолобого приятеля.

 - Вовик, а ты раньше тоже террористом был?

 - Ты че метешь, дура?! — цыкнул бык, озираясь по сторонам. — Рэкетиром, а это совсем другая статья.

 - По мне, так все едино, — махнула пальчиками манерная девушка. — Не могли получше название для концерта придумать? Мы, наверное, отдыхать собираемся, а не уголовный кодекс изучать.

 В артистических кругах витали похожие настроения. 'Чес', 'бабло', 'капуста' - в этом смысл жизни, красивой, заметьте, жизни. Остальное — шелуха.

 - Ладно, вас, патриотов, сюда нагнали, — жаловался за кулисами один известный певец другому. — А нас–то, жаворонков, зачем? Моя публика хочет радоваться, а не слезы лить, ей про любовь, про красивую жизнь подавай, не желает она ни о каком терроре слышать.

 - Не все люди — желудки, — возразил коллега. — Я лично обеими руками поддерживаю эту акцию.

 - Ты оглянись вокруг. Мы вдвоем в курилке. Перед кем понты рисуешь?

 - И то, — согласился патриот. — Чего я тебе, жаворонку, о наших, вороньих, делах каркаю.

 - Ой, посмотрите, обиделся. Как будто я неправду говорю.

 - В том–то и дело, что правду. Пошли скорее уже концерт начинается.

 Людское море, затопившее фойе, весело плескалось, искристо пенилось, шумно бурлило горячими течениями. Первое, особо нетерпеливое, впадало в туалет, второе, чуть менее быстрое, — в буфет. Было хорошо заметно, что эти, казалось бы, разножанровые места, по сути, являются сообщающимися сосудами. Потому как тот, кто выплывал из туалета, немедленно перетекал к буфету, и после небольшой паузы, наоборот. Складывалось ощущение, что люди готовились к выходу в свет загодя: как минимум, неделю ограничивая себя в питании и пару дней не посещая отхожих мест. Этот круговорот мог бы продолжаться до бесконечности, но устроители решили: 'хватит' и открыли центральные шлюзы.

 Народ, не успев доесть, допить и застегнуть на все пуговки ширинки, стремительно хлынул в зрительный зал. Пол задрожал, как при землетрясении, сиденья плаксиво заскрипели, у артистов в гримерках зазвенели ложечки в стаканах.

 - Кока, где наши места? — ткнула впереди плывущую спину чопорная дама, поправляя съехавший на нос парик.

 - Какой я те Кока, дура! — обернулся Крутолобый. — Ой, извините, я думал, это моя штакетина рамцы попутала.

 - Я тоже ошиблась, — поддернула женщина сползший на живот бюстгальтер. — Кока, ты где?..

 Рэкетиру в этом смысле повезло больше. Его спутница белым знаменем реяла над толпой и была видна отовсюду.

 - Валек! — крикнул он, взмахнув волосатой рукой.

 - А?! — откликнулось сразу несколько человек, но только не блондинка.

 - Валенок! — повторил он громче.

 На этот раз встрепенулись двое: его тугоухая подружка и какой–то подслеповатый старичок.

 - Иди сюда, вот наши места.

 Дед пополз, а девушка нет — стояла, как на якоре.

 Не успела чопорная дама, заняв свое кресло, раскрыть рот, чтоб высказать претензии мужу (четвертый ряд — это ж почти заполярье), как рядом появился смуглолицый мужчина с полиэтиленовым пакетом в руках.

 - Извините, вы бы не согласились поменяться с нами билетами?

 - Какой ряд? — настороженно спросила женщина.

 - Третий. Мы здесь с друзьями, — кивнул он на коренастого приятеля, — поэтому хотели бы, чтоб вместе…

 - Кока, за мной, — подскочила дама, не дослушав объяснений. — Конечно, надо помочь людям. Третий ряд — это ж не четвертый.

 - Спасибо, — поблагодарили ее мужчины.

