"Время Януса" - читать интересную книгу автора (Пресняков Игорь)Глава XXIIIСубботнее свидание неожиданно сорвалось – к Рябинину явился мальчуган и вручил записку: 1.11.24, 17.40 Андрей! Прошу, не сердись, мне необходимо задержаться у Натальи. У нее (и особенно у А. Н.) – крупные неприятности. Если не трудно, дождись меня у парадного Решетиловых в 22.00. Полина. Арест известного доктора немало удивил город. Даже далекие, знавшие Александра Никаноровича только понаслышке люди не допускали мысли о его причастности к заговору. Все открыто и твердо говорили об ошибке ГПУ. Наталья не слушала уговоров, перестала принимать гостей, кроме Полины, и взяла на работе отпуск. Целыми днями она сидела, упершись взглядом в окно, ломая в пепельнице недокуренные папиросы. «…Вот и для Полины начинается маленькая гражданская война, – подумал Андрей. – Придется выбирать между родной кровью и принципами». Она выбежала из парадного наспех одетой, с остановившимися потемневшими глазами. – Что там? Как Наталья? – предполагая самое недоброе, спросил Андрей. – Хуже некуда. Идем! – отрывисто бросила Полина и, не дожидаясь Рябинина, пошла вперед. – Да подожди ты и объясни, – догоняя ее, воскликнул Андрей. – Куда ты так спешишь? – Домой! Рябинин преградил Полине путь: – Застегнись, простудишься. – Пустяки, – отмахнулась она. – Нам надо поторопиться. – Что за спешка на ночь глядя? – больше для порядка посетовал Андрей и взял Полину под руку. – Нет-нет, это… необходимо сделать… именно сейчас, – прерывисто дыша от быстрой ходьбы, говорила она. – Я ему все скажу… Все!.. – Кому? – Кириллу Петровичу, – сквозь зубы ответила Полина. – Ну-ка, начинай по порядку! – потребовал Андрей. Полина нервно рассмеялась: – Представляешь, он отдал Александра Никаноровича под суд! Сегодня утром было заседание, и Наташиного папу приговорили к ссылке. В Акмолинск! Знаешь, где это? То-то… Негодяй! Негодяй и лжец! – Из глаз Полины брызнули слезы. – Весть уже разнеслась по городу… Наташу завтра срочно вызывают к директору театра… Для объяснений… Она считает, что ее отстранят… от спектаклей. Ты бы видел ее! Она в полной прострации. Только и твердит: «Какой позор! Какая несправедливость! Кончено, задавили!..» Ходит как неживая. Андрей обнял Полину за плечи: – Успокойся, не терзай себя. И скандалить с отцом не стоит. Не поможет. – Знаю, – она тяжело вздохнула. – Тогда зачем выяснять отношения? – Чтобы все поставить на свои места раз и навсегда! – жестко отрезала Полина. Она достала из сумочки носовой платок, утерла слезы и огляделась: – Холодно-то как! Дождик откуда-то взялся… – Погода к вечеру испортилась, – кивнул Рябинин. – Боюсь, к утру и снег пойдет. Полина привела себя в порядок, застегнула крючки шубы, поглубже надвинула шляпку. – Знаешь, за Александра Никаноровича я не беспокоюсь, – задумчиво проговорила она. – Наш доктор – человек крепкий и волевой. А вот Наташа… У нее и без того нервы никуда, а тут еще… Что с ней будет? – Может, было бы лучше остаться с Натальей? – Не хочет! Днем у нее случилась жуткая истерика. Я ее уложила, напоила горячим чаем. Понемногу она развеялась, отвлеклась. Даже попыталась шутить: «Ступай, – говорит, – Полли, мне пора перейти к подведению итога. В моем положении остается лишь один выход – тот, что предпочитали римские патриции»… Чушь какая-то! Андрей резко остановился и встряхнул Полину за плечо: – Так и сказала? – Д-да… – испуганно проронила она. – Бежим! – Рябинин изо всех сил потянул Полину за собой. – Скорей к Наталье! – З-зачем?! – Забыла, какой выход… предпочитали римские патриции? – на бегу объяснял Андрей. – Дабы не пасть жертвой гнева императора… и не потерять честь?.. Забыла? В глазах Полины застыл ужас. Они пронеслись по улице и ворвались в парадное