"Второе азиатское нашествие" - читать интересную книгу автора (Прокудин Николай Николаевич)Глава 12. Последний обоз
После напряженной, бессонной ночи Президент сильно проголодался и, едва продрав глаза, потребовал подать завтрак. Хмурый камердинер, в звании как минимум майора службы охраны, гулко протопал сапогами по кабинету. - Неужели нельзя тише? Почему ходишь в сапогах, а не в туфлях? — возмутился президент. - Вы сами нас перевели на казарменное положение и велели переобуться в полевую форму, — ответил прислужник, накрывая на стол. Василий поморщился, но промолчал, но каково же было его удивление, когда, откинув с подноса хрустящую накрахмаленную салфетку, он не увидел почти ничего съедобного: черствая разрезанная пополам булочка, сливочное маслице в пластиковой тридцатиграммовой упаковке, откупоренная металлическая баночка красной икры, поллитровая бутылочка с армянским коньяком… И всё… Всё? - Не понял! А где творог? Где диетическое яйцо сваренное всмятку? Где ветчина? Где салат и морепродукты? - Виноват, больше ничего! Склады резиденции пустые! - Что? Как так? Не понял! И почему икра в жестяной банке? - Во избежание обвинений в краже свежих продуктов, икра подается теперь только баночная, и той осталось не больше коробки… - А что на кухне ещё из еды имеется? - Каша гречневая и рисовая в пачках, горох рассыпной, банки маринованных огурцов и помидоров, маринованные мидии, пара ящиков водки, коньяка коробка… Матюхин с силой ударил кулаком по столу так, что приборы звякнули стеклом о железо, подскочив на подносе. - Бардак! Доложи, в чем дело! Я Президент или кто? Для чего мне было тогда становиться главным боссом? Чтобы голодать вместе с народом? - Не могу знать, где продукты! Что мне выдали начальник склада и шеф–повар, то и несу… - Живо обоих ко мне! Это что же такое творится! Голодомор решили устроить?! И кому? Мне! Президенту великой страны! Вскоре на зов прибыли запыхавшиеся и вспотевшие, мордатые, откормленные до размеров бочонков, пронырливые и льстивые тыловики. - Где еда? — спросил Василий, неласково улыбаясь своей холодной змеиной улыбкой. — Как может Президент воевать на голодный желудок? - Еды больше нет, — потерянным голосом ответил главный кладовщик. — Съели. - Кто? — коротко, с металлом в голосе спросил Матюхин. - Члены совета безопасности и охрана. Вы же сами велели дать банкет по поводу нашего контрнаступления на Селенге. - Так пополните запасы… - Москва пуста, и область тоже: едва началась война, как обслуга все запасы растащила. Это же Россия, а в ней как обычно — воруют. Теперь хоть продотряды в провинцию посылай! - Так посылайте немедленно! А почему именно продотряды? - Потому что за наличные, по безналу и по госзаказу не отовариться! Принимают только бартер. Ну а какой у нас сейчас бартер? Акции, векселя и облигации? Можно лишь заложить башни Кремля… - Ну что ж, тогда приказываю объявить продразверстку! Немедленно спустить службам безопасности планы продовольственных заготовок! Действуйте, и не либеральничайте с населением!
