"Возвращение государя" - читать интересную книгу автора (Толкиен Джон Рональд Руэл)Глава 10. ЧЕРНЫЕ ВРАТА ОТКРЫВАЮТСЯСпустя два дня воинство Запада собралось на равнине Пеленнора. Наступавшие из Анориэна орочьи орды и полчища вастаков рохирримы измотали в стычках, рассеяли и наконец обратили в бегство. Сломленный враг покатился к Кэир-Андросу, не помышляя более о сопротивлении. С устранением этой угрозы и прибытием новых подкреплений с юга город оставался под достаточно надежной защитой. Разведчики доносили, что дороги на восток свободны до самого Перекрестка Павших Королей. Теперь все было готово к последнему походу. Леголасу и Гимли предстояло ехать в передовом отряде вместе с Гэндальфом, Арагорном, дунадэйнами и сыновьями Элронда. Мерри, к величайшему его огорчению, в поход не взяли. — Ты еще слишком слаб, — сказал Арагорн. — Но не стоит унывать: даже если до конца этой войны тебе и пальцем шевельнуть не придется, ты уже снискал великую славу. Ну а народ Хоббитании в походе будет представлять Перегрин. Не завидуй ему, должен же он сравняться с тобой в доблести. К тому же, по правде сказать, опасность пока еще одинаково велика для всех. Вполне возможно, нас ждет горький конец у Ворот Мордора, а тебе придется сражаться до тех пор, пока последний островок света — здесь или в другом месте — не поглотит черный прилив. Прощай! Так и получилось, что Мерри стоял на стене, уныло глядя на собирающиеся рати, в компании столь же понурого Бергила. Его отец отправлялся в поход с отрядом городского ополчения, ибо не мог считаться Стражем цитадели, пока не будет разобрано его дело. С тем же отрядом как полноправный воин Гондора уходил и Пиппин. Мерри увидел его со стены: хоббит почти терялся среди рослых воинов Минас-Тирита, но держался с достоинством. Запели трубы, войско пришло в движение. Отряд за отрядом, дружина за дружиной удалялись на восток. Мерри смотрел им вослед, пока они не пропали из виду. Утреннее солнце последний раз блеснуло на шлемах и наконечниках копий, а он все стоял, повесив голову, чувствуя себя одиноким и покинутым. На сердце его лежал камень: все, кто был ему дорог, уходили навстречу затягивавшей восточный горизонт мгле, и хоббит не слишком надеялся встретиться с ними снова. Словно откликаясь на зов отчаяния, боль в руке усилилась. Мерри почувствовал себя бесконечно старым и слабым, свет перед глазами померк. Но тут его тронул за плечо Бергил. — Пойдем, друг периан, — молвил парнишка. — Тебе никак снова плохо. Давай-ка я провожу тебя назад, к целителям. И не надо печалиться, они вернутся. Не так-то просто одолеть людей из Минас-Тирита. А уж когда с ними такие воители, как доблестный Элессар и мой отважный отец, то и подавно. К полудню войска подошли к Осгилиату. Там вовсю кипела работа: спешно собранные мастеровые приводили в порядок паромы и понтонные мосты. Соорудили их враги, а вот уничтожить во время панического бегства не успели, хотя что могли испортили и сломали. Люди собирали брошенное противником награбленное добро и разрушали возведенные на восточном берегу укрепления, что были направлены против Гондора. Переправившись через Андуин, оставили позади руины древней столицы и двинулись по широкой прямой дороге, соединявшей некогда Твердыню Солнца с Твердыней Луны, обращенной ныне в мрачный Минас-Моргул. В пяти милях за Осгилиатом объявили привал: первый дневной переход закончился. Но конники последовали дальше и еще до вечера достигли Перекрестка. В кольце гигантских деревьев царила мертвая тишина. Не слышалось ни одного возгласа, ни одна стрела не вылетела из зарослей, но с каждым шагом напряжение возрастало. Казалось, будто каждый камень и дерево, каждый лист и травинка настороженно прислушиваются. Темнело, далеко на западе, за Андуином, садилось солнце, на фоне синевы неба светились снежные пики, но Эфел-Дуат впереди был окутан мглой. Арагорн направил трубачей на каждую дорогу, которая выходила из древесного круга. Запели трубы, и герольды громогласно возгласили: — Правители Гондора вернулись в исконные владения. Отныне и вовеки этот край принадлежит им! Мерзкую одноглазую