"Сын Сталина: Жизнь и гибель Я. Джугашвили" - читать интересную книгу автора (Сухотин Яков Львович)

Тревожные будни

По категорическому вызову отца Яков Джугашвили в августе 1930 года после пяти лет работы на 11-й подстанции Ленинграда уехал с Зоей в столицу. В сентябре того же года он поступил в Московский институт инженеров транспорта (МИИТ) на теплотехническое отделение.

Бывший студент этого института С. Босов вспоминает:

«Нас, студентов второго курса, направили на помощь приемной комиссии. Однажды в помещение, где работала комиссия, вошел среднего роста, худощавый, очень застенчивый юноша в сером костюме. Попросил меня пояснить, как правильно заполнять бланки. Рассказав, я отошел.

Один из членов комиссии отругал меня за то, что, прежде чем выдать бланки, я не выяснил, кто родители товарища. В то время двери институтов были открыты преимущественно для рабочих и крестьян. Пришлось спросить юношу о родителях. «Отец — служащий», — был ответ. Это сильно осложняло дело.

В это время в приемную заскочил наш студент И. Варвашеня. Услышав разговор, заглянул в заполненный бланк, потом отозвал меня в сторону: может, это родственник Сталина? Тот ведь тоже раньше был Джугашвили. Пусть напишет, кем работает его отец». На бланке появилась строчка: «Секретарь ЦК ВКП(б)»».

Так мы познакомились с Яковом Джугашвили. Потом более двух месяцев жили в одной комнате в общежитии на Бахметьевской. Многих удивляло, что Яков, имея такого отца, все годы учебы в институте ходил только в форме железнодорожника. Лишь у нас, хорошо знавших Якова, это удивление вызывало усмешку. Он был таким же, как и мы, сыном трудового народа. У Якова и Зои родилась девочка. Существовать семье на студенческую стипендию было трудно, не хватало денег на необходимые лекарства для маленькой дочки. Девочка постоянно болела и восьми месяцев от роду умерла. Каково было Якову пережить страшное несчастье! Жизненные трудности казались ему непреодолимыми. И он решил покончить жизнь самоубийством. Метил в сердце, но пуля миновала его и вышла из тела. Увидев раненого сына, Сталин сказал: «Ты, волчонок, и стрелять-то не умеешь», — и вызвал врача.

Светлана Аллилуева пишет, что Надежда Сергеевна для Якова «делала все возможное, чтобы скрасить его нелегкую жизнь, защищала его перед отцом, всегда относившимся к Яше незаслуженно холодно и несправедливо.

Мама утешала его в первом неудачном браке, когда родилась и умерла девочка. Мама очень огорчилась и старалась сделать жизнь Якова более спокойной. Но это было вряд ли возможно… Должно быть, на маму произвела тягостное впечатление попытка Яши покончить с собой. Доведенный до отчаяния отношением отца, Яша выстрелил в себя у нас на кухне в Кремле. Он, к счастью, только ранил себя… Но отец нашел в этом повод для насмешки. «Хо, не попал», — любил он поиздеваться. Мама была потрясена. И этот выстрел, должно быть, запал ей в сердце надолго…»

Три месяца после невероятно трагической истории Яков лежал в больнице. Навещали его Надежда Сергеевна, Г. К. Орджоникидзе, С. М. Киров, сестры Ленина Анна Ильинична и Мария Ильинична, П. С. Жемчужина, Алеша Сванидзе, Сергей Яковлевич и Ольга Евгеньевна Аллилуевы. Сталин у постели больного сына не был.

По воле Сталина отношения Якова с Зоей были прерваны навсегда.

После выздоровления Яков продолжал заниматься в Институте инженеров транспорта. В 1931 году прошел первую практику в депо станции Кавказская.

Когда приходил в Кремль, возился со Светланой и Васей, играл с ними. Яша, Вася и Светлана были довольны, когда в 1931 году единственный раз из Грузии в Москву приехала их бабушка Екатерина Георгиевна. Ей исполнился тогда 71 год. Она привезла внукам подарок — ореховое варенье и сухие фрукты.

