И. Малин, пастор Церкви А СД ЗАКОН БОЖИЙ

Закон Божий… Он является неотъемлемой частью духовной жизни каждого верующего человека. Он известен, но вместе с тем не осознан до конца; очень прост в прочтении, но многосложен в повседневном осуществлении. Что же такое Закон Божий? Прежде всего, это откровение Бога о Себе, отражение малой части многообразного Божественного характера, выраженного в определенных принципах, известных человечеству от начала. Принципы эти, изложенные в десяти заповедях, провозглашенных на Синае, были воплощены в жизнь Самим Спасителем (Мф. 5:17,18). Тем самым Законодатель подтвердил непреходящее значение сущности Декалога, ибо принципы, отображающие черты Его характера, не подвержены времени, как и Он Сам: «Бог не человек, чтобы Ему изменяться» (Чис. 23:19, Мал. 3:6);«Правда Твоя — правда вечная и закон Твой — истина…» (Пс. 118:142).

Традиционно принято считать, что впервые о Десятисловном законе упоминается в Книге Исход. Однако из Священного Писания следует, что о принципах, заложенных в этом законе, людям было известно еще до Синая. В частности, уже в повествовании о сотворении мира говорится об особом времени, отделенном и освященном Богом: «И совершил Бог к седьмому дню все дела Свои… и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал» (Быт. 2:2,3). Затем, в период Исхода, Господь повелевает оставаться в покое в седьмой день, и Моисей передает эту заповедь народу: «Вот что сказал Господь: завтра покой, святая суббота Господня; что надобно печь пеките… а что останется отложите до утра, и отложили то до утра… и сказал Моисей: ешьте его сегодня; ибо сегодня суббота Господня… шесть дней собирайте его; а в седьмый день — суббота; не будет его в этот день» (Исх. 16:23–26). Наконец, на Синае, Господь провозглашает заповедь о субботе: «Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай и делай всякие дела твои; а в день седьмой — суббота Господу Богу Твоему… Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море все, что в них; а в день седьмой почил, посему благословил Господь день субботний и освятил его» (Исх.20:8–11). Позднее говорится еще об одной причине соблюдения четвертой заповеди, столь близкой сердцу каждого израильтянина: «А день седьмой — суббота Господу Богу Твоему… И помни, что ты был рабом в земле Египетской, но Господь, Бог твой, вывел тебя оттуда рукою крепкою и мышцею высокою, потому и повелел тебе Господь, Бог твой, соблюдать день субботний» (Втор. 5:14,15). Итак, помимо воспоминания о сотворении, заповедь о субботе включала в себя еще и благодарность Богу за избавление из египетского плена. Для нас, христиан, суббота символично указывает на освобождение от рабства греха и смерти, которое даровал Спаситель Христос.

О том, что человечеству изначально были известны основы Божьего Закона, свидетельствует и история падения Адама и Евы. Согласно слову ап. Иоанна, грех есть нарушение закона: «Всякий делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие» (1 Ин. 3:4). Как справедливо замечает арх. Исайя (Белов): «Простая и легкая заповедь, данная человеку, содержала в себе вкратце весь Закон».[1] Еще Августин писал о том, что в первородном грехе совершилось преступление Закона Божьего: «Там есть и гордость, так как человек восхотел подчиниться больше себе, чем Богу; и поругание святыни, так как не поверил Богу; и человекоубийство, потому что подвергнул себя смерти; и духовное прелюбодеяние, потому что непорочность человеческой души была погублена обольщением змея; и воровство, потому что человек воспользовался запрещенной снедью; и алчность, потому что он домогался большего, чем нужно было».[2] Иными словами, первый грех — это неверие Богу, удаление от Божественного закона и попрание его. Здесь можно вспомнить известную формулу, которая выражает принцип законности или правовой обоснованности: «Nullum crimen sine репа, nulla poena sine lege, nullum crimen sine poena legali»[3] (Нет преступления без наказания, нет наказания без закона, нет преступления без законного наказания). Очевидно, что уже первым людям было известно, «что такое хорошо, и что такое плохо». Человек знал, чем он может причинить боль Богу, ближнему, наконец, самому себе. Как знал он и о возможных последствиях своего непослушания, «поскольку преступление, направленное против Бога, неизбежно наносит удар по самому человеку».[4] Горько сознавать, что предостережение Божье «смертью умрете» человек с такой легкостью проигнорировал и тем самым обрек себя на самое страшное, что есть в этом мире, — на разлуку с Господом и близкими, обрек себя на смерть.

Но помимо заповедей Декалога, человечеству был известен и ряд других повелений Господних, которые не потеряли своей актуальности и по сей день. Пример тому- вопрос о пище, которую должно или, напротив, не следует употреблять.

Если обратиться к допотопным временам, то можно увидеть, что Ной прекрасно знал об этом постановлении Божьем, а именно о делении животных на «чистых» и «нечистых». «И сказал Господь Ною: войди ты и все семейство Твое в ковчег… и всякого скота чистого возьми по семи, мужеского пола и женского, а из скота нечистого по два…» (Быт. 7:1–2), хотя закон о разнице между «чистыми» и «нечистыми» животными был оглашен народу только во времена Моисея: «И сказал Господь… Вот закон о скоте, о птицах, о всех животных, живущих в водах, и о всех животных, пресмыкающихся по земле, чтобы отличать нечистое от чистого, и животных, которых можно есть, от животных, которых есть не должно» (Лев. 11:1, 46, 47).

Очевидно, что эти повеления были даны людям во благо, как очевидно и то, что полезная или вредная пища одинаково влияет на здоровье человека как в древности, так и сегодня. Христиане—адвентисты придерживаются этих принципов, хотя нередко у людей сторонних это вызывает недоумение. К слову, можно вспомнить весьма занятный диалог в рассказе А. П. Чехова «Печенег»:

«Гость отказался от водки и стал есть только хлеб и огурцы.

— А ветчинки что ж? — спросил Жмухин.

— Благодарю, не ем, — ответил гость. — Я вообще не ем мяса… Жмухин подумал минуту и потом сказал медленно со вздохом:

— Да… Так… В городе я тоже видел одного, который не ест мяса. Это теперь такая вера пошла. Что ж? Это хорошо… Только вот, знаете ли, одного не могу понять, — продолжал Жмухин, взглянув на ветчину, — со свиньями как быть? Куда их?».[5]

Стоит отметить, что современная диетология полностью подтверждает справедливость Божественных повелений относительно здоровой и вредной пищи.

Упомянем еще об одном из изначальных Божьих установлений — повеление о десятине. Известно, что праотец Авраам отдавал Господу «десятую часть из всего» (Быт. 14:20, Евр. 7:4, 9). И опять—таки, повеление о десятине как заповедь мы встречаем только в Синайском законодательстве: «И всякая десятина на земле из семени земли и из плодов дерева принадлежит Господу, это святыня Господня» (Лев. 27:30, Втор. 14:28). Важность данного повеления была подтверждена и Иисусом Христом в Новом Завете: «Горе вам книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру, сие надлежало делать и того не оставлять» (Мф.23:23).

