"Служение" - читать интересную книгу автора (Мальханова Инна)

Глава 12.

ЦДКБ.

Делай, что должен, и будь, что будет...

Палата номер три находилась на втором этаже Центральной Детской Клинической больницы (ЦДКБ), в самом конце коридора, рядом с туалетом. В ней жили пять девочек. Именно жили, а не "лежали", как обычно говорят о тех, кто находится в больнице. Потому что с таким диагнозом как лейкемия, из больниц не выходят многие месяцы, и больница превращается почти что в дом родной - унылый, трудный для жизни, скорбный, но всё-таки дом. Прошлая жизнь как бы уходит навсегда и дети научаются жить от укола до укола, от завтрака до обеда, от обхода до обхода, от пункции до пункции, от капельницы до следующей капельницы. И так изо дня в день многие месяцы существуют маленькие тени с недетскими глазами. Время от времени кто-нибудь из них умирает (или выздоравливает), потому что лейкемия, или рак крови (врачи называют эту болезнь более современным словом "лейкоз") по статистике излечивается только у половины заболевших детей. И тогда одна из коек в палате освобождается и на несколько дней остаётся пустой - аккуратно застеленной свежим бельём в ожидании нового маленького пациента, который, может быть, выживет, а, может быть, и умрёт после многих месяцев мучительного лечения...

Юля Сергеева жила здесь уже давно. Она, вместе с мамой Ольгой Николаевной, бывшей учительницей, приехала в Москву из Хабаровска. Бывшей, потому что болезнь ребёнка в корне переменила, а, вернее, поломала всю жизнь Ольги Николаевны. Сначала девочка долго лежала в местной городской больнице, а потом матери сказали, что врачи уже ничем не могут помочь и вся надежда теперь - только на Москву, где лишь в ЦДКБ ещё и можно на что-то надеяться. Как только жизнь семьи стала невыносимо трудной - сразу же исчез отец, оставив умирающую девочку только на хрупкие руки матери.

На поездку в Москву и на жизнь в столице средств не было, и Ольга Николаевна решилась на безумный шаг: она продала квартиру и на эти деньги приехала в Москву, где теперь вот уже пятый месяц снимала угол у одинокой старушки. Причём ей очень повезло - старушка жила совсем близко от больницы и, во-первых, не нужно было тратить последние деньги на транспорт, а, во-вторых, можно было не терять много времени на дорогу и поэтому подольше находиться в палате рядом с больным ребёнком. Независимо от того, выздоровеет Юлечка или нет, после больницы Ольге Николаевне (одной или с дочерью) возвращаться было просто некуда. Но она сейчас, рядом с безнадёжно больной дочерью, совсем и не думала об этом. Самое главное было спасти Юлечку, и это стало бы настоящим счастьем и чудом, а всё остальное не имело никакого значения.

Каждый день, с самого раннего утра Ольга Николаевна приходила в больницу в палату номер три и ухаживала за всеми пятью девочками, которые жили в этой палате. За прошедшие пять месяцев их здесь переменилось немало - одним стало лучше и они ушли домой, чтобы продолжать лечение, других же на глазах остающихся детей увозили в больничный морг.

Все девочки были наголо острижены, потому что у них оставалось слишком мало сил, чтобы самим мыть голову, а нянечки не успевали обслуживать всех. Кроме того, после облучения сильно выпадали волосы и всё равно дети оказались бы почти что лысыми, так что они, после стрижки, собственно говоря, ничего и не теряли. Все они знали, что в любой момент могут умереть и поэтому были не по-детски серьёзными - в палате почти никогда не слышался их смех, не звучали детские игры. Большую часть дня дети проводили в постели или же ходили (а чаще всего их возили на каталках) на сложные процедуры - лучевую терапию, пункцию, пересадку костного мозга и тому подобные ужасы. Весь подоконник единственного окна был завален детскими книжками и игрушками, оставшимися от прежних владельцев, но в них почти никогда и никто не играл. Только изредка можно было увидеть ребёнка, лежащего на кровати с книжкой в руках. Часто дети в палате номер три были иногородними и их никто не навещал, поэтому Ольга Николаевна старалась, насколько это было возможно, заменить мать и другим, совсем посторонним девочкам, которые теперь стали ей почти что родными.

Несколько дней назад Ольга Николаевна почувствовала, что у Юлечки совсем кончились силы. Она устала бороться, устала жить. Ей больше не хотелось ничего - ни есть, ни говорить, ни даже смотреть на мать. Ольга Николаевна часами сидела с затёкшими ногами на стуле рядом с кроватью дочери, держала её за руку, а девочка с восковым личиком безучастно лежала с закрытыми глазами и её дыхания было почти что не слышно. Ещё несколько дней назад она как-то в ужасе прошептала: "Мамочка, мамочка, я не хочу умирать!", а теперь, видимо, уже примирилась с недетской мыслью о смерти и, отвернувшись к стене, молчала, молчала, молчала. Она уходила всё дальше и дальше, и отчаявшаяся мать ничего не могла с этим поделать...