голову сбросили с плеч каменного изваяния и разбили вдребезги, а на ее место водрузили голову старого короля в венце из белых и золотистых цветов. Злобные орочьи письмена со статуи стерли. Затем военачальники стали держать совет относительно дальнейших действий. Некоторые предлагали нанести удар по Минас-Моргулу, захватить его, разрушить и тем самым открыть себе путь в Мордор. — Быть может, — размышлял Имрахил, — дорога, ведущая через перевал, лучше подходит для того, чтобы напасть на Темного Властелина, чем северные ворота? Однако Гэндальф решительно, выступил против, напомнив, что в долине обитает зло, вселяющее в людей безумие и наполняющее сердца ужасом. Да и в любом случае, по его мнению, нельзя было привлекать Око Мордора к этой дороге, ибо, по словам Фарамира, именно ее избрал Хранитель Кольца. На следующий день, когда подтянулись основные силы, было решено оставить на Перекрестке надежное охранение на тот случай, если туда нагрянут войска из Минас-Моргула или с юга. В засаду отрядили в основном лучников, прекрасно знавших тропы Итилиэна и способных затаиться на лесистых склонах возле дорог. Отдав необходимые распоряжения, Гэндальф и Арагорн с передовым отрядом проехали вперед, ко входу в Моргульскую долину, и их взорам предстал злобный город. Твердыня была темна и безжизненна: обитавших там орков и прочих мордорских тварей истребили у стен Города, назгулы куда-то запропали. Но сам воздух долины дышал страхом и злобой. Воины разрушили мост через ядовитую реку, выжгли зловонные луга по ее берегам и вернулись к лагерю. На следующий день, третий после выступления из Минас-Тирита, войска двинулись по дороге на север. Следуя этим путем, от Перекрестка до Мораннона предстояло пройти сотни миль, и никто не взялся бы предугадать, что может случиться на столь долгом пути. Шли открыто, но осторожно, высылая вперед конные разъезды, а по обе стороны дороги, особенно по восточной, со стороны Эфел-Дуат, откуда могли незаметно подкрасться враги, сновали туда-сюда пешие разведчики. Погода стояла прекрасная, дул устойчивый западный ветер, но он не мог разогнать тоскливую хмарь, висевшую над ближними склонами Гор Теней. А дальше, за кряжем, к небу поднимались и вовсе неподвластные ветру клубы дыма. Время от времени по приказу Гэндальфа звучали трубы, и герольды возвещали: — Внемлите и покорствуйте! Правители Гондора возвращаются! Да сгинут непокорные! Однако Имрахил посоветовал объявлять не о правителях, а о пришествии короля Элессара. — Во-первых, это правда, хотя король еще не взошел на трон, — указал князь, — ну а во-вторых, одно имя короля Элессара заставит Врага призадуматься. С этого момента герольды трижды в день возглашали имя Элессара. Но им никто не отвечал. Поход проходил спокойно, продвижению ничто не препятствовало, но сердца даже самых храбрых воинов не оставляла тревога, и с каждой пройденной милей она становилась все сильнее. А к концу второго дня пути от Перекрестка произошла первая стычка. Сильный отряд орков и вастаков попытался устроить засаду в том самом месте, где Фарамир разгромил воинов Харада. Дорога там прорезала холм и шла по дну лощины, так что западня была устроена со знанием дела, но искусные разведчики с Хеннет-Аннун, предводительствуемые Маблунгом, вовремя обнаружили врага, и тот сам оказался в ловушке. Конница обошла противника с запада и, обрушившись на него одновременно с тыла и фланга, вынудила бежать на восток, в холмы. Но победа отнюдь не окрылила военачальников. — Это военная хитрость, — сказал Арагорн. — Враг хочет убедить нас в том, что не готов дать отпор, и заставить потерять бдительность. С этого вечера снова появились назгулы — теперь они неотступно следовали за войсками, и никакое передвижение не могло от них укрыться. Они кружили так высоко, что оставались невидимыми для всех, кроме Леголаса, но их присутствие ощущал каждый. Углублялись тени, тускнело солнце. Кольценосцы пока не снижались и не подавали голоса, но стряхнуть леденящий ужас не удавалось никак. Время шло, и безнадежный поход близился к концу. На четвертый день пути от Перекрестка и шестой