"Второе азиатское нашествие" - читать интересную книгу автора (Прокудин Николай Николаевич)

 Глава 4. «Прощание славянки»

 Президент слушал доклады главного военного прокурора, руководителя контрразведки, министра наступления и внутренних дел. Речи министров и генералов были деловиты, а в словах сотрудников администрации даже звучали оптимистические нотки.

 - Господин президент! В стране покой и порядок! Стабильность поддерживается! — частил директор института, занимавшегося стратегическими исследованиями внешней и внутренней политики. — Никакой паники: предчувствия катастрофы у населения нет! Всякое бывает в жизни, а на войне тем более. Эта военная кампания проходит в соответствии с русской традицией: бежим, отступаем до Москвы. Затем мы наступаем, гоним и громим сильного врага…

 - Отходим до Москвы? — насторожился Президент.

 - Ну, на этот раз, конечно же, нет. Думаю, супостат дойдет не дальше берегов Байкала… Зачем ему дальше наступать? Оккупантам необходимо время, чтобы освоить захваченную территорию и не подавиться нашими просторами… А дальше…

 Президент взглянул на карту и театрально всплеснул руками:

 - Вдумайтесь, болваны! До Байкала! Из ума выжили? Скажете тоже…до Байкала… А не дай Бог, дальше двинут? Эти ненасытные, они проглотят половину страны и не подавятся.

 - В глубину России у Байкала не двинут, если в другом месте не прорвутся. Я имею в виду через Алтай…в Сибирь…

 - А если прорвутся? Эй, министры–силовики! Все резервы бросить к алтайскому участку границы и удержать во что бы то ни стало! Прорыв противника с юга на Барнаул приведет к тому, что мы потеряем и Восточную Сибирь! И потом, посылать войска на Дальний Восток - значит признать наличие войны с китайцами! Но раз нам войны не объявляли, то вывод один - никакой войны и нет. Итак, решено: объявляем это нашествие локальным внутренним военным конфликтом. Проводим антитеррористическую спецоперацию.

 - Как же тогда удерживать позиции на Дальнем Востоке? Я так понимаю: вы решительно приказываете резервы туда больше не посылать?

 Президент на минуту задумался. Больше всего он опасался обвинений именно в нерешительности и насмешек за спиной, как в детстве: мол, что с него взять — Тюха–Матюха!

 - Я же сказал уже — не посылать! Два раза необходимо повторять? Но кого уже отправили - пусть следуют на Восточный фронт, однако больше — ни одного батальона! Приказываю держаться из последних сил. Организовать в тылу врага партизанское движение, а на Байкале выставить заградотряды… Сколотить из беженцев и отступающих новые части. Регулярные и ополченческие войска нам нужны в центре России: надо Кавказ удержать и западную границу оборонить. Немедленно свяжите меня с посольством США… Пора просить помощи у естественных союзников. Господа, который час в Вашингтоне, кто знает?

 Министры дружно посмотрели на дорогие швейцарские часы, естественно, каждый на свои, и принялись подсчитывать разницу во времени.

 - Не хочется быть невежливым, разговор не получится, если я разбужу нашего американского друга среди ночи в неурочный час… — буркнул Президент.

 ***

 Так как в воинский эшелон по бумагам должен был погрузиться целый батальон, то подали пять теплушек плюс один классный вагон и два вагона под имущество, в которые загрузили продукты и обмундирование. Теплушки из–за отсутствия личного состава остались пустыми, а мобилизованные разместились в четырёх купе штабного вагона: одно занял командир, другое - не совсем трезвый Дормидонтенко, два оставшихся — остальные солдаты: Шмуклер и близнецы. Рота ОМОНовцев внимательно следила за отправкой войска на фронт. Готовились сопровождать «многочисленный» батальон, потому и нагнали столько милиции. Крупноголовые, лобастые и плечистые милиционеры подогнали к вагонам группу грузчиков- таджиков. Мобилизованные «добровольцы» встали возле своих купе и через окно наблюдали за действиями грузчиков и милиции. Правоохранители не покидали погрузочную площадку до самого отправления. Электровоз дал протяжный сигнал и дернул вагоны. Подполковник милиции с суровым квадратным лицом провожал эшелон тяжелым взглядом и нехотя взял под козырек. Братья скорчили рожицы провожающим «ментам» и захихикали, Изя тихо молился непонятно какому богу, а Озоруев молчал, хмурился и теребил мочку правого уха.