К вечеру с тыла, со стороны автопарка, показались клубы пыли. Через полчаса появились очертания колонны автомобилей. Шмуклер взял в руки бинокль и рассмотрел, кто это к ним двигался: подскакивая на ухабах, на всех парах к ним мчались три автоцистерны и три крытых брезентом бортовых «Камаза». Вскоре грязные грузовики затормозили перед импровизированным шлагбаумом, сделанным из двух столбов из ошкуренной сосны и березовой перекладины, ярко–оранжевого цвета. Какая краска была, такой и покрасили… - Кто тут будет Озоруев? — спросил безусый солдат–водитель головной машины, высунув голову из кабины. - Ну, я буду Озоруев! А в чем дело? — ответил Макс. - А чем докажешь? Бумаги покажь! — потребовал молодой нахал. — Документ есть, удостоверяющий личность? Максим усмехнулся: - Смотри–ка, какой ты строгий! А если бумажек нет? Развернешься и уедешь назад? Водитель громко рассмеялся: - Я бы уехал, да вот куда на этих колымагах укатишь? Еле–еле к вам добрались. В лесах шастают банды дезертиров, по дорогам бродят повстанцы на мототачанках, в городках и сёлах анархия, местные братки прямо на улицах в открытую прохожих грабят. С трудом сюдой прорвались, но потеряли две трети колонны… - Чем богаты? — спросил комбат, ласково обнимая солдата за плечи. Водитель был крайне измучен тяжелой дорогой: красные воспаленные глаза, обветренные потрескавшиеся губы, лицо в грязных потеках. - Одна машина с консервами и мешками с крупами. Тушенка, каша, рыба! — доложил охрипшим голосом усталый воин. — А во второй — вещевое имущество: бушлаты, накидки, полевая форма, ботинки, сапоги. Третья набита ящиками с патронами, снарядами к БМП и гранатами. - А в цистернах? Случаем, не спирт? — спросил с надеждой в голосе вынырнувший невесть откуда Дормидонтенко. - Увы! Кабы у нас спирт был, так вы нас еще месяца два не дождались бы! — ухмыльнулся водила. — В одной дизтопливо, в двух — бензин. Спирт в маленькой канистре был, да сплыл… - Эва! Этава как так? — залепетал ошарашенный Дормидонтенко. — Просрал спирт, вояка? Проепал? - Машину со спиртом захватил противник. Я же говорю, шайки повстанцев на дорогах. «Повстанческое войско нового далай–ламы»! Так они теперь называют себя… Черт с ними, с машинами! А вот судьба захваченных семерых товарищей меня волнует гораздо сильнее! - Хвоста за собой не привел? — строго спросил Шмуклер. Водитель испуганно оглянулся, а встречающие рассмеялись, довольные удавшейся шутке. - Браток, подгоняй заправщики прямо к технике в автопарк, а грузовые ставь в укрытие, в овраг. - А лично к вам прибыл гость. Он сидит в моей машине, — доложил старший колонны. — Генерал Сиволап подарочек прислал! Я его всю дорогу бдительно охранял и берег! - Какой…, — начал переспрашивать Озоруев, но увидел, что из кабины вышла девушка, и сразу понял, какой ему приготовлен приятный сюрприз! Это же бывшая проводница Маргарита, собственной персоной! Сдержала обещание — приехала! - Вернее сказать — она, — запоздало поправился водитель. Через мгновение комбату дорогой наградой за боевые успехи был долгий сладкий поцелуй. - Рита, милая, иди в мою землянку. Изя тебя проводит, а я отдам указания ротам и скоро прибегу! — произнёс Максим, тяжело дыша от волнения и нетерпения, и поспешил на передовую. Так у Озоруева начался романтический «медовый месяц»…
Двадцати тонн солярки хватило как раз на одну заправку почти всей обсохшей бронетехники, и бензин быстро разошелся по канистрам, бакам и емкостям: БТР, джипы, «уазики» и прочие моторизованные пулеметные тачанки следовало срочно покормить. Ни много ни мало, а почти сотня единиц! И консервы подоспели кстати, ополчению давно надоело питаться подножным кормом, состоящим из того, что бог пошлёт. Каждый день ротные направляли команды в окрестности на охоту, рыбалку, на промысел в деревнях и на дорогах, но редко что удавалось добыть. Торговли не было никакой: изредка встречающееся население деньги принимать не хотело, поэтому чаще находили продукты в заброшенных домах и в погребах. Порой приплывали браконьеры, но эти самозваные снабженцы меняли улов на патроны, которых солдатам и самим было мало. Однажды на позиции случайно забрёл заплутавший пастух, перегонявший скот в