"Бремя императора: Тропой мастеров" - читать интересную книгу автора (Эльтеррус Иар)

26. Черный клан.

У большого, стрельчатого окна сидела очень красивая черноволосая молодая женщина в скромном, сером платье послушницы и мечтательно улыбалась, смотря на облака. Еще немного, и совсем стемнеет. Он придет. Точнее, прилетит. До сих пор не верилось, что любимый человек умеет летать, но лгать Лек не стал бы. Обещал взять с собой в небо. Вспомнив носатый облик горца, она вздохнула. Скорее бы уже прилетал, страшно по нему соскучилась.

Здание тарсидарского монастыря святого Даонира выглядело несколько необычно для центральных областей элианской империи. Четыре узких, высоких строения, соединенные висячими мостиками и окруженные крепостной стеной в полсотни локтей, если не выше. В центре между башнями располагалось кубическое сооружение часовни с косым крестом на крыше. Никаких украшений, сугубая функциональность. Совсем не так выглядели монастыри и храмы неподалеку, их украшали бесчисленные статуи и барельефы, повествующие о житии основоложников элианской Церкви, святых великомучеников Лодама и Эскена. Далеко не всем служителям божьим нравилась эта варварская роскошь. Епископ Даонир, например, живший около семисот лет назад, проповедовал скромность во всем, от одежды до архитектуры. Потому-то построенный им монастырь и выглядел настолько невзрачным. Даонирцы и до сих пор остались аскетами, несмотря на все произошедшие с учением основателей изменения. Но одновременно они проповедовали принцип: «К вящей славе Единого!», оправдывая любые преступления во имя Церкви. Именно из этого монастыря выходили лучшие убийцы, отравители с фанатично горящими глазами, искренне верящие, что за все их злодеяния их ждет рай.

Талантливую послушницу, успевшую спровадить к праотцам добрый десяток неугодных архиепископу тарсидарскому людей, направили для обучения именно сюда. Лучшей школы для отравителей в империи не существовало. Император, понятно, о существовании такой школы не имел ни малейшего понятия, даже не подозревал о ее существовании. Когда Элиа сообшила о ней, Маран долго не мог придти в себя от изумления. Вольно же толкуют учение великомучеников святые отцы, слишком вольно. Придется заставить их пересмотреть свои взгляды. Давно уже не выпадало его величеству случая заслать агента в гадючье кубло епископата, и баронесса ар Сарах крайне удачно подвернулась под руку. Святоши поверили девушке после того, как она без зазрений совести убрала нескольких недоброжелателей его преосвященства, которому как-будто служил епископ Равитар, куратор Элиа. На деле, конечно, этот иерарх, как и все прочие, не служил никому, кроме себя самого. Девушка совсем не переживала по поводу случившейся по ее вине смерти нескольких гадюк из кубла. Все равно ведь рвут друг друга без всякой пощады, так почему бы и не помочь им в этом благом деле? Всяко количество сволочей поуменьшится, уже неплохо.

Интрига, задуманная девушкой совместно с императором и Ланигом, постепенно разворачивалась. Элиа с недавних пор искренне уважала старого мастера, начисто позабыв о прежних страхе и ненависти. Да и сама добилась его уважения, поскольку действовала без лишних сомнений, не разводила ненужных сантиментов на пустом месте. Надо убить врага? Значит, надо. На то он и враг. Угрызения совести? С какой стати? Враг бы не пожалел. Тем более, что к епископам и иже с ними девушка испытывала редкую гадливость, с каждым днем все усиливающуюся. Гнездо ядовитых гадов, да нет, хуже, гады редко кусают друг друга, а эти постоянно. Все время выискивают как бы подсидеть и подставить соседа, прорваться выше любой ценой. Ценой чужой боли, чужих жизней, чужого унижения. Поварившись немного в мутном вареве тарсидарского епископата, Элиа поначалу растерялась. Не представляла себе, что люди, долг которых в исцелении душ, на самом деле являются самым гнусным зверьем. Ни единого порядочного священника господа епископы и архиепископы в свою среду не допускали, а если какой чудом и прорыватся, то белую ворону начинали травить скопом и очень быстро затравливали.

Для епископа Равитара новая послушница была всего лишь инструментом влияния, он даже подумать не мог, что резкий всплеск ненависти между соперничающими за влияние кликами – ее рук дело. Что именно молодая баронесса ар Сарах стоит за всеми последними странными событиями, за загадочными смертями нескольких высокопоставленных иерархов, за поползшими по епископату жутковатыми слухами. Что именно эта прелестная юная особа, на которую облизывались многие из старых сластолюбцев, держит в своих нежных ручках многие нити происходящего в тарсидарской епархии, что архиепископ буквально тает, когда она входит и позволяет своей любимице очень многое. Всего лишь несколько месяцев взяло у Элиа достижение столь великолепных результатов, девушка сама порой не понимала каким образом у нее все получается. Наверное, просто оказалась в своей стихии, нашла точку приложения сил. Император с Ланигом тоже приходили в тихий восторг, издали наблюдая за виртуозной игрой молодой баронессы. Они помогли Элиа понять, что далеко не все люди одинаковы, помогли разделить этих самых людей на своих и чужих. Ради своих девушка готова была на все. А чужие? Да бог с ними, если зла не творят. Можно даже помочь в случае беды. А вот если творят… Тогда пусть не обижаются. Любые методы борьбы со зверьем приемлемы.