К возвращению десятины призывали Ориген (185–254), Киприан Карфагенский (+258) и другие выдающиеся подвижники. В дальнейшем можно увидеть, что вопрос о десятине «нередко встречается в сочинениях и проповедях замечательнейших писателей IV и V века… Так, на Востоке за десятину высказывается Златоуст».[6] И если на Востоке вопрос о десятине оставался открытым, то на Западе, по словам проф. Лебедева: «Церковь высказывалась за десятину единодушнее и энергичнее, и успех был больше».[7] И хотя многие из священнослужителей того времени жили трудом своих рук, тем не менее, по справедливому замечанию католического историка Йозефа Лортца, «все они имели свою долю в быстро увеличивающемся имуществе Церкви; к этому относилась десятина».[8] На Западе даже был издан официальный закон о десятине на государственном уровне. Его инициатором в 779 году выступил император Карл Великий. Когда Русь приняла христианство, князь Владимир «одним из средств содержания духовенства назначил десятину».[9]

Наверное, приведенных примеров достаточно, чтобы показать, что во все времена были люди, жившие в согласии с Божьими принципами. Впрочем, для сомневающегося стоит указать на тот факт, что при более тщательном исследовании Книги Бытие можно увидеть, что по крайней мере «десять заповедей были хорошо известны и до Синая. Эта книга свидетельствует, что деяния, запрещенные впоследствии Богом в Декалоге, задолго до того сознавались людьми как неправедные».[10] В Книге Бытие мы можем обнаружить ссылки практически на все заповеди Десятисловного закона.[11] Вот почему Господь неоднократно указывает на абсолютную необходимость соблюдения Его повелений еще до Синая: «И сказал Господь Моисею: вот, Я одождю вам хлеб с неба, и пусть народ выходит и собирает ежедневно, сколько нужно на день, чтобы Мне испытать его, будет ли он поступать по закону Моему или нет… И сказал Господь Моисею: долго ли будете вы уклоняться от соблюдения заповедей моих и законов моих?» (Исх. 16:4,28).

Необходимо учитывать, однако, что среди данных Богом повелений (в так называемом законе Моисеевом) были как вечные и неизменные, так и временные, преходящие. «Прежде всего, — замечает Б. П. Вышеславцев, — закон Моисеев объемлет не только религиозный ритуал, но также право, нравственность и государственность еврейской нации».[12] В «Вестминстерском исповедании» эта мысль выражена следующим образом: «Помимо этого закона, обычно называемого нравственным, Богу было угодно дать народу Израиля, как незрелой и несовершенной Церкви, обрядовые законы… Со времени Нового Завета все обрядовые законы отменены… Нравственный закон навечно обязывает всех, как оправданных, так и всех прочих подчиняться ему».[13] Итак, в законе Моисеевом необходимо различать то, что являлось «тенью будущего» (Кол. 2:17) и представляло значимость только «до пришествия семени» (Гал. 3:19), и то, что остается неизменным и по сей день. Хотя существует и иное мнение относительно этого вопроса. Так, в одном из полемических изданий начала XX столетия можно прочесть следующее: «В. Что должно говорить адвентистам на эти рассуждения их? О. Прежде всего, эти рассуждения адвентистов — чистая выдумка их, и о ней нигде не написано… Во—вторых, адвентисты совершенно неправильно делят ветхозаветный закон на Заповеди Божий и закон Моисеев».[14] Но действительно ли утверждение о «вечном» и «временном» является «выдумкой адвентистов, и о ней нигде не написано?» Обратимся к свидетельству Священного Писания. Согласно библейскому повествованию, Господь повелевает Моисею отделить Декалог от гражданского и обрядового законов:

«И обратился я, и сошел с горы, и положил скрижали в ковчег, который я сделал, чтоб они там были, как повелел Господь» (Втор. 10:5). На Синае был дан нравственный закон, выраженный в десяти заповедях. «Именно он был дан Богом на горе Синай в десяти заповедях, записанных на двух скрижалях. Первые четыре заповеди касались нашего долга по отношению к Богу, остальные шесть заповедей — нашего долга по отношению к людям».[15] Другие же постановления Божьи были положены справа от ковчега: «Возьмите сию книгу закона, и положите ее одесную ковчега завета Господа, Бога Вашего, и она там будет свидетельством против тебя» (Втор. 31:26). Как раз гражданский и обрядовый законы и были упразднены на кресте. «Заповеди рабства, — пишет Ириней Лионский, — (Бог) отдельно дал через Моисея народу… Эти последние, которые были даны им в рабство и как знамения, Он отменил Новым Заветом свободы. Естественные же, благородные и всем общие (заповеди), Он расширил и умножил, независтно и щедро даруя людям через усыновление знать Бога Отца и любить Его всем сердцем и без противления следовать Его Слову, воздерживаясь не только от худых дел, но и от пожеланий к ним».[16] А вот как об этом говорит ап. Павел: «Истребив бывшее о нас рукописание, которое было против нас, и Он взял его от среды и пригвоздил ко кресту» (Кол.2:14). В то время, как нравственный закон, согласно ап. Иакову, остался обязательным для христиан: «Кто соблюдет весь закон и согрешит в одном чем—нибудь, тот становится виновным во всем законе» (Иак. 2:10). И далее, чтобы не возникло сомнения, о каком именно законе здесь говорится, ап. Иаков указывает, что речь идет о десятисловии: «Ибо Тот же, Кто сказал «не прелюбодействуй», сказал и «не убей», посему если ты не прелюбодействуешь, но убьешь, то ты также преступник закона» (Иак. 2:11).

Если обратиться к земной жизни Спасителя Христа, то можно увидеть, что для Него «закон и пророки» одинаково важны. Иисус Христос никогда не выступал против Декалога, Он лишь обличал лицемерие и неправильное отношение к закону в среде иудеев. «В сознании Самого Христа, — замечает С. Н. Трубецкой, новый закон, новые заповеди, которые Он принес, не нарушают ветхого закона и пророков: Он пришел не нарушить их, а исполнить. Заповедь полной правдивости, отменяя клятву, не нарушает ее святости; заповедь любви к врагам не нарушает заповеди любви к ближнему; заповеди незлобия и духовного целомудрия не нарушают, а исполняют собою древние заповеди «не убей» и «не прелюбодействуй». Полемика Христа направлена не против закона, а против ложного отношения к святыне закона со стороны народа и в особенности со стороны учителей Израилевых, заменивших заповеди Божий преданиями человеческими».[17] Мнение, выраженное православным мыслителем, вполне разделяют католики и протестанты. Приведу лишь два высказывания. Вот что об отношении Христа к закону говорится в «Катехизисе Католической Церкви»: «Своей жизнью и Своей проповедью Христос подтвердил незыблемость Декалога».[18] В «Вестминстерском Исповедании» можно прочесть следующее: «Христос в Евангелии никоим образом не отменяет закон, но утверждает его».[19]

