"Западный ветер — ясная погода" - читать интересную книгу автора (Можейко Игорь)

Глава VIII. Верхняя Бирма

Как уже отмечалось, многие беженцы из Рангуна, числом более 100 тыс., избрали путь через перевал Таунгоу в Аракан, откуда они рассчитывали добраться морем до Индии. Дорога от Рангуна до Прома шла через обжитые районы, но дальше — а от Прома до г. Таунгоу на побережье Бенгальского залива было больше 150 км — путь шел через горы, где нельзя было достать ни пищи, ни воды. Тропа, по которой двигались группы беженцев, была на много метров вокруг усеяна трупами тех, кто не выдержал тяжести пути, занимавшего не меньше недели. Помимо голода и жажды беженцев преследовали холера и дизентерия. Несколько добровольцев, в их числе профессор Пирн из Рангунского университета, старались как-то облегчить судьбу беглецов, встречая их на берегу, доставая пищу и воду и, главное, распределяя билеты, чтобы отправить беженцев пароходами и баржами, которые присылали из Калькутты. В лагере в г. Таунгоу скапливалось более 25 тыс. человек одновременно, и ежедневно подходили тысячи больных, изможденных людей. Суда из Калькутты могли забирать не более тысячи человек в день, и каждый раз, когда приходило судно, начиналось столпотворение: озверевшие люди давили друг друга, стараясь любой ценой попасть на корабль — никто не знал, придет ли завтра другой. Больше судов калькуттские власти выделить не смогли. Люди у пристани погибали от жажды, хотя в нескольких километрах оттуда были колодцы — но никто не смел отойти далеко от пристани, а носить воду было некому. Когда профессор Пирн в отчаянии призывал индийских бедняков как-то наладить снабжение водой, избрать комиссию, которая смотрела бы за порядком, чтобы люди не гибли при посадке, многотысячная толпа начинала сначала нестройно, потом все громче кричать: «Ганди-киджай!", словно вождь ИНК мог перенестись через море и спасти своих соотечественников, брошенных на произвол судьбы. Лишь 18 марта жизнь в лагере несколько облегчилась, потому что из Бомбея и Мадраса приплыли добровольцы-медики.

После продвижения японцев к Прому путь на Таунгоу был закрыт, и уйти из страны в Индию можно было лишь через северные перевалы. Наиболее известным из них был перевал Таму, до которого можно было добраться через Мандалай. Поэтому индийцы со всей Бирмы тянулись к Мандалаю, окружив его кольцом палаток и навесов. Многие тысячи из них умирали от холеры и дизентерии — медицинского персонала здесь тоже не хватало, а военные власти перекрыли дорогу на западном берегу Иравади и не пропускали по ней больше 500 человек в день, чтобы не мешать возможному отступлению войск по этой дороге и работам по ее расширению. В начале апреля, по официальным данным, в лагерях вокруг Мандалая все еще находилось более 100 тыс. человек (всего через перевал Таму прошло более 200 тыс. беженцев), из них 500 умирали ежедневно от холеры. В мае начались дожди, жара спала, холера поутихла и администрации удалось наладить питание беженцев.

В начале марта 1942 г. правительство Бирмы во главе с губернатором, штаб генерала Александера и небольшой штаб генерала Стилуэлла устроились в Мемьо летнем курорте для английских чиновников к северу от Мандалая. Было тесно, привыкшим к комфорту офицерам приходилось жить по два-три человека в комнате, зато питание было поставлено отлично — большинство рангунских чиновников привезли с собой поваров, да и на месте слуг хватало.

Приехав в Мемьо, Стилуэлл нанес визит Дорман-Смиту и Александеру. Оба англичанина произвели на Стилуэлла неблагоприятное впечатление. Стилуэлл задал губернатору вопрос: если бирманцы будут поддерживать японцев и присоединятся к ним, следует ли китайским войскам по ним стрелять? Губернатор не раздумывая сказал, что следует. Александеру не понравилось заявление Стилуэлла, что тот будет командовать китайскими войсками. Александер полагал, что китайские дивизии должны подчиняться непосредственно ему. Убежденность Стилуэлла, что командующий китайскими войсками — он, не разделялась и китайскими генералами. Сразу же после Стилуэлла визит губернатору нанес генерал Ду Лимин, командующий 5-й армией, и представился Дорман-Смиту как командующий китайскими войсками в Бирме. На следующий день с такими же претензиями явился еще один генерал. Когда английский губернатор спросил Ду Лимина, как же один пост могут занимать несколько человек, тот ответил: «Американский генерал только думает, что командует. В самом деле ничего подобного он не делает. Мы, китайцы, полагаем, что единственный способ удержать американцев в войне — это дать им несколько командных постов на бумаге. Они тогда нам не будут мешать».

Стилуэлл вскоре действительно обнаружил, что любой приказ, который он получал от Александера и передавал своим китайским подчиненным, должен был совершить длительное путешествие до самого Чан Кайши, после чего чаще всего не выполнялся или выполнялся с опозданием. Глава чунцинского правительства уже жалел, что двинул свои дивизии в Бирму. Он не доверял англичанам, полагая, что они предали его и предадут снова, и не хотел рисковать своими войсками, так как никаких перспектив после потери Рангуна и хранившихся там запасов не видел. По словам Стилуэлла,.Чан Кайши в те дни так отзывался о союзниках: «Будь они прокляты. Они убежали из Рангуна и даже не удосужились предупредить моего офицера связи. Они обещали бензин для наших танков и машин и ничего не дали». В результате лишь одна 200-я дивизия встретила у Таунгу начавших наступление японцев, а остальные китайские части остановились южнее Мандалая. И хотя Стилуэллу все же удалось в середине марта убедить Чан Кайши двинуть к Таунгу другие войска, спасти изолированную 200-ю дивизию от поражения уже не удалось.

7 марта 15-я армия Йиды получила приказ начать наступление на север с целью разгромить китайские войска и занять Мандалай. Для этого из Малайи и Вьетнама к генералу Йиде должны были поступить подкрепления, однако он не стал их ждать: наступать следовало немедленно, до начала муссона, пока дороги были сухими и можно было использовать автотранспорт для быстрых рейдов. Прихода муссона ждали и англичане, причем с двойным чувством: с одной стороны, они надеялись, что дожди затруднят наступление японских войск, с другой опасались, что придется отступать в условиях, когда горные тропы и перевалы станут почти непроходимыми.