Одно только сильно смущало Элиа, и даже больше, чем смущало. Став послушницей, она постоянно страдала от домогательств монастырских сластолюбцев. Благо хоть епископа Равитара многие побаивались, хорошо зная его репутацию хладнокровного убийцы. Потому и курируемую им послушницу трогать особо не рисковали. Но немало было и таких, которые не боялись ничего и никого, живя только ради удовлетворения собственных страстишек и гнусных желаний. Этим приходилось давать отпор, а попадались среди них и довольно высокопоставленные личности. До того, как Элиа снискала доверие архиепископа и стала неприкасаемой, она время от времени вынуждена была просить Ланига убирать слишком настойчивых. Тайные стражи старого мастера делали это быстро и незаметно, досаждающий объект просто исчезал. Бесследно. В епископате подобное давно никого не удивляло, каждый паук думал только о себе, считал себя пупом земли, потому травили людей здесь часто и со вкусом. Или отправляли в мир иной другим способом, порой довольно грязным и жестоким. Самым шиком считалось обвинить другого в ереси, но не только обвинить, а и доказать каким-то образом свое обвинение. Тогда ведь врага ждал костер. Жгли приговоренных в тайне, в отдаленных монастырях, куда редко наведывались горные мастера – одного инцидента было бы достаточно для закрытия любого монастыря и немалых репрессий по отношению к нарушившим закон. С каждым днем девушка все больше поражалась концентрации мерзости в верхушке элианской Церкви. Какой-то кошмар, иных слов она подобрать не могла. И это при том, что простые приходские священники довольно часто были самыми настоящими святыми подвижниками, отдавая все свои силы служению богу и людям, ничуть не жалея себя любимых. Почему же так вышло, что все до единого высокопоставленные церковные иерархи – сволочь? Элиа много размышляла над этим, но так ничего толкового и не надумала. Попросить его величество разъяснить, что ли? Уж он-то наверняка знает. Или постараться дойти самой, понять своим умом? Наверное, второе все-таки будет достойнее.

Странно сложилась в последние полгода жизнь у Элиа, слишком странно. Не один и не два раза она пыталась осознать произошедшее с ней, да только не слишком-то получалось. Не бывает ведь, чтобы вот так вот – все и сразу. То годы и годы ничего, никчемная, бессмысленная жизнь, только пустоголовые поклонники вокруг – светские повесы, которых баронесса всей душой презирала и отваживала любыми способами. И почти нищета, когда каждый тархем считать приходилось. Отец оставил единственной дочери совсем немного, сам не имея почти ничего по меркам аристократии. Счастье еще, что процентов с этого немногого хватало на скромную жизнь, не пришлось искать работу или, что куда хуже, покровителя, имеющего допуск к телу. Впрочем, до такого гордая, даже слишком гордая девушка никогда не опустилась бы, скорее бы с собой покончила. Одного она тогда никак не могла понять: почему баронессу ар Сарах в обществе считают подлой и хладнокровной стервой, добивающейся своего любыми способами? Только за то, что смеялась над молодыми глупцами? При воспоминании о прежней себе Элиа тяжело вздохнула. Не слишком умна она тогда была. Не видела, не чувствовала, что некоторые из щенков любили по-настоящему, всей душой. И обошлась с ними так же, как с прочими. Двое покончили с собой. Девушка даже не обратила внимания на их смерть, ей в голову не пришло, что это из-за нее, что это она во всем виновата.

Наверное, так Элиа и продолжала бы жить, бессмысленно и бесполезно, если бы не случайная встреча с молодым горным мастером на балу в честь совершеннолетия наследника рода ар Инвах. Эта встреча перевернула всю ее жизнь, изменила бесповоротно, навсегда. А потом была беседа с Ланигом ар Вортоном, собственное прозрение, поход на исповедь, во время которой исповедник предложил ей отравить человека, внезапно ставшего дорогим, что мгновенно убило наивную детскую веру девушки. И император. Этот невероятный человек восхищал Элиа до глубины души. Как он может быть таким всепонимающим, таким добрым и одновременно таким жестоким? К врагам, конечно, жестоким. Как его на все хватает? И на всех? Ведь хватает, что поразительно.

Окончательно поняв, что любит Лека ар Сантена, девушка готова была отдать любимому себя, хоть тело, хоть душу, сделать для него все, без каких-либо исключений. Однако прежде всего горца требовалось сохранить живым и хотя бы относительно невредимым. Церковь ведь не оставит юношу в покое, раз уж приговорила к смерти. Император предложил обмануть святош, но Элиа посчитала, что этого недостаточно, и предложила свой план. Маран удивился и восхитился, но принял ее предложение. Подключил к делу Ланига ар Вортона, и интрига начала раскручиваться. Больно оказалось обманывать любимого, но девушка сделала это ради его же блага и позже он все понял, простив ее. А после мнимых похорон Элиа снова пошла в церковь при епископате. Приход баронессы ар Сарах, которая два дня как должна была быть мертва, вызвал немалый переполох. Исповедник с елейным голосом долго выспрашивал девушку о подробностях произошедшего. Затем ей принесли воды, в которой чувствовался привкус того самого яда, от которого «умер» Лек. Спасибо его величеству, наложившему на на Элиа заклятие, после которого ей стали не страшны любые яды. Переполох в епископате набирал обороты, особенно перепугались святые отцы после того, как недопитый девушкой стакан заставили допить какого-то служку. Бедняга к утру отдал концы, а с баронессой не произошло ровным счетом ничего, она сладко проспала несколько часов в выделенной ей келье. Ничего больше. Ошеломленный епископ Равитар принялся травить ее самыми разными ядами, но Элиа их просто не замечала. Поняв, что столкнулся с чем-то невероятным, иерарх решил использовать обладающую редкими способностями молодую женщину. По распоряжению будущего куратора баронесса приняла первый постриг, став послушницей. Во время торжественно обставленной церемонии девушка тихо посмеивалась про себя – что ей до лживых клятв, данных врагу? Для проверки куратор поручил новой послушнице убрать одного из церковных иерархов, давно мешавшего Равитару. Девушка проделала это быстро, красиво и без малейших сомнений. Покойный обожал красивых женщин и не устоял, встретив прелестную послушницу, лукаво стрелявшую глазками по сторонам, приказав ей следовать за собой. Элиа с ласковой улыбкой на устах заколола сластолюбца тонким стилетом, вынутым из волос, и отправилась к епископу Равитару докладывать о выполнении задания. Тот был буквально восхищен откровенным цинизмом девушки, решив, что перед ним существо его породы. Она не стала разубеждать куратора, сыграть хладнокровную эгоистку совсем несложно, главное не стать таковой на самом деле. С тех пор отношение к баронессе изменилось, Элиа ар Сарах стала в епископате своей. Относительно, конечно, своей, всего лишь инструментом для устранения неугодных, но все-таки. Немного освоившись в новой среде обитания, девушка начала приводить в действие свой план. Подбросив кое-кому тщательно сфабрикованные доказательства, стравила между собой две влиятельные клики, уже больше сотни лет пребывавшие в состоянии вооруженного нейтралитета. В результате добрый десяток самых опасных для императора иерархов покинули юдоль скорби, именуемую по недоразумению миром. Одно это уже оправдывало присутствие девушки в змеином кубле. Однако куратор, епископ Равитар, так и остался для Элиа загадкой. Чем все-таки занимался этот опасный человек, выглядевший на первый взгляд неопрятным толстяком, любителем красивых мальчиков и эля в непомерных количествах? Но только выглядевший, вскоре послушница полностью осознала эту истину. Равитар оказался куда опаснее самого архиепископа, которому вскоре представил девушку. Поручив послушнице устранение пары надоевших до зубной боли противников, его преосвященство пришел в восторг. Элиа обставила смерть епископов с ледяной элегантностью, они просто уснули в своих постелях и не проснулись. Целители разводили руками – сердечная недостаточность, ничего не поделаешь. Конечно, в действительности убирали иерархов тайные стражи, но о том никто не подозревал. С тех пор архиепископ называл баронессу только: «Дитя мое». Дитя ласково улыбалось в ответ и не торопясь рыло «благодетелю» глубокую яму.