Но вернемся к вопросу о вечном и преходящем в законе. Если обратиться к истории Церкви, то можно увидеть, что многие из мыслителей и богословов, как восточной, так и западной традиций, проводили четкую грань между нравственными и гражданско—обрядовыми законами. В конце II века Ириней Лионский в своем известном сочинении «Против ересей» писал: «Господь предписал любить Бога и научил справедливости к ближнему, чтобы человек был справедливым и достойным Бога. Так, Декалогом Бог готовил человека стать Божьим другом и иметь одно сердце с ближним… Слова Декалога так же неизменно остаются и у нас (христиан). Они не только не отменены, но расширены и развиты явлением Господа во плоти».[20] В другом месте Ириней, на примере слов Спасителя, опровергает мнение об упразднении нравственного закона: «И что Господь естественные (заповеди) Закона, которыми человек оправдывается и которые до законодательства соблюдали оправдавшиеся верою и угодившие Богу, не разрушил, но распространил и восполнил, это открывается из Его слов: «Сказано древним, — говорит Он, — не прелюбодействуй, а Я говорю вам, что всякий, кто посмотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем»… Все это содержит не отрицание и разрушение прежнего… но восполнение и распространение… А что Он повелевал воздерживаться не только от дел, запрещенных законом, но и от пожеланий их, это не противно закону, как я сказал, и свойственно тому, кто не разрушает Закон, но восполняет, расширяет и распространяет».[21] А вот что в XIX веке писал арх. Макарий: «Должно присовокупить, что отменение обрядового и гражданского закона Моисеева Христом Спасителем было неизбежно. Обрядовый закон как имевший смысл только преобразовательный, естественно, потерял свое значение с пришествием Мессии… Один нравственный закон, как основывающийся на самой нравственной природе человека, и как совершенно сходный, по существу своему, и даже тождественный с законом Христовым, мог соединиться с последним и сохранить в нем свое значение».[22] Об этом же говорит и игумен Филарет: «В законе Моисеевом нужно различать две стороны: I — религиозно—нравственную и II — религиозно—обрядовую, тесно связанную с историей и бытом еврейского народа. Конечно, вторая сторона для нас, христиан, отошла в прошлое — отошли национально—обрядовые правила и законы. Но религиозно—нравственные законы Моисея сохранили всю свою силу и в христианстве. Поэтому все десять заповедей закона Моисеева обязательны для христиан, и христианство их не отменило. Наоборот, христианство научило людей понимать заповеди не внешне — буквально, в порядке слепого рабского послушания и внешнего исполнения их, а раскрыло их глубинный смысл и научило совершенному их пониманию и исполнению».[23] В «Пространном христианском катехизисе» митрополита Филарета можно прочесть следующее: «Вопрос: если заповеди сии даны народу израильскому, то должно ли и нам поступать по ним? Ответ: Должно. Потому что в сущности своей они суть тот же закон, который, по словам ап. Павла, написан в сердцах у всех человеков, дабы все поступали по нему. Вопрос: Иисус Христос учил ли поступать по десяти заповедям? Ответ: Он повелевал для получения жизни вечной сохранять заповеди и учил понимать и исполнять их совершеннее, нежели до Него их понимали».[24] В целом, «Иисус Христос, — пишет прот. Владимир Глиндский, — всем своим учением выделил и возвысил духовную сторону ветхозаветных заповедей, отвергнув обрядовый закон евреев, в котором они преимущественно и видели творение воли Божией».[25]

А вот что говорит по этому вопросу вероучение адвентистов седьмого дня: «Когда Христос умер, Он исполнил пророческий символизм системы жертвоприношений, образ встретился с первообразом и церемониальному закону был положен конец… он служил временной цели и был установлен для народа Божьего до «времени исправления» (Евр.9:10), до времени, когда умер Христос, истинный Агнец Божий. Со смертью Христа юрисдикция церемониального закона закончилась… Смерть Христа, положив конец авторитету церемониального закона, в то же время утвердила авторитет Десяти Заповедей».[26]

Как видно из опыта церковного прочтения Священного Писания, со смертью Спасителя были упразднены церемониальный и гражданский законы. Что касается Декалога, то Иисус Христос раскрыл более глубокий смысл каждой из десяти заповедей. Тех заповедей, которые помогают в духовном взрослении верующего человека. И поэтому важность Закона Божьего трудно переоценить.

О непреходящем значении и общеобязательности Закона Божьего единогласно пишут как отцы и учителя неразделенной Церкви, так и современные богословы. Приведу наиболее интересные высказывания. В литературном памятнике конца первого века «Послании Варнавы» можно прочесть следующее: «Будем размышлять о страхе Божием и подвизаться в соблюдении заповедей Господа» (IV глава).[27] Подвижник древней церкви Антоний Великий (250–355) поучал: «Не оставляй воли Божией, чтобы исполнить волю людей. Божией заповеди не нарушай из уважения к дружбе человеческой».[28] Василий Великий (IVb.) в «Нравственных правилах» указывает на распространенное заблуждение, согласно которому достаточно лишь верить в Бога, а соблюдение заповедей не обязательно. Вот как он разоблачает это заблуждение: «Если кто исповедует, по видимому Господа и слушает Его учение, но заповедям Его не повинуется; то он осужден, хотя бы по особому домостроительству дано было ему иметь и духовные дарования».[29] И в этом смысле он подтверждает апостольское свидетельство: «Кто говорит: «Я познал Бога», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец и нет в том истины; а кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась: из сего узнаем, что мы в Нем» (1 Ин 2:4,5). Более того, в 19-м правиле Василий Великий призывает оставаться послушным Закону Божьему, невзирая ни на какие жизненные обстоятельства: «Исполняющий заповедь не должен слушать препятствующих, хотя они ближние, но обязан держаться принятого намерения».[30] Еще один глубокий мыслитель и богослов IV века, Ефрем Сирин, дает точную характеристику состоянию грешника, противящегося повелениям Господним: «По наружности мы смиренны, а по нраву жестоки и бесчеловечны; по наружности мы благоговейны, а по нраву враги; по наружности дружелюбны, а по нраву ненавистники; по наружности подвижники, а по нраву тля для подвижников; по наружности постники, а по нраву морские разбойники; по наружности целомудренны, а в сердце прелюбодеи; по наружности советники, а по нраву совратители; по наружности безмолвники, а в сердце бродяги; по наружности простодушны, а по нраву опасны — отчего так? Оттого, что не имеем страха Божия перед очами своими, и заповедей Господних или не знаем, или, зная, перетолковываем в угоду себе».[31] Поэтому христиане, «всецело предавшие себя Богу, — продолжает Ефрем Сирин, — должны по мере сил своих исполнять все заповеди». А вот как поучал святитель Феофан Затворник (1825–1894): «Надобно исполнять заповеди, и исполнять все… в исполнении заповедей — основание спасения».[32]