сторону Байкала. Молодой паренёк испугался, хотел было повернуть назад, но было поздно, и он сразу же лишился своих овец, правда, под расписку комбата, заверенную печатью. Но с того благословенного сытного случая прошла уже неделя, а кушать хочется каждый день! Озоруев отдал распоряжения по тылу, почти бегом вернулся на наблюдательный пункт, внимательно осмотрел береговую линию и ближайшие к ней подступы. Картина была мрачной. Трупы солдат из состава разгромленных китайских батальонов по–прежнему валялись на берегу незахороненными, их тела раздулись, и вокруг каждого убитого тучами роились мухи, суетились вороны, бегали крысы и прочие грызуны, а те покойники, что лежали на мелководье, тихо покачивались на воде, слегка шевеля руками и ногами, как бы приветствуя противника. Выглядело это зрелище забавно и в то же время крайне неприятно. Противник временно отступил и больше в бой на этом направлении пока не ввязывался. Но вот куда азиаты отошли и почему не стреляет их артиллерия? Возможно, китаёзы решили отыскать менее проблематичные места для переправы десанта? Возможно и так… Отбросив грустные думы, Озоруев вспомнил о генеральском «подарке» и поспешил в землянку…
Ранним–ранним утром следующего дня комбрига, уставшего после бурной ночи, разбудил звонок начальства. Радиостанция внезапно ожила, и Озоруева призвали на доклад. Это звонил из бежавшей в Слюдянку ставки командир разгромленной дивизии, теперь он оттуда пытался быть в курсе дел в войсках и требовал регулярных донесений. - Эй, комбат! Ты военный или нет? Тебе не кажется, что слишком долго спишь? Почему своевременно не докладываешь обстановку? - О, мой генерал! Что–то случилась? Вы протрезвели? Неужели интересуетесь «обстакановкой» театра военных действий? А я уже комбриг! - Мерзавец! Это настоящее хамство с твоей стороны! А ну–ка, позови Неумывакина! Сейчас мы с тобой разберемся! - Не нукай, не запряг, генерал! Я разжаловал вашего особиста, он теперь простой взводный, и придется разговаривать со мной. Или… до свиданья! Дивизионный генерал что–то рычал, да так яростно, что создавалось впечатление, будто он зубами разгрыз телефонную трубку. Максиму стало смешно, он бросил наушники на радиостанцию, показал через аппарат невидимому собеседнику средний палец и пошел осматривать боевые порядки. Озоруев решил заняться делами, пока разомлевшая и счастливая Маргарита отдыхала. Хорошо укреплена первая линия окопов почти не требовала инженерных работ, вторая линия, оттянутая в глубину обороны на триста метров, была неплохо отрыта и могла скрыть стоящего стрелка, а вот третья линия и сделана вовсе халтурно: несколько отдельных ячеек, десятка два окопчиков для стрельбы лёжа. Но и так сойдет. Был подготовлен еще и четвертый рубеж, сооруженный на совесть, но он находился на значительном удалении, и его оборудовали для отражения удара противника с тыла. На этом рубеже как раз и обитали тыловые подразделения и водители. Максим гордился проделанной за месяц работой. Нельзя сказать, что ему нравилось инженерное оборудование района обороны, чем могут нравиться окопы? Это ведь не памятник архитектуры, а тем более не девушка! Просто был доволен качеством. Озоруева вообще бесила сама создавшаяся ситуация: какого чёрта он, почти состоявшийся эмигрант, должен в этой глуши биться с противником до последней капли крови? Он бы предпочёл сидеть в мирной новозеландской глуши. Генеральские морды давно бежали и окопались в тылу, в районе Слюдянки и Иркутска, а он как последний дурак вцепился в левый берег Селенги и стоит насмерть. Ради чего? Причин для такого патриотизма, конечно, много: должен же кто–то оберегать ту старушку, которая им каждый день привозит на тележке бидон молока! Сколько раз Озоруев умолял бабусю уходить за Байкал, так нет, уперлась карга и ни в какую, говорит, что здесь родные могилки, и она сама тут тоже помрёт. Чуть в стороне, на склоне сопки, виднелось стойбище многочисленной семьи чабанов. Эти гураны тоже не желали никуда уходить, как с ними ни бился комбат, всё без толку: взрослые не хотели кочевать за сотни верст с дюжиной детишек. Вот и приходилось из–за отдельных упрямцев батальону Озоруева стоять насмерть, вгрызаться в эту пядь земли…