 Крутолобый рэкетир, наконец, вызволив 'знамя' из толпы, водрузил его на законное место. Как только девушка опустилась в кресло, у сидевших за ее спиной зрителей, соответственно в четвертом и пятом рядах, испортилось настроение — программу придется смотреть с помехами. Смуглолицый и крепыш, недовольно вздохнув, обменялись друг с другом местами.

 - Ой, Вовик, у меня под попкой какая–то шишечка торчит, — пожаловалась блондинка.

 - Геморрой, — успокоил ее приятель.

 - Я сказала 'под', а не 'в'. На сиденье что–то выпирает.

 - Возбудилось, — гоготнул крутолобый.

 - Давай махнемся, тебе все равно, ты жирный.

 - Как ты меня достала, — пробурчал бык, выбираясь из кресла.

 Смуглолицый и крепыш вновь разменялись местами.

 Свет в зале погас, занавес открылся, на экране замелькали кадры трагических событий: взорванные дома, испуганные заложники, переполненные ранеными больницы.

 Зрители отнеслись к этому по–разному: одни с подобающей серьезностью, другие с совершеннейшим безразличием, третьи — с явным раздражением.

 - Слушай, ну зачем нам такие вещи показывают?! — возмущенно зашептала чопорная дама на ухо своему спутнику. — Своих проблем у нас мало?

 Мужчина со вздохом развел руками…

 - Вовик, ну когда там концерт начнется? — рассматривая в темноте свои, расписанные под хохлому, ногти заерзала в кресле блондинка. — Сколько можно эти ужастики смотреть. Кстати, на этом сиденье тоже какие–то бугорки, мне опять неудобно.

 - Терпи.

 Ждать пришлось недолго. Официальная часть закончилась ровно через 10 минут. Ведущий, выразив соболезнования жертвам террора, перешел к объявлению концертных номеров. На сцене заиграла ритмичная музыка, запрыгали в языческих оргиях начинающие исполнители. Через какое–то время к ним на помощь стали подтягиваться более именитые артисты, а последних, в свою очередь, готовились сменить звезды первой величины.

 Полынцев сидел за декорацией разрушенного дома в глубине сцены и, сквозь щель в 'руинах', пристально всматривался в зрительный зал. Место за местом, лицо за лицом, ряд за рядом. И еще раз в обратном направлении. Жаль, бинокля не было. Спецэффекты, прожектора и, что уж греха таить, сами артисты, особенно подтанцовка, превращали нехитрую задачу в тяжкий труд.

 - Громозека, ответь Циклопу, — крикнул он сквозь музыкальный шум в рацию.

 - Просто Гром, — поправил его Погремушкин. — Слушаю тебя.

 - Где обещанное? У меня после третьего ряда лица размываются.

 - Уже несу. А ты там поменьше девкам под юбки заглядывай, это ослабляет зрение.

 Не далек был от истины коллега. Кто б мог подумать, что смотреть на поклоны артисток сзади, куда интересней, чем спереди. Если б зрители (мужчины, разумеется) знали, какого зрелища их лишают…

 - Ага, — вынырнул из–за декораций Погремушкин. — Где ж тут бандитов увидишь, когда такие задницы перед глазами мелькают.

 - Слюнявчик надень, — серьезно ответил Андрей, впрочем, не отрываясь от созерцания поклонной композиции

 - На, держи, — протянул сыщик бинокль. — Только девок взглядом не сожги.

 - Я на девок не смотрю, — сказал Полынцев, настраивая резкость. — Ой, кажется, у одной трусики порвались.

 - Где? — прильнул к декорации Погремушкин.

 - Шутка. Это я тебя на вшивость проверил, маньяк курортный. Теперь ясно, кто пытался изнасиловать эстонку.

 - С чего ты взял?

 - Ну, как же — сексуальная озабоченность налицо.

 - Да нет, я про изнасилование…

 - Опа, — прервал его на полуслове Андрей. — У мужика, что на Юлькином месте сидит, в руках фотоаппарат появился.