Что касается эпохи Реформации, то ее наиболее яркие вдохновители также говорили о необходимости послушания Закону Божьему. К примеру, Жан Кальвин (1509–1564) в смирении признавал, что христианам «требуются немалые усилия, чтобы… почти забыв о себе, менее всего о себе заботясь, направлять все свое рвение на то, чтобы повиноваться Богу и Его заповедям».[33] Можно вспомнить и известные слова Мартина Лютера (1483–1546): «Если устранить Закон, то никто не может знать — кто такой Христос и что Он совершил… дьявол через антиномизм стремился устранить не Закон, но Христа, Исполнителя Закона».[34]

А вот что по этому поводу говорили более поздние протестантские мыслители. Обосновывая догмы методизма, Джон Весли (1703–1791) писал: «Исполнение Божиих повелений — это высшее проявление его (методиста) желаний, каждый день слава и честь его. Он постоянно следит за тем, что является высшим преимуществом ангелов: исполнять Его заповеди и слышать Его голос. Исполнение заповедей Господних является его насущным желанием. Любовь является источником и силой его послушания Богу. Любя Бога от всего сердца, он, естественно, и служит Ему всей силой».[35] «Этот закон непреложен, — замечает Wallace, ибо находится в гармонии с неизменной сущностью Божией. Бог желает, чтобы люди отражали святость Его характера… То, что было всегда, пребудет вовек».[36] Чарльз Сперджен (1834–1892) в одной из своих проповедей говорит: «Ни один законодатель не смог бы издать такой закон, каким является Десятисловие. Это совершенный закон. Все самые справедливые человеческие законы можно разглядеть между строк этого немногословного свода нравственности, добра и совершенства, в котором выражено все, что Бог хочет дать людям, и все лучшее, что есть у людей».[37] Наконец, Марк Финли, современный адвентистский проповедник, справедливо указывает на то, что «принижение Божьего Закона, умаление его авторитета или изменение его наставлений немыслимы. Но Бог ясно говорит о том, что Церковь попытается сделать это в своем отступничестве. Так и произошло».[38]

Действительно, произошло отступление. К сожалению, сегодня в некоторых богословских кругах прилагаются величайшие усилия для того, чтобы обосновать теорию, согласно которой началом Закона является Синай. Сторонники этой позиции пытаются представить Закон Божий как некое руководство, предназначенное исключительно для еврейской нации, особенно когда речь заходит о четвертой заповеди, заповеди о субботе. Вот как об этом говорит православный священник Игорь Ефимов: «Заповедь о субботе была обязательна только для еврейского народа».[39] И далее: «В Священном Писании нигде нет свидетельства о праздновании субботы до Моисея. Что касается Авраама, то он действительно соблюдал все, заповеданное ему Господом, кроме, конечно, субботы, так как этой заповеди он не получал, иначе об этом в Писании непременно было бы упомянуто».[40] Вот что отвечает на подобные сомнительные утверждения адвентистский богослов Аллен Уолкер:

«Те, кто пытается доказать, что субботний покой предназначался только для иудеев, приводят подчас странные аргументы. В качестве доказательства они указывают на то, что в период между Быт. 2:1–3 и Исходом нигде не встречается описание соблюдения субботы. Однако, если подобный прием аргументации применить к остальным девяти заповедям, то мы вынуждены будем прийти к выводу, что все праведники, жившие от времен Адама и до Моисея, лгали, воровали и непочтительно относились к имени Господнему только по той причине, что мы нигде в тексте не можем найти, чтобы Господь им это когда—либо запрещал».[41]

Интересно отметить тот факт, что наибольшее рвение в исключении заповеди о субботе из закона проявляют как раз те, кто считают себя последователями протестантского принципа «Sola Scriptura». На практике это нередко приводит к забавным диалогам:

«— Закон Божий необходим? — Да, но четвертая заповедь только для евреев». А вот что пишет современный православный полемист Скрипников: «Только дух — обольститель умудрился заставить адвентистов праздновать жидовскую субботу».[42] Создается такое впечатление, что все остальные девять заповедей были даны другому народу. Ответом на подобные высказывания могут служить слова одного из адвентистских богословов:

«Поскольку совершенно ясно, что суббота принадлежит Богу, — пишет Жак Секвейра, — называть ее «иудейской субботой» значит противоречить Писаниям. Да, она была сотворена для человека (см. Мк. 2:27), но не принадлежит человеку — ни иудею, ни язычнику. Она принадлежит Богу».[43] Наверное, с таким же успехом можно закрыть глаза и на первую заповедь Закона Божьего, ведь она обращена к евреям, которые были освобождены из египетского рабства: «Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим» (Исх. 20:2,3, Втор. 5:6,7). Подобное отношение к еврейскому народу со стороны «чересчур ревностных» сторонников христианства сложилось исторически. Грех гордости, вкупе с ненавистью издавна присущ иудео—христианским отношениям. Причем для ненависти к ближнему всегда находились «веские» доводы с обеих сторон. И если для иудеев христианство было не чем иным, как расколом и сектой, со всеми вытекающими отсюда последствиями, то для некоторых христиан евреи и по сей день являются первейшими врагами. «Ибо между театром и синагогою, — писал Иоанн Златоуст, — нет никакого различия… А лучше сказать, синагога есть не только непотребный дом и театр, но и вертеп разбойников и логовище зверей».[44] А вот что говорил уже наш соотечественник, Иоанн Кронштадский: «Скоро придет и антихрист. Сколько теперь врагов у нашего отечества! Наши враги вы знаете, кто: евреи».[45] Поэтому нет ничего удивительного в том, что «когда у людей не хватает аргументов по какому—либо вопросу, они часто начинают иронизировать, унижать и выказывать презрение по этому поводу, чтобы этот вопрос выглядел более легковесным в глазах тех, над кем эти люди стремятся сохранить свое влияние».[46] В данном случае мы видим, с одной стороны, полное забвение заповеди Христовой о любви к ближнему, а с другой — традиционное разыгрывание «еврейской карты».[47]