Максим направился в ремзону автопарка, посмотреть, как там обстоят дела. Давненько он сюда не наведывался, повода не было, зачем бесцельно шастать, если почти вся техника более двух недель стояла на приколе. Но теперь, когда машины заправлены и на ходу, сам Бог велел командиру проверить беспокойное хозяйство. В полевом гараже начальствовал старый ворчливый совхозный завгар. Этому седому маленькому мужичку по фамилии Гордыня, смуглое лицо которого испещряли глубокие морщины, было далеко за шестьдесят, но он бегал по территории, словно молоденький жеребчик. Неугомонный и деятельный, механик вносил постоянную суету в жизнь водителей. - Гордыня! Ты чего на доклад утром ко мне не явился? — накинулся на механика Озоруев. Конечно, комбат ругался не со зла, а так, для порядка. - Вам делать не хрен, доклады бы только слушать, а мне работать надо. Тем более в нонешнее утро… Ты, поди, и сам еле встал, после ночки с такой кралей! Ох, шикарная девушка! Механик ухмыльнулся, потом на секунду отвлекся и заорал глядя через плечо комбата на нерасторопного водителя: - Бензин льёшь, как слепой смотришь! Раззява! Запомни: высчитаю до копейки из трудодней! Почти поллитра расплескал, недотёпа. Озоруев покачал головой: - Илья Петрович! Ты словно реликт! Анахронизм ходячий! Какие еще в наше время трудодни! Тем более мы на военной службе! Объяви ему наряд на службу! - Петров! Объявляю тебе наряд на службу! — тотчас поправился завгар. — Сегодня заступаешь дежурным по автопарку! Марш с моих глаз долой, оболтус! - Бензина много осталось? - Много! А зачем спрашиваешь? Скажи, комбат, с какой целью интересуешься? Ведь не для продажи? Чует моё сердце, по этой обстановке мы скоро будем драпать как можно дальше в тыл? - Не знаю, пока приказа отступать нет. Старый механик хитро усмехнулся: - Какой на хрен приказ! Знаем мы тебя, Озоруев! Ты сам себе приказ! Скажи, что задумал? - Пока ничего конкретно, но думы думаю… Озоруев машинально осмотрелся по сторонам, а старик, заговорщически наклонившись, прошептал: - Признаюсь честно, глядя на твою симпотюлечку, и меня на блуд потянуло! Хочу, аж зубы скрипят! Стоит, хоть прикажи пристрелить его! - Старый охальник! Мне до твоих желаний дела нет, я–то теперь в полном порядке! - Вот–вот, завидую тебе, комбат, а мне, седояйцевому, не угнаться за молодками! Что делать, подскажи? - Бегай по старухам! - Иди к черту! Моя старуха далеко, а чужие старухи и подавно не нужны. Ладно, хватит пустое болтать про блуд, говори, какие будут дальнейшие указания? Делись задумками… Максим устроился на лавочке и пригласил старика сесть рядом. - Сейчас всё тихо, но надолго ли мы оставлены в покое китаёзами? Помощи нам, судя по всему, из Ставки никакой не будет, бежавшие войска укрепились по Байкалу. Этот обоз пришел первый и последний, больше ни одна попутная телега к нам не заглянет… Стоять на смерть и погибнуть за Президента и его свиту я не намерен. Ради чего я должен помирать в расцвете лет ни за понюшку табака? Я считаю: мы свою задачу выполнили с честью, дали возможность мирному населению эвакуироваться, а войскам перегруппироваться и наладить оборону. Теперь наш черед уходить отсюда, поэтому бензин нам нужен для отступления. - Тебя в Слюдянке наверняка к стенке поставят и не посмотрят на боевые заслуги. Сорвут погоны, ордена, а потом шлепнут, и скорее всего, без суда и следствия. Быстро стал полковником — еще быстрее сделаешься покойником. Озоруев громко и заразительно расхохотался в ответ на этот каламбур. - Что ржёшь, как молодой жеребец? — обиделся механик. - Значит, я верно думаю, раз даже в твою аполитичную голову пришла подобная мысль. Нет, старина, мы не пойдем на Слюдянку, мы направимся в сторону Нарына, а дальше видно будет, возможно двинем к Закаменску. - А почему сразу не пойти на Дархан? - Устами старика, как и младенца, глаголет истина! Верное дело говоришь, отец! И у меня есть такая крамольная мысль: укроемся в Монголии, а потом либо сдадим оружие, и пусть они нас интернируют оттуда в Европу, либо окопаемся в степи и будем ждать спасательной экспедиции! Озоруев одобрительно похлопал сообразительного деда по плечу и поспешил в штаб.
