"Охотник за смертью" - читать интересную книгу автора (Игнатова Наталья)

ГЛАВА 6

Орнольф ждал его там же, в кургане, только перебрался поближе к выходу. Он развел костер и сидел, задумчиво глядя в пламя, слегка баюкая левую руку.

– Ты связывался с Советом? – уточнил Альгирдас, входя под своды упокоища.

Орнольф кивнул. И Альгирдас сел у огня напротив, тоже стал смотреть на переливы пламенных языков. Хотелось, чтобы огненные змейки плясали в глазах, когда Орнольф встанет, и он, Паук, поднимет взгляд на друга…

Просто смотреть в огонь, зная, что это последнее, что ты видишь, не хватит сил. Но и видеть, как блеснет меч в руках Орнольфа, он тоже не мог.

Если бы кто-нибудь другой… Нет. Так было бы еще хуже.

– Совет сказал, что наша жизнь заканчивается в бою, – как-то очень легко произнес Орнольф, – таков закон. Мы не умираем от старости, и мы никогда не хотим умереть, поэтому деремся до конца, отдавая всего себя… нам же, – он мотнул головой и хмыкнул: – Да ты и сам это знаешь. И ты хочешь умереть. Или не хочешь жить, что все равно. Поэтому мне запретили убивать тебя сейчас. Совет решил дождаться, пока в твоей… жизни?.. появится хоть что-то, удерживающее тебя на земле. Что-то, что заставит тебя сражаться, защищать себя.

– В моей жизни, – медленно повторил Альгирдас, – я уже умер, Орнольф.

– Я знаю, – зло ответил дан.

– И все равно, не сочти меня трусом, но это…

– Жестоко, – договорил за него Орнольф. – Я так и подумал. И Совету сказал так же. И послал их к закатным водам, много они там понимают, в Совете? Мы с тобой не последние люди в братстве, и тоже имеем право решать. Так или нет?

Это «мы» и «люди» согрело теплее, чем костер. Хоть и не заслужил Паук Гвинн Брэйрэ такого тепла. Он улыбнулся:

– Спасибо, рыжий.

– Пожалуйста, – тот пожал плечами, – я лучше, чем ты знаю, как много мы сделали.

– Да уж.

Альгирдас поднял голову, глядя на Орнольфа через огонь. Помолчал. Наверное, не стоило ничего говорить, просто подождать. Но он понимал, что если будет просто ждать, то сойдет с ума и… сделает что-нибудь, что-нибудь еще более страшное, чем все, что сделал недавно.

– Как ты… – нужные слова никак не подворачивались, а те, что приходили на язык, казались чудовищно неловкими, – как… тебе будет удобнее?

– Что? – Орнольф приподнял рыжие брови. – Удобнее что?

– Убить… – кляня себя за не вовремя подступившее косноязычие, Альгирдас сцепил пальцы, – как ты предпочитаешь?.. Майлухт… – он ругнулся сквозь зубы, поняв, что выглядит трусом, – забудь. Я не спрашивал, ты не слышал.

– А ты решил, что я собираюсь убить тебя? – во всем облике Орнольфа читалось искреннее удивление.

– Но кто-то же должен это сделать. Кто-то из наших. Или я неправильно тебя понял?

– Видимо, неправильно, – прохладно ответил Орнольф.

Боги… Альгирдас почувствовал вдруг чудовищную усталость. Как будто своды кургана, вся тяжесть его опустились на плечи. Закрыть бы глаза и позволить земле раздавить оскверненное Сенасом тело. Но тупая холодная боль в груди поворачивалась, словно колок лютни, натягивая на себя струны чувств, не позволяя расслабиться. Мешая даже просто вздохнуть.

– Орнольф, – пробормотал он, – я понимаю, что стал чудовищем, что… что это все моя вина, но… ты же знаешь, навьи, они… мы, – уточнил он решительно, – не можем сами. И я не смогу. Уже. А если ты не сделаешь этого, не сделает никто, – Совет будет ждать и… и ждать. Меня нужно убить, Орнольф, – закончил он, надеясь, что это прозвучало достаточно убедительно.

– Хочешь, чтобы я убил тебя? – с каким-то даже удовольствием хмыкнул дан.

– Да.

– А ты попроси.

Прозрачные глаза Альгирдаса остекленели, утратив последние проблески разума, страшно оскалились острые зубы. И гибкое тело метнулось над костром. Пальцы, собранные в «копье» ударили Орнольфа в кадык. Змеиное искусство Паука – удар, от которого не спастись, смерть, обгоняющая мысли.

Орнольф был готов, но увернуться все равно не успел. И если бы не заранее выстроенные чары сках* [13]

Два холодных зеленых огня вспыхнули напротив. И погасли: Паук снова закрыл глаза.

– Недурно, – пробормотал он, – но слишком выспренно.