Осенью того же года в Тифлисе у нее взял интервью американский журналист Кникербокер. Екатерина Георгиевна в национальном грузинском костюме сфотографировалась с Кникербокером. По ее просьбе он послал этот снимок Сталину. Интервью Кникербокера с Екатериной Георгиевной и фотоснимок были опубликованы тогда в американском журнале.

В марте 1932 года Яков практиковался на паровозоремонтном заводе в городе Козлове (ныне Мичуринск). Выдержал там экзамен на должность машиниста-дизелиста.

Московский писатель Лев Разгон был знаком с Я. М. Свердловым, знал его жену Клавдию Тимофеевну Новгородцеву, ее детей. До 1936 года эта семья жила в кремлевской квартире. К. Т. Новгородцева неоднократно рассказывала ему о тяжелой судьбе Н. С. Аллилуевой. Разгон пишет о Надежде Сергеевне в книге «Непридуманное»: «Это была скромная, добрая и глубоко несчастная женщина. Несколько раз, когда я приходил в Кремль к Свердловым, я заставал у Клавдии Тимофеевны заплаканную Аллилуеву. После ее ухода Клавдия Тимофеевна говорила: «Бедная, ох бедная женщина»».

Многие говорили тогда о Надежде Сергеевне, вынужденной сносить характер своего мужа. И про то, как он бьет детей — Свету и Васю, и про то, как он хамски обращается со своей тихой женой. И про то, что в последнее время Коба стал принимать участие в «забавах Авеля». Какие это были забавы? «Сталин объявил, — читаем в книге «Непридуманное», — что «веселее» должны жить не только его подданные, но и он сам. И начал участвовать в той свободной и вольной жизни, которую вел его самый близкий, еще с юности, человек — Авель Енукидзе. И тогда пошли слухи о том, что железный Коба размягчился… Сталин и Авель участвовали в гульбищах».

Н. С. Аллилуева с возмущением говорила Якову о том, что Сталин приблизил к себе Лаврентия Берию — самую мрачную фигуру из его ближайших «соратников».

Светлана Аллилуева пишет, что все чаще поблескивало в кабинете Сталина пенсне Лаврентия Берии, еще тогда скромненького, такого тихонького: «Он приезжал временами из Грузии «припасть к стопам…» Все, кто тогда близок был нашему дому, ненавидели его, начиная с Реденса и Сванидзе, знавших его еще по работе в ЦК Грузии. Отвращение к этому человеку и смутный страх перед ним были единодушными у нас в кругу близких».

Н. С. Аллилуева еще в 1929 году спорила со Сталиным о Берии, говорила: «Он же негодяй, я не сяду с ним за один стол». Сталин в ответ твердил: «Ну, убирайся вон, это мой товарищ, он хороший чекист, он помог нам в Грузии предусмотреть восстание мингрелов, я ему верю…»

В ноябре 1932 года, в 15-ю годовщину Октябрьской революции, Н. С. Аллилуева присутствовала на торжественном приеме в Кремле. Сталин знал, что жена не может пить коньяк или вино: от одной капли алкоголя у нее начинались судороги. После тоста в честь продолжателя дела Ленина товарища Сталина все присутствовавшие поднялись и стоя осушили бокалы. Н. С. Аллилуева не выпила вино и поставила бокал на стол. Сталин это заметил, громко обратился к ней:

— Эй, ты, пей!

Он унизил и оскорбил жену. Н. С. Аллилуева тут же поднялась из-за стола:

— Я тебе не «эй, ты»!

И ушла. Успокаивать ее бросилась жена Молотова, ее близкая подруга, П. С. Жемчужина. Они долго гуляли по Кремлю. Надежда Сергеевна от обиды не могла прийти в себя.

Н. С. Хрущев вспоминал: «Все разъехались с приема в Кремле. Уехал и Сталин. Уехал, но домой не приехал. Было уже поздно. Надежда Сергеевна стала беспокоиться, где же Сталин, и стала его по телефону искать. Прежде всего она позвонила на дачу. Они жили тогда в Зубалове.

На звонок ответил дежурный. Надежда Сергеевна спросила:

— Где товарищ Сталин?

— Товарищ Сталин здесь.

— Кто с ним? Дежурный назвал:

— С ним жена Гусева.

Гусев — это был военный, и он тоже был на обеде. Когда Сталин уезжал, он взял жену Гусева с собой. Я Гусеву не видел никогда, но Микоян говорил, что она очень красивая женщина.