Комбат подоспел вовремя: на командном пункте его поджидали перепуганные до смерти Шмуклер, вестовой и связист. - Командир! С вами желает говорить Президент! Готовность связи через пять минут! Вам подать китель и фуражку? - Изя, может быть, ты думаешь, что я с ним буду по стойке смирно говорить? На вытяжку? А вот и нет, дудки, наоборот, разлягусь на нарах и коньяк хлебну под разговор. - Коньяка нет, — поправил вестовой командира. - А спирт есть? - Спирт есть, и початая бутылка водки из прибывшего обоза тоже имеется в наличии. - Эй, Черкасец, накрывай на стол! Стаканы, вилки, тарелки… А ты, Шмуклер, сало нарежь, огурчики подай и наливай! Будем расслабляться и гутарить с полнейшим пренебрежением к москалям! — пошутил комбат. Едва вестовой разлил водку в стаканчики, и только они успели поднять первый тост, как радиостанция ожила. В наушниках послышался треск и раздался суровый казенный голос, отдающий металлом: - Сейчас с вами будет говорить Верховный Главнокомандующий, Президент России! Прошла минута, но, никто не заговорил, и тот же начальственный голос вновь повторил заученную фразу: - Внимание! С вами будет говорить Верховный Главнокомандующий, Президент России! - Ага, с нетерпением ждем речь любимого болтуна! Изя, наливай! — скомандовал Озоруев. — Сейчас услышим цитаты из идеологии «Чуч–хэ»… - Не понял! Что наливай? Какой чукча? — раздался вполне человеческий голос, только со знакомыми противными интонациями. — Кому наливай? Зачем наливать? - Водку разливаем, что ещё можно пить перед боем солдату… - А–а–а–а, понимаю, понимаю, понимаю, — зачастил человек на другом конце провода. — Ваше здоровье, господа! - И ваше тоже! А с кем имею честь? - Как с кем? Вас что, не оповестили? Я ваш Президент! Василий Васильевич Матюхин! - Ах, это ты… Нет, Вася, ты не мой…, — возразил Озоруев. - Как это не ваш! Ты не слышал про меня, про Матюхина?! — рассердился Президент. - Слышать слышал, но лично не знаком. Я за тебя не голосовал, и на ваши фальсифицированные и подтасованные выборы никогда не ходил. Будем знакомы. Я — Озоруев! - Да как ты смеешь дерзить! Товарищ полковник, ты ставишь под сомнение легитимность моего избрания? Да я тебя… в порошок сотру! - Президент! Здесь все свои, не кипятись и не ори! Что хотел узнать–то, Василий? А то обижусь и трубку брошу. - Хотел услышать от тебя правдивый доклад, как говорится из первых уст, какая обстановка на фронте, — сбавил тон Президент. - Спрашивай и отвечу. - Я и спрашиваю! - Докладываю: на всем фронте бардак и развал, и только у нас полный порядок! Линия обороны батальона незыблема, враг не пройдет… - Вот как раз этого нам, дорогой товарищ, уже и не надо! Полковник, я тебе приказываю оставить позиции и как можно быстрее отступить. Вас ждут в районе Байкальска. - Тамбовский волк тебе товарищ… - Молчать! Как разговариваешь! Срок прибытия — сутки! Явитесь и доложите в штаб группировки и уполномоченному представителю Ставки о результатах боевых действий устно и письменно. - Я так и думал. А не там ли базируется военный трибунал фронта и контрразведка? — ухмыльнулся Максим. - Честным офицерам, не запятнавшим своей чести и не совершившим преступлений, бояться нечего… Лично ты совершал что–либо противоправное? Тебе есть чего опасаться, Озоруев? Разве твоя совесть не чиста? Максим опять усмехнулся. - Моя совесть как алмаз, а вот чиста ли она у председателя трибунала и командующего? Не запачкают ли они мою совесть своими руками? Нужен ли им свидетель бездарного и постыдного бегства… Например, лично вам надобны живые свидетели позора поражения или лучше мёртвые герои? - Интересная мысль! — усмехнулся Президент. — Я подумаю… Связь прервалась, и в трубке послышались прерывистые гудки.
|
|
|