Подчас, пытаясь обосновать отказ от субботы Господней, некоторые богословы утверждают, что для них каждый день — суббота, правда, до конца так и не могут объяснить, что это означает. «Требование помнить день субботний, — замечает Гордон Макдональд, современный евангелический богослов, — раньше считалось законом. Затем оно превратилось в принцип рационального распределения времени. Главным стало не буквальное исполнение его — отдыхать ровно один день в неделю, а правильное понимание отдыха как такового. Человек может позволить себе отдыхать семь раз на дню, если это делается правильно… Я лично убежден, что этот закон следовало понимать буквально лишь первому поколению иудеев… Если мы разумно подойдем к исполнению этой заповеди, то она, несомненно, поможет нам внести гармонию в нашу каждодневную духовную жизнь».[48] Далее Гордон Макдональд уверенно заявляет совершенно обратное: «Мое глубочайшее убеждение, что каждый из нас, твердо решив следовать за Христом, должен серьезно подумать о проблеме выделения времени для отдыха. Игнорировать ее — значит отвергать закон, данный Богом… Я полагаю, что суббота, день покоя, — это больше чем просто день воспоминания. В этот день можно подзарядиться духовной энергией».[49] Противоречивость подобных рассуждений очевидна: говорится о необходимости соблюдения заповеди о субботнем дне, а на поверку оказывается, что «суббота» — это просто символ. Субботой может быть либо любой другой день недели, либо наиболее отвечающий христианскому духу день воскресения Христова. И, как правило, в подобной ситуации большинство богословов начинают в воскресный день вкладывать «субботний» смысл. Приведу ряд примеров. Вот что можно прочесть в книге «Основы христианской православной веры», составленной прот. Владимиром Глиндским: «В. Вечное благодарное чувство к нашему Творцу и Его четвертая заповедь к чему нас обязывает? О. Мы должны подобным же образом распределить наши дни: следует трудиться шесть дней; седьмой день сделать днем отдыха; этот отдых сделать святым Божиим днем… В. Какой день христиане избрали себе днем отдыха? О. День воскресения, первый день седмицы, является днем торжества Христова, нашим духовным праздником и телесным отдыхом… В. Как должно отмечать праздничные дни по заповеди? О. Внутренним душевным празднованием победы Христовой над смертью. Воздержанием от обычного ежедневного труда».[50] Согласно прот. Владимиру Глиндскому, Господь призывает христиан покоиться в седьмой день — субботу, а вот сами христиане для этого «избрали воскресенье, первый день недели». Данное рассуждение созвучно с лютеранской богословской мыслью: «В. Как должна исполнять третью заповедь новозаветная Церковь? О. Бог не привязывал свою Церковь Нового Завета к иудейскому дню шабат, которым была суббота. Он не назначал и никакого другого дня вместо нее. Однако Он желает, чтобы мы все еще собирались вокруг Его слова. Единым особым днем собрания христиане избрали в условиях христианской свободы воскресенье, или День Господень».[51] Здесь также очевидно, что инициатива в установлении соблюдения воскресенья опять—таки принадлежит людям, а не Богу. С другой стороны, внимательный читатель наверняка заметил, что хотя упоминается третья заповедь, речь идет о субботе. Почему? Дело в том, что католической традиции свойственно особое деление. В «католическом» Декалоге несколько иная очередность заповедей, а вторая — «не сотвори кумира» — вообще отсутствует. Повеление о субботе, таким образом, становится третьей заповедью и интерпретируется следующим образом: «помни праздничные дни, чтобы чтить их». Десятую же заповедь разделяют на две: «не желай жены ближнего» и «не желай того, что принадлежит ближнему».[52] Данный принцип деления, по причине его неактуальности для богословских баталий в эпоху Реформации, по всей видимости, автоматически стал частью лютеранского наследия… Есть и такие богословы, которые указывают, что Христос, придя на землю, сначала отменил закон, потом дал новое учение, вновь подтверждающее отмененные ранее девять заповедей, но при этом заповедь о субботе почему—то оказалась архаизмом, опять—таки в силу своего «национального» окраса. Вот что пишет об этом Чарльз Райри: «Новый Завет провозгласил конец закона Моисеева, а десять заповедей входили в этот закон; впрочем, девять из них были вновь провозглашены в апостольских посланиях — все, кроме заповеди о субботнем дне».[53] В этой связи баптист П. Т. Плешко рассуждает следующим образом: «Дух Святой, через апостола Павла, заменил Десятословие одной новой заповедью: «Ибо заповеди: «не прелюбодействуй», «не убивай», «не кради», «не лжесвидетельствуй», «не пожелай чужого» и все другие заключаются в сем слове: «люби ближнего твоего, как самого себя». Любовь не делает ближнему зла; итак, любовь есть исполнение закона» (Рим. 13:9, 10, Гал. 5:14).[54] Что касается «новой заповеди», то ее хорошо знали и в древнем Израиле: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего; но люби ближнего твоего, как самого себя. Я Господь» (Лев. 19:18). Еще Ириней Лионский замечательно писал о любви как об основе Декалога и Евангелия: «Поелику в Законе и в Евангелии первая и важнейшая заповедь есть любить Господа Бога от всего сердца, и затем следует подобная ей — любить ближнего как самого себя, то оказывается, что Один и Тот же Виновник Закона и Евангелия. Ибо, так как в том и другом Завете правила совершенной жизни одни и те же, то они указывают на Одного Бога».[55] «Когда закон представляется в истинном свете, — замечает Е. Уайт, — он раскрывает любовь Божью. Но нет ничего удивительного, если даже истина не заставляет сердца растаять, когда ее представляют в холодном и безжизненном виде».[56] А то, что ап. Павел указывает на сущность Закона Божьего — Любовь, так это отнюдь не призыв к отмене одной из заповедей. Любовь Божья к человеку лежит в основе повеления о дне субботнем так же, как и в основе всех остальных заповедей. Думать иначе — значит считать, что Господь, освящая субботу, был движим желанием поработить Свой народ непосильным бременем, а по прошествии времени отменил субботу за ненадобностью. Нет, смысл субботнего покоя в том, что Спаситель, по великой любви Своей, дарует человеку остановку среди земного странствия и возможность посвятить особое время своему Создателю.

Существует, с моей точки зрения, совершенно кощунственная теория, согласно которой Спаситель, придя на землю, был занят систематическим нарушением субботы, причем с одной—единственной целью — указать на ненужность данной заповеди для христиан; апостолы Христовы также сознательно игнорировали соблюдение субботнего дня. Вот, к примеру, «доводы» в пользу такого взгляда старообрядческого епископа Иннокентия: «Ученики Спасителя нарушали субботу, срывая колосья и растирая их руками; Христос оправдал их. Он сказал, что не человек для субботы, а суббота для человека, чем явно разрешил каждому нарушать ее по своему усмотрению… Для врагов Христовых суббота эта (после распятия) была днем неизрекаемого наслаждения, днем бешеной радости и умопомрачительного ликования и торжества… После этого суббота стала символом торжества лжи над правдой, зла над добром… символом издевательства над Богом Его врагов».[57] Интересно, что на стороне епископа Иннокентия, согласно его мнению, «Сам Господь Иисус Христос, нарушивший субботу и повелевший нарушать ее, и таким образом, отменивший ее».[58]