– Спи, – Орнольф накрыл его своим плащом. И мысленно попросил, сам не зная кого, чтобы ему не почудилось. Чтобы и насмешка, и самоуверенность, и пренебрежение в голосе Паука оказались настоящими.

А уже следующей ночью они вышли к предпоследнему на их пути материковому храму. И никого не обнаружили ни внутри, ни вовне каменного круга, освещенного неугасимым пламенем шести костров. До рассвета оставалось не так уж много времени, а им предстояло еще найти убежище на день, но пришлось идти к дому жреца – каменному сараю, в котором, когда случалось там ночевать, замерзал даже морозостойкий Орнольф.

На громкий стук отворилась щелястая дверь, и на рыжего дана вытаращился заспанный парень. Из братства, без сомнения, но по всему судя, лишь недавно покинувший Ниэв Эйд.

– Ой… – изрек парень, переведя взгляд с Орнольфа на Альгирдаса.

– Здравствуй, брат, – сказал Орнольф таким тоном, словно желал, чтобы жреца разбила падучая.

– Здравствуй… Касур?

– Да. Это мы. А где Фостер? Почему никто не ждет нас в святом месте?

– Жрец Фостер отбыл в Ниэв Эйд. Но он сказал мне, что нужно сделать. Все уже почти готово, – парень вновь взглянул на Альгирдаса с вполне объяснимым любопытством, но тут же перевел взгляд на Орнольфа, – я не ждал вас так рано. Сейчас…

Он исчез в темноте своего жилища, когда недовольный дан окликнул:

– Эй! К тебе так и обращаться «эй», или ты скажешь, как тебя называть?

– Зовите Ойг* [14] , – откликнулся брат, чем-то шурша и щелкая кресалом.

– Не ждал он нас, – хмыкнул Орнольф, – и не назвался. Выдумал тоже, Ойг… Да разве ж это имя? Позор один. Пойдем в храм, что ли?

Орнольф прошел между костров, уверенно направляясь прямо к алтарю. Альгирдас остался за пределами внешнего круга. И когда Орнольф бросил нетерпеливо:

– Ну?

Паук пожал плечами:

– Не могу войти. Не пускает.

– Что еще за… – Орнольф прислушался к ощущениям. Нет, ничего не было особенного в этом святилище – обычный храм, каких много, – да и Фостер, хранитель, рассказал бы, заметь он что необычное. То есть, конечно, упырь не может войти в святое место, но, во-первых, это же Хельг, а не просто упырь, во-вторых, они проехали уже через десяток храмов, и везде…

Альгирдас поднял руку, коснулся воздуха перед собой, и отдернул ладонь от брызнувших белых искр.

– Видишь?

…И везде их принимали, как долгожданных гостей. Потому что знали Орнольфа, и уж конечно знали Хельга, Паука Гвинн Брэйрэ, и рады были помочь обоим. А этот, назвавшийся Ойгом, похоже…

– Решил, что мы скверна в его святилище, – вслух договорил Орнольф.

– Я, а не мы.

– Да, конечно, – произнес Орнольф со всем сарказмом, на какой был способен. – Ты у нас чудище, а я так, погулять вышел.

Ойга он схватил за ухо, едва тот приблизился к священным камням. Совершенно игнорируя то, что подобное обращение с Гвинн Брэйрэ недопустимо, независимо от их возраста и положения. Вздев парня за грудки и размеренно прикладывая спиной о высокий, изрезанный письменами столб, Орнольф тихо рычал в изумленные, испуганные глаза:

– Еще хоть один косой взгляд, хоть словечко, если ты хотя бы вздохнешь не так, я из тебя сам всю кровь выпущу. Ты понял, паршивец? Син Пауку дал добро любого Гвинн Брэйрэ съесть, и он съест, не сомневайся. А сам не съест, так я его заставлю. Понял?

Ойг невнятно мычал, опасаясь прикусить язык оттого, что спина его равномерно билась о твердый камень.

– Ты? Понял? – раздельно переспросил Орнольф, приостановившись.

– А-а…

– Ты больше нас не боишься?

– А-а… ы-ы…

Что ж, может быть, вопрос был поставлен не очень верно. Но упоминание имени Сина сыграло свою роль, и в центр святилища уже беспрепятственно вошли все трое.

– Интересно, – рыкнул Орнольф, пока Ойг готовил ритуал перехода, – а как ты нам помочь собирался, если бы сюда не пустил?

– Как-нибудь, – тихо проворчал парень, – куда-нибудь бы… Что вам лишний день – все равно же далеко еще.

– Паук, ты не голоден? – поинтересовался дан с преувеличенной заботливостью.

И к великой его радости, Хельг вдруг сверкнул всеми зубами, демонстрируя впечатляющие клыки:

– Я прислушиваюсь к себе, Касур… И кажется, вот-вот проголодаюсь.

Видимо, демонстрация оказалась очень убедительной – Ойг (как бы там ни звали его на самом деле) отправил их через Северное море, очень близко к священному дубу, избавив тем самым от необходимости искать убежище от солнца.

