"Второе азиатское нашествие" - читать интересную книгу автора (Прокудин Николай Николаевич)

 Глава 7. Батальон на марше

 

 Закончив разговор с заокеанским руководителем, наш Президент впал в прострацию. Несколько минут он стоял, застыв на месте, крепко сжимая трубку, с выпученными глазами и замерев. Затем Василий в ярости бросил трубку, его лицо исказила гримаса праведного гнева и Президент начал швырять всё, что попало под руку. Массивное малахитовое пресс–папье ударилось о стену, другой письменный прибор оказался на полу, а бумаги с Указами разлетелись по полу кабинета и, как опавшие листья, зашуршали под ногами.

 - Мерзавец! Сахалин и Камчатку ему подавай! Мало вам нашей Аляски? Чтоб ты подавился, сволота! Может, еще и Чукотку с Якутией тебе подарить? Ублюдок! Колонизатор в пробковом шлеме! Мерзкий янки!

 Президент подошел к двери и резко распахнул её, но коридор был пуст. Наверное, померещилось…

 Василий вернулся к столу, нажал на кнопку селекторной связи.

 - Слушаю, — раздался бодрый голос помощника.

 - Срочно соберите на заседание Совета Безопасности руководителей ведомств, кто еще остался в стране! На всё про всё даю вам час времени.

 - В списке… только трое. Вы, начальник госбезопасности и министр наступления.

 - Значит, будем заседать втроём! — рявкнул Матюхин.

 - Какие ещё будут распоряжения?

 - Раз нас только трое, тогда подать в кабинет два литра водки и закусить… На троих!

 - Будет сделано!

 

 ***

 

 Солдаты деловито собрали свои пожитки и поспешили в путь. Одну за другой они безрезультатно обыскивали машины, не находя ничего, что может пригодиться на войне. Наконец, удача им улыбнулась: топливные баки одного БТР были почти полны, в пулемете имелась заправленная патронами лента, а в десанте — несколько ящиков патронов.

 - Есть! — истошным голосом завопил Небось. — Я нашёл броневик на ходу и в нём боеприпасы!

 - Ура! — дружно заорал «батальон».

 - Авось! Садись за рычаги! Небось — за пулемет! По местам! — скомандовал повеселевший комбат. — Живее грузимся и в путь.

 Дормидонтенко забрался в десантное отделение и сразу расстелил спальный мешок на днище, чтобы поспать. Шмуклер вскарабкался на верх машины, свесив ноги в открытый люк, а Озоруев сел рядом с башней, ухватившись рукой за ствол пулемета.

 - Укажите моё место в боевом порядке, — тихо произнес Неумывакин, продолжая скромно стоять подле колеса бронемашины.

 - Деточка, твое место возле … — грубо пробурчал ефрейтор Дормидонтенко, высунув голову в открытый боковой люк. Но Степаныч всё же благоразумно скомкал слова из популярного фильма и не договорил. Люк громко захлопнулся, и особисту путь внутрь машины был отрезан, оставалось карабкаться наверх.

 - Не скромничайте! Живее рассаживайтесь по местам! — поторопил комбат, и едва старший лейтенант занес ногу, чтобы залезть на броню. Машина взревела двигателем м особист поспешил на броню, но чуть замешкался. БТР резко рванул, словно застоявшийся жеребец, с места в карьер и Неумывакин упал навзничь. Если бы не добряк Шмуклер, схвативший его за плечи, то особист, возможно, свалился бы прямо под колеса и на том завершил паскудную жизнь.

 - Второе доброе дело в зачёт! — напомнил Шмуклер, улыбнувшись особисту.

 - Отстань! — отмахнулся Неумывакин. — Не до твоих пошлых шуточек! Тоже мне последователь Аркадия Райкина нашёлся!

 - Тогда я умываю руки, товарищ Неумывакин, и больше не стану совершать никаких добрых дел для вас.

 Особист посмотрел исподлобья на шутника, но промолчал и пистолет убрал в кобуру. Теперь- то он был не один в батальоне при оружии, и его запросто могли завалить кто–то из бойцов из автомата.