от Минас-Тирита земли, на которых теплилась жизнь, кончились. Дальше до самого ущелья Кирит-Горгор простиралась пустыня. На северо-западе, под взгорьем Эмин-Мюил, лежали топи. Вид этого гиблого края нагонял такую тоску, такое глубокое, безысходное отчаяние, что скоро стало ясно — многие воины не смогут идти дальше. Арагорн взирал на них скорее с жалостью, нежели с гневом. Для молодых рохирримов из далекого Вестфольда или для мирных землепашцев Лоссарнаха Мордор был не более чем именем из страшной сказки, которой путали в детстве, и теперь, оказавшись в преддверии Темной Страны, они чувствовали себя так, словно наяву оказались в кошмарном сне. Иные напрочь забыли о целях этой войны и кляли судьбу, заманившую их в столь страшное место. — Ступайте! — отпустил их Арагорн. — Но не роняйте воинской чести, не бегите. А если не хотите вернуться домой с позором, отправляйтесь на юго-запад и попробуйте отбить у врага Кэир-Андрос. Этим вы укрепите оборону и Гондора, и Рохана. Некоторые устыдились настолько, что сумели совладать со страхом и остались, но многие ушли, радуясь возможности принести хоть какую-то пользу. После их ухода, с учетом того, что немало людей пришлось оставить на Перекрестке, в войске насчитывалось не более шести тысяч человек. С этими силами вожди Запада намеревались бросить вызов Черным Вратам и всей мощи Мордора. Дальше продвигались медленно, не растягиваясь и постоянно ожидая нападения. На исходе пятого дня пути от Моргульской долины разбили последний в пути лагерь, окружив его кострами, на которые пошли торчавшие кое-где мертвые деревья. Ночь прошла беспокойно. Почти никто так и не сомкнул глаз, ибо за кромкой света виднелись блуждающие тени, а совсем неподалеку завывали волки. Ветер прекратился, воздух казался совершенно неподвижным. Небо оставалось безоблачным, светил ясный молодой месяц, но все вокруг тонуло в поднимавшихся над землей испарениях. К утру похолодало. Снова поднялся ветер, но на этот раз северный, резкий и порывистый. Ночные призраки рассеялись, местность выглядела совершенно пустой. На севере расстилалась искореженная, измученная земля — голые, опаленные холмы, кучи шлака и дробленого камня, ямы, над которыми поднимался ядовитый дым. На юге, теперь уже совсем близко, находился Кирит-Горгор с Черными Вратами, по обе стороны которых грозно высились черные высокие башни — Зубья Мордора. На последнем отрезке пути войско свернуло с дороги на восток и теперь приближалось к Мораннону с северо-запада, как когда-то Фродо. Огромные стальные створы Черных Врат под угрюмой аркой были плотно закрыты. На укреплениях никто не показывался. Вокруг царила тишина, но тишина напряженная, настороженная. Марш отчаяния завершился. Воины стояли в сером, холодном рассветном сумраке, взирая на могучие стены и высокие башни, и каждый понимал, что даже имей они осадные машины, даже не будь у Врага других войск, кроме тех, что охраняют проход, попытка штурма все равно была бы обречена на провал. А другие войска у Врага были, и войска немалые. Во мраке пещер и тоннелей, источивших скалы близ Мораннона, таились злобные полчища. Вдобавок и назгулы сбились в стаю и теперь, словно коршуны, кружили над Зубьями. Но они только наблюдали, ибо Враг все еще выжидал. Не оставалось ничего другого, как довести задуманное до конца. Арагорн занял лучшую позицию, какую смог найти, — воины разместились на склонах двух огромных холмов из земли вперемешку с дробленым камнем, которые были насыпаны рабами Мордора за несчетные годы тяжких трудов. Между холмами и Моранноном пролегала широкая полоса топкой зловонной грязи. Выстроив войска, вожди в сопровождении знаменосца, трубачей и герольдов выехали к воротам. Впереди скакал Гэндальф, за ним Арагорн с сынами Элронда, Эйомер Роханский и Имрахил. К ним присоединились и Леголас, Гимли и Перегрин, так что у Ворот были представлены все враждебные Мордору народы. Остановились в пределах слышимости от Мораннона. Развернулось знамя, запели трубы, и над черными бастионами возвысились звонкие голоса герольдов. — Мы вызываем Властелина Темной Страны! Он беззаконно