Сегодня жизнь в палате шла как обычно. С утра пришла медсестра Зина с полным подносом лекарств и шприцов. Она раздала детям лекарства, сдалала уколы, измерила температуру. Потом появилась тётя Нина с тележкой и поставила на каждую тумбочку больничный завтрак - жидкую овсяную кашку, чуть тёплое какао и булочку. Лысые худые девочки, больше похожие на мальчиков, нехотя жевали, изредка переговариваясь друг с другом. Юля даже не сделала попытки встать, не реагировала на уговоры матери поесть хоть что-нибудь. У неё, единственной из палаты, на тумбочке уже много дней лежали яблоко и апельсин, но она так ни разу на них даже и не посмотрела.

После завтрака, который остался наполовину несъеденным, начался обход лечащего врача. Галина Сергеевна, совсем молоденькая и очень симпатичная женщина, как всегда осмотрела, прослушала детей и, ничего не сказав Ольге Николаевне, вышла из палаты продолжать свой обход дальше. Раньше она говорила хоть что-то утешительное - конечно, чисто формально, но всё-таки дававшее какую-то слабую надежду. В последние же дни не было и этого...

Из раскрытого окна доносился вечный гул Ленинского проспекта, в казённой палате, выкрашенной в скучный серый цвет, с казёнными кроватями и казёнными покосившимися тумбочками, изредка переговаривались две оставшиеся девочки - пятилетнюю Свету из Ижевска только что увезли на каталке делать очередную пункцию. Юля по-прежнему безучастно лежала, закрыв глаза и отвернувшись к стене. Бывшая учительница Ольга Сергеевна по-прежнему сидела с затёкшими ногами на стуле около кровати, держа своего ребёнка за безжизненную тощенькую ручку...

И вдруг всё изменилось. Всё было по-прежнему и, тем не менее, всё было совершенно иначе. То ли возхдух стал другим, то ли в маленькой, серой, унылой палате проскочила какая-то искра, какой-то разряд, который оживил всё вокруг. Юлечка вздрогнула, открыла глаза и прошептала: "Мама, мама, смотри, они уже пришли ко мне!" Она не была теперь тем смертельно уставшим ребёнком с потусторонним взглядом, которого все последние дни мать пыталась вырвать из небытия и вернуть к жизни. Юля смотрела на мать вполне осмысленными, живыми глазами! Она по-прежнему лежала на кровати, но теперь это был уже совсем другой человечек: Юля хотела жить. И для неё, и для матери борьба за жизнь начиналась снова и Ольга Николаевна знала, что она снова вынесет её до конца. Ведь пути назад не было ни для матери, ни для ребёнка.

Три Энергиона окружили умирающую девочку. Разумеется, они не могли грубо вмешаться в земную жизнь: например, вынести судно, стоящее под кроватью, накормить ребёнка овсяной кашкой или протереть ей тельце тёплым влажным полотенцем. Нет, конечно! Но зато они могли отдать ей свою Энергию, чтобы ребёнок начал бороться за свою жизнь сам. Отдавать Энергию тоже надо было разумно, очень целеустремлённо и постепенно. Придётся установить здесь такое же длительное дежурство, какое все эти месяцы несла Ольга Николаевна. Постоянное, невидимое и полное любви к этому несчастному незнакомому ребёнку.

Мать Тереза учила Магду и Лену, как надо работать Целителям. Самое главное - полная концентрация на своём объекте. Никаких посторонних мыслей, которые пожирают Энергию Целителя. Часами, днями, неделями, видеть, слышать, ощущать только того, кого ты сейчас спасаешь. И отдавать ему Энергию - частицу за частицей. Это совсем нетрудно для того, у кого уже был подобный опыт в прежней жизни. А когда Целитель чувствует, что уже почти истощён - он делает перерыв, возвращается в Большой Купол и снова заряжается Энергией от Эгрегора. И так он носится туда-сюда до тех пор, пока очередной больной окончательно не окажется на пути к выздоровлению. Медики скажут, что произошло чудо, близкие (если они есть) будут возносить благодарность богу, и только одни счастливые Целители знают, что же произошло на самом деле. Они посмотрят на своего подопечного прощальным взглядом и полетят дальше, чтобы перейти на очередной объект. И так - без конца, до скончания веков. Если же Целитель уж слишком устанет, то именно для этого в Большом Куполе и существуют Эрмитаж (или, говоря иначе, Хижина Одиночества) и Фонтан Забвения, где в очередной раз можно забыть всё, что было с тобой в последние несколько столетий или тысячелетий. Забыть всех нескончаемых умирающих и спасённых тобой, чтобы быть готовым впустить в свою память новые тысячи следующих...