К 15 марта Йида разработал план операции по захвату Средней и Верхней Бирмы. Он намеревался воспользоваться тем, что Бирма разделена речными долинами и горными хребтами в меридиональном направлении, что позволяло разбить защищающие ее части поодиночке. 55-я дивизия начинала наступление по долине Иравади, вдоль железной и шоссейных дорог, тогда как 56-я дивизия (прибытия которой ждали со дня на день) должна была направиться против китайских войск, перекрывавших долину Ситауна, и захватить Таунгу, аэродром которого планировалось использовать для японской авиации. Генерал Йида был невысокого мнения о возможностях китайских дивизий. И не только потому, что китайская армия была плохо вооружена, плохо снабжалась и плохо управлялась. Он делал ставку на то, что китайцы находятся на чужой территории и защищать Бирму не захотят, т. е. при первой возможности будут отступать к своей границе.

Вскоре после прибытия в Мемьо генерал Александер попросил Уэйвелла прислать ему заместителя, который взял бы на себя командование английским корпусом в долине Иравади. Просьбу Александера выполнили оперативно, и уже 29 марта в Бирму прилетел генерал-майор Слим. В тот момент никто не рискнул бы сказать о нем то же, что сказал Черчилль об Александере. Бирманская кампания была проиграна, и посылать в Бирму генерала, нужного на других, более перспективных театрах войны, никто бы не стал. Александер, когда ему предложили Слима, хотел было отказаться, так как никогда ранее не слыхал этого имени, но один из его помощников, который знал Слима по Индии, уговорил рискнуть — ведь Слим по крайней мере не скомпрометировал себя поражениями, как те генералы, что скопились в штабе Александера и которым он доверить командование корпусом не желал.

Генералу Уильяму Слиму было 50 лет. Лишь за два года до того он был подполковником, безнадежно застрявшим на служебной лестнице в индийской армии и зарабатывавшим в основном тем, что писал бесчисленные экзотические рассказы из индийской жизни под псевдонимом Энтони Миллс и редактировал военный журнал. В 1940 г. Слим ввиду острой нехватки офицеров был отправлен со своим батальоном на Ближний Восток, там вскоре получил очередное звание и бригаду, а в 1941 г. уже успешно командовал в Ираке и Иране дивизией. Смирившись за долгую и неудачную военную карьеру с тем, что ему не везет, Слим покорно принял безнадежное назначение и обосновался на линии фронта у Прома с двумя в значительной степени уже фиктивными дивизиями и потрепанной танковой бригадой. Ему было дано задание любой ценой удержать нефтепромыслы в Енанджауне, потеря которых оставляла оборонявшихся без горючего. Однако еще до того как Слим приступил к исполнению своих обязанностей, произошли важные события на востоке страны, в долине Ситауна.

Город Таунгу после ухода английских войск на запад защищала, как уже говорилось, 200-я китайская дивизия силой примерно в английскую бригаду. Против нее наступали японские войска, численно втрое ее превосходившие. Тем не менее в течение четырех дней китайская дивизия оказывала упорное сопротивление японцам. 23 марта 143-й японский полк обошел китайцев и отрезал им путь к отступлению, но 200-я дивизия продолжала сопротивление, сковав значительные японские силы. Исход сражения зависел от того, кто сможет быстрее подбросить в район Таунгу подкрепления. В распоряжении Стилуэлла находились 22-я и 96-я китайские дивизии и два резервных полка — силы достаточные, чтобы не только сорвать японские планы, но и начать контрнаступление.

Опасаясь этого, генерал Йида срочно перебросил к Таунгу части, только что прибывшие в Рангун. Однако китайские войска медлили прийти на помощь своим. Когда Стилуэлл приказал резервным полкам, стоявшим в тылу 143-го японского полка, ударить по нему, командиры полков не двинулись с места, а попросту переправили приказы Стилуэлла в Чунцин. 26 марта к району боев подошла 96-я дивизия, но 22-я задержалась, так как все железнодорожники разбежались и некому было перевезти ее по железной дороге, как было запланировано. Командир 22-й дивизии обещал начать наступление на юг 28 марта, однако и в этот день его части не двинулись с места. Не надеясь на помощь Мемьо и Чунцина, Стилуэлл бросился к Слиму с просьбой ударить во фланг японцам из долины Иравади и спасти сражающуюся уже 10 дней в окружении, без боеприпасов и пищи китайскую дивизию. Слим, выслушав Стилуэлла, вопреки строгим указаниям командования снял со своего фронта танковую бригаду, но ее наступление вскоре остановилось; более того, опасаясь попасть в окружение, командир бригады, полковник старой школы приказал отступать.

К утру 30 марта Стилуэлл понял, что спасать 200-ю дивизию некому. Узнав, что китайские войска бездействовали по указанию своего главнокомандующего, который не хотел ими рисковать, предпочитая потерять одну дивизию, чем целую армию, Стилуэлл фактически предъявил Чан Кайши ультиматум, заявив ему, что не может доверить тем, кто не выполняет свои обещания, американские самолеты, защищавшие Чунцин. В то же время, будучи человеком объективным, Стилуэлл записал в дневнике: «Надо отдать китайцам должное — нельзя ожидать от них, чтобы они передали две армии чертову иностранцу, которого они не знают и которому они не имеют никаких оснований доверять». Этот аргумент, казалось, подействовал: Чан Кайши прилетел в Мемьо вместе с женой, собрал китайских генералов и сообщил им в присутствии Стилуэлла, что они в будущем должны беспрекословно подчиняться Стилуэллу, для чего последнему вручается красная печать, чтобы скреплять ею свои приказы. Печать была вручена, однако, как оказалось, вместо обещанного титула «главнокомандующий войсками в Бирме» на ней была надпись «начальник штаба объединенных сил», что в глазах китайских генералов низводило американского генерала до положения советника и ничего в отношениях Стилуэлла с командующими его армиями не изменило.