начал войну с Гондором, захватил и разорил многие земли. Ныне государь Гондора призывает его к ответу, дабы он исправил содеянное зло и ушел навеки. Пусть он выйдет! Ответа не последовало. Стены и башни оставались погруженными в молчание. Саурон хотел сначала поиграть со своей добычей и лишь потом нанести смертельный удар. Вожди уже вознамерились было повернуть обратно, но тут тишина взорвалась ревом труб, от которого закладывало уши, и грохотом барабанов, подобным раскатам грома. Средние створы ворот с лязгом распахнулись и выпустили посольство Черной Твердыни. Выступавший впереди черный конь — если это вообще был конь, ибо морда огромного страшного чудовища более походила на оскаленный череп, в провалах ноздрей и глазниц которого полыхало пламя — нес на себе могучего всадника в черном одеянии и черном шлеме. Но то был отнюдь не Призрак Кольца, а живой человек, служивший наместником Барад-Дура; он называл себя не иначе как «устами Саурона», а его подлинное имя не сохранилось даже в преданиях. Однако рассказывали, что он происходил из народа, прозванного «черными нуменорцами». Поселившись в Средиземье во дни могущества Саурона, они добровольно подчинились ему из любви к темному знанию и стали самыми преданными его слугами. Этот, первейший из них, был сведущ в магии и снискал расположение своего Властелина жестокостью, которой превосходил любого орка. Его сопровождал небольшой отряд воинов в черных доспехах, под черным стягом с изображением Багрового Ока. Остановившись в нескольких шагах перед вождями, он смерил их с головы до пят презрительным взглядом и рассмеялся. — Есть тут хоть кто-нибудь достаточно знатный, чтобы говорить со мной? Или, на худой конец, такой, что у него хватит ума меня понять? Уж, конечно, не ты, — насмешливо бросил он Арагорну. — Чтобы стать королем, мало нацепить эльфийскую стекляшку и окружить себя всяким сбродом. Арагорн не ответил, он лишь поймал и удержал его взгляд. Некоторое время они смотрели глаза в глаза, а потом, хотя Арагорн и не прикоснулся к оружию и даже не шевельнулся, его противник вскрикнул и отпрянул, словно от удара. — Я глашатай и посол, на меня нельзя нападать! — воскликнул он. — Таков обычай, — произнес Гэндальф. — Но там, где обычаи соблюдаются, послы не ведут себя с такой наглостью. Впрочем, никто тебе не угрожает. Пока ты справляешь посольство, можешь нас не бояться. Но если твой хозяин не поумнел, то скоро тебе не поздоровится, как и всем его слугам. — Ага! — воскликнул посланец. — Стало быть, говорить будешь ты, седобородый? Мы наслышаны о тебе, знаем, что ты привык болтаться по всему свету и строить гнусные козни, оставаясь при этом безнаказанным. Но на сей раз ты засунул нос слишком далеко, дражайший Гэндальф, и сейчас увидишь, что бывает с теми, кто дерзает составлять заговоры против Саурона Великого. Он подозвал одного из воинов, и тот подал ему что-то обернутое в черную ткань. Мордорский посланец развернул сверток и показал короткий меч Сэма, серый эльфийский плащ с застежкой и, наконец, кольчугу из мифрила, которую Фродо носил под одеждой. У всех потемнело в глазах, сердца окаменели, ибо казалось, что пришла пора распроститься с последней надеждой. Пиппин с горестным криком бросился вперед из-за спины Имрахила. — Молчи! — вскричал Гэндальф, отталкивая его назад, но черный глашатай громко расхохотался. — Так у вас, стало быть, еще один такой имеется! — покатился он со смеху. — Не знаю, зачем они вам вообще сдались, но чтобы посылать их в Мордор! Подобной глупости трудно было ожидать даже от таких, как вы. Ну ладно, этот хоть для одной малости сгодился. Теперь ясно, что вещички ему знакомы, да и другим наверняка тоже. Отрицать бесполезно. — Никто и не собирается, — промолвил Гэндальф. — Я действительно знаю каждую вещь и ее историю, а вот ты, хоть и именуешь себя устами Саурона, много на сей счет не расскажешь. Зачем ты принес все это сюда? — Гномья кольчуга, эльфийский плащ, меч павшего Запада и лазутчик-крысеныш… То-то же! Мы знаем все — ваш жалкий заговор раскрыт. Можно предположить, что тот недомерок, у которого отобрали эти вещи, для