Во—первых, Спаситель «не оправдывал» своих учеников. Господь пришел разрушить множество неправильных представлений об истинном Боге. «Во времена Христа, — замечает Е. Уайт, — суббота была настолько извращена, что соблюдение ее отражало скорее характер себялюбивых и деспотичных людей, нежели характер любящего Небесного Отца. Властитель, устанавливающий законы, которые люди не в состоянии исполнить, — именно такой образ Бога фактически создали раввины».[59] В подтверждение этому можно привести пример из Евангелия от Матфея, где рассказывается о «субботнем конфликте» между Христом и фарисеями. Последние обвиняли Господа в нарушении субботы из—за того, что Он исцелил человека, имевшего сухую руку: «И спросили Иисуса, чтобы обвинить Его: можно ли исцелять в субботы? Он же сказал им: кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы! Итак, можно в субботы делать добро» (Мф. 12:10–12). Что же мы видим здесь? Христос говорит об отмене субботы? Нет. Спаситель обличает во грехе лицемерия тех, кто использует заповедь Божью как предлог, чтобы пройти мимо человеческой нужды. Более того, из текста следует, что сами фарисеи радели не о соблюдении субботы, а только лишь искали повод, «чтобы обвинить Его» (Мф. 12:10). «Храня свои традиции, — пишет Е. Уайт, — они больше заботились о бессловесной твари, нежели о человеке, созданном по образу и подобию Божьему. Это характерно для всех ложных вероучений. В их основе лежит желание человека возвыситься над Богом, но это приводит к тому, что человек опускается ниже скота. Всякая религия, оспаривающая верховную власть Бога, лишает человека славы, которой он был наделен при творении и которая должна быть возвращена ему во Христе».[60] Итак, мы видим, что евангелист показывает не противостояние Бога и Его Закона, а конфликт между Откровением Божьим и «преданием старцев», человеческими толкованиями. В другой подобной ситуации Господь скажет фарисеям: «Зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего? Ибо Бог заповедал: «Почитай отца и мать»; и «злословящий отца или мать смертью да умрет». А вы говорите: если кто скажет отцу или матери: «Дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался», тот может и не почтить отца своего или мать свою; таким образом вы устранили заповедь Божию преданием вашим» (Мф. 15:3–6).

Во—вторых, в Священном Писании нет ни одного текста, где бы Господь говорил об отмене Декалога в целом, или субботней заповеди в частности. Но всякий раз, когда религиозные вожди проявляли лицемерие, прикрываясь внешним исполнением закона, — Иисус Христос обличал их.

В—третьих, даже противники четвертой заповеди, признают, что Спаситель не нарушал субботу: «Евангелие повествует о множестве случаев, когда Иисуса обвиняли в нарушении закона субботы. Но Иисус никогда не нарушает святости этого дня… Исполненный сострадания, Христос считает законным «в субботу добро делать», а не зло, «душу спасти», а не «погубить» (Мк. 2:27). Суббота есть день Господа милосердного и почитания Бога,[61] — заявляет католический Катехизис.

Однако и на это некоторые богословы пытаются возражать: «Ссылки адвентистских богословов на то, что Христос Сам соблюдал субботу, я не могу принять: ведь это было прежде воскресения, а, значит эти ссылки наталкиваются на встречный вопрос: на каком основании нечто, бывшее в прежнюю религиозную эпоху, должно соблюдаться и после важнейшего события человеческой истории — после воскресения?». Радует, что хотя бы признается факт соблюдения заповеди о субботе Иисусом Христом. Хотя, с другой стороны, поражает, насколько маловажен для некоторых христиан личный пример Спасителя. Для ответа же на данный вопрос предлагаю обратиться к некоторым текстам Нового Завета. В книге «Деяния святых Апостолов» говорится: «При выходе их из Иудейской синагоги, язычники просили их говорить о том же в следующую субботу… В следующую субботу почти весь город собрался слушать слово Божие. Но Иудеи, увидевши народ, исполнились зависти и, противореча и злословя, сопротивлялись тому, что говорил Павел» (Деян. 13:42, 44, 45). Замечу, что в этом случае не иудеи являются инициаторами проповеди Павла «в следующую субботу», а язычники. Казалось бы, зачем язычникам собираться именно в субботний день? Более того, почему бы ап. Павлу не провозгласить о преходящем значении субботы и не обратить внимание слушателей не только на Христа воскресшего, но и на первый день недели? А вот еще одно упоминание об особом отношении к субботе в среде апостолов: «В день же субботний мы вышли за город к реке, где по обыкновению был молитвенный дом, и, севши, разговаривали с собравшимися там женщинами» (Деян. 16:13). Для подробного рассмотрения вопроса о месте субботы в раннехристианской общине можно обратиться и к другим текстам Священного Писания.

Стоит упомянуть и о принципе толкования Писания, столь любимом многими богословами — «что не подтверждено — то отменено».[62] Те, кто придерживается данного принципа, зачастую приводят свой «любимый» текст из Книги «Деяния святых Апостолов»: «Посему я полагаю не затруднять обращающихся к Богу из язычников, а написать им, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови, и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе» (Деян. 15: 19,20,28,29). По их мнению, раз здесь ничего не сказано о субботе, значит, она отменена. Что ж, если быть последовательным до конца, то необходимо отказаться и от следующих заповедей: «не произноси имени Господа Бога твоего напрасно», «не сотвори себе никакого изображения или кумира» и др. Ведь они тоже не подтверждены в деянии апостольского собора. Рассматривая вопрос о том, отменена ли была суббота в апостольские времена, нельзя не учесть и того, сколько горячих споров вызывали в раннехристианской Церкви такие традиции, как обрезание и идоложертвенная пища. И если такие баталии разгорались по поводу идоложертвенного и обрезания, то неужели «отмена» заповеди о субботе могла пройти без единого возражения? Такое предположение просто невероятно. Очевидно, что о субботе речь вообще не шла, так как соблюдение ее было естественным для всех христиан, как евреев, так и из язычников: все они собирались на богослужения по субботам (Деян. 13:42, 44, 45, 17:1–5, 18:4). Ведь «закон Моисеев от древних родов по всем городам имеет проповедующих его и читается в синагогах каждую субботу» (Деян. 15:21). Ситуация, когда вместе «с грязной водой выплеснули и ребенка», возникает позднее, хотя тенденция к обособлению от всего, что только могло напоминать о еврейской нации, в христианстве возникла не в одночасье. Это был постепенный процесс. Начался он приблизительно во II веке н. э. Уже Игнатий Антиохийский писал: «Итак, если жившие в древнем порядке дел приближались к новому упованию и уже не субботствовали, но жили жизнью воскресения, в котором и наша жизнь воссияла через Него и через смерть Его» (Послание к Магнезийцам IX).[63] При всем этом следует отметить тот факт, что еще долгое время большая часть христианского мира соблюдала субботний день. Вот свидетельство церковного историка V века Сократа Схоластика: «Есть также различие и в церковных собраниях. Тогда как все церкви в мире совершают тайны в день субботний каждой недели, александрийцы и римляне, на основании какого—то древнего предания, не хотят делать это» (Церковная история, Книга V, Глава 22).[64]

Наконец, требует своего рассмотрения еще одно мнение, согласно которому на смену седьмому дню пришел восьмой, воскресение Христово. «Как «восьмой», день следующий за субботой, он означает новое творение, начатое с воскресением Христа».[65] «Именно в пространстве восьмого дня, — пишет проф. Христос Яннарас, — проявляется реальность воскресенья, единение Бога со «вселенским Адамом» — со всеми людьми без исключения… Там, в пространстве «восьмого дня», не будет иного жизненного качества, кроме любви судящей и любви оправданной».[66] Эта мысль восходит еще к Иустину Философу. Именно он в своем знаменитом произведении «Диалог с Трифоном иудеем» одним из первых будет развивать эту идею: «Ибо праведный Ной при потопе с прочими, т. е. с женою своей, тремя сыновьями своими и женами их, составляя числом восемь человек, были символом того дня, в который наш Христос явился, восставши из мертвых, и который есть по числу восьмой, но по силе всегда первый».[67]