 «Подожду прибытия своих коллег и расстрельной команды полкового трибунала, а потом поквитаюсь с ними», — мстительно подумал особист.

 

 Шоссе, по которому мчалась машина, находилось в ужасном состоянии, как впрочем, почти все дороги в далеких российских провинциях.

 «И куда только подевались денежки дорожного фонда?» — недоумевал Озоруев, но особо не злился. — «А может, оно и к лучшему? По хорошим дорогам противник давно бы был в Иркутске! Думаю, если бы мы не достроили трассу Чита — Хабаровск, то тогда китаезы и полпути не преодолели бы на запад».

 Бронетранспортер без конца то раскачивало на рытвинах, то подбрасывало на ухабах и кочках, но невозмутимый Авось продолжал нажимать на газ, и машина мчалась, не снижая скорости.

 - Тише, извозчик, не дрова везешь! Не спеши, не на пожар! Ты же не на «Хаммере» катишь! — рявкнул комбат на водителя. — Мы не торопимся раньше времени умереть! С такой ездой и до поля боя не доберемся, погибнем в пути…

 Озоруев залез внутрь машины и витиевато матюгнулся, но водитель, не снижая скорости, только невозмутимо произнёс:

 - Больше скорость — меньше ям! Нам, татарам, — покуям!

 За этот экспромт лихач мгновенно получил от комбата чувствительный удар сапогом в спину, но качество вождения от этого не улучшилось. Несколько раз машина едва–едва не опрокинулась, но каждый раз она сохраняла равновесие, а затем мчалась еще быстрее: скорее всего, по–другому гонщик Авось ездить не умел. Комбат высунул голову из люка и с любопытством озирался по сторонам. Когда–то давным–давно он проезжал по Бурятии, но то было веселое путешествие на поезде и в нетрезвом виде. Минут пять Максим праздно глазел по сторонам, но вспомнив, что теперь он комбат и отвечает за жизнь вверенного личного состава, стал смотреть вперед, придав лицу озабоченное, сосредоточенное выражение.

 «Пора задуматься, как выжить в этой дикой ситуации: оружия мало, боеприпасов почти нет, да и батальона ведь тоже нет, как нет других войск, с которыми надо бы взаимодействовать. А навстречу нам выступил сильный, многочисленный и хорошо вооруженный противник. Как быть? Драпануть не выйдет: заградотряд перестреляет всех из пулеметов. Но и вперёд двигаться бессмысленно!»

 Вскоре БТР выскочил к мосту и Озоруев громко заорал:

 -Водила, тормози! Стой, каналья! Ну!

 - Не нукай, не запрягал, — буркнул лихач.

 Тогда, для убедительности своих слов, комбат вновь ткнул носком сапога в спину Авосю. А ведь было от чего заорать благим матом: одна часть моста рухнула в воду, а другая часть провалилась в реку и висела на арматуре. Это наши саперы, спешно отступая, ликвидировали водную переправу.

 - Холера их побери! — ругнулся Авось. — Я по таким мостам не ездок!

 Озоруев соскочил с бронемашины и подошел к месту подрыва. Фермы моста чудом уцелели, но искорёженные железяки и проволока торчали в разные стороны. Максим, осторожно ступая, встал на самый край берега и посмотрел вниз. Тёмные воды реки Селенги спокойно текли к Байкалу. Реке было всё равно, что происходит вокруг: мир, война, катаклизм, стабильность… Она ранодушно несла свои воды к гигантскому озеру, как делала это из года в год и сто лет назад. Ей было главное — быстро домчаться и впасть в великое озеро. Работа у неё такая… А вот Озоруеву было далеко не всё равно, сейчас «откинуть копыта» на её живописных берегах или продолжать жить долго и счастливо. Вода пробудила инстинкты, что Озоруев с удовольствием и проделал облегчая организм.

 «Лучшей нет красоты, чем поссать с высоты», — вспомнил он шутку горных стрелков, бытовавшую на афганской войне.

