"Жить надо!" - читать интересную книгу автора (Калинаускас Игорь)

СОЗНАЙТЕСЬ И СОГЛАСИТЕСЬ

Все, о чем я рассказываю, видно с определенного места, в котором я нахожусь и которое вам пока не знакомо. Очень важно, чтобы вы помнили об этом, иначе у вас произойдет искажение восприятия. Будет немедленно задействован весь аппарат психологической защиты, и в результате вместо пользы может получиться не то чтобы вред, но некоторая депрессивная реакция.

Чтобы этой депрессивной реакции не было, чтобы не произошло интеллектуальной фрустрации (разочарования), помните: все, о чем я рассказываю, видно с определенного места. То есть, осмысляя эту информацию, не теряйте из вида источник – живого автора, его участия в процессе. Не забывайте живого, понимаете? Иначе это все очень чревато.

Когда-то одна моя знакомая написала стихотворение, и у стихотворения был замечательный эпиграф:

Она. Я хочу влюбиться в статую Петра!..

Он. Видно, замуж девушке пора.

Какое отношение это имеет к теме нашей беседы? Самое непосредственное. Всегда следует помнить исходный момент. Как только исчезает живое со всей его непредсказуемостью, со всей его тайной, со всей невозможностью запихнуть живое в какую-то единственную, концептуальную структуру, начинается то, что мы договорились называть психопатологией обыденной жизни. Быть живым – это и есть главная проблема для человека, который пытается осмыслить, что такое жизнь, в которую он попал, что такое он сам и что такое человеческие отношения, в которые он втянут.

Я пользуюсь пассивными формами, потому что, как только мы начинаем задумываться, мы обнаруживаем, что, как говорил Гурджиев: «Главная иллюзия – это иллюзия делания». Якобы мы что-то делали. И в этой иллюзии мы живем до тех пор, пока просто нормально не задумались. Как только мы задумываемся, так выясняем, что находимся в какой-то пассивно-страдательной позиции.

В жизнь эту я попал. Не пришел, а именно попал.

В этого человека я, как самосознание, как «я есмь», тоже попал.

В эти отношения – опять же попал.

И чтобы начать что-то осознавать, я должен сделать самый первый шаг, тот, который за меня не сделает никто: ни Бог, ни царь и ни герой. Я должен сознаться своему разуму, что я – лицо бездействующее. И только сознавшись в этом, я смогу это пережить.

Но как только разум подводит нас к этому выводу, мы тут же начинаем его глушить, не даем себе разрешения сознаться. А значит, не даем себе возможности это пережить и начать сознательную жизнь.

В строгом смысле слова, сознательная жизнь начинается с осознавания того, что ее не было. И, как ни жалко прожитых лет со всем прекрасным и ужасным, что в них было, они были бессознательными. Независимо от того, сколько их там прошло.

Если вы сумеете сознаться своему разуму и обрадоваться в своем переживании тому, что дожили до этого самопризнания, то, даже если вам восемьдесят лет, это большая удача. С этого именно момента, с этого признания вы получаете действительное основание для самоуважения. Вы перестаете быть рабом, кнопочным механизмом, который никакого самоуважения не имеет и вынужден создавать его иллюзию за счет выманивания у окружающих подтверждения, что он достоин уважения.

Уважение, самоуважение настоящее, глубинное рождается в человеке только тогда, когда он перестает быть лицом бездейственным, а значит – бессознательным, и делает первые шаги к тому, чтобы стать действующим лицом в жизни. Стать автором самого себя, своей жизни и своих отношений к жизни.

Для этого момента нужно не только понимание, но и согласие, без которого не будет соответствующего переживания, а без переживания, соединенного с пониманием, не будет осознавания. Когда осознавание происходит, мы получаем шанс стать, наконец, действующим лицом. И только тогда все наши разговоры о мерах, направленных на преодоление психопатологии обыденной жизни, имеют смысл.

Тогда мы получаем шанс, опираясь на это основание для самоуважения, постепенно построить реальное «Я сам». Ибо без такого самопризнания нет самоуважения, а без самоуважения нет самоценности, нет самовоспитания, никакого настоящего «само» нет.

Как показывают наблюдения, к этому подходят очень многие люди, но им не хватает сил переступить черту, потому что жалко отдавать прожитые до этого момента события. Ведь если вы признались, что вас не было до этого времени, значит, это все не ваше. Это было с вами, но это не были вы.