Когда Власик (начальник охраны И. В. Сталина. — Я. С.) рассказывал эту историю, он комментировал:

— Черт его знает. Дурак неопытный этот дежурный: она спросила, а он так прямо и сказал…

Утром, когда Сталин приехал, Надежда Сергеевна уже была мертва».

В ночь на 9 ноября в комнате кремлевской квартиры она застрелилась. Светлана Аллилуева пишет: «Каролина Васильевна Тиль, наша экономка, утром всегда будила маму, спавшую в своей комнате. Отец ложился у себя в кабинете или в маленькой комнате с телефоном, возле столовой… Каролина Васильевна рано утром, как всегда, приготовила завтрак в кухне и пошла будить маму. Трясясь от страха, она прибежала к нам в детскую и позвала няню — она ничего не могла говорить. Обе пошли. Мама лежала в крови возле своей кровати, в руке был маленький пистолет «вальтер»».

Светлана Аллилуева сообщает о том, как этот пистолет оказался у ее матери. Павел Аллилуев, брат Надежды Сергеевны, работал в Бронетанковом управлении Красной Армии, бывал в заграничных командировках. В 1931 году он приехал из Берлина и привез с собой купленный там пистолет. В том году Надежде Сергеевне исполнилось 30 лет. Павел преподнес ей этот пистолет. Невероятно странным был такой подарок женщине. Ведь Павел дарил сестре пистолет не для того, чтобы она застрелилась.

Летом 1903 года Иосиф Джугашвили спас жизнь двухлетней Наде Аллилуевой. Теперь по вине Сталина Надежда Сергеевна рассталась с жизнью. Каким надо было быть тираном, чтобы довести жену до самоубийства!

Тяжело переживал несчастье Яков Джугашвили. Он всегда ценил заботу Н. С. Аллилуевой о нем и беспредельно ее уважал.

Светлана Аллилуева пишет: «Все дело было в том, что у мамы было свое понимание жизни, которое она упорно отстаивала. Компромисс был не в ее характере. Она принадлежала к молодому поколению революции, к тем энтузиастам-труженикам первых пятилеток, которые были убежденными строителями новой жизни, сами были новыми людьми и свято верили в свои новые идеалы человека, освобожденного революцией от мещанства и от всех прежних пороков. Мама верила во все это… Вокруг нее было тогда очень много людей, поддерживавших своим поведением ее веру».

Перед тем как уйти из жизни, Н. С. Аллилуева написала письмо. Содержание его было известно «наверху» и живо обсуждалось в семейных кругах. Надежда Сергеевна писала, что не может видеть, как вождь партии катится по наклонной плоскости и порочит свой авторитет, который является достоянием не только его, но и партии. Она решилась на крайний шаг, потому что не видит другого способа остановить вождя партии от морального падения.

Известны слухи о том, будто бы Аллилуеву застрелил Сталин. Это не соответствует истине. Сталин сам никогда никого не убивал и, вероятно, был неспособен это сделать. А что такая легенда может возникнуть, он понимал. Енукидзе предложил составить акт о скоропостижной смерти из-за сердечного припадка. Сталин ответил: «Нет, будут говорить, что я ее убил. Вызвать судебно-медицинских экспертов и составить акт о том, что есть на самом деле, — о самоубийстве». Такой акт подготовили, но он не был опубликован.

Светлана Аллилуева замечает о предсмертном письме матери: «Прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет. Он был потрясен этим и разгневан. И когда пришел прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минуту к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушел прочь… Он считал, что мама ушла как его личный недруг… Я часто думаю: какая судьба ждала ее дальше, если бы она не умерла? Ничего хорошего ее не ждало. Рано или поздно она оказалась бы среди противников отца. Невозможно представить себе, чтобы она молчала, видя, как гибнут лучшие старые друзья — Н. И. Бухарин, А. С. Енукидзе, С. Реденс, оба Сванидзе, — она не пережила бы этого никогда. Быть может, судьба даровала ей смерть, спасшую ее еще от больших ожидавших ее несчастий. Ведь она, «трепетная лань», не могла бы предотвратить все эти несчастья или остановить их… Она бы не предала старых друзей… И как смогла бы она бороться с ненавистным ей Берией? К чему гадать? Судьба спасла ее от таких тяжелых испытаний, которых бы ее душе не вынести…»