вас ничего не значит, но я думаю иначе — он вам дорог. Коли так, задумайтесь, если вы вообще способны думать. Саурон не жалует шпионов, и судьба крысеныша будет зависеть от вашего выбора. Никто не ответил, но побледневшие лица и ужас в глазах говорили сами за себя. Вновь послышался громкий смех. — Прекрасно, прекрасно! Вижу, вы этого мозгляка цените. И дело ему поручили важное, не так ли? Теперь его ждут долгие годы нескончаемых мучений — у нас в Великой Башне есть большие искусники по этой части. Вы его вовек не увидите, разве что однажды он, сломленный и вразумленный, вернется к вам в назидание. Все будет именно так, если вы не примете условий моего Властелина. — Назови условия, — голос Гэндальфа звучал твердо, но находившиеся поблизости видели в его глазах боль: он выглядел старым, усталым и готовым сдаться. Никто не сомневался в том, что маг выполнит все, что от него потребуют. — Итак, условия… — промолвил посланец, злорадно улыбаясь и переводя взгляд с одного противника на другого. — Весь гондорский сброд вместе со своими прихвостнями немедленно уберется за Андуин, принеся перед этим клятву не умышлять против Саурона Великого ни явно, ни тайно. Земли восточнее Андуина навсегда отходят к Мордору, а западные, вплоть до Мглистых гор и Роханского провала, обязуются платить ему дань. Люди могут жить своим обычаем и подчиняться своим вождями, но им запрещается носить оружие. А также они должны восстановить подло разрушенный Айсенгард. Туда будет назначен наместник, но не Саруман, а иной, более заслуживающий доверия. По самодовольной физиономии посланца все поняли, что этим наместником станет он сам. И не просто наместником, а тираном, что приберет все народы Запада под свою руку и обратит в величайшее рабство. Но тут снова зазвучал голос Гэндальфа: — Не слишком ли много вы хотите в обмен на одного пленника? Получить все это твой хозяин мог бы только ценой долгой войны, в которой еще победить надо. А надежду на победу он, видать, потерял на полях Гондора, потому и вздумал торговаться. И если даже мы ценим этого пленника так высоко, где уверенность в том, что Саурон, великий лжец и предатель, выполнит свои обещания? Где пленник? Пусть его приведут и передадут нам, тогда и поговорим. Гэндальф не сводил взгляда с Черного Посланца, следил за ним, как воин в бою следит за каждым движением смертельно опасного врага, и от мага не укрылось, что посланец на миг растерялся, хотя тут же попытался скрыть это за взрывом злобного смеха. — Как ты смеешь оскорблять уста Саурона? — вскричал он. — Какая еще уверенность? Саурон не дает заверений, тем паче залогов! Хочешь снискать его милость, выполняй требования. Условия названы. Делайте свой выбор, да побыстрее! — Мы его сделали, — неожиданно произнес Гэндальф. Плащ распахнулся, и ослепительно белые одежды воссияли в этом мрачном месте подобно обнаженному клинку. Мордорский посланец попятился от воздетой руки, а маг подался вперед и попросту забрал у него все — и кольчугу, и плащ, и меч. — Это мы оставим себе на память о нашем друге, — молвил он, — что же до ваших условий, то они отвергнуты окончательно и бесповоротно. Уходи, твое посольство окончено, и теперь над тобой витает смерть. Мы явились сюда не для того, чтобы препираться впустую со лживым коварным Сауроном, а уж тем паче с одним из его рабов. Убирайся! Посланец Мордора больше не смеялся. Его физиономия так исказилась от изумления и ярости, что стала походить на морду дикого зверя, у которого вырвали из пасти добычу, да еще и огрели палкой. Гнев душил его так, что он не мог вымолвить ни слова и лишь хрипло, сдавленно рычал. Но ему хватило одного взгляда на суровые, беспощадные лица противников, чтобы понять — на него смотрит сама смерть. Громко вскрикнув, он повернул коня и помчался к ущелью Кирит-Горгор. Спутники последовали за ним и на всем скаку трубили в рога, подавая условный сигнал. Еще до того, как они достигли Врат, ловушка Саурона захлопнулась. Загрохотали барабаны, над стенами взвились языки пламени. Черные Врата распахнулись во всю ширь, и оттуда стремительным, неудержимым потоком хлынула