 Застегнув брюки, комбат поднял к глазам бинокль и осмотрел противоположный берег. Никакого движения: ни беженцев, ни отступающих солдат, ни наступающего противника.

 Макс ещё минуту постоял на раскачивающемся над стремниной обломке моста, затем небрежно плюнул в воду и вернулся к своим бойцам.

 - Товарищ подполковник! — обратился к нему Авось. — Докладываю: по обе стороны моста оборудованы долговременные земляные огневые точки, типа «дзот». В них, кажется, есть люди. Разрешите узнать, кто они такие?

 - Сходи, узнай, — разрешил Озоруев, поглощённый своими мыслями. — Только осторожно, вдруг подходы заминированы?

 Авось тут же помчался выполнять распоряжение. Он спрыгнул вниз и скрылся из виду за поворотом траншеи.

 Озоруев подошел к брустверу и внимательно осмотрел сооруженные кем–то наспех земляные укрепления. Вправо и влево тянулись длинные окопы, старательно отрытые в полный профиль, а перед ними была натянута рядами колючая проволока, раскинуты «мзп» (малозаметные препятствия) типа «паутина», виднелись ячейки позиций миномётчиков, оттуда торчали минометные трубы, пулеметные гнезда, несколько блиндажей. Сработано неплохо, только нет маскировки. Но почему вокруг так безлюдно?

 «Вот беда–то, видно, и тут никого. Эх, наверное, мы одни на всем фронте! Выходит, нас всего шесть дураков?» — с грустью подумал Озоруев.

 Неожиданно в окопах началось шевеление: сначала показалась над бруствером одна взъерошенная голова, затем другая, третья. Эти заспанные и одетые не по уставу люди лениво двинулись навстречу вновь прибывшим.

 - Есаул Петр Бунчук! — представился первый из подошедших не то гражданских, не то военных людей. В такой одежде ряженые по рынкам с плетками ходят, либо служат в ансамблях песни и пляски.

 - Какой такой есаул? — переспросил комбат. — Кавалерия?

 - Казаки! — гордо произнес есаул. — Командир первой казачьей сотни пластунов, второго казачьего добровольческого полка, Забайкальского казачьего войска, честь имею! И …слухаю вас…

 - Командир батальона, хрен знает какого мотострелкового полка, куй знает какой дивизии, подполковник Озоруев. Можно просто Максим.

 Казак искренне обрадовался и засиял.

 - О! Имя как у пулемёта! Тебя бы такого бравого да на революционную тачанку посадить! Ай, молодца! Дай я тоби расцелую, казаче! Прибыл к нам на подмогу? Ай, уважаю, ай, люблю! Вы одни пришли на помощь, а то все бегут в тыл или драпают в леса. И мои казачки, глядя на это безобразие, разлагаются, тоже помышляют последовать их примеру — еле сдерживаю. Такой вот бардак вокруг. Расскажите, братцы, хоть, что в стране творится? Радио молчит, газет неделю не видели…

 Озоруев неодобрительно покачал головой и с грустью поведал трагикомичную историю формирования своего батальона.

 - Понятно. Значит, вас мало, но вы в тельняшках?

 - И тельников нет. Только полосатые кальсоны на Шмуклере, — ухмыльнулся Максим и возобновил расспросы. — Есаул, сколько у тебя бравых казачков? Как я понимаю, вы все пешие?

 Бунчук почесал нагайкой затылок, с досадой вскинул чуб и откинул его назад, к макушке.

 - В первом взводе пятнадцать штыков, во втором четырнадцать, в третьем одиннадцать. Коней нет, но есть мотоциклы и автомобили–тачанки, на уазике установлен пулемет ДШК, на джипах - два ПК, на пикапе «Тойота» миномёт «Василек». Оружия много, боеприпасов тоже, а вот умеющих с ним обращаться, да тех, кто пороху понюхал, почти нет. Где добыть подготовленные кадры, не знаю. А этот твой Шмуклер — еврей? Чи ни?