Элиа досадливо постучала пальцами по подоконнику, смотря в никуда. Епископ Равитар куда-то отправился и отсутствовал уже добрых две недели. Судя по последним событиям, святоши готовятся к чему-то страшному. Проклятье, она так и не сумела выснить к чему именно! Предупредила императора, конечно, чтобы тайная стража и невидимки были наготове, но это не слишком-то поможет в случае беды. Нужно знать к чему готовиться, а этого как раз никто и не знал. Похоже, загадочное дело вел именно ее куратор, но молчал, скотина такая. Даже намеков не делал, как обычно – похвастаться Равитар любил, следовало только надавить своевременно на нужные точки, и информация лилась из толстяка потоком. Однако на сей раз обычный метод не сработал, куратор только загадочно улыбался, говоря, что до победы остался один шаг, что надо всего лишь немного подождать. Какой победы?! Над кем? Над его величеством? Этого нельзя допустить. Архиепископ вообще ничего не знал о тайнах своего ближайшего помощника, что совсем неудивительно. Он ведь был всего лишь щукой, тогда как Равитар – акулой, успешно притворяющейся безобидным окуньком.

Еще одно беспокоило девушку. С тех пор, как в епископате стало известно, что Лек ар Сантен жив, доверять ей перестали. Не полностью, но Элиа не раз замечала подозрительные взгляды, направленные в ее сторону. Похоже, вскоре придется уходить, все возможное здесь она уже сделала. Арват перемещения император вживил ей в один из зубов, достаточно надавить на него определенным образом, чтобы мгновенно оказаться в элиандарском кабинете его величества. После исчезновения куратора девушку спровадили в этот монастырь и она даже не знала, что произошло за это время в епископате. А произойти могло что угодно, от иерархов стоило ждать всего, их главная жажда – власть, больше ничего. Ради нее способны сотворить такое, что никому нормальному в голову не придет. Нужно что-то делать, но что? Нарушать приказ куратора нельзя, если планирует остаться полезной императору в этом змеином кубле. Проклятье! Его величество тоже приказал сидеть тихо и не высовываться. Элиа молча бесилась, бездействие выводило ее из себя.

Келья, выделенная послушнице, находилась на самом верху южной башни. Под самой кровлей, порой слышно было как по крыше ходят и воркуют голуби. Обстановка оказалась, как и везде в даонирском монастыре, очень скромной. Узкая, жесткая кровать, покрытая серым, колючим одеялом. Столик у окна, небольшой шкафчик для одежды, книжная полка с трудами святого Даонира. И молитвенный коврик в углу, на котором полагалось проводить не менее десяти часов в день. Впрочем, за Элиа никто особо не следил, слежку она научилась чувствовать очень хорошо. О девушке просто забыли, даже еду ей приносили в келью, что настораживало. По утрам приходил наставник, обучавший разбираться в ядах, противоядиях и способах их применения. По вечерам настоятель с душещипальными беседами, которые надоели девушке до онемения. Странно все-таки. Разве стали бы ее обучать чему-нибудь, если планируют убрать? Кто их знает, церковные иерархи мыслили каким-то странным, вывернутым, непонятным образом. Впрочем, надавить на арват Элиа всяко успеет, а там пусть ищут, сколько хотят – скоро Церковь расколется напополам, и епископам станет не до сбежавшей послушницы.

Почти совсем стемнело, Элиа продолжала стоять у окна и размышлять. Она ни о чем не жалела, понимая, что будет работать на императора до самой смерти. Слишком потряс ее этот человек, слишком она его уважала. Даже преклонялась. Кроме того, девушка ощущала себя в своей стихии, именно большого дела, дела жизни молодой баронессе всегда не доставало. Этим делом для нее стало сохранение империи. «Высший свет», в котором она прежде вращалась, оказался всего лишь накипью, ничего не решающей и ни на что не пригодной. Прикосновение к тайнам боевого братства и его величества заставляло восторженно ежиться. Со светскими хлыщами, проводящими свои дни в праздности, Элиа больше не по дороге. Она останется с теми, кто делает реальное дело, помогает людям жить по-человечески, а не как скотам.

Что-то мелькнуло в небе, и в воздухе перед окном повис радостно улыбающийся Лек. За спиной молодого горца бились полупрозрачные черные крылья. Значит, правда. Он действительно умеет летать. Испугавшись, что кто-нибудь заметит любимого, Элиа отступила внутрь, приглашающе махнув рукой. Юноша ловко скользнул в узкое окно, крылья мгновенно исчезли, как будто-то их никогда и не было. Молодые люди на секунду замерли, жадно рассматривая друг друга, и кинулись обниматься. Элиа таяла в объятиях Лека, при нем не нужно казаться сильной, можно позволить себе небольшую слабость, любимый защитит. Хоть бы только никакой монастырской заразе не пришло в голове наведаться на верхние этажи южной башни. Но вряд ли, после тяжелого дня подыматься на самую верхотуру никому не захочется. Кроме настоятеля, убийцы старого, чтоб ему провалиться. На всякий случай девушка задвинула засов, но не была уверена, что это поможет – отец-настоятель каким-то образом проникал в любую запертую келью, если хотел того, некоторые монахи совершенно всерьез полагали, что он вездесущ. Это, конечно, вызывало у Элиа смех, но одновременно и настороженность. На чем-то ведь эти слухи основаны.