После двух недель отчаянного сопротивления, потеряв более 1 тыс. человек и почти всю технику, 200-я дивизия вырвалась из окружения и ушла на север, открыв японцам путь в Шанские княжества. Сейчас же после этого генерал Йида перевел свой штаб в Таунгу и на следующий день издал измененную диспозицию сражения за Мандалай. Он решил перебросить основные силы в долину Ситауна, чтобы форсированным маршем выйти к самой северной оконечности Бирмы и, развернувшись фронтом на запад, выбросить англичан в Индию, не дав им соединиться с китайскими войсками. Ничего не зная об этих планах Йиды, генерал Александер тем не менее понимал, что у него недостаточно сил, чтобы защищать долину Иравади и нефтепромыслы в Енанджауне. 6 апреля он встретился с Чан Кайши в Мемьо и уговорил того перебросить одну дивизию в долину Иравади. В ответ на просьбу китайский главнокомандующий поставил условие, чтобы англичане перестали наконец отступать, с чем Александер согласился. Однако недоверие было взаимным и глубоким. Через три дня Чан Кайши прислал Стилуэллу телеграмму с приказом дивизии англичанам не отдавать, чтобы не ослабить обороны долины Ситауна.

Пока шли переговоры, неутешительные известия поступили как с востока, так и с запада. В долине Ситауна японские войска начали энергично теснить китайцев, которые отходили к северу, не оказывая серьезного сопротивления. Ни поездки Стилуэлла на фронт, ни его жалобы Чан Кайши не помогали. В эти же дни продолжалось начавшееся 2 апреля отступление английских войск от Прома. Апрель — самый жаркий и влажный месяц в Бирме, к тому же войска шли по самой засушливой и жаркой части страны. Мелкая, как пудра, рыжая пыль поднималась облаками, и ничего не было видно в трех шагах. У колодцев в редких деревнях солдаты сбивались в громадные толпы. Японские самолеты знали, где расположены эти колодцы, и устраивали возле них кровавые побоища. Отступление продолжалось два дня с короткой ночевкой. За это время части корпуса покрыли расстояние в 60 км с лишним и достигли Аланмьо. Отступление шло в такой спешке, что англичане даже не взрывали мостов, что позволило японцам без препятствий следовать за противником. Китайский и английский штабы обменивались гневными телеграммами, обвиняя друг друга в предательстве. Генерал Александер в официальном сообщении в раздраженных тонах писал о китайских солдатах как о «паразитах», которые «ожидают, что я буду их кормить».

10 апреля японские части вновь вошли в соприкосновение с корпусом генерала Слима и начали атаковать его малыми силами в различных пунктах обороны. Мелкие группы японцев и бирманцев из АНБ проникали в тылы и вносили панику. Английские части были измотаны и деморализованы, началось дезертирство. Фронт трещал по швам, однако генерал Александер слал из Мемьо приказы удерживать его любой ценой. Понимая, что еще день-два и его войска попросту разбегутся, генерал Слим без разрешения сверху приказал взрывать нефтепромыслы и хранилища нефти в Енанджауне.

Еще над одним бирманским городом поднялась черная стена дыма. Но если горящий Рангун месяц назад оставался сзади и с каждой минутой англичане уходили все дальше от него, то теперь английским частям предстояло пройти сквозь эту стену — там, в руинах пылающего Енанджауна, была отрезана одна из дивизий Слима — 1-я бирманская.

Под давлением японцев дивизия начала отступать к реке, потому что больше нигде не было воды. Спиной к реке солдаты заняли оборону, почти не имея боеприпасов. Весь день они делали бесконечные попытки найти брешь в японском кольце, и каждый раз им приходилось переходить к обороне, а кольцо становилось все теснее. Не только раненые, но и здоровые солдаты умирали от тепловых и солнечных ударов. Попытки 17-й дивизии пробиться к блокированным войскам ни к чему не привели. Перебраться через быструю, шириной больше километра реку окруженные тоже не смогли.

В эти трагические для корпуса часы с севера подошли первые части 38-й китайской дивизии, которую Чан Кайши, поддавшись уговорам Стилуэлла, все же согласился перевести в долину Иравади. Так как у Слима не оставалось ничего, кроме нескольких танков и артиллерийской батареи, он пошел на риск и отдал их в подчинение генералу Суй Личжену, командиру китайской дивизии. Китайцы прямо с марша вступили в бой и смогли потеснить японцев, однако прорвать кольцо окружения им не удалось.

Во второй половине дня 18 апреля командир окруженной дивизии генерал Скотт радировал Слиму, что больше дивизия держаться не в состоянии. Он предложил оставить всю артиллерию, раненых и имущество и «просачиваться, как придется», вдоль реки. Перед Слимом стояла трудная задача: если не разрешить дивизии отходить группами, то все ее солдаты могут погибнуть, если разрешить — дивизия как боевая единица перестанет существовать. Связавшись с командиром китайской дивизии, Слим приказал дивизии Скотта держать оборону до утра, а затем прорываться навстречу китайцам, которые начнут новое наступление.

На следующее утро окруженные возобновили попытки пробиться. Кольцо все сжималось, японские самолеты с бреющего полета расстреливали скопления людей. Примерно в полдень Скотту сообщили, что крупные японские силы приближаются с севера. Ожидая оттуда нового удара, Скотт приказал своим частям оттянуться на более удобные позиции и начать уничтожение артиллерии и всех припасов. Часть раненых положили на броню оставшихся танков, остальных оставили в расчете на то, что японцы окажут им помощь (на следующую ночь разведчики вернулись в Енанджаун и увидели, что все раненые заколоты штыками). После отчаянного боя остатки дивизии прорвались на север и соединились со своими частями.

К сожалению, это была трагическая ошибка — разведка Скотта приняла за японцев китайские части, занимавшие позиции для атаки. Наступление китайской дивизии началось через полчаса после того, как английская дивизия оставила своя позиции. К вечеру китайские части прорвали оборону японцев, заняли Енанджаун, освободили оставшихся в живых английских пленных и собрали всех, кто еще скрывался в окопах и зарослях на берегу реки. Таким образом, единственное удачное наступление на этом этапе бирманской кампании было проведено именно китайской дивизией. Прорыв внес разлад в планы генерала Йиды, заставив приостановить наступление и даже временно оставить Енанджаун. Английские же части смогли оторваться от противника.