Лгать, выдумывать небылицы Сталин и его подручные умели. Газеты напечатали сообщение о том, что в ночь на 9 ноября Н. С. Аллилуева «внезапно скончалась». О причине ее смерти ничего не было сказано. В сообщении, которое было подписано членами Политбюро ЦК, а также Екатериной Ворошиловой, Полиной Жемчужиной (Молотовой), Зинаидой Орджоникидзе, Марией Каганович, Татьяной Постышевой, Ашхен Микоян, говорилось:

«Не стало дорогого, близкого нам товарища, человека прекрасной души.

От нас ушла молодая, полная сил и бесконечно преданная партии и революции большевичка… Надежда Сергеевна самоотверженно служила делу партии, всегда скромная и активная на своем революционном посту».

Демьян Бедный в стихотворении «Светлой памяти Н. С. Аллилуевой» писал:

После смерти Н.С. Аллилуевой Яков не находил покоя. Растерянный, удрученный страшной бедой, он провожал Надежду Сергеевну в последний путь.

Тело покойной лежало в гробу, установленном в помещении Хозяйственного управления ЦИК СССР (здесь ныне находится ГУМ). Яков стоял у гроба Н. С. Аллилуевой, по его лицу текли слезы, он рыдал.

Поток людей проходил мимо гроба. Отдать долг покойной пришли тысячи рабочих и работниц Москвы, товарищи Надежды Сергеевны по учебе. Убитый горем, стоял у гроба Алеша Сванидзе. Лев Разгон пишет: «А сам Сталин все время сидел у гроба и зоркими, все видящими желтыми глазами высматривал: кто пришел, кто как себя ведет, какое у кого выражение лица… Это было свойство его характера».

За гробом на Новодевичье кладбище Сталин не пошел. Он мстил мертвой Надежде Сергеевне. Преследовал тех, кто выражал ему в связи с самоубийством Аллилуевой соболезнование.

Особенно досталось Демьяну Бедному. Они еще с мая 1912 года вместе сотрудничали в редакции большевистской «Правды». Сталин тогда одобрял стихи, газетные фельетоны и басни Демьяна Бедного. Поэт знал Надю Аллилуеву девочкой. И вот трагический ее конец. Поэт хотел высказать свои переживания Сталину. Он не знал, что в сочувствии Сталин в данном случае не нуждается. Наоборот, любые искренние слова в адрес его жены злили Сталина. Он считал поступок Надежды Сергеевны предательским по отношению к нему.

Злопамятный и мстительный, Сталин не забыл «проступок» Демьяна Бедного. Когда тот по заказу редакции «Правды» написал антифашистский памфлет, разоблачавший гитлеровцев, Сталин сделал на тексте памфлета пометку: «Передайте новоявленному «Данте», что он может перестать писать». Как следовало понимать эти слова? Видный русский советский поэт должен прекратить литературную деятельность? Или возможен более худший вариант в его судьбе?

Сталин стал придираться к произведениям Демьяна Бедного, выискивал в них идейные ошибки. В августе 1938 года поэта исключили из партии, а затем из Союза писателей СССР. Перед ним были закрыты двери редакций всех газет и журналов.

Яков Джугашвили был свидетелем того, что происходило в семье Сталина после гибели Надежды Сергеевны. Сталин перестал бывать в Зубалове. По его указанию была построена новая дача в Кунцеве. Он не хотел оставаться в том месте, где жила Аллилуева.

Яков продолжал заниматься в институте. Изучал технические дисциплины, другие науки, предусмотренные программой. Продолжалась его дружба с С.М. Кировым. Бывая у Сталина в Кремле или на даче в Зубалове, Киров интересовался успехами Якова. Нередко они вместе гуляли. Яков рассказывал Сергею Мироновичу о своей учебе в институте, о встречах с интересными людьми. Но дружба эта оборвалась.

Как новое безмерное горе переживал Яков Джугашвили злодейское убийство Кирова. Навсегда ушел из жизни «дядя Сережа», искренне заботившийся о Якове, в трудное время оказавший ему помощь в приобретении рабочей профессии. Потеря эта была невосполнима.