Но как только с человеком его жизнь перестает случаться, а начинает идти не к нему, а от него, как только он действительно начинает становиться автором себя, – мгновенно отпадает целый воз выдуманных и невыдуманных проблем, потому что это – не ваше. Это проблемы тех и того, что вас вело, что с вами случалось, что вами руководило, что вам внушало. Больше эти вопросы не ваши. Будьте внимательны!

Каковы же главные навязанные, внушенные, внедренные в процессе социализации проблемы, которые позволяют нам жить в иллюзии, что мы якобы действуем? Таких проблем две: самость и гордыня.

Что это означает? Прежде всего это иллюзия под названием: «Я все могу сам». Не только могу, но и на самом деле сам решаю, сам делаю, сам выбираю, сам отказываюсь, сам соглашаюсь.

Откуда она идет? Вспомним детство. Помните (а если забыли, так видели у других), как ребенок отказывается первый раз от поддержки родителя, чтобы идти? Это колоссальное событие в человеческой жизни, которое почти никто не помнит.

Мы так «хорошо» сделаны, что самое главное не помним. Когда работаешь с человеком над всякими проблемами в самовоспоминаниях, выясняется, что помнит он что угодно, кроме самых важных событий своей жизни.

Почему? Да потому, что именно они вытесняются. А, казалось бы, это колоссальное положительное эмоциональное переживание – первые самостоятельные шаги. Вы вспомните поведение родителей в этой ситуации: как они радуются и что они сразу после этой радости делают? Они начинают беспокоиться: не слишком ли независим стал от них ребенок. И уже не только родители начинают: «А не слишком ли независим этот подросток?»; «А не слишком ли независим этот юноша или девушка?»; «А не слишком ли независимо ведет себя этот сорокалетний мужчина?»

До сих пор все хотели, чтобы вы стали независимыми, чтобы вы наконец сами пошли! И вот этот момент, один из решающих в вашей биографии, свершился – вы отодвинули родительские руки и сказали впервые в жизни: «Я сам!» – и не просто сказали, но и действительно прошли эти несколько шагов. Больше вам безнаказанно самостоятельных шагов сделать не удастся никогда. Если вы специально этим не займетесь. С этого момента родители и все окружение до конца ваших дней будут делать все, чтобы доказать вам, что вы сами ничего не можете.

Итак, мы все пережили когда-то чувство подлинной самости. И на этой основе, на реально пережитом чувстве подлинной самости, вырастает огромное здание псевдосамости.

Глубоко в подсознании мы мечтаем отвести все руки, которые нас поддерживают, направляют, указывают и т.д., и еще раз пережить это громадное наслаждение «Я сам!». Это наше желание дает нам шанс.

Но жизнь идет, и возникают желания, исполнение которых лежит вне сферы наших возможностей, наших личных достижений, и все мы зависимы.

Следующий момент подобного взрыва приходится на так называемый подростковый возраст, когда снова в человеке по неизвестным ему причинам (но субъективно-то ему кажется, что он понимает почему) возникает бурное желание «быть самому». Он еще раз делает попытку отвести от себя эти руки.

И тут же натыкается на то, что его самостоятельность определяется его возможностью самому зарабатывать деньги. Возникают проблемы уже собственнические, которые преследуют человека, во всяком случае нашего, иногда до конца его дней. Такая вот прозаическая тема. А поскольку материальную самостоятельность в подростковом возрасте не получает почти никто, то шансов отвести руки и сказать: «Я сам!» – у человека нет. На этом кончается детство с его стихийными всплесками самости.

Дальше начинается совместная жизнь якобы взрослеющего человека с вечным ребенком, которому все время от кого-то что-то надо.

Постоянное раздражение от нежелания признаться самому себе, что никакой он не самостоятельный и даже не самолежательный, порождает в человеке вечное желание обвинить кого-нибудь в том, что это так. И чем дальше, тем труднее сделать те шаги, которые ведут к самостоятельности, потому что нужно сделать то, о чем я говорил вначале: признаться в собственной иллюзии деятельности. Если же не признаваться, то очень удобно – виноваты все: виновато государство, что мало платит, виновата судьба, что не в той семье родился, не в том социальном слое общества, виноваты те, кому повезло и они живут хорошо, виноваты родители, что не так воспитали, виноваты школа и институт, что не так образовали…

Так начинается доминирование нарочитого внешнего обусловливания над внутренним. Так появляется знаменитая проблема взрослых детей.