Отсутствие общего плана кампании и твердая уверенность британского командования на всех уровнях в том, что Бирма уже потеряна, способствовали быстрейшему поражению. Была теоретическая возможность усилить китайские части настолько, чтобы переломить ход кампании, но Чан Кайши больше думал о том, как бы спасти завязшие в Бирме дивизии, чем о присылке подкреплений. Мог бы спасти положение сильный десант в Рангуне, в тылу японской армии, но рейд эскадры адмирала Нагумо, разгром баз и аэродромов на Цейлоне, паника в Южной Индии, паралич судоходства в Бенгальском заливе заранее обрекали такой десант на неудачу. Наконец, можно было двинуть через перевалы из Ассама части, которые охраняли индийскую границу, но преодолеть перевалы они были способны лишь без снаряжения, транспорта и артиллерии, не говоря уже о танках. Да и вряд ли полк или два, прибыв в Бирму, изменили бы общую картину. Генерал Йида уже имел в тылу восстановленный и действующий рангунский порт и получал столько подкреплений, сколько было нужно. К апрелю бои на остальных фронтах Юго-Восточной Азии завершились и у японцев освободились крупные резервы. Число убитых и раненых в боях с обеих сторон было примерно равным и при этом гораздо меньшим, чем потери союзников в результате ряда последовательных капитуляций: 70 тыс. в Сингапуре, 13 тыс. на Яве и т. д. В общей сложности союзники потеряли пленными более 100 тыс. человек — именно за счет этих потерь и возникло явное преимущество японцев в численности войск. Впервые с начала войны их силы превышали силы союзников (даже включая китайские армии). И несмотря на то что в Бирме командование английскими войсками в общем находилось на несравненно более высоком уровне, чем в Малайе или на Яве, кампания, проигранная еще до ее начала, не могла быть спасена весной 1942 г.

В послевоенном письме Слиму Александер, вспоминая о бирманской кампании, писал: «Вы пишете, что мы не имели общей установки и общего плана кампании, и вы правы. Меня прислали в Бирму, чтобы я попытался спасти Рангун: После того как Рангун был потерян, я не получал более никаких директив из центра — по правде сказать, у меня даже не было передатчика, с помощью которого я мог бы связаться с Индией! Мы рассчитывали, что китайцы сделают больше, чем они смогли сделать, — вернее, нам следовало бы знать, насколько они слабы и насколько прогнила их система управления, начиная от Чан Кайши и до самой низшей инстанции. Вскоре мне стало понятно, что нам придется отступать в Индию, однако, если бы китайцы догадались, что мы планируем такое отступление, они расстались бы с нами еще раньше, чем они это сделали».

Действительно, как только в Лондоне и Индии решили, что кампания в Бирме продлится недолго, встал вопрос — куда отступать. Войска, находившиеся в Бирме, отходили к горной подкове, охватившей страну с севера. Отступление на запад, в Северо-Восточную Индию, должно было привести к большим потерям и гибели транспорта, всех танков и военных запасов, так как в Индию вели лишь горные тропы. Несмотря на это, в Лондоне все же предпочитали отвести войска в Ассам, так как это позволяло укрепить бирмано-индийскую границу. Однако на совещании союзников был принят иной план: отступать на север, не теряя связи с китайскими войсками, с тем чтобы остаться в районе Лашо, имея в тылу Бирманскую дорогу, которая позволяла вывезти из Бирмы технику. Этот путь отступления устраивал американцев, которые желали показать Чан Кайши, что его не бросили на произвол судьбы и что его державу охраняют с юга не только его собственные войска, но и союзники.

По мере того как ускорялось движение японских войск по долине Ситауна и росла угроза, что они обойдут Мандалай и Мемьо с севера, отношения между союзниками обострялись. На этом этапе войны британские генералы применили по отношению к китайцам элементарную (даже не военную) хитрость: они уже давно решили, что, несмотря на соглашение, отступать будут именно на запад, в Ассам, хотя в переписке и публичных выступлениях продолжали повторять, что желают одного — отойти вместе с китайцами на север и оттуда угрожать японцам. Еще в марте, когда Уэйвелл впервые заявил об отступлении англичан в Китай, в английском Генеральном штабе, по словам начальника оперативного отдела этого штаба генерал-майора Джона Кеннеди, понимали, что, «если этот план будет принят, наши войска будут совершенно отрезаны от источников снабжения и смогут в лучшем случае вести партизанскую войну. Мы чувствовали, что Александер двинется в Ассам».

Поспешить с принятием «индийского варианта» отступления помогли Александеру японцы.

Во второй половине апреля японские войска, пользуясь неразберихой на китайском участке фронта, начали быстро продвигаться по направлению к г. Лойко. 18 апреля они, используя свою обычную тактику, смогли обойти 55-ю китайскую дивизию и поставить заслон в ее тылу. В тот же день связь с 55-й дивизией прекратилась, и о ее судьбе стало известно лишь значительно позднее: окруженная противником, лишенная толкового руководства, дивизия была частично перебита, частично взята в плен. На этот раз в японских частях появились танки, переброшенные через Рангун. Моторизованные колонны японцев с танками впереди на большой скорости прорывались сквозь китайские дивизии и, не давая опомниться, членили и крушили китайскую оборону. 20 апреля пал г. Лойко, 22 апреля японские части добрались до г. Таунджи. Здесь их наступление могло приостановиться, так как танки и грузовики оказались без горючего, однако помощь пришла со стороны китайцев — они в такой спешке отступали из Таунджи, что не успели взорвать хранилища, достаточные для того, чтобы дать возможность японским моторизованным частям довести до конца кампанию в Бирме.

Вскоре положение на Восточном фронте обострилось еще больше, потому что 56-я японская дивизия, двигаясь к северо-востоку от Таунджи, заняла Лойлем и открыла себе дорогу к северным Шанским княжествам. Войска китайской 6-й армии, опасаясь быть отрезанными в этом горном районе, начали быстро откатываться на север и через несколько дней ушли из Бирмы. 200-я китайская дивизия — та самая, которая столь отважно сражалась у Таунгу, — тем временем шла с запада на выручку Таунджи. 22 апреля дивизия достигла окраин Таунджи, но здесь, натолкнувшись на сопротивление японцев, остановилась. Прилетевший туда Стилуэлл пошел на нарушение всех уставов и пообещал дивизии 50 тыс. рупий, если она возьмет город. Этот прием оказался настолько эффективным, что дивизия не только выбросила японцев из города, но и преследовала их до самого Лойлема. Однако Лойлем был пуст и сожжен, и 200-я дивизия также ушла в Китай. После этого численность китайских войск в Бирме сократилась вдвое.