Замечу, что ни Сам Спаситель, ни апостолы Христовы, ни разу не указали на необходимость соблюдения первого дня недели как заповеди Божьей. Более того, в тех местах Нового Завета, где содержится упоминание о воскресении, мы не найдем указания воздерживаться «от повседневной работы», как заявляют те, кто заменил субботний покой — воскресным. Каково же тогда место воскресения в адвентистском вероучении? Конечно же, мы не отвергаем воскресения Христова как величайшего события. Наоборот, мы проповедуем Христа распятого и воскресшего, потому что «если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша… — Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших» (1 Кор. 15:14, 20,21). Поэтому Церковь наша не лишена пасхальной радости воскресения Христова. Напротив, в вероучении адвентистов седьмого дня гармонично сочетаются еженедельное соблюдение субботы как заповеди Божьей, и празднование воскресения как события. Церковь верует, что воскресение — это перелом в великой борьбе между Христом и сатаной, после которого для христианина уже нет страха смерти, но есть надежда и вера в ту встречу со Спасителем, которая продлится всю вечность…

Среди богословов существует еще одна тема популярная для дискуссий. Это вопрос о «противоречии» закона и Евангелия, закона и благодати. Действительно ли закон и Евангелие чужды друг другу, а мы как люди Нового Завета находимся не под законом, а под благодатью? Вот что говорит об этом лютеранский богослов Д. Т. Мюллер: «Фактически там, где различие между Законом и Евангелием не признается и не практикуется, ни один человек не может стать христианином или сохранить свою христианскую веру».[68] Между прочим, некоторые из вдохновителей Реформации придерживались совершенно иной точки зрения по данному вопросу, чем современные богословы протестантизма. Достаточно вспомнить известные слова Цвингли: «Закон сам по себе есть не что иное, как Евангелие». Более того, назначения закона, согласно определению «Вестминстерского Исповедания» «не являются противоположными благодати Евангелия, но гармонично подчиняются ей. Дух Христов, смиряющий волю человека, дает ей способность исполнять свободно и радостно то, что требует воля Божия, явленная в законе».[69] В чем же проблема? Дело в том, что данная тема всегда рассматривается в контексте вопроса «мы спасаемся верою или делами?» И, как правило, большинство богословов ошибочно приравнивают «спасение делами» к соблюдению заповедей Декалога. Ошибочно потому, что еще ап. Иаков писал о золотой середине в этом вопросе для христианина: «Если вы исполняете закон царский, по Писанию: «Возлюби ближнего твоего, как себя самого», хорошо делаете; но если поступаете с лицеприятием, то грех делаете и пред законом оказываетесь преступниками. Кто соблюдает весь закон и согрешит в чем—нибудь, тот становится виновным во всем… Что пользы, братья мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его?.. Но скажет кто—нибудь: ты имеешь веру, а я имею дела: покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих… Ибо, как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва» (Иак.2:8–10, 14, 18, 26). Более категорично звучат слова ап. Иоанна: «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди. Кто говорит: «я познал Его», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины; а кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась: из сего узнаем, что мы в Нем» (1 Ин. 2:3–5). Наконец, ап. Павел заключает: «Любовь есть исполнение закона» (Рим. 13:10).

Итак, нельзя «просто в душе верить», недостаточно только «принять Христа в свое сердце» и сразу же «стать спасенным». Мало переступить церковный порог и принять крещение, нужна еще духовная решимость для того, чтобы начать жить церковной жизнью. Потому что намного труднее оставаться христианином в повседневности, не идя на сделку с собственной совестью, чем вспоминать о своей принадлежности к Церкви по случаю. Ведь это самообман, когда человек, приняв крещение, или став так называемым «возрожденным» христианином (получив «рождение свыше»), успокаивает себя, что он уже у дверей царствия небесного. А как же быть с теми грехами, которые начинают напоминать о себе на следующий день после волнующего духовного опыта, когда казалось, что все уже позади? Или гордость, тщеславие, зависть, ложь, сребролюбие, неприязнь и лицеприятие нас уже не беспокоят? Так вот, христианин не может быть подобием «премудрого пескаря», который в конце концов погибает в своей мнимой защищенности, так и не начав жить по настоящему. Напротив, мы призваны стать «светом миру», каждый день «умирая» для своего «я», чтобы кто—то из ближних душою ожил. А поступки как раз и будут свидетельством о нашей вере для окружающих.

С другой стороны, меня всегда поражала следующая логика: «Если я соблюдаю заповедь о почтении к родителям и блюду супружескую верность, то это проявление моей любви и верности к Богу и человеку». А вот если другой человек кроме этого соблюдает четвертую заповедь этого же закона, выделяя среди земной занятости целый день для Бога и Церкви — это законничество. Дело в том, что законничество нас может поджидать не только, когда мы пытаемся следовать заповедям Божьим, но и тогда когда мы начинаем что—то выпрашивать у Бога, обещая чем—то отплатить Ему. Иными словами, «долг платежом красен» — вот девиз законников. «Ты, Господи, мне здоровье, работу и материальное благополучие, а я уж в долгу не останусь, стану примерным христианином, буду Церковь чаще посещать, пожертвования увеличу, вообщем, обязательно изменюсь, Ты только дай». А иногда и наоборот, человек сразу же начинает ревностно соблюдать все предписания, лишь бы это «подействовало» на Бога.

Все это происходит тогда, когда мы неправильно представляем себе отношения человека и Бога, когда целью для нас является не встреча с любящим Отцом, а возможность что—то выпросить у Бога. Когда цель — это осуществление какой—то нашей мечты, то благо, к которому мы стремимся.[70] Бог — не цель, а средство достижения цели… Это отголосок языческих верований, все еще имеющих место и в наше время. Например, когда человек мечтает попасть в Царство Божье только лишь для того, чтобы наконец—то избавиться от земных тягот. Он стремится не к встрече с Богом, а к жизни без проблем. Помните человека из евангельской притчи, пришедшего на брачный пир без праздничной одежды? Если попробовать соотнести эту притчу с вышесказанным, то получится следующее: «Друг, ты почему не облачился в праздничную одежду? — А я сюда не на Тебя пришел смотреть, не обрести сопричастность Твоей радости, я пришел просто для того, чтобы поесть».