 - Там фээсбэшники рядом, — махнул рукой Погремушкин, — у них все под контролем. Ты лучше сообщников высматривай.

 На сцену, под визг молодых и рев пожилых женщин, выскочил жаворонок российской эстрады с популярной песенкой о лете.

 Чопорная дама закрыла улыбкой собственные уши.

 - Кока, снимай его, снимай!

 Супруг успел поднять фотоаппарат на уровень груди и тут же замер: в боку что–то кольнуло, на руках что–то щелкнуло, за спиной прозвучал угрожающий голос.

 - ФСБ. Сиди тихо, опусти голову.

 Полынцев нацелил бинокль на третий ряд. Молодцы фэбсы не стали сразу выводить из зала сладкую парочку, побоялись распугать подельников. Подруга задержанного показалась ему чем- то знакомой, но он не успел рассмотреть, чем именно, потому что ее тоже согнули буквой 'зю' и заковали в наручники. На этом ряду, вроде бы, все было чисто. На четвертом… Порядок… На пятом… Стоп. А вот и первый — усатый жук с опухшим носом.

 - Погремушкин. Я нашел одного. Шестой ряд, восьмое место.

 - Отлично, — поднес рацию к губам сыщик. — Центр, Грому на связь.

 - Центр на связи.

 - Готовьте собровцев к захвату, есть контакт…

 Андрей заканчивал чесать седьмой ряд, когда ведущий объявил выступление певца–патриота. По залу прокатился одобрительный гул мужских голосов. Зазвучали аккорды любимой военной песни. Сердце застучало в такт мелодии. Сразу же вспомнилась армейская служба: полигоны, учения, стрельбы… стоп!

 Полынцев, как ужаленный, подскочил на месте

 - Погремушкин, мы не того взяли! Мужик просто для себя фотографировал. Кому на хрен нужен слюнявый попсовик. Акция будет сейчас, вот на этой самой песне. Выводи в зал собровцев, пусть ломают всех, кто принес фотоаппараты. Я не нашел бандитов, меня гнать надо из органов! Давай, родной, не тормози, счет на секунды.

 Без лишних слов, оперативник схватился за рацию.

 - Центр, Грому на связь

 - На связи.

 - Мы не тех приняли, клиенты по–прежнему в зале. Акция должна произойти на этой самой песне. Прошу задействовать группы захвата, пусть задерживают всех, с фотоаппаратами. В противном случае — провал.

 - Продолжайте поиск, — недовольно буркнул голос в рации.

 Когда смуглолицый мужчина нацелил длинный объектив на певца, блондинка вновь решила пересесть в кресло крутолобого приятеля. Фотограф, злобно сжав губы, тоже принялся разменяться местами с крепышом. Полынцев, блуждая взглядом по рядам, моментально среагировал на суматошные движения. Направив бинокль на беспокойную компанию, он заметил в руках одного из мужчин фотообъектив.

 Тем временем, в зале появились, в заломленных на ухо беретах и расхристанных до пупа гимнастерках, бравые десантники Они принялись петь и пританцовывать в такт мелодии, вытягиваясь к сцене вдоль проходов. Зрителей это не порадовало, но и не насторожило: солдаты притащились на концерт — бывает. Никто не обратил внимания на то, что в ушах некоторых гвардейцев торчали маленькие, скрытого ношения, наушники.

 - Центр, Грому на связь! — крикнул в рацию Погремушкин.

 - На связи.

 - Срочно! Четвертый ряд, 12–е место. Срочно! Он уже выцеливает.

 В тот момент, когда смуглолицый мужчина нажал рычажок фотоаппарата, крепкая рука высокого десантника вздернула длинный объектив к потолку. Но пуля уже выходила из ствола и лишь слегка изменила траекторию.

 Погремушкин, схватившись рукой за шею, с хриплым стоном повалился навзничь. Андрей бросился к нему.

 События в зале разворачивались стремительно.