Решетиловых. Рябинин взлетел наверх и несколько раз повернул звонок. Тишина. Андрей забарабанил по двери кулаком. – Ищи дворника! – бросил он подоспевшей Полине. – Бери лом, лопату… любую железяку! – Не отзывается? – охнула Полина. – К дворнику, живо! – приказал Андрей. Она побежала вниз, звонко стуча каблучками по каменным плитам и спотыкаясь. «Сколько прошло времени? – прикинул Рябинин. – Минут десять-пятнадцать… Этого дворника можно и не доискаться!.. Эх, где наша не пропадала!» Андрей разбежался и ударил дверь плечом. На третий раз она подалась. Рябинин ворвался в переднюю и громко позвал Наталью. Ответа не было. Он заглянул в гостиную. Спальню. Кабинет. «В ванной, конечно!» – выругался на себя Андрей и потянул дверь ванной комнаты. Растрепанная голова Натальи безжизненно склонилась на край ванны; плечи и грудь уходили в пугающий розоватый туман. Сердце у Андрея упало. Он смахнул пот со лба и, собравшись с духом, осторожно пощупал шею Натальи. «Жива! – радостно встрепенулся Рябинин, ощутив слабый пульс. – Слава тебе, Господи, успели!» Андрей вынес девушку из ванной. Ее тонкие бессильные руки коснулись стены, оставив за собой извилистые красные полосы. Наталья застонала и приоткрыла глаза… – Не пугайся… все будет хорошо… потерпи, пожалуйста, – приговаривал Андрей. Ему стало стыдно оттого, что его ладони касаются груди девушки. Положив Наталью на пол, Рябинин осмотрел ее кисти. Из глубоких порезов сочилась кровь. Он схватил полотенце, с силой разорвал его на полосы и крепко перебинтовал раны. В передней раздались быстрые шаги. Андрей хотел предупредить Полину, но не успел. Она увидела красновато-мутную воду, ванну и пол с размазанными кровяными подтеками, скорченное тело Натальи (ГДЕ?) и истошно закричала. – Тихо! – рявкнул Андрей. Полина осеклась, отступила назад и медленно поползла вниз по стене. – Где дворник? – справился Рябинин. Полина не отвечала, тупо глядя на полуоткрытый влажный рот Натальи. Андрей громко позвал дворника. Из передней, аккуратно ступая, будто опасаясь кого-то разбудить, появился мужик в грязном кожухе с шапкой в руках. – Врача! – по-военному гаркнул Рябинин. – Ага, – спохватился дворник и бросился вон. Андрей обернулся к неподвижно застывшей Полине: – Она жива! Слышишь, жи-ва! Полина повела остекленевшими глазами, узнала его и громко заревела. Врач прибыл через полчаса. Сосредоточенный, чистенько одетый молодой человек без лишних вопросов провел осмотр и строго спросил Андрея: – Что она принимала? – Кокаин, – послышался из глубины квартиры усталый голос Полины. Она медленно вошла в спальню и тяжело опустилась в кресло. – У нее был кокаин, – хрипло добавила Полина. – Скорее всего, Наташа его наглоталась… Для храбрости. Врач коротко кивнул, раскрыл саквояж и завозился с какими-то ампулами. Андрей поднялся и поманил Полину за собой. Они вышли в кухню, поставили на плиту чайник и отрешенно уставились в пустой квадрат окна. – Там… в шкафчике… настойка есть, – не оборачиваясь, сказала Полина. – Дай мне. – И мне не повредит, – согласился Рябинин. Они выпили по большой, наполненной до краев рюмке. – Что же теперь будет? – еле слышно спросила Полина. Андрей подыскивал какие-нибудь мягкие, ободряющие слова, путался и злился на себя. – Ты в эту историю больше не встревай, – в голосе Полины зазвенели повелительные нотки. – Я сама во всем разберусь. Она тряхнула волосами и наклонила голову, как будто перед броском. Рябинин попытался ее обнять, но Полина нетерпеливо дернула плечами: – Прекрати. Мне нужно настроиться на другое. Побудь здесь. Она вышла из кухни, позвала врача. Из передней слышался ее решительный голос: – Сделали укол?.. Все устроится? Как быстро?.. Везти в больницу? Так везите! Я заплачу за ваши хлопоты… Вот, этого