Есть у меня один знакомый – очень талантливый человек. Он сорок четыре года ждал наследства и не смел сделать ни одного шага в жизни без воли своей матери, от которой зависело, получит он это наследство или нет. Ну, по нынешним временам сорок или пятьдесят тысяч, которые он получил, это вообще явление скромное, а если еще учесть, что пока он дождался, он психологически и физически сломался, потому что занимался не тем, чем хотел, – то и вовсе ничтожное. Не жил, а развлекался в своей жизни в ожидании наследства. Для меня этот человек – просто символ. Но некоторые, глядя со стороны, говорят: «Эх, как хорошо живет!» Вечно подающий надежды…

Что же можно сделать, чтобы избавиться от постоянного раздражения, постоянного подспудного недовольства, возникающего от подсознательного ощущения, что ты не сам, что тобой руководят? Только одно: довериться своему разуму, понять и согласиться наконец. И не нужно бояться, что будет «облом», депрессия, пессимизм, цинизм. Если в вас есть любовь, устремленность, смысл, то вы сумеете сделать и первый, и второй самостоятельные шаги, разведя все руки, которые вас поддерживают и направляют, отбросив костыли. Хотя это очень трудно. И тогда вы узнаете, что такое самостоятельность. И тогда вы узнаете, чего же вы все время хотели. Что такое «Я сам!».

Тогда вы узнаете, как это трудно – оторваться от большой мамочки под названием социум. Вот тут-то и решается, будете вы когда-нибудь взрослым человеком или нет. Захотите вы быть той рыбой, которая сама себе делает озеро и воду в нем, или все-таки лучше прыгнуть в готовое и плавать там, резвиться и время от времени говорить: «Ну, если б дали мне возможность пожить самостоятельно, эх!»

Человек очень балованный. Человеческая жизнь при всех ее неприятностях – очень уютная оранжерея по выращиванию человеков. И если бы время от времени эта оранжерея не разрушалась с помощью глобальных катаклизмов, мы бы так и жили, разделенные на две очень неравные части. Приблизительно сто самостоятельных, взрослых людей, «жрецов», на сто миллионов детей. Так ведь и было, с этого ведь все и началось, как нам ни печально в этом сознаваться. Это уже у обезьян заметили и вообще у стадных животных – вожаков-то мало. Взрослых. Ну, у них там не выбирают – родился доминантной особью, и все: природа требует, иначе стадо погибнет.

Так что подумайте: а хотите ли вы на самом деле этой самости, этой самостоятельности? Пожаловаться ведь не на кого будет.

Второй момент – это то, что мы называем гордыней. Давайте еще раз попробуем заглянуть в свое детство и выяснить, откуда же она берется. Вроде как бы оснований-то никаких нет. Вот тут я всегда вспоминаю одного из героев романа Достоевского «Братья Карамазовы», Снегирева. Знаменитую сцену, когда Алеша предлагает ему деньги. Помните? Бедный, несчастный человек в жутком положении: ребенок болен. И вот Алеша Карамазов, склонный к искреннему сочувствию, предлагает ему деньги, дабы он смог помочь своему ребенку. Помните, что Снегирев сделал? Он начинает топтать эти деньги ногами, кричать, что мы бедные, но гордые. Замечательно описан весь инструментарий гордыни, который в неэкстремальной ситуации у человека обычно мягко завуалирован.

Мы можем видеть, что гордыня – это оборотная сторона той же медали: с одной стороны самость, а с другой – гордыня. И когда я, обладая сложным аппаратом психической защиты, защищающей в том числе мое право быть в этом мире, должен сказать: «Помогите!» – хотя давно уже отверг всякие подпорки, – то есть когда я должен признаться, что не самостоятелен: «Научи меня», «Помоги мне», «Спаси меня», «Я здесь, потому что я ничего не знаю», – вот тут-то и поднимает голову гордыня: как это просить? Как это быть благодарным? Надорвусь, но не буду зависеть. Когда человек хотел быть учеником и приходил к шейху в некоторых суфийских традициях, он произносил такую фразу: «Прими меня как труп в руки омывателя трупов». И во всех серьезных традициях на этапе послушничества есть проверка, действительно ли человек хочет быть учеником. Прежде всего выясняется, сможет ли этот человек перешагнуть через свою гордыню, действительно ли он осознал свою неспособность самостоятельно добиться той цели, ради которой обращается.