Рассматривая варианты дальнейших действий, Александер пришел к выводу, что защита Мандалая может привести к полному разгрому английских войск. Этот город расположен у большой излучины Иравади, и, отступая к нему, войска Слима вынуждены были бы сражаться, имея за спиной реку. Поэтому Александер решил взорвать основной мост через Иравади у Авы, а войска без сражения перевести на правый (в этом месте северный) берег реки. 25 апреля Александер встретился со Стилуэллом и Слимом у Авы. Было ясно, что фронт на Иравади, который теперь держали остатки английских дивизий и китайской 5-й армии, вот-вот развалится. Решено было начать переправу через Иравади 26 апреля.

Приняв решение отводить войска в Индию, Александер тем не менее поначалу предполагал сконцентрировать свои войска после переправы через Иравади в квадрате, образованном излучиной Иравади и ее основным притоком — Чиндуином. Однако уже 26 апреля английский штаб получил информацию, которая изменила все планы, — оказалось, что японские и бирманские подразделения вышли к г. Чау, от которого было совсем недалеко до одной из дорог, ведущих из Бирмы в Индию. Эти страны связывали две горные дороги, непригодные для автомобильного транспорта на всем протяжении, несмотря на усилия англичан в последние недели расширить их. Южный путь начинался от г. Пакхоуху, затем выходил в долину р. Мьиты и, превратившись в тропу, шел на север до впадения Мьиты в Чиндуин у расположенных по соседству городков Калева и Калемьо. Северный путь, более короткий и удобный, начинался от Мандалая, потом шел по долине Чиндуина и через горы выводил также к Калеве.

Общая длина северного пути, кое-где приспособленного для грузовиков, но иногда сужающегося до тропы, была всего около 150 км, однако там было плохо с водой и, поскольку по нему все еще шли индийские беженцы, существовала опасность возникновения эпидемий, заторов на тропе и т. д. Поэтому Александер решил разделить свою армию, 17-я дивизия и танковая бригада без танков должны были идти северным путем, остальные части — южным, причем немедленно, чтобы опередить японцев.

Отступление по южному пути началось уже 26 апреля. Приказав 17-й и 38-й китайским дивизиям защищать мост у Авы, Слим приказал частям бирманской дивизии начать движение к долине Мьиты. Часть сил генерал бросил на задержку японских танковых и моторизованных колонн, которые стремились отрезать англичанам пути отступления и не дать им возможности выйти на тропы к перевалам. Сопротивление англичан возросло — было ясно, что если японцы прорвутся к Авскому мосту или долине Мьиты, придется сдаваться.

В эти драматические дни последних боев судьбы войны начали постепенно меняться. В Малайе в декабре и январе японцы побеждали превосходящие силы противника, в Бирме в апреле и начале мая они не могли одолеть английские войска, уступавшие им в численности. За пять месяцев боев в Бирме те английские части, что не были уничтожены в первые недели, постепенно научились сражаться. Командование частей также постепенно сменилось — генералы и полковники мирного времени, как всегда бывает на войне, постепенно были заменены либо командирами более высокого класса с опытом боев на Ближнем Востоке и в Африке, либо выдвинулись из нижестоящих офицеров. Следует учесть, что в долине Иравади бои велись в основном в безлесном открытом пространстве среди сухих рисовых полей, где японская тактика инфильтрации давала куда меньший эффект. Японцы уже не гнались за противником, а только оттесняли его. И хотя бирманский театр войны доживал последние дни, отход англичан из Бирмы оказался куда менее окрашенным паникой и беспорядком, чем первые недели кампании. Да и войска генерала Йиды были уже не те, что в начале военных действий. Пять месяцев непрерывных боев, в которых дивизии потеряли до половины состава, сильно измотали солдат. В ходе всей Второй мировой войны не раз обнаруживалось, что японские части скорее способны на отчаянное наступление, на сильный удар, на отчаянное сопротивление, чем на последовательные, длительные и разнообразные военные действия.

Несмотря на то что в кампании в Малайе участвовало значительное число войск, она оказалась локальной — война прокатилась вдоль железной дороги, почти не коснувшись прибрежных районов и не затронув жизни районов глубинных. Даже в самом Сингапуре, где англичане потеряли большие материальные ценности и целую армию, разрушения были не настолько велики, чтобы парализовать город. Бирма, напротив, испытала все ужасы войны. При этом менее всего пострадали англичане: чиновников удалось эвакуировать, армия хотя и понесла большие потери, однако многие солдаты и офицеры ушли из Бирмы живыми. Даже в плен в Бирме попало сравнительно мало англичан. Зато двум основным группам населения страны — бирманцам и индийцам — война принесла невероятные бедствия. Полмиллиона индийцев превратились в беженцев, и едва ли не половина из них погибли — истинного числа их не узнает никто. Сотни тысяч бирманцев также потеряли жизнь, а миллионы — имущество. Все города Бирмы подверглись налетам японской авиации, многие были сожжены и разрушены. Значительная часть деревень также была уничтожена — ведь военные действия прокатились по обеим основным долинам страны, где сосредоточено большинство ее населения. Взрывали мосты и заводы, уничтожали нефтепромыслы отступавшие англичане, жгли деревни и разрушали города наступавшие японцы. Был разрушен Рангун, но судьба обошлась с ним милостиво по сравнению с участью второго по величине города Бирмы Мандалая.

Массированный налет на Мандалай японская авиация совершила 3 апреля. Несмотря на то что большинство населения к тому времени покинуло город, сотни людей были убиты бомбами или погибли в пламени пожара, охватившего весь город. Сгорели госпитали с больными и ранеными, сгорели железнодорожный узел и все склады. Погибла и жемчужина бирманского деревянного зодчества — королевский дворец. Некому было убирать трупы — даже полиция покинула город. Проехавшая по городу в машине леди Дорман-Смит записала в дневнике: «Описать это невозможно... квартал за кварталом полностью выгорели дотла, улицы завалены сгоревшими деревьями... людей не видно... ужасный запах. Видимо, даже приступить к разборке этого хаоса нет возможности... Я никогда в жизни не видела более скорбного зрелища. Жизнь города прекратилась».

Адъютант Уэйвелла Питер Коутс, побывавший в Мандалае вместе со своим шефом в последний прилет Уэйвелла в Бирму в начале апреля, так описывает чувства англичан в эти дни: «Это был действительно кошмар. Потоки запряженных буйволами повозок, толпы беженцев, бирманцы, похожие на зловещих старух в их длинных юбках и белых шапках, все с ножами за поясом, все смотрят с ненавистью на нашу машину. В одном месте неподалеку от Мандалая по сторонам дороги лежали горы трупов, некоторые, видно, несколько дней, над ними вились мухи — зрелище было отвратительным. Когда стемнело, мы все зарядили пистолеты и положили рядом с собой на сиденья, на случай если на нас нападут бандиты или свободные бирманцы».