Конечно, Энергии всех трёх женщин оказалось слишком много для одной маленькой Юли, поэтому Мать Тереза, осмотрев всех детей, поняла, что следующим ребёнком, обречённым на смерть, была пятилетняя Света, безжизненно лежащая на кровати после только что перенесённой пункции. Мать Тереза распорядилась, чтобы со Светой начала работать Лена, а сама, вместе с Магдой, сосредоточилась на Юленьке. Самая главная трудность заключалась в том, чтобы отдавать Энергию очень медленно, совсем понемногу, совершенно ровным потоком, потому что как избыток, так и недостаток её грозил больному смертью. А для этого была необходима громадная концентрация воли и постоянный контроль и за энергетическим потоком, и за состоянием больного. Ни одной посторонней мысли или эмоции - и так изо дня в день, а, может быть, даже из месяца в месяц. Но если на это была способна вполне земная мать ребёнка, то уж высокопрофесиональные Энергионы-Целители - тем более.

Посылаемые на ребёнка кванты Энергии действовали на клеточном уровне: они перепрограммировали больную раковую клетку крови, меняли её внутреннюю структуру и она в конце-концов начинала работать как здоровая. Постепенно таким образом перестраивался весь организм. Понятно, что на больного человека нельзя было обрушивать весь поток Энергии, нельзя также было и посылать слишком слабый поток - тогда отмирание больных клеток шло быстрее, чем их восстановление. Это было похоже на длительный курс терапии с помощью обычного человеческого лекарства: бесполезно выпить сразу всю упаковку аспирина или тетрациклина, точно так же как и пить по одной таблетке раз в полгода. Земные врачи назначают больному принимать по одной таблетке три раза в день в течение месяца (и никак иначе), и делают, разумеется, совершенно правильно.

Лена зависла над своим объектом - пятилетней Светой, которой было совсем плохо. Однако правильно отрегулировать квантовый поток у Лены почему-то не получалось. То он струился слишком слабо, то вдруг возникал неожиданный выброс, от которого обессилевший ребёнок просто подскакивал в кровати. Всё дело, повидимому, было в том, что Лена всё время ощущала помехи, от которых никак не могла избавиться: то она вспоминала своего мужа, который, скорее всего, и до сих пор живёт где-то на Земле. То снова испытывала те же самые ощущения, которые терзали её в день самоубийства. Всё это, конечно, было не так остро, как тогда, при жизни, но, тем не менее, очень мешало сосредоточиться и правильно работать с ребёнком. Мать Тереза огорчённо смотрела на ленино Служение и ничего не говорила. Обе женщины понимали, что надо бы вернуться в Большой Купол и снова поработать с Фонтаном Забвения, да только никак нельзя было оставить Светочку ни на один миг - ведь без энергетической подпитки она могла умереть в любую минуту.

У Магды же первое Служение получалось гораздо лучше: она посылала очень ровный, спокойный поток Энергии, интуитивно чувствуя, сколько именно квантов нужно сейчас направить на больного ребёнка. Здесь помогала только интуиция Целителя, которую не могло заменить ничто иное: ведь живой организм живёт своими биоритмами, а они меняются не только от времени суток, но и от настроения, пищи, воздуха, от окружающих человека людей и звуков, даже от того или иного цвета стен в палате, от того, есть ли рядом комнатные цветы и животные или нет.

Перелом в юлиной болезни почувствовали лишь её мама, сама Юля и, разумеется, Магда. Врачи по-прежнему назначали необходимые процедуры, делая их лишь для очистки совести, да ещё и потому, что так когда-то было предписано в истории болезни. И нянечки, и сёстры, и врачи по-прежнему молча сочувственно смотрели на Ольгу Николаевну, неотлучно находящуюся у постели дочери, и никак не могли понять, на что ещё она может надеяться при таких явных симптомах угасания.

Однако упрямый ребёнок, несмотря на очевидный и столь неутешительный прогноз, почему-то всё никак не хотел умирать. И даже начал потихонечку съедать до конца свою порцию протёртой безвкусной кашки, а иногда не отказывался и от яблочка или банана. Врач Галина Сергеевна перестала молча, с каменным лицом выходить из палаты - теперь она иногда говорила что-то хорошее матери ребёнка. А сама Юленька больше не лежала, отвернувшись к стенке - она всё охотнее и охотнее общалась с матерью, требовала от неё сказок и часто разговаривала с кем-то невидимым, с какой-то женщиной по имени Магда, которую она от однообразия больничной жизни выдумала сама для себя.