 - Еврей.

 — Натурально, жид? И на войну подался из Москвы в наши края?

 - Что значит натурально?

 - Ну, я про то, шо он морда жидовская?

 - Мой Шмуклер — классный парень, хороший мужик. Я тебе за него морду набью, если обидишь! Он доброволец!

 Последний вопрос атамана о национальности подчинённого Озоруеву не понравился, желая переменить тему, указав пальцем на разрушенный мост, он уточнил:

 - А подрыв моста, это чьих рук дело? Твоих?

 - Нет, не я — армейцы. Сапёры за неделю подготовили этот район обороны, подкрепления не дождались, вчера взяли, не спросясь, взорвали мост и разбежались. Мы третьего дни заняли эти окопы и блиндажи, пока подрывники ковырялись, прикрывали их работу. Потом бабахнули и смылись. Эх, хорошо, что теперь у нас есть кадровый военный! А то какой из меня командир… Я сельский участковый оперуполномоченный, мой заместитель — агроном, а командиры взводов - колхозные бригадиры.

 - А где полевая артиллерия, где эскадроны? Где твоя конница?

 - Нет ни хрена! Ни полка, ни эскадронов. Одни мы, одинешеньки на всем белом свете… Полки и дивизии — это для красного словца и громкого звучания.

 - Дружище, атаман! Извини, но я особо помочь не смогу и долго у тебя не задержусь! Передохну и в путь–дорогу. Мой участок не здесь! Мне предписано держать оборону южнее, я думал тут через мост перебраться и в штаб дивизии попасть в Улан–Удэ, а теперь вижу: путь туда окончательно отрезан.

 - Ты очумел, комбат! Какой к черту штаб дивизии! За рекой Красной армии нет: кто смог, уже сбежали на Запад, кто не успел, пошли вдоль реки, к Байкалу. Штабы и тылы драпанули пару дней назад, а разбитые полки отходили на север ещё от Читы, вроде как прикрывают от противника БАМ. А если говорить честно, не для московских начальников, то нашу армию просто со всех сторон окружили и оттеснили в тайгу. Азиаты ловят теперь деморализованных вояк в лесах или гоняют как зайцев по полям.

 - Всё так плохо?

 - Нет, не просто плохо, дорогой мой друже, а ужасно — настоящая военная катастрофа! Давай прогуляемся вдоль траншей.

 - От лишних ушей?

 - Да…

 Казачок повел Максима прочь, подальше от прислушивающихся к их разговору бойцов, аккуратно придерживая при этом комбата под локоть. Отойдя метров на тридцать, он начал уговаривать:

 - Брат! Останься! Как я буду держать оборону с этими неумехами?

 - Ты что разве не видел: я сам под дулом пистолета хожу! Эта гнида, приставленная особым отделом, за мной во все глаза наблюдает, чуть что — сразу дело пришьёт — невыполнение приказа! Поэтому я завтра отправлюсь в свой район обороны, прикрою твой фланг. Да и пока моста нет, твоим казакам опасен только воздушный десант. Но ведь авиации в небе нет. Так что не боись, атаман. Погоди, к тебе со временем ещё немало отступающих прибьётся. Так ты сколоти из них несколько взводов. Будут среди них и военные спецы, уверяю тебя, брат!

 - Жаль, что не останешься… Ты мне сразу по нраву пришёлся! Я в людях хорошо разбираюсь… Закуривай…

 Бунчук достал пачку папирос, зажигалку и предложил комбату закурить.

 - Спасибо, я вообще не махорю… я старовер…

 - Да ну? Молодец! А я вот никак не могу отделаться от дурной привычки.

 Атаман потряс зажигалкой, торопливо прикурил, глубоко затянулся и, задумчиво глядя на реку, принялся умело пускать дым колечками.

 - Ну, что, есаул, пошли, оценим обстановку, — подмигнул Озоруев казаку.