В меньшей степени были затронуты войной горные окраины Бирмы. Но по наиболее освоенным и населенным районам Шанских княжеств также прокатился фронт. В этих местах воевали недисциплинированные, зачастую антибирмански настроенные китайские солдаты, грабившие и убивавшие всех без разбора. Местное население так ненавидело их, что японцы казались желанными освободителями. Репрессии гоминьдановцев против горцев Бирмы особенно усилились в последние дни перед их отступлением в Китай. Уходившие в апреле через границу китайские дивизии были похожи на перегруженные караваны, а за их спиной оставались полностью разграбленные города и деревни.

Приняв решение отступать в Индию, командование армии скрыло его не только от китайцев, но и, как это ни странно, от собственной гражданской администрации. В конце апреля Дорман-Смит со своим аппаратом и оставшимися министрами бирманского колониального правительства перебрался из Мемьо, к которому с юго-востока приближались японские части, в Мьичину — конечную северную станцию железной дороги. Кроме железной дороги к Мьичине подходило шоссе, которое шло к Бамо, а затем соединялось с Бирманской дорогой. Так как губернатор и его правительство имели самое слабое представление о том, что творится на фронтах, они были уверены, что переезд в Мьичину — подготовка к дальнейшему отступлению в Китай и что с востока город оберегают китайские дивизии, а вскоре и английская армия подойдет сюда и создаст кулак, который японцам не одолеть. В Мьичине скопилось также несколько тысяч индийских беженцев — как из окружающих районов, так и добравшихся сюда с юга в надежде уйти через горы в Индию. Но уйти из Мьичины на запад было практически невозможно: в горах, отделявших эти места от Индии, были кое-где разбросаны редкие деревушки нага, тибетцев и качинов, а между ними тянулись тропки, известные лишь охотникам и торговцам. Таким образом, и беженцы, и бирманская администрация, попавшие в Мьичину, оказались в западне, однако военное командование не сочло нужным их об этом предупредить. Пока Дорман-Смит то уверял супругу, что уйдет в джунгли и будет там партизанить, то поддавался уговорам своих советников и решал, что он нужнее в Индии, чем в джунглях, офицеры центрального штаба в Мемьо жгли бумаги и укладывали в джипы канистры с горючим и консервы. Со дня на день должны были взорвать мост под Авой, и тогда через Иравади можно будет перебраться только на лодке. Интендантство спешно заготовляло продовольственные базы на пути к Калеве, из Индии к границе также подвозили продовольствие — но ни китайские союзники, ни даже губернатор страны не знали о том, что все разговоры о сопротивлении на севере Бирмы — вздор.

30 апреля английский штаб был переведен в Шуэбо, и там состоялось совещание Стилуэлла с Александером. Александер поставил Стилуэлла в известность, что англичане уходят на запад, оставляя китайские войска на произвол судьбы (имелись в виду те дивизии 5-й армии, которые были переброшены на помощь английским войскам в долину Иравади и которые не могли пробиться к востоку, так как японцы уже овладели Лашо и оседлали Бирманскую дорогу). Стилуэлл намеревался отправить самолетом в Индию большую часть своего штаба, а сам перелететь в местечко Лойвин, где, по его плану, должны были концентрироваться китайские дивизии, еще остававшиеся в Бирме. Однако 1 мая он узнал, что генерал Ло, командовавший ими, вместо того чтобы направиться в Лойвин, силой захватил один из поездов, уходивших на Мьичину, и со своим штабом решил прорываться в Китай. На полдороге захваченный китайцами поезд столкнулся со встречным составом, и это крушение на два дня остановило все движение. Судьба генерала Ло была неизвестна, к тому же Стилуэлл практически потерял связь с китайскими войсками, разрозненно откатывавшимися из Бирмы. А те и не подозревали, что будут дальше делать их английские союзники. Сегодня из документов и мемуаров участников событий можно понять, что генерала Александера в те дни волновало только одно — как вывести из Бирмы английскую армию, которая имела практически лишь один путь отступления — дорогу от Шуэбо к Калеве в верховьях Чиндуина.

После взятия Лашо 56-й разведывательный полк японской армии разбил к северу от города 29-ю китайскую дивизию и, выйдя 3 мая к Бирманской дороге, захватил важный мост через р. Шуэли. Путь на Мьичину был открыт, и японские моторизованные части, почти не встречая сопротивления, двинулись к этому городу.

Далеко не сразу, но Дорман-Смит все же понял, что происходит что-то неладное. Никакие английские войска, если не считать дезертиров, к Мьичине не подходили, на запросы штаб Александера не отвечал. Связь с Индией и Лондоном была слишком ненадежной, чтобы потребовать ясности из центра, к тому же в Лондоне о последних планах Александера знал очень тесный круг лиц, к которым губернатор не имел доступа. Лишь 1 мая офицер связи губернатора при ставке попал на совещание, где, к своему изумлению, узнал, что армия уже повернула на запад и Мьичина осталась беззащитной. К вечеру того же дня офицер смог пробиться к Александеру и убедить главнокомандующего, что оставлять губернатора Бирмы и все правительство в плену у японцев неразумно. Получив 2 мая наконец сообщение о том, что армия уходит в Индию, Дорман-Смит срочно вылетел в Калькутту на военном самолете, оставив в Мьичине большую часть своего штаба и правительства. Кроме чиновников в Мьичине скопилось немало солдат и офицеров, как английских, так и китайских, — отступившие сюда гарнизоны северных городов, пограничники, оторвавшиеся от своих частей солдаты и целые подразделения, немало европейцев — миссионеров, торговцев, лесников и т. д., не считая многих тысяч индийских беженцев. Несколько транспортных самолетов, все же присланных из Индии в Мьичину, смогли вывезти раненых и небольшую часть гражданского населения, а остальные, когда японские части показались 8 мая на окраинах города, бросились по узким тропам в горы.