– Здравствуй, моя хорошая! – шептал Лек, целуя любимое лицо. – Здравствуй, моя единственная!

– Я тебя тоже люблю… – улыбалась девушка, целуя в ответ.

Одежда полетела на пол, влюбленные забыли обо всем на свете, спеша насладиться друг другом, времени у них осталось совсем немного, вскоре начнется полуночная молитва, на которой Элиа обязана присутствовать, как и любой проживающий в монастыре. Их возносило к небесам и швыряло в пропасть, но часть сознания каждого все равно оставалась настороженной – они находились на враждебной территории, где все возможно, любая беда, любая опасность. Картаги Лека лежали рядом, юноша в любой момент готов был сорваться в вихрь смерти. Куда несчастным монахам до невидимки, заметить не успеют, как умрут.

– Спасибо… – устало сказала Элиа после всего, положив голову любимому на колени.

– Тебе спасибо, моя хорошая… – наклонился и поцеловал ее в лоб юноша. – За то, что ты есть, спасибо.

– Не за что, – иронично хмыкнула девушка. – Я и сама совсем не прочь быть.

– Да, тут дело одно образовалось…

– Какое?

– Его величество сказал, что ты должна моей ученицей стать. Что ты – Леди из пророчества Пятерых.

– Не поняла, – недоуменно наморщила нос Элиа. – Какое отношение ко мне имеет эта сказка?

– Не сказка, – поморщился Лек. – К величайшему моему сожалению, не сказка. Я – Горец из этого хоргова пророчества, носитель мечей Тьмы. И крылья у меня черные. Не знаю еще, что это все означает, его величество ничего не говорит толком, только намекает. Загадочный он наш, достал уже своей загадочностью до самых печенок. Знаю только, что именно нам всем престоит империю из какой-то ямы вытаскивать. Из какой? А дорхот его знает!

– Тьмы? – задумчиво прикусила нижнюю губу девушка. – Мне это не нравится, Тьма всегда была злом.

– Чушь какая! – возмутился горец. – Не повторяй бредней святош. Причем здесь добро и зло? Ответь мне? Тьма – это всего лишь свобода, ограниченная твоей собственной совестью. А тот, кто думает, что Тьма – это вседозволенность, глубоко заблуждается. Вот такой урод и становится тем самым злом, которое потом с какой-то стати приписывают самой Тьме, без которой жизнь вообще невозможна. Необходимо равновесие.

– Возможно, ты и прав… Не знаю.

– Раз ты должна стать моей ученицей, то ты тоже принадлежить ей, Тьме, и твой луч будет черным.

– Но твои прежние ученики не принадлежат ей! – нахмурилась Элиа.

– Они такие же, как я сам, носители великих мечей. Не слишком многому я их обучил, если честно, они меньше, чем за год, сами стали мастерами экстра-класса почти без моего участия. Сейчас мы на одном уровне. Я пока не считаю себя вправе двигаться дальше, слишком многого еще не понимаю. Мне всего девятнадцать лет! Какой из меня в дорхота старший мастер?

Девушка внимательно смотрела на мгновенно ставшего хмурым Лека и размышляла. А ведь у него сейчас духовный кризис, он сам еще не понимает кем и чем стал, не знает, что должен делать. И ради чего. Запутался в самом себе. Витки кружева осознания. Император как-то рассказывал о нем, только Элиа тогда не слишком-то поняла, что он имеет в виду. Зато хорошо поняла сейчас. Вот оно, оказывается, где собака порылась. Каждый человек, следующий Пути, обязательно доходит в своем развитии до перепутья, развилки, где должен сделать выбор как и куда следовать дальше. И следовать ли вообще. Подавляющее большинство горных мастеров ведь так и не забираются выше первого уровня понимания, белый шнурок получает один из нескольких сотен носящих черный. Причина тому одна – неполное понимание сути Пути Воина. Нежелание платить страшную цену за оное понимание. Не все находят в себе мужество отречься от себя самого. Слишком трудно, слишком больно, слишком безнадежно. Именно на этом перепутье сейчас и находится Лек ар Сантен, по мастерству давно превзошедший многих старших мастеров, но по сути таковым еще не ставший. Не решившийся сделать выбор. Однако Элиа понимала, что горец его сделает, совсем скоро сделает. И знала каким он, этот выбор, окажется. Она понимающе улыбнулась и нежно погладила любимого по щеке. Ему будет трудно, но он справится. В этом девушка была уверена. Не тот человек, чтобы просто так сдаться на милость обстоятельств. Лек станет драться до конца.

Влюбленных отвлек скрип ступеней под чьими-то тяжелыми шагами. Элиа досадливо выругалась, а горцу пришлось в спешном порядке одеваться и прыгать в окно. Только воздух зашумел под взмахами черных крыльев, и девушка снова осталась одна. Принесло ведь кого-то, не поленился подняться на самый верх башни в двести локтей. Судя по звукам и покашливанию, сам настоятель, взявший в последнее время моду подолгу беседовать с послушницей о сути заповедей отцов-основателей Церкви. Не сидится ему в тепле, убийце старому, все ходит и ходит, никак не успокоится. И в самом деле, когда Элиа открыла дверь, перед ней стоял отец Ордан. Старик опирался о посох и тяжело дышал. Девушка едва сдержалась, чтобы не высказать слуге божьему все, что думала по поводу несвоевременного визита. А он втянул ноздрями воздух и понимающе усмехнулся. Ой, мама, он же все понял, похоже… Неужто нюх настолько острый, что сумел уловить запах недавних любовных утех? Или? Дорхот его разберет, этого доставучего святошу, все возможно, прощелыга еще тот, в молодости, похоже, сам немало девиц перепортил.