 

 Максим не спеша прошёлся вдоль линии обороны в сопровождении есаула, осмотрел укрепления. Казаки расположились основательно и домовито: выносные ячейки для стрельбы и стоя, и лёжа, окопы полного профиля, полевая кухня у дальнего блиндажа, командный пункт, склады с боеприпасами и провиантом.

 - В каждом взводе по два поста наблюдения. Остальные бойцы, свободные от наблюдения, отдыхают, — доложил атаман.

 - Вижу у тебя два миномета, а мины к ним есть?

 - Есть, пятьсот штук. А еще у меня огнеметы «Шмель», противотанковая пушка в лесочке с сотней снарядов к ней, и танк в овраге замаскирован, а к нему полный боекомплект, да только вот беда — солярки мало.

 - Петро, а средства ПВО у вас имеются?

 - Конечно! Зенитное орудие, комплекс «Игла», несколько пусковых установок «Стрела». Казаки мои вооружены автоматами, карабинами и ружьями, патронов много, и гранатами богаты - десятка по два на брата. Но ума не приложу, как мы армаду многомиллионную остановим? Думаешь, долго сможем удерживать оборону? Часа два–три непрерывного боя?

 - Если генералы нас не предадут, если удастся сколотить пару рот пехоты из отступающих «пораженцев», то день–другой продержишься, точно.

 Есаул почесал «репу» и буркнул:

 - А что потом?

 - А потом, Петр, ты умрешь… Или отойдёшь ко мне, в мой укрепрайон. Ты хорошо местность знаешь?

 - А то, как же! Я тутошний и пятнадцать годочков работаю в милиции. Само собой и охотник, и рыбак, все тропки, все стежки–дорожки знакомы… В случае чего отступить сможем, гарантирую, лишь бы не окружили.

 Озоруев вспомнил про свою многочисленную китайскую роту, топающую по просторам России (а сколько ещё там таких рот марширует?) и покачал головой.

 - Вот безопасность тылов, я тебе, казаче, не гарантирую, могут и в спину ударить, поэтому для спокойствия лучше подступы заминировать! Противопехотные мины есть?

 - Мины? Противотанковые мины, те точно есть! — ответил атаман. — Двести двадцать штук в складе лежит. Минируй — не хочу! Сколько душе угодно! Вроде бы и противопехотные были.

 - Могу по дружбе помочь установить минные поля, — предложил Максим.

 Есаул заулыбался и закивал в знак согласия чубатой головой.

 

 Озоруев велел Авосю загнать БТР в отрытый сапёрами полукапонир. Солдат выполнил приказ так умело, что из окопа оставалась торчать только пулемётная башенка. Комбат приказал батальону спешиться. Особист, прежде молчавший, осмотрелся и постепенно осмелел. Он вновь почувствовал себя начальником и потребовал у есаула, чтобы ему предоставили отдельный блиндаж под помещение для отдела военной контрразведки.

 - Где я его вам возьму, пустой блиндаж? Вот разве что тот, где у меня склад с шанцевым инструментом? Занимай и пользуйся!

 - Приказываю освободить склад от инструмента! Живо! — раскомандовался Неумывакин.

 Казаки недовольно заворчали, но, не желая связываться с представителем спецслужб, вынесли из землянки амуницию, лопаты, топоры, ломы. Старший лейтенант повесил над входом плащ- накидку и юркнул внутрь. Больше особист не выходил из землянки: то ли спал, то ли доносы строчил, то ли по радиостанции шифровки отправлял. Но его отсутствие прошло для всех незаметно.

 

 Максим расположил штаб батальона в отдельной землянке: стол, стул, печатная машинка, разместился в ней сам, да и остальных бойцов поселил здесь же, в тесноте, да не в обиде. Спали, ели, пили вместе. Хозяйственные казаки раздобыли новым приятелям одеяла и даже подушки. Не жизнь — красота, воюй — не хочу! Но воевать Озоруеву и не хотелось.

 Есаул в честь братания и знакомства к вечеру организовал шашлык из мяса подстреленного накануне кабанчика, выставил гостям персональное ведро самогона, да и своих не забыл - порадовал сослуживцев двадцатилитровым жбаном первача. Пили все, кроме самых молодых бойцов. Их выставили в охранение. Часовых ночью не меняли, потому что заменить было некем - не хмельных же на часы ставить.