 Оркестр, состоящий из дюжины нетрезвых музыкантов, громко заиграл марш «Прощание славянки». Крепко запьяневший Дормидонтенко, который успел принять на дорожку еще граммов двести, внезапно приободрился, подхватил мотив и пропел громко в открытое окно гнусавым голосом, коверкая слова марша:

 «В жопу клюнул жареный петух!

 Остаюсь на сверхсрочную слу–у–ужбу!

 Портупею я буду носить!

 И в солдатской столовой пита–а–аться

 И добавку второго просить…»

 Милицейский чин, наблюдавший снаружи за отправкой эшелона, услышав непатриотичный текст, погрозил ему кулаком, но промолчал. «Что взять с убогого?»

 Электровоз вновь резко дернулся, и поезд медленно отчалил. Колеса стали неторопливо, со скрипом вращаться, затем завертелись быстрее и уже через несколько минут бойко и равномерно постукивали на стыках рельс.

 Вокзал исчез из поля зрения батальона и добровольцы взгрустнули. Озоруев прошелся несколько раз по коридору. В купейном вагоне, помимо служивых, находились две женщины- проводницы. Пассажиры по очереди стали знакомится с хозяйками вагона: одну звали Клава, вторую — Рита. Клаве было далеко за тридцать. Красавицей её, конечно, не назовешь, но в полумраке коридора, она казалась вполне привлекательной женщиной: выпуклые бедра, аппетитная попа, грудь колесом. Жизнь Клаву, видимо, потрепала изрядно, поэтому на лицо был наложен макияж толщиной в мизинец. А Рита была девушка в самом соку, намного моложе своей напарницы: стройная, фигуристая, с торчащими, словно крупнокалиберные пули, сосками, которые были отчетливо видны сквозь форменную рубашку.

 Максим сходу оценил разницу в годах: Рита была лет примерно на десять моложе, чем тертая жизнью подруга. Радушная Клава, гостеприимно напоив новых пассажиров горячим чаем, без обиняков предложила будущим фронтовикам за малое вознаграждение свои нехитрые услуги интимного характера. Рита осуждающе фыркнула и тут же скрылась в купе проводников. Озоруев в иное время не преминул бы воспользоваться подвернувшимся случаем «размяться» с безотказной женщиной, но только не в этот неудачный день. Шмуклер скромно замялся, потому что был крайне экономным человеком, а Дормидонтенко давным–давно не нуждался в подобных услугах. Оставались только однояйцовые близнецы, которые с восторгом и воодушевлением приняли предложение Клавдии и взялись за дело с юношеским азартом. Комбат не стал препятствовать явному нарушению воинской дисциплины — пусть порезвятся напоследок.

 Вагончик размеренно покачивался, а братья энергично увеличивали амплитуду его движения. Порою они так шумели и стучали, что Максиму приходилось колотить в стенку соседнего купе, утихомиривая энтузиазм резвых близнецов.

 ***

 Несколько часов воинский эшелон медленно полз от разъезда к разъезду, стоял на сортировках и узловых станциях Москвы и ближе к вечеру, наконец, покинул столицу. Впереди был Воскресенск.

 Озоруев с неподдельным интересом ждал встречи с пополнением и решил не бежать, как крыса с тонущего корабля, сразу, а незаметно исчезнуть на станции. Он хотел воочию убедиться, что добровольцы существуют и в наше безыдейное время. Вероятно, думал он, это небольшой отряд оболваненных пропагандой патриотически настроенных недорослей — «нашистов», которые мало годятся для военной службы и разбегутся, едва раздадутся звуки первых выстрелов. Однако увиденное превзошло все его ожидания: на перроне стояла огромная шумная толпа одинаково одетых мужчин. Едва поезд затормозил, как кто–то невидимый подал команду, и добровольцы в полевой форме быстро повзводно построились в две шеренги.

 «Что ж неплохо для призывников — «партизан»! — удивился про себя подполковник. — Хоть чему-то их уже обучили! Либо они не всё забыли на гражданке».