Ученик – это такое же колоссальное испытание для учителя, как и учитель для ученика. Только обращение ученика может точно определить, каков учитель. Это – как истинная вера и любовь к Богу и псевдолюбовь. Это мы или просто хотим смыться от всех к папе, только самому-самому папе, идеальному папе, или действительно хотим стать «само».

Поделюсь с вами своей интимной проблемой: у меня были сложные отношения со своим отцом, и в общем-то у меня отец такой коллективный: энное количество мужчин, которые заменяли мне на моем жизненном пути отца. Замечательные люди. Но такая проблема существовала – нехватка отцовского начала.

И вот я приехал к Мастеру, счастливый, что все состоялось. Я очень хотел учиться, потому что понял, что попадусь в лапы своих последователей намертво: у меня было тогда тридцать семь учеников – «большой мастер». Я уже сам чувствовал, что еще немножечко, и они меня загонят в этот образ намертво. Что скоро я пальцем пошевелить сам не смогу, потому что только подумаю – и они уже будут делать. Главное, чтобы сохранить меня в идеальном состоянии: «Это наш такой самый идеальный».

Все вроде хорошо. И вдруг часов через восемь-десять думаю: «Что это ничего не происходит? Что это я чувствую себя очень хорошо?» То есть все, что я знаю про эту ситуацию: вроде сдаваться приехал, учиться, – а не то.

И вдруг я понимаю, что, будучи действительно человеком высочайшей квалификации, Мастер в первые несколько минут поймал меня. И уже с пятой минуты выдает мне мою же проекцию идеального отца. Я ребенком стал. Я потерял на этом день, пока сообразил, что уже попался, что урок уже начался, что во мне еще до «само» далеко. Потому что я уже все: папа, папа, папа. Идеальный. Я приехал работать, учиться, сделать следующие шаги, а стал отдыхать…

Вот такие тонкие формы бывают у такого грубого дела, как гордыня. Ведь это натуральная гордыня, понимаете? Приехать к Мастеру и попасться на проекцию идеального родителя – это и есть тонкая форма гордыни. Такая же, как у якобы учителя, наставника, когда он начинает использовать эту ситуацию выноса на него проекции родителя…

Когда дело доходит до тонких форм, когда вы упираетесь в стенку гордыни внутренним буфером, не позволяющим человеку попасть в такую ситуацию, в которой обнаруживается, что его взрослого – нет, тогда необходимо прилагать усилия, опираясь на устремленность, тогда пора понять, что вся наша жизнь до момента вот этого «само»-сознания – это огромная соска, что все наши ужасные беды, страдания – соска. Как говорил тот же Гурджиев: «Ничто так человек не любит и ни с чем так тяжело не расстается, как со своими страданиями!» А они такие типичные, как выясняется, у всех одинаковые. Мамка оторвала от груди – о-ой, это же трагедия. Наши страдания – это страдания человека, который должен погибнуть под машиной, а его вытолкнули, он ударил коленку, ему больно.

Это и есть жизнь в утробе, в утробе социума. Поэтому я вам напоминал вначале о том месте, из которого это видно. Потому что изнутри этой утробы никакой патологии не видно. Все, что я вам рассказывал, – это никакая не патология, это жизнь! Она такая! И прекрасна этим. И благодаря тому, что она такая, мы все живы. Мы живем, растем, развиваемся, накапливаем знания благодаря тому, что защищены ее утробой.

Я благодарен судьбе за то, что смог родиться.

Я благодарен своей матери.

Я благодарен своему отцу.

Но ведь социум – это мать, и благодаря этому мы живы. И имеем шанс. А вы говорите – гордыня, самость… Давно говорят мудрые люди: «Когда идешь к вратам, от всего отталкиваешься. И только пройдя врата, начинаешь ко всему притягиваться». Велика мать наша, велика, терпелива и всех детей любит. Всех тех, кто там, в утробе. Равно. И отец есть у нас. Но это попозже. Когда выйдем. И зачаты мы непорочно. Но не в том биологическом смысле слова. Ну, пожалуй, все, я на этом закончу.