 Выпив в третий раз по полкружки первача, Озоруев разоткровенничался:

 - Ты понимаешь, есаул, я на эту войну попал случайно! Дурак–дураком, и надо было мне дверь им открыть!

 - Кому им? — спросил осоловевший казак.

 - Ментам поганым.

 - Но–но! Я тоже мент!

 - И хрен с тобой, ты ментяра нормальный, боевой! А те менты в тылу московском отсиживаются, проклятые взяточники и мародеры! Это мы с тобой в окопе вшей будем кормить, а те московские держиморды от войны откупились… Поверишь, брат, у меня сейчас билет в кармане лежит, без точной даты, на самолет до другой части света. Даже до другого полушария Земли! А я вместо того, чтобы в Новой Зеландии жрать бананы и киви, буду на бережке Селенги в окопе вшей кормить!

 - А как же защита Родины? Это ведь священный долг!

 - А никак! Ты видал рядом хоть одного начальника или его сыночка? Министра, депутата, мэра, прокурора? Вернее, прокуроры и судьи как раз тут как тут, позади нас, в тылу! Трибунал, особое судебное совещание…

 Я, мой друг Петруха, прошел две войны и скажу тебе авторитетно: начальства в окопах под пулями на опасных участках фронта не встретишь. Они только горлопанят, речи красивые толкают, народ призывают на подвиги, а сами в торжественной обстановке ордена и звания получают и, естественно, под шумок, много воруют. Бонзам на войне нажиться — первейшее дело! Как говорится, кому — война, а кому — мать родна! Мать их, так их, раз так и раз эдак!

 - Это всегда так: холопы бьются, паны гуляют. В этом я с тобой согласен, Максим! Но что прикажешь делать? Бежать без оглядки? Совесть не позволяет. Я в этих местах родился и живу, куды мне бечь? Однако, ты, комбат, — настоящий карбонарий, смутьян! В одном не соглашусь с тобой, не все начальники поголовно жулики и трусы, не надо под одну гребенку грести. Бывают и мэры честные, и порядочные вице–губернаторы попадаются…

 - Не согласен? Тогда ответь мне, где твой начальник милиции? А где мэр? Молчишь? То–то же! Да, бывали исключения и в далеком прошлом, как Гаврила Державин и Салтыков–Щедрин, да и во времена поближе пару–тройку хороших руководителей встречал…

 - Вот видишь, соглашаешься. Да ну их всех на хрен, я за себя тут стою! Раз я решил, что буду Родину защищать насмерть, значит, так тому и быть!

 Озоруев пьяно рассмеялся милиционеру прямо в лицо:

 - Но ты ведь сейчас не стоишь, а почти лежишь! Защитничек хренов! Вертикально на ногах, поди, уже не удержишься! Тоже мне, насмерть–стояльщик! — съязвил Максим.

 Сотник нахмурился, собрал глаза в кучу, попробовал приподняться, но не сумел. Он безнадежно махнул рукой и неожиданно рассмеялся:

 - Твоя правда: ноженьки ватными стали! Давай ещё выпьем за боевое содружество!

 - Выпьем! А разве есть, что пить? — огляделся Озоруев.

 - Обижаешь! К чему–чему, а к этому делу мы готовы основательно!

 Есаул резко свистнул, на свист подбежал длинный худющий казак. Получив строгий приказ, он метнулся куда–то в темноту. Не прошло и пяти минут, как посыльный воротился с бутылью, наполненной мутной жидкостью.

 - Это точно можно пить? — с сомнением глядя на содержимое ёмкости, спросил Макс.

 - Не только можно, но и нужно! — ответил, ощеряясь в пьяной улыбке, атаман и разлил по кружкам пойло.

 Дальнейший ход событий Озоруев не помнил напрочь, словно его шибанули чем–то тяжёлым по башке…