 Макс вышел из вагона, сделал несколько шагов навстречу строю и замер в нерешительности и недоумении. Действительно, комбату было от чего опешить. В первой шеренге стояли исключительно азиаты с одинаковыми жёлтыми лицами. Плосконосые, широкоскулые, с раскосыми глазами. Откуда набрали столько бурятов и тувинцев в Северной столице? А может быть, это узбеки, казахи и киргизы?

 Подполковник принял доклад от молодого лейтенанта, помощника военного коменданта станции, и, заложив руки за спину, пошел вдоль строя. И вторая шеренга состояла из азиатов - ни одной славянской морды лица!

 Максим, хмуря брови, молча дошагал до правофлангового бойца. Офицер на почтительном расстоянии следовал сзади. Стояла гробовая тишина, которую нарушало только щебетание воробьев, сидевших на заборе.

 - Как твоя фамилия? — спросил Озоруев самого высокого новобранца. Солдат не ответил, а лишь закрутил головой, надеясь хоть что–то понять. — Повторяю: как твоё имя?

 Один из бойцов прокричал какие–то слова на родном для солдата языке, и верзила рявкнул:

 - Ван!

 - Иван? Я не имя, а фамилию спрашиваю!

 Переводчик снова перевёл, и боец громко ответил:

 - Мин!

 - Иван Мень? Бурятский еврей, что ли? — удивился Озоруев и позвал на помощь Шмуклера. Исполнительный Шмуклер мгновенно очутился рядом с командиром и забросал вопросами псевдоиудея. Новобранец ничего не смог ответить. Тогда к подполковнику приблизился сопровождающий команду лейтенант и доложил:

 - Товарищ подполковник! Я, конечно, дико извиняюсь, но это не бурятский еврей!

 - А кто он по–твоему? Хакас? Калмык? Шорец?

 - По списку это Ван Мин! Не знаю, какое из двух слов имя, а какое — фамилия. По мне, что Ван, что Мин. Но уверяю вас — это чистокровные китайцы! Жаль, но на всю команду есть только один переводчик!

 - Ван Минь, говоришь? Не шутишь?

 - Никак нет!

 - А откуда взялась эта пятая колонна диверсантов под Москвой?

 - Это простые строители, они возводили новый микрорайон в Питере и вызвались служить новой Родине. Все как один граждане России, добровольцы: паспорта, военные билеты, приписные, честь по чести! Натурализовались, черти, в прошлом году!

 - Лейтенант! Ты случаем не напомнишь мне, с кем мы воюем? Мне сегодня сообщили, что вроде бы с Китаем…

 - Точно так! Вернее не совсем, с самим Китаем мы не воюем, но конфликт с китайцами…

 Максим взял лейтенанта за портупею и увлек его за собой, подальше от добровольцев.

 - Так какого тогда хрена они здесь, если мы с китайцами конфликтуем! Не понимаешь смысла моих вопросов?

 - Прекрасно понимаю, не дурак! Я не виноват, они сами вызвались идти на фронт! А я человек маленький, кого велели мне сопровождать и передать вам, того и сопровождаю, и передаю! Мое дело доставить их и сдать в целости и сохранности, согласно спискам! Вот я вам их и доставил! А руки не распускайте: пересчитайте и распишитесь в акте приемки!

 - В акте? Гм–гм, — хмыкнул комбат. — Сколько, ты говоришь, нам рыл привез?

 - Доставил и передал всех до единого! Сто восемьдесят человек или рыл, пусть будет по- вашему.

 - Ого! Настоящая китайская рота! Не только по национальному составу, но и по количеству бойцов. Ладно, давай бумаги, черт тебя подери, распишусь в акте приемки. Но чтобы через минуту духу твоего здесь не было!

 - Исчезну даже раньше! — заверил старший команды, обрадовавшись такому повороту.

 Лейтенант принял обратно второй экземпляр, дружески помахал переводчику, с радостью откозырял подполковнику и исчез, как и обещал.

 Озоруев задумчиво посмотрел на новобранцев. Конечно же, это настоящая диверсия, только вот чья? Идти с ними не то, что в бой, даже ехать одним эшелоном он не хотел, уж лучше остаться впятером, чем с таким пополнением следовать на фронт.