Вообще-то говоря, ни Магда, ни Лена пока ещё настоящими Целителями не были - они просто проходили период Ученичества. Но если у Магды всё получалось прекрасно, так, как будто она всегда, испокон веков, только и делала, что в виде Энергиона лечила безнадёжно больных землян, то у Лены дела шли совсем по другому. Мать Тереза только один день провела рядом с Магдой после чего спокойно оставила её. А вот с Леной она находилась постоянно. Энергетический поток у Лены шёл рывками - то слишком сильно, то замирал совсем, отчего больной ребёнок то вздрагивал в своей кроватке, то лежал больше похожий на труп, чем на живого человека. К тому же, ленин запас Энергии оказался в десятки раз меньшим, чем обычно бывает у Целителя, отправляющегося из Большого Купола на Служение на Землю. Запас катастрофически кончался, в то время как лечение только начиналось и должно было продолжаться ещё очень долго. И тогда Мать Тереза решила остаться в больнице и самой подежурить у постели больного ребёнка, отправив Лену назад, в Большой Купол, для того, чтобы вновь подзарядиться Энергией и поработать с Фонтаном Забвения. Видимо, период Реабилитации в Большом Куполе оказался для Лены слишком коротким и она не успела перестроиться на своё новое Служение совсем в других, таких непривычных условиях.

Лена проявилась в Большом Куполе рядом с Фонтаном Забвения. Вокруг находились и другие люди - всё это были вновь прибывшие Гости, которых она пока ещё не знала. Тут же находилась Дениз и рассказывала им, как и для чего надо пользоваться Фонтаном Забвения. Лена опустила руку в его вращающуюся цветную струю, которая никогда не смешивалась с остальными. Она закрыла глаза, расслабилась и почувствовала приятную, тёплую очистительную волну забвения, которая пронизала весь её организм. Конечно, она не стала беспамятным манкуртом. Просто вся прошлая жизнь окончательно перестала её волновать. Разумеется, она помнила всё, что было с ней когда-то, в той жизни, но это стало похоже просто на прочитанную когда-то очень давно книгу о чьей-то чужой жизни - и всё. Она поняла, что наконец-то избавилась от всех следов своих земных переживаний навсегда...

У Эгрегора на этот раз не было ни души. Он, как и всегда, был изумительно красив - гигантский фиолетовый кристалл, окружённый другими, более мелкими, со всеми своими сверкающими гранями и непонятной жизнью, клубящейся внутри. Сейчас, как никогда, Лена ощутила Эгрегор как живое высшее существо, совершенно отличное от всех известных ей форм земной жизни. С ним можно было общаться, обращаться к нему за помощью, питаться его Энергией, а вот он сам так и оставался таинственным, непонятным и неизменным для всех в этом мире Большого Купола. Впрочем, если вдуматься, то ни на Земле, ни здесь нет ни одного существа или предмета, который бы не был живым. Всё на свете - и леса, и реки, и горы, и гигантские материки, и тысячелетние дубы, и эфемерные подёнки, все появляется, живёт, изменяется и, наконец, умирает, переходя в другие формы существования. А что такое жизнь? Это и есть изменение и движение, которые вечны, следовательно, и бессмертны. В каждой крохотной песчинке вечно движутся электроны, нейтроны и прочие невидимые частицы. И каждая песчинка - вечна, хотя со временем она и перейдёт в какое-то другое измерение, в другую форму существования. За всю историю мира ни один самый великий властитель, при всём своём могуществе, не мог уничтожить даже одну самую маленькую песчинку. Поэтому-то всё сущее, какие бы формы оно ни принимало, - вечно и неуничтожимо.

Лена присела рядом с Кристаллом. Она знала, что ей надо срочно мчаться к больной девочке, чтобы освободить Мать Терезу - ведь её ждали другие Ученики, другие умирающие на Земле люди. И всё-таки Лене очень хотелось хоть чуть-чуть спокойно посидеть здесь в одиночестве и подумать. Почему у неё так плохо получается Целительство? Ведь она попала в Большой Купол не случайно, не просто так. Она жила на Земле не для себя - ещё там она научилась жертвовать всем ради другого человека, сначала матери, потом мужа, так почему же сейчас у неё так плохо идут дела в больнице, в палате номер три?

И вдруг Лена почувствовала, что ей очень хочется остаться здесь навсегда, не видеть никого, не думать ни о ком, пожить в Хижине Одиночества, побродить по вечно изменяющимся ландшафтам Большого Купола и никогда больше не появляться в этой унылой палате ЦДКБ. Но ведь она должна быть там, её ждут - и больная девочка, и Мать Тереза. Она обязана быть с ними. Лена вздохнула, зарядилась Энергией от Эгрегора и помчалась в больницу. Господи, неужели она безнадёжно устала и с ней снова повторяется та же самая история, что и в прошлой жизни на Земле?!