– Здравствуй, дочь моя, – ирония так и била из голоса отца-настоятеля. – Натешилась?

– Здравствуйте, святой отец! – сделала книксен Элиа, все еще проклиная про себя неуместную настойчивость даонирца. – Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Да ты садись, дочь моя, в ногах правды нет, – прищурился он, сам с кряхтеньем и явно видимым облегчением опускаясь на табурет. – Все ты понимаешь. Посадить бы тебя на хлеб и воду за распутство, ну да пес с тобой, молода еще, глупа, никуда от природы не денешься. Думай только когда и с кем, а то подловят, что слаба на передок, мало не покажется. Нашу кухню ты знаешь.

– Знаю, святой отец, – покраснела девушка, досадуя на себя – слишком соскучилась, действительно сглупила, нельзя было встречаться с Леком здесь. Слава Единому, что старый убийца не знает с кем она встречалась, тогда бы точно срочно бежать пришлось.

– Давно хотел поговорить с тобой на одну интересную тему, дитя, – взгляд отца Ордана был тяжелым, давящим. – Ты кое-чего так и не поняла, потому совершаешь много ошибок. Не хочу спорить, ты неплохо справляешься, но воспринимаешь работу слишком лично, слишком близко к сердцу, а этого происходить не должно.

– Я не… – растерялась Элиа.

– Помолчи, да послушай лучше старого, опытного человека, – раздраженно проворчал настоятель. – Давно хотел тебе это сказать, да все как-то случая не выпадало. Я тебе, дитя, зла не желаю, что бы там по этому поводу ни думала. Глупишь ты, воспринимаешь объект, как человека. Как врага. Так нельзя, пойми. Для тебя объект человеком быть не должен, это всего лишь помеха, требующая устранения. По почерку твоей работы видно, что ты ненавидишь и презираешь устраняемых. Это верный способ провалиться. Ум должен оставаться холодным и ясным, ненависть ослепляет, заставляет терять осторожность. Не ты первая такая, только вот все, не понявшие вышесказанного, обязательно гибнут. Раньше или позже, но гибнут.

– Но я не разу не провалилась, святой отец! – возразила удивленная девушка.

– Да, ты обладаешь немалыми задатками, дитя, – вынужден был согласиться старик. – И ты удачлива. Но на удаче далеко не уедешь. Слишком рискуешь. Ну кто тебя просил за одну ночь работать двоих? Ты не подумала о том, что первого могут обнаружить и поднять переполох? Не подумала. А это случилось. Едва ушла ведь? Так?

– Вы правы… – покраснела Элиа, вспомнив упомянутый эпизод – действительно сглупила, захотела справиться быстрее и едва не была поймана. – Извините…

– А мне чего тебя извинять? – пожал плечами настоятель. – Это ты себя едва в могилу раньше времени не загнала, а не меня. Перед собой и извиняйся.Учись быть не только сильной, но и мудрой.

– Какая же мудрость в чужой смерти? – не выдержала девушка.

– Не важно, чем ты занимаешься, – внимательно посмотрел на нее старик, – важно как ты делаешь свое дело. Мастером можно стать даже являясь наемным убийцей, а ты убиваешь во славу божию.

– Ой, не надо этого! – отмахнулась этого. – Не юродствуйте, святой отец! Какую там славу божию? Убираю одну сволочь по приказу другой, ничуть не меньшей.

– И это имеет место быть, – приподнялись в слегка ироничной улыбке губы настоятеля . – Куда же без этого? Надо находиться на стороне сильного, чтобы своевременно подставить ему подножку. В момент слабости. Но так, чтобы он не понял, кто ему эту подножку подставил, а продолжал считать тебя самым верным из слуг.

– Зачем все это, святой отец? – опустила голову Элиа. – Вся эта подлость и жестокость? Неужто сильный не бывает добрым? Обязательно подонком?

– Говорят, попадаются и добрые, – в глазах старика на мгновение мелькнула грусть. – Изредка. Только вот я за всю жизнь ни одного так и не встретил. И если побеждает жестокий и подлый, то значит именно подобный, по божьему замыслу, и должен победить. Не нам протестовать против законов мироздания, дитя. Они нам могут не нравится, но поделать ничего нельзя. Мир таков, каков он есть. Приходится играть по навязанным извне правилам.

«Дорхотов хвост тебе в глотку, сволочь старая! – мелькнула по краю сознания раздраженная мысль. – Можно их изменить, эти скотские правила. И нужно. И добрых я встречала. Врешь ты. Не выйдет у вас заставить всех принять подлость за благородство, а жестокость за доброту. Не выйдет!»

– Ты еще очень наивна, дитя, – насмешливо посмотрел на девушку отец Ордан, как будто угадав ее мысли. – Хочется пободаться с богом? Ну-ну, поглядим, как оно у тебя выйдет. Эх, молодость-молодость. Не хотите вы, глупые, чужим опытом пользоваться, все собственные шишки набить стремитесь. Что ж, набивай, мешать не стану. Только попомнишь еще мои слова. Постарайся хоть поменьше эмоций в работу превносить, а не то худо будет. Попробуй хоть раз на чистой логике отработать ситуацию. Сама поймешь, что лучше оно.

– Здесь я с вами согласна, – развела руками Элиа. – Попробую. Только я уже две недели в монастыре безвылазно сижу, скоро на стены драться начну с тоски.

– Потерпи немного, – язвительно посоветовал старик. – Скоро такое начнется, что всем нам работы хватит. На долгие годы. Кстати, любовника твоего если поймаю, то выпорю так, что про сладенькое надолго забудет. Нечего мне тут бордель из монастыря устраивать.

– Больше не повторится, святой отец, – едва скрыла насмешливую ухмылку девушка – лови, старче, хоть изловись, а невидимку, да еще и крылатого, все равно не поймаешь. Подумал, что ее потянуло на кого-то из местных уродов? Фу, гадость-то какая, представить, что с кем-то из них была, и то противно.

– Надеюсь, – прищурился настоятель, продолжая рассматривать послушницу тяжелым, внимательным взглядом. – Ладно, пойду я, дитя. Скоро на молитву. И ты чтобы пришла. Смотри мне, пропустишь, пороть велю. Голой, на глазах у всех.