вражеская орда. Вожди Запада поскакали к своим воинам, а вдогонку им неслись дикие яростные вопли. В воздух тучей поднялась пыль: со стороны дальней башни рванулись вперед дожидавшиеся сигнала в тени Эред-Литуи полчища вастаков. Со склонов по обе стороны Мораннона валом повалили орки. Серые холмы, на которых укрепились воины Запада, превратились в островки, окруженные бушующим злобным морем врагов, превосходивших их числом вдесятеро и более. Саурон вцепился в приманку стальной хваткой. Арагорн едва успевал отдавать приказы. Они с Гэндальфом стояли на одном из холмов, и над ними реяло знамя с Древом и Звездами. На другом холме развевались знамена Рохана и Дол-Амрота: Белый Конь и Серебряный Лебедь. Каждый холм замкнулся в железное кольцо, ощетинившись во все стороны мечами и копьями. Впереди, лицом ко Вратам Мордора, откуда следовало ждать самого страшного удара, стояли сыны Элронда, левый фланг держали дунадэйны, а правый — князь Имрахил с рыцарями Дол-Амрота и гондорскими копейщиками. Завывал ветер, ревели трубы, свистели стрелы. Поднявшиеся над Мордором дымные облака заволокли солнце, сделавшееся багровым, словно то был закат — последний закат, за которым уже не придет рассвет. А сверху, из сгущавшейся тьмы, слетали назгулы, и их леденящие кровь крики гасили в сердцах последнюю надежду. Когда Гэндальф отверг условия Мордора и тем самым обрек Фродо на нескончаемые мучения в Темной Башне, Пиппин содрогнулся от ужаса, но сумел совладать с собой и теперь стоял рядом с Берегондом в первой шеренге воинов Гондора. В первой, ибо решил, что коль скоро погибло все, лучше погибнуть и ему. — Хоть бы Мерри был здесь, — пробормотал хоббит себе под нос. Он смотрел на приближающиеся толпы врагов, а в голове его мелькали мысли: «Да, теперь я, пожалуй, понимаю бедолагу Дэнетора. Раз уж все равно умирать, так мы с Мерри могли бы умереть вместе. Ну да ладно, видать, не суждено. Надеюсь, он встретит конец полегче. Ну а уж я постараюсь сделать, что смогу». Обнажив меч, Пиппин всмотрелся в красно-золотые узоры и наливавшиеся огнем нуменорские письмена. «Клинок-то как раз для такого часа и выкован, — подумалось ему. — Эх, кабы я смог достать им эту гнусную образину, тогда, может, и сравнялся бы со стариной Мерри. Ну да что там, хоть кого из врагов свалить перед смертью, и то будет не худо. Но как бы мне хотелось увидеть еще разок травку и солнышко!» В этот миг до них докатился первый вражеский вал. Правда, орков задержала лежавшая перед холмами топь: они остановились и принялись осыпать противников стрелами. Но за ними со звериным рыком бежали горные тролли Горгорота, намного превосходившие людей ростом и силой. Пиппину показалось, что огромные тела покрывают доспехи из плотно подогнанных роговых чешуек, хотя, скорее всего, то были их собственные шкуры. Чудовища прикрывались круглыми черными щитами и размахивали тяжелыми молотами. Без труда одолев болото, они как буря обрушились на гондорских воинов и схватились с ними врукопашную. Страшный удар сокрушил стоявшего рядом с Пиппином Берегонда: воин зашатался, рухнул наземь, а сразивший его вожак троллей навис над павшим, протягивая когтистые лапы. У этих мерзостных тварей было в обычае перегрызать поверженным противникам горло. Пиппин изо всех сил ударил тролля мечом снизу вверх. Украшенный письменами клинок легко пронзил толстую шкуру и глубоко вошел в тело, отворив поток черной крови. Тролль качнулся и повалился прямо на Берегонда и Пиппина, придавив их своей тяжестью, словно упавший утес. Свет померк, хоббит почувствовал, что проваливается в бездонную тьму. «Вот, стало быть, и конец», — успел подумать он и рассмеялся, почти радуясь тому, что все сомнения, заботы и страхи уже позади. Но прежде чем провалиться в забытье, он услышал знакомый голос, донесшийся словно из далекого прошлого: — Орлы! Орлы летят! На какой-то миг Пиппин задержался на пороге небытия. «Бильбо! — промелькнула мысль. — Но нет, так ведь было в его сказке, давным-давно. А это моя, и она подошла к концу. Прощайте все!» Больше он не видел, не слышал и не чувствовал ровным счетом ничего. |
||
|