 Сидевший в восьмом ряду мужчина с прыщавым лицом, увидев, что десантники задерживают фотографа, испуганно охая, устремился к выходу.

 - Это переодетая милиция! Они поймали террориста! У него бомба!

 Его поддержал другой, с распухшим носом.

 - Бомба! В зале шахид с бомбой! — закричал он, вскакивая с места.

 Десантники рванулись к обоим, но в последних рядах тоже заголосил какой–то пижон в темных очках:

 - Уходите, пока не поздно! В любую минуту может произойти взрыв! Они не успеют ее разминировать!

 Знаменитый артист, прекратив петь, наконец, обратил внимание на происходящее в зале. Музыканты тоже заметили неладное. Дружно лажанув напоследок, они выдернули шнуры из электрогитар и медленно потянулись за кулисы.

 Если б тема вечера была другой, то зрители, наверное, соображали бы дольше. Но им только что показали страшные кадры терактов, в том числе, захват заложников в столичном Доме культуры. К тому же тревожные слова: 'шахид', 'бомба', 'в любую минуту — взрыв' прозвучали в разных концах зала и не вызывали сомнений в реальности. Поэтому людское море зашумело, забурлило, вспенилось и хлынуло из берегов. Задние ряды сначала притормозили у запертых дверей, но, почувствовав давление передних, сорвали с лязгом запоры и смыли упиравшуюся жиденьким забором охрану.

 Поднялась паника…

 Что она собой представляет, могут понять лишь те, кто ее испытал, даже наблюдавшие ее со стороны не в силах оценить ту степень страха, которую вызывает в душе близость смерти. Это не просто испуг, ведомый каждому из нас при встрече с хулиганом или злобной собакой. Это бешенный, высасывающий из легких воздух, наполняющий холодом живот и разрывающий грудь когтями, ужас. Он опускается на вас многотонным потолком, надвигается стоэтажной волной, гонится по пятам огромным чудовищем, и вы бежите от него, захлебываясь адреналином, забыв обо всем на свете, крича, и, думая лишь об одном — выжить и спастись! Мозги отключаются в считанные секунды, остаются только рефлексы, яростные и жестокие, как у зверей, а там, к сожалению, нет места для морали. Приличие, порядочность, сострадание - высокие материи, доступные немногим. Вышедшие из–под контроля инстинкты превращают людей в животных, и для общения с ними требуется уже не милиционер, а опытный дрессировщик. Разговаривать с обезумевшей толпой бессмысленно — слов не понимает, становиться у нее на пути опасно — затопчет и порвет в лоскутья, влиять на нее можно только одним — вселяя еще больший, по сравнению с тем, что уже есть, ужас. Например, расстрелом паникеров. Только кто же допустит подобные зверства в наше чудесно–демократическое время, поэтому лучше сейчас постоять в сторонке и подождать, пока все уляжется само по себе.

 …Женщины вопили и царапались, мужчины ожесточенно пихались локтями, молодежь прыгала по креслам и головам, ломая и то, и другое. Выскочивший на сцену милицейский майор пытался образумить народ, крича в микрофон, чтобы все успокоились, но кто бы его слушал. 'В любую минуту взрыв' - вот что крутилось в головах перепуганных зрителей. Толпа без оглядки мчалась на выход, и остановить ее могло разве чудо. Но чудес на свете не бывает…

 Опустевший зал жалобно помахал уцелевшей дверью вслед последнему убегавшему. На полу, как после морского отлива, остались: грязь, мусор, утерянные башмаки, порванные целлофановые пакеты.

 Сцена грустно моргнула огнями потускневших софитов. Врач скорой помощи медленно отпустил холодную руку Погремушкина.

 - Ему уже не поможешь.

 Полынцев молча поднялся с коленей и направился в зрительный зал. 'Десантники' стояли над связанным в ласточку стрелком, рассматривая длинный объектив фотоаппарата.

 - Под бесшумный патрон от ПССа (пистолет специальный, самозарядный) сделан, — говорил высокий парень, заглядывая в закопченное дуло. — Можно в полной тишине стрелять, никто даже ухом не поведет.