 - Шмуклер! У меня создается странное ощущение, что мы живем в каком–то Зазеркалье! Они там наверху совсем спятили?

 Шмуклер равнодушно пожал плечами и задумчиво потеребил нос.

 - Мое дело маленькое…

 - Нет, брат, шалишь! Ты не прав! Сейчас тебе будет не всё равно. Назначаю тебя начальником штаба и по совместительству начальником строевого отдела. А вот теперь докладывай своё мнение: что мы должны сделать с этой ордой?

 - М–м–м… — замялся новый начальник штаба. — Переводчика оставить: на фронте пригодится, а остальных — отправить по домам!

 - Видали, какой сразу стал умный! — ухмыльнулся Макс. — Я бы тоже их отправил подальше, так ведь они не уйдут! Пойми, это же добровольцы!

 Шмуклер хитро посмотрел на китайцев.

 - Больно они бравые и холёные, — почесал затылок «ботаник». — Силы не равны. Нас мало, а их много, надо этих добровольцев немного приморить.

 Подполковник с изумлением взглянул на подчинённого.

 - Как уморить? Газами? Предлагаешь в химпромном Воскресенске соорудить свой небольшой Бухенвальд?

 - Это легко организовать! Я думаю, потрудиться у газовых камер и у печей крематория среди местных националистов и скинхедов желающих нашлось бы немало!

 - Ну, Шмуклер, ты даешь! Твоему несчастному народу китайцы–то разве сделали что–то плохое? Вашу нацию вроде бы только немцы притесняли, да арабы сейчас террор устраивают!

 Начальник штаба не ответил на колкость, а быстро изложил свой коварный план.

 - Я не собираюсь их истреблять и морить на месте. Пусть они совершат марш–бросок в район сосредоточения! Пешком, с полной выкладкой — в Сибирь и далее! Сильнейшие — дойдут, слабые - умрут. Так рота и сократится.

 - Точно! Ну, Шмуклер, ты голова! Пока они дотопают до места, либо война закончится, либо мы сами что–нибудь придумаем, чтобы остаться в живых и тылы обезопасить. Китайского толмача брать с собой тоже не будем, пусть шагает вместе со всеми и переводит на ходу в случае необходимости.

 Подполковник сделал шаг вперед, приосанился и принял важный вид. Затем жестом подозвал переводчика и начал отдавать приказы. Китаец повторял для азиатских бойцов то, что говорил комбат.

 - Здравствуйте, товарищи солдаты!

 - Нихао! Нам–ха–ням–гам–дям…

 - Идет священная война за независимость нашей Родины!

 - Шино–сино! Кам–нам–лам–гам–бам–бум–лам… — продолжал выкрикивать переводчик какую–то китайскую абракадабру.

 - Наша задача — отбить наступление вероломного противника и отбросить врага от границ России! И вы главная надежда отчизны, вы её защитники! Неприятель у ворот! Мы сейчас отправляемся в бой. Наш батальон будет драться с интервентами насмерть. Вы идёте во втором эшелоне! Вагонов для транспортировки войск не хватает, но это не должно стать помехой для выполнения приказа! Бойцы, слушай мою команду! Приказываю совершить пеший марш–бросок по маршруту Воскресенск — Улан–Удэ! Срок прибытия — через шестьдесят дней!

 - Товарищ подполковник! Не слишком ли быстро? Четыре тысячи километров за два месяца? — попытался возразить новоиспечённый начальник штаба.

 - Нормальная скорость, пусть поспешают, больше шансов, что они выдохнутся. Ведь не на прогулку вышли эти добровольцы! Тяжело в ученье — легко в раю!

 Строй стоял, словно Великая китайская стена, и бойцы молча переваривали в уме переведённое на родной язык распоряжение нового начальника. Узкоглазая физиономия переводчика не выражала никаких эмоций.

 - Переводчик! Назначаю тебя старшим команды, — продолжал Озоруев отдавать команды. — Как твоя фамилия?

 - Ли.

 - Молодец, Ли! Командуй.

 - Р–р–равняйсь! Сми–ирна! Налево! Шагом марш! — гаркнул Озоруев, а переводчик перевёл.

 Рота повернулась и дружно зашагала в указанном направлении.

