"Юность командиров" - читать интересную книгу автора (Бондарев Юрий)

8

Сегодня Алексей дежурит по батарее.

В воскресный день почти половина курсантов в городском увольнении; и кажется, что с полудня до сумерек в расположении батарей и вестибюле училища прочно поселяется солнце. Оно блестит в натертых паркетных полах спален, в пустынных коридорах, на подоконниках, оно смотрится в кафельные полы просторных умывален, белыми сияющими столбами пронизывает воздух лестничных площадок.

А в воскресный вечер вся жизнь не уволенных в город переносится в учебный корпус. Но здесь никто не занимается — тут просто больше свободного места, чем в кубриках. Из просторного класса топографии, где на стенах развешаны различного масштаба карты и схемы маршрутных донесений, сейчас звучит патефон, раздается хохот курсантов и голос Полукарова: здесь работает «Секция патефонной иголки». Сам Полукаров, давший это название секции, организатор ее, учит желающих правилам модного танго и хорошему тону. Тут собрались все, кто по разным причинам не пошел в увольнение: Витя Зимин, Ким Карапетянц, Нечаев, Миша Луц и Гребнин. Здесь же толпятся любопытствующие зрители из соседних батарей. Курсант Нечаев — высокого роста, широколицый, конопатый — по-праздничному сверкает всеми начищенными пуговицами, пряжкой ремня, зеркально отполированными суконкой хромовыми сапогами. Перед ним стоит Полукаров и недовольным рокочущим голосом внушает:

— Подожди ты, не топай! Что ты топаешь, как слон на свадьбе? Ты подходишь, наклоняешь голову и говоришь: «Разрешите?» Она встает, ты осторожно берешь ее за талию. Подожди, подожди, что ты меня хватаешь! Ты что, брат, трактор подталкиваешь, что ли? Хватаешь с лошадиной грацией! Подожди, да не смотри ты на носки своих сапог. Слушай музыку. Карапетянц, заводи!

Карапетянц, до синевы выбритый, нахмуренный, с сосредоточенным видом — он все делает серьезно — заводит патефон, переворачивает пластинку и снова садится на подоконник. Полукаров, обворожительно улыбаясь, наклоняет голову и делает приглашающий жест в сторону поставленного к стене стула, на котором должна сидеть «она».

— Продолжаем… Ну так вот, начался, скажем, вальс. Ты подходишь… Стой! Карапетянц, ты что завел? При чем тут хор Пятницкого? Ошалел? Снимай пластинку! Ну и бестолочи вы, братцы! Каши гречневой надо сначала с вами наесться! Кто вас воспитывал, черт вас дери?

Нечаев скомканным платком вытирает пот со лба. Карапетянц так же серьезно ставит другую пластинку. Гребнин и Луц давятся, трясутся от беззвучного смеха; однако у Вити Зимина завороженно светятся глаза: он ждет своей очереди. Зимин в новом, парадном обмундировании, весь тоненький, выглаженный, чистенький, он очень взволнован и слушает Полукарова внимательно. Зрители гудят со всех сторон:

— Снять Карапетянца с командования патефоном! Не справляется с обязанностями. Давай танго!

Между тем пластинка с шипением раскручивается. Полукаров на секунду с прислушивающимся лицом глядит в направлении патефона и продолжает:

— Ну так вот… Подожди, на чем мы остановились? Нечаев, куда ты, шкаф, смотришь? Да разве с такой растерянной физиономищей можно подходить к девушке? Где мушкетерство? Слушай темп музыки и улыбайся! Изображай гусара! Ну так вот, ты подходишь, берешь ее слегка за талию… Опять хватаешь? Да ты что?..

Гребнин и Луц уже не могут сдержаться и хохочут, валясь животами на столы. Глядя на окончательно растерянную конопатую физиономию бесталанного Нечаева, на возмущенное лицо Полукарова, на сосредоточенно-серьезную мину Карапетянца, Алексей тоже хохочет под насмешливые советы оживившихся зрителей:

— Нечаев, не дыши!

— Не прижимайся к девушке!

— Грациознее! Не выставляй зад под вопросительным знаком!

Витя Зимин неодобрительно оглядывается на смеющихся и, поправляя ремень, внезапно говорит своим тонким голосом:

— А потом со мной потанцуй, Полукаров. Ладно?

В классе топографии гремит музыка. Полукаров опять начинает объяснять и водить вконец одуревшего ученика меж столов, показывая премудрые па, а неуклюжий Нечаев спотыкается, ставит ноги не туда, куда надо, и вообще напоминает паровоз, который сошел с рельсов и теперь испускает последний пар.

В самый разгар этих учений в классе появляется Степанов с грудой книг под мышкой; у него такое лицо, как будто он только что спал.

— Товагищи, что это такое? — говорит он, картавя, потирая круглую свою голову. — Сидел, сидел в читальне — и слышу, будто в классе топоггафии лошадей водят. Ужасный ггохот. Это что у вас — ипподгом?

И, обращаясь к Алексею, спрашивает:

— Ты любишь танцы, Дмитгиев? — и глядит в окно на жарко пылающий над крышами закат; взгляд его рассеян.

— Я плохо танцую, Степа.

— А я не люблю. Не понимаю. Тгатить на это вгемя? Ужасная егунда! Человек живет каких-нибудь шестьдесят лет. И не успевает многого узнать и сделать за свою жизнь. А это егунда, ужасная егунда. Вот, Бисмагка взял. Стгашная философия уничтожения у этого человека. Фашисты многое у него пегеняли. Надо знать философию загождений войн.

— Дежурный по батарее, к выходу! — доносится команда дневальных, перекатываясь по этажам. — Старшего сержанта Дмитриева — к выходу!

Придерживая шашку, Алексей бежит по коридору мимо пустых классов в жилой корпус, соединенный с учебным застекленным переходом.

А в распахнутые училищные окна с улицы вливаются звуки самых различных мелодий, рожденных войной, — как только наступал вечер, в городе начинала звучать музыка: отдаленный духовой оркестр в парке не заглушал патефонные ритмы во дворах и ставшие входить в моду аккордеоны. Уже возвращались из госпиталей Берлина и Вены первые демобилизованные по ранениям солдаты, и все жили ожиданием тех, кто должен был вернуться с далеких и замолкших фронтов. Говорили: май — месяц победы, июнь — месяц ожидания и надежды.

Алексея же вызвали потому, что стали возвращаться из города уволенные.

В двенадцатом часу вернулся Дроздов.

— Встретил? — спросил Алексей.

— Встретил, — ответил Дроздов и снял фуражку, лицо было усталым.

— Ну, Толя, должно быть, она тебя не узнала! — сказал Алексей и, не ожидая ответа, спросил: — Куда она поехала? (Дроздов ответил.) Ого! Расстояние!

В коридоре они сели на подоконник возле курилки, из ленкомнаты долетали нестройные звуки пианино. Передвинув жесткий ремень и положив шашку на колени, Алексей помял в руках темляк, спросил:

— Удачно?

— Все получилось как в старых романах. Она вышла замуж, едет с мужем на место работы. И это все.

— Так зачем же ей нужно было встречаться с тобой? — Алексей с силой сбросил с коленей забренчавшую о паровую батарею шашку. — Вышла замуж — и еще присылает телеграмму!

Дроздов вынул из кармана гимнастерки свернутый листок, сказал:

— Это тебе. Я случайно встретил Валю в парке.

Алексей взял записку и, прочитав ее, спрыгнул с подоконника.

— Я совершеннейший дурак, Толька!