Для приема внутрь…

По привычке бесшумно отворив дверь, Ивонючкин ступил через порог своей дачи. И тотчас его чуткое ухо уловило веселое гуденье, доносившееся от каморки Петровича. «Пируют, мошенники», — беззлобно вычислил Ивонючкин и, в несколько бесшумных шагов достигнув нужной двери, распахнул ее. Точно! Петрович с Романом, приткнувшись к столику, тихо в унисон галдели, не слушая друг друга. И каждый сжимал стакан с янтарной жидкостью. Ивонючкин принюхался. Пахло невесть чем: машинным маслом, дезодорантом и сивухой одновременно.

— Дрянь лакаете? — взвизгнул Ивонючкин. — А мне неотложку вам вызывать?

Две блаженно улыбающиеся физиономии разом повернулись к нему.

— Присаживайтесь, Хозяин! — радушно предложил Петрович. — Тебе тоже дозу принять не вред. Рома такую вещь удумал! Для принятия внутрь… Кайф! Пятновыводитель. Все пятна с совести вмиг снимает, сводит за раз! Блаженство!

Ивонючкин размышлял только секунду и решительно придвинул к столу свободный табурет. Через час все трое были полны самых благородных планов и испытывали небывалый душевный подъем.

Нежданно в окна хлынуло многоцветное сияние, и затем послышались глухие удары в дверь. Петрович отправился узнать, в чем дело. Вернулся недоумевающий.

— Хозяин, там какие-то Зелененькие, требуют контейнеры с каким-то гелиумом. Грозят дом спалить.

— Небось, опять ты, Сидорук, что-то намудрил? — с подозрением прищурился Ивонючкин на изобретателя.

— Ничего не ведаю, шеф! Ей-бо… На пороге возникла плотная фигура Зеленого. Аппаратик у него на груди злобно заквакал:

— Иво-ню-чкин! Мы вскрыли склад и взяли контейнеры с гелиумом, нам причитающимся. И чтобы к оговоренному сроку все было готово. Мы шутить не любим!

…Давно погасло сияние за окном, в небесах пропала Тарелка, а Ивонючкин все сидел, морща лобик.

— Где-то я этого Зелененького видел. Что-то я ему очень ценное сбываю, тайное… Ну Сидорук, ну Сидорук! Накачал какой-то мерзостью, всю память отшибло! А пятна, гад, так и не вывел. Они сами наружу прут… Чтобы через полчаса был аналог огуречного рассола от этой пакости, иначе — ты меня знаешь…