 - Бегом марш! — рявкнул подполковник, и его опять продублировал Ли. Добровольцы рысью побежали на Восток. Едва пыль, поднятая их сапогами, улеглась на придорожную траву и арьергард азиатских бойцов скрылся из виду, как Максим помчался к начальнику станции. Там его опять поджидали товарищи в штатском.

 - Подполковник Озоруев? — поинтересовался один из них, небольшого роста блондин с абсолютно бесцветными рыбьими глазами.

 - Я!

 - Вы что это такое вытворяли на перроне? Доложите, куда вы отправили мотострелковую роту?

 - Теперь она стала пехотной ротой. Совершает марш–бросок к китайской границе, согласно моему приказу!

 - Был такой приказ?

 - Так точно, был! Устный. Я его только что им отдал, а сейчас, если это нужно, составлю приказ в письменном виде.

 - Хорошо, — согласился после некоторых мучительных раздумий рыбоглазый блондин. — Но теперь слушайте еще один приказ…

 - Чей приказ? Ты кто таков? — осторожно поинтересовался подполковник. — Предъяви документики.

 Блондин показал бордового цвета книжицу с тиснённым государственным гербом и продолжил:

 - Приказ…чей надо приказ! Будете много знать, долго не проживете! Так вот, комбат, с вами следует старший лейтенант Неумывакин.

 Озоруев энергично покачал головой и возразил:

 - Никак нет, дорогой товарищ! С нами вовсе не следует никакой Неумываев.

 - Неумывакин, — поправил Максима второй штатский, как две капли воды похожий на первого: такой же невзрачный блондин, только ростом он был поменьше.

 - И Неумывакин со мной не следует.

 - Верно, пока не следовал, потому что товарищ Неумывакин стоит перед вами и вас давно дожидается. Вот он, собственной персоной, прошу любить и жаловать…

 Высокий блондин указал пальцем на своего сослуживца, того, который делал поправку в фамилии. Выходит, это сам Неумывакин уточнял свою фамилию.

 - А если любить его не хочется? У нас в вагоне проводница Клавка есть для любви!

 - Тогда можно просто жаловать! А ещё лучше — бояться. Товарищ Неумывакин назначен начальником военной контрразведки вашего батальона и всего укрепрайона, того самого, куда вы направляетесь. Ему также вменяется в обязанности руководить военно–полевым судом. Учтите, комбат, паникеров, трусов и предателей будем расстреливать на месте, по законам военного времени! А точнее, Неумывакин будет судить, а вы расстреливать.

 «Эх, этого мне только не хватало… Эти мерзавцы словно прочитали мои мысли о бегстве! — расстроился комбат. — Ну, ты посмотри–ка, навязали на мою голову вертухая! На пять штыков выделили отдельного особиста! Сколько же их в стране развелось?»

 - Начальник станции! Командуйте отправление эшелону! — велел невысокий штатский в плаще и серых ботинках. Он обнял и расцеловал второго блондина. — Прощайте, товарищ Неумывакин! Родина на вас надеется.

 - А может, лучше скажем «до свидания», товарищ капитан?

 - Возможно, и так! — не стал возражать откомандированному чекисту старший по званию особист. — С богом!

 Выйдя на обезлюдевший перрон, Озоруев громко скомандовал в пустоту:

 - По–о–о ваго–о–онам!

 Электровоз вновь дал гудок и резко дернул состав. Вагоны заскрипели и медленно сдвинулись с места. Озоруев пропустил вперёд Неумывакина и запрыгнул в тамбур следом за ним.

 Эшелон всю ночь петлял по просторам Московской области, шёл почти без остановок, медленно, но упрямо продвигаясь на восток, и, наконец, вырвался к городу Владимиру.

 …Никогда не жалуйся на судьбу и не жалей себя. Потерял деньги — не страшно, возможно, снова заработаешь столько же и даже больше! Разбил машину — не беда, главное — остался жив! Оглянись вокруг и задумайся. Вот идет дряхлый старик, у него всё в прошлом, и поэтому ему гораздо тяжелее. Или вот слепец с тростью — ничего не видит. А вон, погляди, инвалид без ног - этот и ходить не может! Ну, подумаешь, призвали на фронт — радуйся жизни, ведь в этот момент сотни и тысячи уже где–то погибли, а ты ещё дышишь, жив и здоров…