должно хватить… Да-да, берите экипаж, не скупитесь… Андрей! Я – за дворником, нужно починить замок. Мигом вернусь. Потерпи немного, скоро пойдем домой. – Вы чтой-то, барышня, так поздно? – открывая дверь, посетовала Даша. – Где этот негодяй? – не обращая внимания на домработницу, Полина прошла в гостиную. – Мама! Прошу, не мешай, у меня серьезнейший разговор, – предупредила она вопрос Анастасии Леонидовны и направилась к кабинету отца. Кирилл Петрович с интересом наблюдал, как дочь вошла и повернула ключ в замке. Он предполагал, что объяснение в той или иной степени должно произойти. Черногоров усмехнулся и с притворным вниманием вновь занялся деловыми бумагами. – Так и будешь изображать невинность? – останавливаясь перед столом, громко спросила Полина. Кирилл Петрович поднял голову и наткнулся на уничтожающий презрительный взгляд. – О чем это ты? – невозмутимо справился он. – Негодяй! – с жаром выкрикнула Полина. – Подлый, жестокий лжец! Я открыто заявляю, что ненавижу тебя, как равно и весь твой «справедливый» режим, который ты столь ревностно защищаешь. Я… я не желаю больше тебя знать, считать своим отцом! Она облегченно вздохнула. Кирилл Петрович вскочил и вплотную подошел к дочери. – Ты в своем уме? – выпучив глаза, прошептал он. – Спроси себя! – с вызовом ответила Полина. – Только что Наталья пыталась покончить с собой! Не вернись мы с Андреем, она бы погибла. Великого ума не надо, чтобы понять, кто в этом виноват. Ты, любезный папочка, и только ты! Мало того, что осудил ни в чем не повинного человека, – даже не задумался о последствиях. Да и зачем? Ведь твоя хваленая справедливость восторжествовала! Правильно, вовсе не стоит думать о слабой, легко ранимой Наташе; о собственной дочери; об элементарной порядочности, наконец. Черногоров схватил Полину за руки и швырнул в кресло. – Замолчи! – грозно приказал он. – Коли страдаешь приступом жалости – лучше мать родную пожалей. – Не стыдно? – рассмеялась Полина. – Сам-то ты ее когда-нибудь жалел? Воспринимал как человека, а не товарища по партии?.. Впрочем, стыда у тебя давно и в помине нет… – Ответить позволишь? – нетерпеливо перебил ее Кирилл Петрович. – Оправдаться попытаешься? – сощурилась Полина. – Послушай-ка, дорогуша!.. – прикрикнул Черногоров. – Что ж, говори, – осеклась дочь. – Благодарю… Кирилл Петрович скрестил руки на груди и холодно, с расстановкой сказал: – Не далее как в прошлую пятницу я обещал тебе быть мягким к Решетилову. Более того, я совершенно искренне хотел его отпустить, коли он, как человек невиновный, чистосердечно расскажет о встрече заговорщиков. Он же, следуя своему интеллигентскому чистоплюйству, стал упорствовать: поначалу даже отрицал сам факт контрреволюционного сборища в своем доме! Его уличили во лжи, но и после этого твой любезный доктор не пожелал говорить; только и твердил: «Доносчиком не буду». Как, спрашивается, можно расценивать его действия? Только как пособничество, явное нежелание сотрудничать с народной властью. Вместо того чтобы помочь и идти на все четыре стороны, Решетилов принялся изображать мученика во имя чести. – А ты и не преминул отомстить! – фыркнула Полина. – Не-ет, милочка, ошибаешься! Для меня интересы дела всегда преобладают над личными… – Это уж точно, – буркнула дочь. – …Своей выходкой Решетилов противопоставил себя закону, государственной политике по борьбе с контрреволюцией… – Какому закону? – Полина встала из кресла и заходила по комнате. – Закону большевистского топора? Тому закону, по которому ты в годы гражданской губил невинных людей тысячами? Или здесь, в родном городе вешал да стрелял вчерашних соседей в двадцатом? Забыл уже? За дверью послышался срывающийся голос Анастасии Леонидовны: – Кирилл! Полина! Что там