Донельзя довольный Орнольф хлопнул Альгирдаса по плечу, подтолкнув к спешащему навстречу Гвинн Брэйрэ. А сам, посерьезнев, пошел к священному древу, дабы повесить на его ветвях маленький бронзовый молот – жертву своему богу. Альгирдаса всегда удивляла та почтительность, с которой относился Орнольф именно к Доннару. Казалось бы, чем лучше этот бог-громовник Перкунаса или Индры или любого другого бойца, проносящегося по небесам на грохочущей колеснице? Впрочем, кто к чему привык…

Встретивший их брат звался Фэйликэн, Мотылек. И прозвище это ни у кого не вызывало усмешки: достаточно было взглянуть, как пляшет он с двулезвийными топориками, сливающимися в непрерывном движении в два блистающих крыла, чтобы у любого весельчака пропала охота потешаться.

– Пришел за Мотыльком, Паук? – Фэйликэн ухмыльнулся, морща могучий, покрытый сизыми прожилками нос. – Зубы точишь, съесть нас хочешь? Ну, здравствуй. Ты как?

– Здравствуй, – кивнул Альгирдас. – Если приютишь нас на день, вечером в старой шутке появится доля правды.

– Да брось, – отмахнулся Фэйликэн, – тебе столько не выпить. К тому же, если ты меня съешь, как мы завтра в Ниэв Эйд пойдем? Син просил меня непременно прибыть вместе с вами.

– Зачем? – поинтересовался неслышно подошедший Орнольф. – Здравствуй, Мотылек.

– И ты здравствуй, Молот Данов. Не знаю зачем. Старший собирает всех кому больше ста лет. Что-то он придумал, только не признается пока. Хочешь, говорит, чтобы боги над тобой посмеялись, расскажи им о своих планах. И не рассказывает. Ну, вы-то как? Готовы?

– Мы – да, – за обоих ответил Орнольф.

Соврал, конечно.

Пережидая день в доме Фэйликэна за наглухо закрытыми ставнями, Орнольф то дремал, то, очнувшись, глядел на спящего… мертвого… спящего!.. Хельга, и думал, что не готовы оба. К встрече со старшими Гвинн Брэйрэ, к возвращению в Ниэв Эйд – не готовы. Еще бы несколько дней. Эйни уже лучше, он разговаривает, и – да, эта выходка «я вот-вот проголодаюсь», это куда больше похоже на прежнего Паука. Но он по-прежнему вздрагивает от чужих прикосновений. А утром и вечером моется в лесных ручьях, так, как будто хочет кожу с себя содрать. И его одинаково ранят и искреннее сочувствие братьев, и их натужные попытки сделать вид, будто ничего не случилось.

Случилось. Только Гвинн Брэйрэ, особенно старикам, им не понять, что дело не в превращении Паука в немертвое чудовище. Мальчик, привыкший побеждать, никогда не знавший поражений, мальчик, воображающий себя самым лучшим и самым сильным, убил тех, кого любил больше собственной жизни. И он долго еще не поверит, что нет его вины ни в смерти Эльне, ни в смерти Наривиласа. Он, может быть, вообще никогда не поверит в это.

Эйни остался один. Он ведь именно этого боялся больше всего, и, спасибо мудрецу Сину, он с самого детства знал, что так и случится.

Кто он сейчас, Паук Гвинн Брэйрэ, их младший брат, командир охотников? Орнольф многое бы дал, чтобы Эйни снова стал любимым проклятием братства, неугомонным и самонадеянным зазнайкой, которому так и хочется время от времени отвесить подзатыльник, чтобы вздохнуть спокойно за те полминуты, пока обиженный Паук обдумывает планы мести.

Они мечтали иногда о том, чтобы он стал вежливым и тихим. Что ж, все идет к тому, что теперь так и будет. Достаточно долго, чтобы пожалеть о прежних временах. Дигр преподал Пауку урок смирения. Он оказался отличным наставником, проклятый Пес. И хочется верить, что он получил то, чего заслуживал. Что Паук не зря сжег себя дотла, проклиная безумца.

А теперь Эйни знает свое место, думает, что знает. Он – инструмент в руках Сина, в руках богов, которых ему предстоит уничтожить, и он, похоже, больше не будет спорить с этим. Син сохранил ему жизнь, подобие жизни, из жалости или из практичности, Эйни-то все равно почему. Если он будет полезен, он будет жить и дальше. Если пользы от Паука окажется немного, его все равно оставят жить, пока не появится смысл в его смерти. Вот и все.

И если бы не Змей, если бы владыка тьмы не предоставил Пауку возможность спасти жизнь Орнольфа, завтра в Ниэв Эйд Орнольф привез бы не человека, даже не упыря, а гаснущую тень в человекоподобном облике.

И от Змея, выходит, может быть польза. Только не вышла бы она боком. Хотя, куда уж хуже-то?