– Не пропущу! – заверила его Элиа, быть поротой ей совсем не улыбалось, ничего приятного в этом нет.

Настоятель тяжело встал, немного постоял и кряхтя направился к выходу из кельи. Уже в дверях вдруг обернулся и почти неслышно сказал:

– А своим передай, что не стоит слишком уж давить, Церковь многое может. Я о настоящей Церкви говорю, а не о накипи, в епископатах засевшей.

Старик насмешливо посмотрел на замершую у окна девушку и вышел. Только ступени снова заскрипели под тяжелыми шагами грузного тела. Элиа же едва могла дышать от потрясения. Передать? Своим? Он догадался? Ой, мамочка! Бежать! Немедленно! Или? Она растерянно смотрела на открытую дверь и не понимала, что делать дальше. Но если старый убийца понял, что она шпионка, то почему не выдал? Настоящая Церковь? Но она ведь только создается. А может, давно существует внутри того бардака, что устроили карвенские прихвостни? Необходимо как можно быстрее связаться с императором, этой же ночью. Пусть его величество решает, это его прерогатива.

Вскоре зазвонил колокол, призывающий на полуночную молитву. Элиа со вздохом взяла с полки молитвенник и вышла из кельи. Спускаясь по бесконечной лестнице, она долго проклинала на все заставки донельзя надоевшие монастырские порядки.

Лек шел по улице злой, как дорхот, из-за прерванного свидания. Он опустился на землю неподалеку от города, император просил не летать над городом, чтобы не вызывать ненужных слухов и паники. Надо было облететь Тарсидар по дуге, теперь из-за собственной глупости через центр идти придется, где «ожившему» горцу лучше не показываться. Вот ведь дурня кусок! Но что ж теперь делать? Точно говорят, что из-за дурной головы ногам покоя нет. Правда. Юноша двигался быстрым шагом, почти не обращая внимания на окружающее. В случае нападения среагировать успеет, чувство опасности за последнее время поднялось на недосягаемую ранее высоту. От стрел десятка лучников уходит с завязанными глазами.

С утра предстояло отправляться в Нартагаль, Жрица видела сон, что Неизвестная находится там. В городе Авендар. Островитянку придется брать с собой, без нее никто нужного человека не узнает. Ничего приятного в этом нет, придется присматривать за беспомощной девчонкой, еще не способной ни на что, а значит резко снижается боеспособность всего отряда. Переводные талисманы друзьям выдали, одежду тоже. Необходимо будет спрятать картаги, строя из себя спесивых дворян королевства. Добрых два дня уже люди Ланига дрессировали пятерку побратимов, вдалбливая в их головы нартагальские обычаи. Единый, да как люди могут жить по таким обычаям и считать их естественными? Дикое какое-то общество. Большая часть населения – безответные рабы, потом шла прослойка магов, воинов и купцов. Наверху стояли шесть классов аристократии, владеющие жизнью и смертью всех остальных. Каждое движение, каждое слово являлось ритуалом, нарушение которого вело за собой смертную казнь вне зависимости от сословия. Разве только высший класс, инары да священники Единого, позволяли себе некоторые вольности, но даже они избегали ссориться со Смотрящими, стоящими на страже Блага, как называли свой образ жизни нартагальцы. Рабы не имели никакого имущества и никаких прав, но их трудом держалось богатство страны. Однако хороших ремесленников, несмотря на рабство, холили и лелеяли, прекрасно понимая, что без пряника, на одном кнуте, далеко не уедешь. Не смогут люди из-под палки создать что-нибудь по-настоящему хорошее. Но большинство населения Нартагаля жило в страшных условиях. Обычным рабам не позволяли иметь даже семью, спаривая их как животных, по выбору владельцев, чтобы получить нужное потомство. Ничего не было для иностранца страшнее, чем попасть в рабство к нартагальцам, лучше уж самая страшная смерть в руках карвенских фанатиков.

Юноша вышел на небольшую площадь неподалеку от центра города, продолжая размышлять о предстоящем. Трудновато придется, но его величество действительно никому не обещал легкой жизни. Горец бросил взгляд влево, и чувство опасности буквально взвыло. Лек рывком перешел на сверхскорость и вырвал картаги из ножен. Поздно. С крыш домов вокруг один за другим соскальзывали люди в черных комбинезонах, окружая горца. Охотники черного клана. Высшие охотники, мастера не слабее невидимок. Вот ведь паскудство! Нарвался. Количество воинов клана все прибывало, вскоре их стало больше сотни. Единый Создатель! Со всеми он не справится. Неужели, конец? Неужели, жизнь вот так нелепо оборвется? А может? Да, почему бы не призвать на помощь Тьму, раз уж она избрала Лека своим носителем.

Фонари ярко освещали площадь, посреди которой застыл высокий молодой человек в темно-сером тренировочном костюме горного мастера с двумя мечами в руках. Его окружило множество людей в черных комбинезонах высших охотников черного клана. На первый взгляд безоружных, но это было только иллюзией, свое оружие наемные убийцы всегда умели прятать так, что мало кто мог заметить его наличие. Внезапно вперед вышел коренастый человек и сдернул со своего лица маску. Обычный на вид мужчина средних лет, уроженец севера империи. Только внимательные, умные, цепкие глаза говорили, что их обладатель далеко не так прост, как кажется.

– Лек ар Сантен! – негромко сказал охотник. – Ты попался. Ты должен понимать, что мы ведем тебя от самых стен города. Мы давно могли атаковать, но не сделали этого.

– Чего же вы хотите? – глухо спросил юноша.

– До меня дошли слухи, что являешься носителем мечей истинной Тьмы. Поверить в это я не могу, но проверить обязан.

– А если это так?

– Наши отношения перейдут на совсем иной уровень.

– Вот как? – криво усмехнулся горец. – Что ж, вы сами этого хотели.

Лек потянулся к свернувшейся в глубине его души в клубочек Тьме и позвал ее. Первозданная сила мурлыкнула подобно довольному жизнью коту, открывая свои страшные, бездонные глаза и выпуская когти. Глаза юноши тоже мгновенно превратились в два провала, ведущие в Бездну. Картаги в руках налились чернотой, от них прянула во все стороны мертвенная, леденящая, жуткая сила, заставившая вздрогуть всех до единого людей на площади. За спиной молодого горца развернулись полупрозрачные черные крылья. В небе над городом тучи свернулись в воронку и принялись раскручиваться, превращаясь в смерч. Засвистел ветер.