у вас? Немедленно отоприте! – Мама, я же просила не мешать! – истерично вскричала Полина. Она повернулась к отцу: – Итак, я закончу. Все ваши аргументы, Кирилл Петрович, – лишь уловки. Сущность ваша мне окончательно ясна. Жить с вами рядом и считать вас близким я не хочу. Довольно быть дочерью кровожадного фанатика, довольно ломать свою жизнь и жизнь по-настоящему близких мне людей. Достаточно уж убитого лично тобой Кармилова, интриг против Андрея и едва не погубленной Натальи. Прощай! Черногоров зажмурился, пытаясь совладать с клокочущим гневом и почему-то – едкой обидой. Он слышал, как удалились шаги дочери и лязгнул замок; как на умоляющую просьбу матери объясниться Полина крикнула: «Спроси у него!»; как дважды пушечным выстрелом хлопнула входная дверь. Черногоров открыл глаза и ощутил неприятную дрожь и неуверенность внутри. Он всегда с честью выдерживал удары судьбы, умел контролировать свои эмоции. Кирилл Петрович вспомнил горячность Полины, и ему стало грустно. Впервые дочь показалась ему жестокой и чужой. «Дурочка она, – отгоняя неприятные мысли, подумал Черногоров. – Перебесится, повзрослеет и поймет. Побегает под ледяным дождем, охолонет… Хорошо еще, есть куда спрятаться, поплакать в жилетку… Ну, Рябинин-то – парень неглупый: и ее приголубит, и меня не осудит». Кирилл Петрович удивленно прислушивался к тишине в квартире и вдруг с ужасом вспомнил о двойном стуке двери. – Настя! – сорвавшись с места, прокричал он. – Да что ж вы со мной делаете, а?! Кирилл Петрович поискал жену, но обнаружил лишь до смерти испуганную Дашу. – Где Анастасия? – переведя дух, спросил ее Черногоров. Даша мелко затряслась и неопределенно махнула рукой: – Ту-ту-да… во-вослед… за барышней… – Куда? – с надрывом переспросил Кирилл Петрович. – На улицу?! – Да-а-а… – сжавшись в комок, заревела домработница. – Д-даже… пальто не накинула-а-а… Черногоров злобно выругался и выбежал из квартиры. Во дворе Полины не было. За воротами – тоже. – Поля! Полюшка! – отчаянно позвала Анастасия Леонидовна и побежала наугад, к Центральному парку. Дождь хлестал ей в лицо, войлочные домашние туфли и халатик намокли – она не замечала. Холодный сырой воздух не давал дышать, грудь словно стиснули острыми когтями. «Куда же я? – опомнилась Анастасия Леонидовна. – Поленька наверняка к Андрею побежала. Мне – в другую сторону!» Она повернула к Губернской. Ноги не слушались, из груди вырывались сиплые хрипы. Анастасия Леонидовна уже видела свет фонаря на углу, когда перед глазами поплыли зеленые круги, она споткнулась и провалилась в темноту. В какую именно сторону побежала жена полпреда ГПУ, привратный часовой сказать точно не мог. Черногоров отчитал солдата и подался направо, к Губернской. На углу он осмотрелся, но Анастасии Леонидовны нигде не приметил. Кирилл Петрович кликнул извозчика, чинившего неподалеку колесо, и справился, не появлялась ли здесь женщина. Вымокший до нитки лихач недовольно огрызнулся, что никого не видал, ворчливо добавив: – …Не пристало, гражданин, добрым-то людям шататься по таковской погоде во втором часу ночи. Черногоров повернул обратно, добежал до ограды парка, во весь голос призывая жену и дочь. Страшная догадка вдруг остановила его. Кирилл Петрович медленно пошел вдоль дороги, пристально вглядываясь в темные придорожные кусты. Он почти вернулся на Губернскую, когда заметил у края канавы синюю туфлю жены. – Настя, боже мой! – с мукой вскричал Черногоров. …Анастасия Леонидовна была без сознания. Кирилл Петрович взял на руки ледяное тело и понес к дому. «Машину – немедленно! Потом – доктора. Ее Чистов живет далековато… Кто тут поблизости?.. Воробьев!.. И ванну, ванну – первым делом». – Ничего-ничего, Настенька, – упрямо прошептал он. – Выкарабкаемся! |
||
|