 Андрей подошел к задержанному и хотел от души пнуть его за Погремушкина, но, взяв себя в руки, просто перевернул на спину и заглянул в лицо. Нет, не знаком. Хоть и не легче от этого, но, все–таки, совесть на месте — не пропустил по–невнимательности.

 - Всех приняли? — спросил он у десантника, осмотрев связанных бандитов.

 - В ближних рядах всех, а в дальних, по–моему, нет — толпа помешала. Там фэбсы снаружи по приметам работают.

 Полынцев бросился к выходу. Какие приметы?! Они сейчас усы отклеят и поминай, как звали.

 Выскочив на улицу, он скользнул взглядом по толпе, запрудившей площадь. Опасность миновала, и теперь людей распирало любопытство: рванет — не рванет? Ему были знакомы четверо террористов: крепыш, прыщавый, длинный с усиками и водитель–боксер. В зале лежало трое, отсутствовал шофер. Нужно посмотреть в округе, может, где–то припаркованный джип стоит, если не успел смыться, конечно.

 Пробегая мимо автостоянки, он заметил у шлагбаума двух милиционеров, значит, транспорт уже проверяют, стало быть, дороги тоже. Отсюда вывод — рано или поздно джип найдут, вопрос: с шофером или без? А если тот окажется не круглым идиотом (что вероятней всего) и поймет, что машина засвечена. Тогда как? Верно — уйдет пешком. Куда? Конспиративных адресов может быть много, но сейчас известны лишь два: коттедж и…

 Шанс выглядел мизерным даже под микроскопом, но, тем не менее, и он имел право на существование. В жизни бывает и не такое. Например, однажды, старый оперативник из отдела по борьбе с карманными кражами стал жертвой начинающего щипача, в другой раз, опытному обэпнику подсунули на базаре фальшивую купюру, еще был случай, когда… впрочем, об этом чуть позже. Ноги уже пылили по проселочной дороге, ведущей к знакомому дворику.

 Андрей легко перемахнул через невысокий заборчик и, обогнув грядки, подошел к дому с черепичной крышей. За окнами слышались какие–то стуки, приглушенные голоса: мужской и женский. Он осторожно потянул ручку двери на себя — заперто. Толкнул внутрь — открыто. Вот так удача. Деревенская привычка — жить без запоров, оказала хозяевам недобрую услугу. Грех, ей не воспользоваться.

 - Милиция, всем оставаться на своих местах! — крикнул он, вбегая в просторный зал, заставленный шикарной мебелью.

 Ася Руслановна, замерла, с рубашкой в руках, над раскрытым зевом внушительного вида чемодана.

 - Сынок, беги огородами! — крикнула она в соседнюю комнату.

 Вот оно что! Оказывается, боксер — ее сын. Теперь объяснимо и его появление здесь (невзирая на риск), и скорость, с которой было организовано похищение Юльки.

 Андрей выскочил из дома через дверь, чтоб не терять времени на возню в окне, и, повернув за угол, бросился в погоню за бандитом. Догнать боксера легкоатлету проще, чем коню таксу, но предстояло еще и задержание, а Бог его знает, кому повезет на этот раз, все ж таки, боец - пропустишь удар и смотри потом мультики без телевизора, поэтому пусть немного выдохнется, а там уж и за спарринг.

 Бандит мчался через огороды, как лось через тайгу, обламывая ветви и тараня густые кустарники. Полынцев пружинисто трусил следом, успевал даже яблоки срывать (попадались все больше рыхлые). На четвертом по счету заборе, шофер ненадолго завис, и, казалось, что уж все — закончился бензин. Но нет — попыхтел, подергался и грузно перевалился на другую сторону. Погоня продолжилась. 'Никогда не борись с борцом и не боксируй с боксером' - вспомнил спецназовские наставления Андрей. А также, не бегай наперегонки с легкоатлетом. Добавил он уже от себя. Хороший стайер может воробья в поле до смерти загонять, что уж там до человека — тьфу и готово.