– Приказывай, Повелитель! – опустился на одно колено старший охотник. – Мы три тысячи лет ждем твоего Пришествия!

Вслед за ним начали опускаться на колени остальные воины черного клана, смотря на Лека с неприкрытым восторгом и какой-то затаенной надеждой. Горец откровенно растерялся. Вот уж чего он никак не ожидал, так этого. Черный клан называет его, Лека ар Сантена, Повелителем? Что за чушь?

– Не понимаю… – буркнул он. – Чего вам от меня надо?

– Наш клан с этого момента принадлежит тебе! – склонил голову охотник. – По нашим легендам Повелитель будет носителем черных мечей и избранником самой Тьмы.

– Так какого же тогда хрена вы на меня охотились? – холодно спросил Лек, ничуть не поверив словам наемного убийцы.

– Нас натравили… – почти неслышно ответил тот. – Повелитель, наниматели оскорбили и нас, и тебя, решив убрать Темного нашими руками. Мы отплатим за это оскорбление. Мы принесем тебе их головы.

– Да на кой ляд мне сдались их головы? – поморщился горец. – Мариновать, что ли? Пусть подохнут, как собаки подзаборные, этого вполне хватит.

– Как скажешь, Повелитель! Мы исполним любое твое повеление, даже если ты прикажешь нам всем умереть. Мы жили только ожиданием тебя. И ты пришел.

– Вот так номер… – озадаченно пробормотал Лек, не представляя, что ему делать с внезапно свалившейся на голову напастью. Тьма иронично посмеивалась в глубине его сознания, явно не собираясь приходить на помощь своему носителю. Она развлекалась.

– Укажи нам, кто твои враги, и их не станет, – понял растерянность юноши охотник.

– Святоши, кто же еще, – скривился горец. – Архиепископы те же. Скоты поганые!

– Если хочешь, то они все умрут до завтрашнего утра.

Юноша хотел было сказать, что очень даже не против, но вспомнил, что может своей самодеятельностью нарушить какую-нибудь комбинацию Марана. Лучше не надо, император будет очень недоволен, и это слабо сказано. Посоветоваться для начала нужно. С ним и с Ланигом. Или не надо? Раз все эти люди столько времени ждали появления именно Лека, то ответственность за них лежит тоже на нем. Император ведь может и пожелать, чтобы черного клана вообще не стало, а кто будет виноват? Лек ар Сантен, никто иной. Впервые темные предстали перед юношей не безликими убицами, а живыми людьми со своими обычаями и своей верой. Своей жизнью. Они ведь принадлежат той же самой силе, которой посвящен он сам. Тьме. А Тьма не зло, она всего лишь свобода. Имеет ли он право обрекать на смерть десятки тысяч людей по своей прихоти? Не защищая собственную жизнь или жизнь близких, а просто так. Ох, вряд ли. Да и пригодятся они, если честно. Потому лучше погодить с докладом Марану, а сначала попытаться прощупать его величество, высказав предположение, что случилось чудо, и черный клан перешел на сторону империи. И послушать, что скажет по этому поводу император. Только потом можно будет принимать решение, никак не раньше. Нельзя предавать тех, кто доверился тебе, даже если эти доверившиеся – наемные убийцы. Почему-то он уверился, что охотники не лгут, наверное, Тьма подсказала, что их вера искренняя.

– Твое имя? – глухо спросил Лек, все еще пребывая в сомнениях.

– Виртен.

– Ранг?

– Далагар.

– Что это значит?

– Я второй человек в клане, – пояснил охотник. – Отец клана – аладар. Затем следует далагар, несущий ответственность за соблюдение обычаев. Следом четверо каргаров, ведущие четырех иратов, клановых сообществ. У нас давняя история и сложные обычаи, Повелитель. Если пожелаешь, мы можем прислать опытного наставника, он посвятит тебя во все подробности.

– Позже, – отмахнулся Лек. – Известно ли черному клану, что я один из Пятерых, предсказанных в древнем пророчестве?

– Теперь известно. Мы не верили… Прости, Повелитель.

– Мои друзья и все люди императора с этого дня для клана неприкасаемы, котракты на них принимать запрещаю, – криво усмехнулся юноша, голос его приобрел металлический, холодный оттенок. – Все старые контракты отменить, деньги заказчикам вернуть, имена заказчиков сообщить мне. Да, моих побратимов и их учениц защищать, как меня самого.

– Будет исполнено, Повелитель! – снова до земли склонился Виртен.

– Как мне связываться с тобой?

– У меня есть парный амулет, его сила доступна только человеку, имеющему дело с Тьмой. Он не станет работать даже в руках императора.

– Давай, – протянул руку Лек.

Охотник вложил ему в ладонь выточенный из черного камня небольшой кулон, изображавший легендарного дракона. Ходили слухи, что очень давно эта мудрая раса жила в этом мире, но что-то не поделила с эльфами. После короткой войны потерявшие многих своих драконы решили уйти. Куда? А кто их знает. Так это все было или нет, никто не знал, а остроухие предпочитали помалкивать даже тогда, когда еще не скрылись в зачарованном лесу.

Внезапно Леку в голову пришла одна интересная мысль. Он внимательно посмотрел на продолжавшего стоять на коленях Виртена. Сразу стало неловко от такого унижения пожилого человека, мастера боя.

– Встань! – приказал юноша. – Запрещаю впредь унижаться передо мной или кем-либо другим. Честь дороже жизни!

– И об этом говорилось в Хронике… – почти незаметно улыбнулся охотник, подымаясь. – Теми же словами.

– В смысле?

– И прикажет пришедший Повелитель тебе встать с колен и никогда не унижать себя перед ним, и скажет, что честь всего дороже, а прежде всего дороже жизни… – процитировал Виртен.