1 мая 215-й японский полк переправился через Чиндуин и занял г. Моунъюа. Так как контроль над этим городом позволял японцам подняться по Чиндуину и раньше английской армии достичь Калевы, англичане повернули назад две бригады и танковый полк и попытались отбросить противника. Сделать это не удалось: на следующий день японцы спасли свой полк, который из последних сил держался в Моунъюа, с помощью военной хитрости — английской 13-й бригаде был отправлен по радио открытым текстом якобы от имени Слима приказ оставить позиции у Моунъюа и двигаться на соединение с армией к северу. Бригада немедленно снялась с позиций и поспешила отступить. За ней отступили и остальные части. Таким образом, нижнее течение Чиндуина оказалось в руках у противника. Началась гонка — кто скорее успеет к переправе у Калевы. Английские части спешно стягивались в Шуэбо и двигались к перевалам по узкой дороге, которая пересекала на своем пути множество ручьев — чаунов, пересыхающих в сухой период и превращающихся в непреодолимые потоки во время муссонных ливней. Ливни должны были хлынуть со дня на день, и, если бы они застали армию в пути, выбраться из Бирмы ей бы не удалось — чауны вздуваются в считанные часы. К тому же в колоннах находилось немало повозок и грузовиков с ранеными и больными: Александер не хотел такого поражения, какое потерпел Персиваль в Сингапуре, — его задачей было сохранить личный состав армии.

Вскоре после начала отступления командир китайской 38-й дивизии обратился к Александеру с просьбой разрешить его частям, которые все эти недели сражались бок о бок с английскими войсками и фактически спасли 1-ю бирманскую дивизию от разгрома при Енанджауне, идти вместе с англичанами. Александер на это не согласился. Он мотивировал отказ тем, что 38-я дивизия, которая прикрывает собой две другие китайские дивизии от японцев, может ухудшить их положение. Действительным мотивом отказа были опасения, что присутствие китайских частей вызовет нехватку продовольствия и заторы на дороге к Калеве. Более Александер не поддерживал связи с китайцами и об их дальнейшей судьбе не знал.

Под давлением японских частей 38-я китайская дивизия начала отступать дальше к северу. В ночь с 3 на 4 мая все три китайские дивизии сконцентрировались в районе Шуэбо, где образовалось огромное скопление войск и беженцев. Японские самолеты расстреливали людей из пулеметов, все ближе гремела японская артиллерия, сминая арьергард 38-й дивизии. Единственная железнодорожная ветка, забитая поврежденными вагонами и паровозами, разбомбленная японцами, уже не функционировала. Здесь же, в Шуэбо, находился Стилуэлл, который отказался уходить вместе с Александером на Калеву, полагая, что его долг — оставаться с китайскими войсками. Даже когда в Шуэбо приземлился американский транспортный самолет, посланный, чтобы вывезти генерала, Стилуэлл отправил на нем большую часть штаба, а сам улететь отказался — он еще надеялся, что удастся что-то сделать. Рация Стилуэлла работала плохо — в китайских штабах, если и удавалось кого-то найти, царили уныние и полная неосведомленность. Правда, объявился генерал Ло: он не погиб в крушении на железной дороге и желал встретиться со Стилуэллом. Однако вечером, когда Стилуэлл приехал к китайскому генералу, того на месте уже не оказалось. В ту ночь Стилуэлл направил радиограмму генералу Маршаллу: «Контроль китайцев над своими частями ослаб. Убежден, что стоим на пороге полного крушения».

Наутро Стилуэлл решил пробиваться на автомашинах к Мьичине. Вокруг него собрался отряд численностью более 100 человек, в котором были остатки его штаба, госпиталь Сигрейва с двумя докторами и 19 бирманскими медсестрами, охрана Стилуэлла (16 китайских солдат), несколько отставших от своих частей британских офицеров и чиновников и даже корреспондент. Двое суток этот отряд в окружении отступавших китайских частей пробирался на север, но дальше станции Индо пройти не смог — пришло известие, что Мьичина занята японцами. В любой момент японцы могли ворваться в растянувшееся на много километров скопление китайских войск. «В Индо, — вспоминают очевидцы, — исчезли последние следы порядка. Солдаты грабили и убивали, гражданские лица — умирали... Китайские солдаты, ехавшие на грузовиках, били прикладами по пальцам своих товарищей, которые пытались забраться в кузов. Впоследствии Стилуэлл скажет, что хаос в Индо был самым страшным зрелищем, которое ему пришлось наблюдать на Востоке. Он предупредил свой маленький отряд, что, может быть, придется отбиваться от своих».

Стилуэлл пр'едложил спутникам идти тропами через горы в направлении речки Ую, притока Чиндуина, на ней соорудить плоты и спуститься к Хоумалину, а оттуда пробираться горами в Индию. Стилуэлл знал, что этот путь совершенно неизведан, что переход через перевалы слишком труден, что в любую минуту могут хлынуть муссонные ливни. Однако больше любых трудностей он опасался забитых беженцами дорог, по которым будут бежать китайские солдаты и английские дезертиры. Стилуэлл полагал, что небольшой отряд, в котором много женщин, имеет гораздо больше шансов уцелеть в борьбе с дикой природой, чем с людьми.

На машинах отряд Стилуэлла доехал до гор. Здесь у начала тропы сожгли автомобили и все, что было трудно унести с собой. Затем Стилуэлл отправил в Индию последнюю радиограмму, в которой сообщал свой маршрут и просил встретить его отряд в Хоумалине. Он информировал также, что в ближайшие дни тысячи беженцев и китайских солдат пойдут через северные тропы, где нет пищи, и рекомендовал организовать снабжение — сбрасывать продовольствие с воздуха. Затем рация была разбита, и Стилуэлл обратился к своим товарищам с короткой речью, в которой предупредил их о трудностях многокилометрового пути по диким горам с перевалами высотой в 7 тыс. футов. К концу этого пути, заявил он, «многие из вас меня возненавидят. Чтобы выжить, мы должны проходить 14 миль в день». После этого он пошел впереди отряда с равномерной частотой 105 шагов в минуту и так прошагал две недели, несмотря на то что ему было 60 лет и у него сильно болела спина. Только его железной волей можно объяснить то, что из 114 человек, которые вышли за ним из Индо, не умер ни один, хотя дорога, которой они шли, была одной из самых трудных.