Само соблюдение субботы, равно как и других заповедей из Декалога, не является законничеством. Важно понимать не только то, для чего это делается, но и на Кого в конечном итоге должно быть обращено наше внимание. На сам поступок или на Христа Спасителя. В противном случае мы неминуемо окажемся в таком же положении, в каком оказался Давид Брайнер, религиозный опыт которого передает У. Джеймс: «Я зашел в тупик. Мне стало ясно, что для меня навсегда невозможно самому помочь себе, самому себя освободить… Я молился из—за моего личного интереса, а не из—за желания прославить Бога… Я увидел, что я нагромоздил перед Богом мои благочестивые подвиги, посты и молитвы и т. д., стараясь верить и действительно веря иногда, что я делал это во славу Божью, тогда как я ни разу не подумал за это время искренне о Боге и думал только о собственном счастье».[71]

Каков мотив верующего человека, претворяющего заповедь Божью в повседневную жизнь? В зависимости от ответа будет понятна и наша жизненная позиция. Может быть, мы стремимся к своей мечте, а Бог — это средство для ее осуществления? Или мы идем на встречу с Господом, а в земном пути пытаемся не огорчать Его своим равнодушием и непослушанием?

Так для чего же необходим Закон Божий? Прежде всего, закон выполняет охранительную функцию. «Повинуясь Божьему Закону, — замечает Е. Уайт, — человек огражден защитной стеной и охраняем от зла».[72] Правда, нередко можно услышать следующее: «Мы не под законом, а под благодатью, только веруй и все. Не надо ограничений. Где Дух Господень, там свобода. Долой всякие ограничения». Было бы странно, если бы у водителей и пешеходов возникала мысль о том, что красный свет ограничивает их свободу. Никто не призывает: «Закройте на него глаза и продолжайте свой путь дальше», понимая, что вследствии такой «свободы» случится беда. Божий Закон не ограничивает нашу свободу, а, напротив, помогает нам стать свободными. Общеизвестно, что когда человек добровольно ограничивает себя в чем—либо, его уже трудно ограничить кому—то другому. Если мы позволим Господу «поставить нас в определенные рамки», тогда Он постепенно поможет нам освободиться от рабства греха.

Следуя заповеди Божьей, человек постепенно преображается во Христа. Об этом хорошо говорит духовный писатель и подвижник конца XIX века:

«Уважай себя как образ Божий; помни, что этот образ — духовный, и ревнуй об исполнении заповедей Божиих, восстановляющих в тебе подобие Божие. Крайне остерегайся нарушать малейшую заповедь Божию; это нарушение разрушает в нас подобие Божие и приближает нас к подобию диавола. Чем больше будешь нарушать заповеди Божий, тем больше будешь уподобляться диаволу».[73]

Помните, у Ф. М. Достоевского, в романе «Подросток», Макар Иванович говорит, что самому человеку невозможно знать «про всякий грех, что грешно, а что нет: тайна тут, превосходящая ум человеческий».[74] Поэтому, помимо предостережения и воспитания, согласно апостольским словам, закон еще является своеобразным зеркалом (Иак. 1:22–25). «Закон, — пишет Е. Уайт, — показывает нам наши грехи, как зеркало показывает, что наше лицо не чисто. Зеркало не имеет силы очистить лицо; это не его миссия. Точно так же и Закон. Он указывает на наши недостатки и осуждает нас, но не имеет силы спасти. За прощением мы должны идти только ко Христу».[75]

Благодаря закону можно увидеть, чем мы причиняем боль Богу и ближнему. Посредством заповеди Господь лишает покоя нашу совесть. Вот что об этом пишет Иоанн Дамаскин (VIII в.): «Итак, Закон Божий, входя в наш ум, привлекает его к себе и возбуждает нашу совесть».[76] Действительно, когда мы посмотрим на любую из заповедей, мы увидим, что она обличает нашу совесть. Например, заповедь: «Не сотвори себе кумира…» говорит нам о том, что порой является смыслом нашей жизни, чему мы отдаем все время и силы. А точнее, чему мы принадлежим — будь то идея, работа, творчество, или какая—либо вещь. А за всем этим подчас не замечаем самого главного — человека рядом с собой.

Десятая заповедь напомнит нам о грехе, который буквально разъедает нашу душу. Это зависть. И здесь хотелось бы вскользь упомянуть три основных этапа развития этого греха, которые издревле опознаются в церковной традиции: «У него есть, а у меня нет». Второй этап: «А почему это у него есть, а у меня нет?!» Наконец, самая страшная мысль: «Раз у меня этого нет, пусть и у него не будет». Французкий публицист Андре Моруа (1885–1967) в своей работе «Открытое письмо молодому человеку о науке жить» описывает тягостное чувство зависти: «Если вам постоянно будет сопутствовать удача, то, сколь бы заслуженной она ни была, у вас появятся враги. Почему? Потому что найдутся люди, которых вы будете раздражать самим фактом своего существования. Невозможно нравиться всем. Успех восстановит против вас людей, которые мечтали о той же должности, добивались аплодисментов той же публики. Кроме того, успех развяжет вам язык, и вы неизбежно наговорите много лишнего, вы будете искренне высказывать свое мнение о людях, которые терпеть не могут искренности… Из пустяковой сплетни может родиться смертельная ненависть. Множество людей получают величайшее наслаждение, принося другим огорчения и ссоря их. Если вы сами еще не нажили себе врагов, эти люди вам помогут».[77]

Может случиться и так, что я окажусь вором, нарушая восьмую заповедь. Причем не обязательно «совершать тайное хищение чужого имущества», ведь красть можно и хорошее настроение, доброе имя, чужую мысль, чужую любовь, чужое время, а значит, и саму жизнь. Если я редкий гость в собственной семье, тогда Господь обличит меня через четвертую заповедь и призовет выделить один день для Церкви и семьи.

А вот девятая заповедь: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего». Прочтешь, и сразу же перед глазами предстает тот поток лжи, который ежедневно мы выливаем на ближних и дальних. А ведь постоянная ложь может со временем перерасти и в более опасную греховную болезнь, болезнь, которая называется «неспособность любить». В «Братьях Карамазовых» Старец Зосима говорит Федору Карамазову: «Главное самому себе не лгите. Лгущий самому себе до того доходит, что уже никакой правды ни в себе, ни в других не видит. Затем он перестает любить… Лгущий самому себе еще и обидеться может. Ведь обидеться иногда очень приятно, не так ли? И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что сам себе он обиду навыдумал и налгал для красы… из горошинки — гору сделал. И знает это все человек, а все—таки первый обижается — а затем доходит и до вражды истинной».[78]

Невольно вспоминается еще один диалог из романа Ф. М. Достоевского «Подросток»:

Да, говорить о заповедях Божьих проще, чем следовать им. Да, трудно оставаться Христовым не по имени только, а собственной жизнью являть Того, в Кого мы веруем. Наверное, поэтому на столь частое восклицание: «Ну я уж точно никогда этого не смогу, да и кому вообще это возможно?!» — в который раз Церковь отвечает евангельскими словами: «Невозможное человекам возможно Богу» (Лк. 18:27). В одиночку мы не способны вырасти в меру подлинного величия человека, тщетно пытаясь достичь «возраста Христова». Да, собственными силами это невозможно, а вот вместе с Господом вполне осуществимо.