– Мать твою! – только и сподобился выругаться Лек, которому до смерти надоело быть живым воплощением всяких там древних сказок. Ну надо же, что ни скажешь или ни сделаешь, а об этом уже где-то написано. И что за паскудство такое? И за что все это на него свалилось?

– Тебя ждет великая судьба, Повелитель, – улыбнулся его досаде Виртен. – Ты будешь стоять рядом с Владыкой Неба и Земли, величайшим из живших когда-либо людей. Так сказано в Хронике.

– Надо бы почитать эту вашу Хронику, – все еще раздраженно проворчал юноша, гася картаги и пряча их в ножны. – Я вот что хотел спросить. У вас в Нартагале люди найдутся?

– Во всем мире, кроме Эльварана, – ответил охотник. – В королевстве наши услуги востребованы, потому наши люди есть во всех классах и сословиях.

– Очень хорошо, – удовлетворенно кивнул Лек. – Мне завтра в десять утра понадобится проводник, хорошо знающий город Авендар. И местные обычаи, разумеется. Пусть ждет у южных ворот. Плюс полдесятка высших охотников для тайной охраны на всякий случай. С нами будет девушка с золотистыми волосами, она должна выжить при любом раскладе, защищайте ее всеми доступными способами.

– Все исполню, Повелитель, – наклонил голову далагар. – Проводник сам подойдет к тебе и скажет, что Мать любит своих детей. Так ты его узнаешь. Охотники тоже исполнят свой долг.

– Ладно, – вздохнул юноша, еще не успев освоиться с новой ролью. – Послезавтра вечером жду тебя в кабачке «Жирный гусь» у западных ворот. Вечером, после захода солнца. С переводом Хроники на лаарский. Я должен знать каких мне еще «приятных» сюрпризов ожидать.

Виртен только поклонился в ответ и растворился в темноте. Вскоре на площади не осталось ни одного охотника черного клана, ничего не говорило о том, что здесь только что произошло. Лек покачал головой, проклиная про себя судьбу, то и дело швыряющую его в новое дерьмо, и тоже направился домой. Спать не хотелось, особенно после свалившихся на голову известий, но завтра рано вставать. Надо попытаться уснуть, иначе утром будет носом клевать.

Лек не знал, что через несколько часов в ориатских горах, что в Даркасадаре, состоялся еще один разговор. Но если бы мог его слышать, то этот разговор сильно заинтересовал бы молодого мастера. В небольшой комнате с ничем не украшенными каменными стенами сидел у горящего камина глубокий старик с длинными седыми волосами, заплетенными в косу. Он молча, с интересом смотрел на вошедшего, коренастого светловолосого человека.

– Ты знал? – холодно спросил гость. – Да, ты знал. Вижу.

– Знал, – подтвердил старик, насмешливо улыбаясь.

– Почему же?

– Что, почему?

– Почему ты предал, отец? – слова давались светловолосому с трудом, в глазах горела тоска, но одновременно и решимость, он явно принял какое-то нелегкое решение.

– Кого я предал? – раздраженно вздернулись вверх брови старика. – Ни семью, ни клан я не предавал. А до дурацких легенд мне никогда дела не было.

– До легенд мне тоже дела нет. Но Повелитель – не легенда. Я его видел. Я чувствовал его страшную силу. Это что-то невозможное!

– Он уже вошел в полную силу? – судорожно сжал кулаки глава клана. – Благая Тьма!

– Не знаю, но он несет истинную Тьму. Я видел! И требую объяснений, как далагар клана.

– Что ж, сын, ты их получишь. Я пытался остановить чудовище до того, как оно станет самим собой полностью. Ты не понимаешь, что такое носитель истинной Тьмы. Мы может молиться Ей и служить Ей, но если Она нисходит в тварный мир… Ничего хорошего от этого ждать не приходится. Никому. Нам в том числе.

– Понимаю, отец, – криво усмехнулся далагар. – Ничуть не хуже тебя понимаю, ты сам меня учил. Но ты не учел одного остоятельства. Рядом с Повелителем стоит носитель истинного Света. И они кровные братья.

– Что?! – резко дернулся старик. – У тебя глупые шутки, сын. И жестокие.

– А я и не шутил, – криво усмехнулся тот. – Это на самом деле так. Пророчество Пятерых.

– Это-то чушь какое отношение имеет к носителю Тьмы?

– Твоя недоверчивость сыграла с тобой злую шутку, отец, – вздохнул далагар. – Ты никогда не относился к Хронике с уважением, всегда полагал правым только себя самого. Тем более, не верил в пророчества. Особенно, в чужие. И ошибся. Знаешь, что сказал мне Повелитель?

– Откуда?

– Встань с колен, честь дороже жизни. Это именно тот Повелитель, которого мы ждали! Я не хуже тебя знаю, что предки уничтожили трех носителей Тьмы, не сказавших этих слов. Но этот сказал. Ты понял?

– Да, – глухо сказал старик, опуская голову. – Только мне плевать. Мне жаль, что мы не сумели отыскать мальчишку в детстве, когда он вообще ничего не мог. Я знал, что следующий носитель родится где-то на Манхене, я искал его. Не нашел. Жаль.

– Даже сейчас ты не желаешь ничего понимать, – помрачнел далагар. – Отказываешься принимать реальность. Значит, ты не адекватен. Ты не можешь больше быть аладаром клана.

– А духу-то хватит? – насмешливо оскалился старик. – Слабак ты, сынок.

– Хватит. Ты меня всегда недооценивал, отец.

– Да, ну? – хрипло рассмеялся глава черного клана. – Буду рад, коли так. Давай, я не стану даже сопротивляться.

Далагар криво усмехнулся и скользнул к креслу. Взял отца за седую голову и несколько мгновений с тоской смотрел в выцветшие глаза. И не видел там ничего, кроме презрения. Надо же, все еще не понял и не поверил. Зря. Он резким движением свернул не успевшему даже дернуться аладару шею, вступая тем самым на престол. Иным способом высшую должность в черном клане не занимали. Когда-нибудь и к нему самому придет его сын. Или внук. За его жизнью придет. Новый аладар отступил и замер, прощаясь с человеком, которого все-таки когда-то любил. Низко, уважительно поклонился и исчез. Мертвое тело в кресле продолжало насмешливо улыбаться.