Основная часть английской армии сравнительно быстро достигла берега Чиндуина напротив Калевы. Здесь уже ждали пригнанные с Иравади баржи, которые начали перевозить раненых и солдат к Калеве, откуда шла более или менее укатанная и расширенная индийскими дорожными рабочими дорога до г. Таму. Однако переправа оказалась трудной, так как японцы лишь немного отстали в этой гонке. Несмотря на то что японские катера, двигавшиеся вверх по Чиндуину, обстреливали и бомбили самолеты, присланные из Индии, японцы смогли к вечеру 9 мая высадить десант на восточном берегу реки, где скопились в ожидании переправы сотни машин и повозок, танков, пушек и тысячи солдат и беженцев, не считая трех тысяч больных и раненых, которых армия везла с собой. Японский отряд занял невысокую каменную гряду, которая господствовала над переправой, и начал обстреливать скопление машин и солдат. Попытки выбить японцев с гряды не увенчались успехом, поэтому было решено сжечь все машины, повозки, танки и отступать вверх по реке в надежде переправиться в другом месте. Был вечер, над Чиндуином собрались грозовые облака, и Слим приказал истратить все снаряды, прежде чем взорвать орудия, многие из которых доставили к Калеве на руках. «Началась такая артиллерийская канонада, какой нам еще ни разу не приходилось слышать в Бирме. Наконец пушки замолчали, и через пять минут мы начали отход. Огромные костры поглощали остатки снаряжения нашей армии, боеприпасы, амуницию, танки, грузовики, повозки — это была зловещая картина на фоне темнеющего неба, и горько было терять все на последнем шаге к Индии. Со стороны противника не раздавалось ни звука. Видимо, японцам тоже досталось».

Японцы (а англичане не знали, что их задержала буквально горстка японских солдат) противника не преследовали, и все английские войска, переправившись через Чиндуин, двинулись к перевалу Таму и далее в Индию. Официально кампания в Бирме завершилась. Британская армия потеряла в ее ходе 13463 человека, японцы, по их данным, — около 5 тыс. На самом деле людские потери в Бирме были куда больше, чем в Сингапуре и на всех остальных театрах войны в Юго-Восточной Азии, вместе взятых. Никто не подсчитывал потери китайских войск, которые были куда большими, чем у англичан, никто не считал, сколько же погибло индийских беженцев и сколько — бирманцев, а это тоже сотни тысяч смертей...

20 мая генерал Александер сдал командование армией, получив приличествующие случаю поздравления за блестящее спасение войск. В прощальной речи он сказал: «Разумеется, мы вернем себе Бирму — она часть Британской империи». После этого генерал, мысливший имперскими масштабами, отбыл на другие фронты, где умело сражался и даже стал фельдмаршалом. Но в Бирму он уже никогда не вернулся.

Официальное окончание кампании в Бирме не означало действительного конца военных действий, 38-я китайская дивизия пробивалась на запад из Ванто, расположенного между Шуэбо и Индо, т. е. южнее пути, которым шел генерал Стилуэлл. Причем в отличие от английской армии эта дивизия отступала в непрерывных боях. Два ее полка перешли индийскую границу 24 мая, а последний полк, отбиваясь от японских войск в течение месяца, добрался до Импхала 30 мая.

96-я китайская дивизия смогла пробиться сквозь японские заслоны на севере и через вечные снега Гималаев в районе Нонкая достигла Китая. Хуже всех пришлось остаткам 22-й дивизии, которые лишь в середине мая смогли оторваться от преследующих японцев и, двигаясь к северо-западу, прошли почти 500 км по диким отрогам Гималаев под непрерывными дождями, по колено в грязи, без всяких дорог. До г. Ледо у истоков Брахмапутры изможденные, умирающие от голода, голые, похожие на привидения солдаты добрались, когда никто уже их не ждал — в самом конце июля. Они провели в безлюдных горах два с половиной месяца.

В мемуарах, исследованиях и даже официальных изданиях, посвященных первому периоду Второй мировой войны в Юго-Восточной Азии, можно встретить немало рассуждений о случайностях, повлиявших на исход кампании. В качестве явных ошибок союзного командования называются отказ от операции «Матадор», которая должна была привести к оккупации Южного Таиланда и воспрепятствовать высадке японских войск в Сингоре, решение адмирала Филипса повернуть к берегу и попытаться найти японский десант, допуск японской высадки на о-ве Сингапур и т. д. Примером подобных рассуждений может служить параграф в официальной английской истории войны, в котором подробно рассматриваются варианты действий адмирала Филипса и делается вывод, что если бы он смог сохранить свои корабли, то они стали бы центром соединенной эскадры и помешали бы японским десантам на последующих этапах кампании.

Анализируя эти рассуждения, нельзя не заметить прежде всего, что европейцы совершали ошибки не потому, что хотели их совершить, а потому, что их принуждали к этому японские войска, которые превосходили их умением и желанием воевать. Независимо от гибели или спасения «Рипалза» и «Принца Уэльского», независимо от исхода битвы за Джохор, независимо от недостатка танков или численного превосходства англичан в Малайе они были обречены на поражение еще до начала кампании в политическом и моральном отношении. Недаром за три месяца боев в Юго-Восточной Азии было столько странных, даже невероятных случаев, когда хорошо вооруженные и обученные части английской армии бежали или сдавались небольшим японским отрядам — они терпели поражение раньше, чем вступали в бой.

На судьбы кампании 1941-1942 гг. в Юго-Восточной Азии оказали решающее воздействие несколько факторов. Первым был тот, что война велась в колониальных странах, где европейские войска не только были лишены поддержки местного населения, но и отвергали такую поддержку даже в тех случаях, когда могли ее получить. Второй фактор — пораженчество, возникавшее от сознания того, что этот театр войны второстепенный и потому в конечном счете борьба бессмысленна. Сюда же можно отнести и фактор низкого боевого духа войск союзников, который слагался как от ненужности этой войны, так и от ее безнадежности. Последний важный фактор — военный. Превосходство японской армии в числе танков и самолетов, в авианосцах и боевой подготовке было результатом более передовых военных доктрин, разработанных на основе боевого опыта японской армии и изучения итогов предыдущей войны. Времени для того, чтобы противник смог научиться, японцы европейцам не дали. В результате они выиграли не только все сражения 1941-1942 гг., но и саму военную кампанию куда скорее и легче, чем сами рассчитывали. И неудивительно, что по мере продвижения вперед японцы были все более уверены в своей победе, а их противник все более убеждался в своем неминуемом поражении.