 Бандит, добежав до очередного забора, остановился, тяжело переводя дыхание.

 Ну вот, теперь, можно спокойно задерживать.

 - Морду в землю руки за спину, живо!

 - Ага, щас, — прохрипел шофер, вытаскивая из кармана выкидной нож.

 Это был плохой поступок: боевое самбо, конечно, отличная система, но и с ней можно пропустить лезвие мимо блока. А рисковать сегодня, уже не хотелось, слишком насыщенным выдался денек, надо знать меру, удача — не срок, долго не тянется.

 - Граната! — крикнул Полынцев, замахиваясь яблоком.

 - Ага, — криво усмехнулся боксер, — кидай, я догрызу.

 Во второй раз прием уже не сработал, и это лишь подтверждало мысль о том, что запасы везения подходили к концу.

 Андрей вырвал из земли небольшую палку, подпиравшую хлипкий саженец и, вскинув ее, как саблю, ринулся вперед.

 Бандит заиграл ножом из стороны в сторону, делая неглубокие выпады навстречу…

 Палка, просвистев в воздухе, промахнулась мимо клинка один раз. И тут же взмыла вверх. Закрепила свой неуспех во второй попытке. И снова вернулась в исходное положение. А на третьем круге, изменив привычную траекторию, и, очертив в воздухе замысловатую дугу, с треском обрушилась на голову шофера. Нормальный человек от такого удара свалился бы в коме, но только не боксер, у них в черепной коробке, чистый вакуум и внешние воздействия на внутреннем состоянии никак не отражаются.

 Бандит, тряхнув загривком, сделал резкий выпад, ткнув Полынцева в живот. Пупок последнего, сжавшись от страха, влип в позвоночник, как муха в радиатор, и лезвие успело рассечь лишь мышцы, до кишок не достало. Андрей, думая, что его зарезали, начал охаживать шофера палкой, как пыльный ковер, пытаясь изодрать его в клочья. Спецназовцы рассказывали, что при легком ранении — оно в бою не сразу чувствуется — в горячке можно много бед натворить, главное, не свалиться от потери крови. Пока стоялось, вроде бы, уверенно.

 Боксер остервенело защищаясь, размахивал ножом, словно шашкой, и со стороны могло показаться, что бой идет не на равных — сталь против дерева. Но клинок Полынцева, хоть и деревянный, был намного длинней лезвия, а поэтому шофер, получал один 'укол' за другим, становясь все спокойней и спокойней, будто кровь вытекала из него, а не из раненного лейтенанта. Несколько раз бандит делал резкие выпады вперед, пытаясь закрепить первоначальный успех, однако, палка не дремала: два удара по зубам и один по шее красноречиво об этом свидетельствовали. Андрей, понимая, что может свалиться в любую минуту, решил пойти в наступление. Зачерпнув мыском ботинка рыхлую садовую землю, он швырнул ее в лицо противника и прыгнул следом. Здесь, главное, не делать паузы между первым и вторым движением, иначе нужного эффекта не добиться. Боксер, видно, знал этот трюк (а кто ж его не знает, только зажмуриться все равно придется), и вовремя прикрыл глаза. А когда через мгновение их открыл, то увидел перед собой летящую вслед за последней пылинкой палку и ощутил два сильнейших удара: один — в переносицу, другой — в пах.

 - Ос–со! — взвыл он уже поставленным сопрано и, согнувшись пополам, выронил нож.

 - Вот именно, — привычно закончил арию Полынцев, подбирая оружие. — Никогда не боксируй с легкоатлетами, дружок. У нас, ноги главное, руки так, для отвлечения внимания. А двойной удар — моя личная коронка. Спецы учили, не тебе чета.

 Задрав футболку, Андрей осмотрел свой живот, из раны струилась кровь, боль дала себя знать только сейчас. Верно говорили собровцы, с легким ранением можно успеть много бед натворить.