"ДЕТИ РОССИИ" - читать интересную книгу автора (ИЗЮМОВА Евгения)


НИТЬ АРИАДНЫ


Люди живут не только семьями, а друзья познаются не только в беде. Чаще всего люди объединены работой или общими интересами – только диву иной раз даешься, каким необъяснимым образом они оказываются вместе, словно невидимая нить ведет их по лабиринту жизни и выводит наконец туда, где обретают они душевный комфорт. И я совсем не удивилась, когда Полина Михайловна Панова сказала, что родилась в городе Порхов Псковской области. В «Зореньку» же ее привела любовь к песне, а до этого пела она в хоре Сивко и в хоре инвалидов «Надежда». Но хор Сивко распался, выйти из «Надежды» ее вежливо попросили, потому что Полина Михайловна не инвалид. Но, скорее всего, это произошло потому, что находилась она еще в «лабиринте», а «нить Ариадны» вела ее именно к «Зореньке» и конкретно к Нине Тимофеевне Поповой – о хоре и ее руководителе Полине Михайловне рассказала дочь Людмила, которая несколько лет поет в «Гаудеамусе».

Прежде, чем Полина Михайловна Панова попала в Волжский, ей пришлось немало поколесить по стране. Была б ее воля, она сделала бы это в самом буквальном смысле – на колесах автомобиля, потому что самая ее первая и на всю жизнь любимая профессия – шофер. Она до сих пор садится сама за руль автомобиля, чем радует мужа Алексея Григорьевича – сиди себе да по сторонам поглядывай, а за дорогой пусть следит семейный штатный шофер – Полина Михайловна. Собственно, они и познакомились потому, что работала водителем в поселке Чкалово Саратовской области, где жил Алексей Панов, и куда семью Полины Гусаровой занесло военным ветром.

Гусаровы жили в Порхове до самой войны. Отца Полина не помнит – умер совсем молодым, оставив на руках жены Александры Михайловны шестерых детей. Она работала портнихой в Ленинграде, видимо, на кожевенной фабрике, потому что привозила с работы кусочки выделанных шкур и шила из этих клочков шубки своим детям. Работа у нее была, как сейчас бы сказали – вахтовая: всю неделю, иной раз и больше, она работала на фабрике, домой приезжала только по выходным. А по хозяйству главной была старшая дочь Антонина, которая уже училась в педучилище. Кроме Антонины и Полины были еще мальчики Женя, Сережа.

Когда началась война, Полине было 11 лет, однако помнит она войну смутно, наверное, потому, что было страшно ребятишкам переживать бомбежки без матери. Едва начинала завывать сирена, братья хватали за руку младшую сестру и мчались прятаться в подвал. Но однажды после очередной бомбежки детей вывели из подвала, усадили в машины и отвезли на вокзал. Почему взрослые так сделали, Полина не знает, может быть, посчитали их сиротами, раз прятались от бомбежки без матери.

Полина оказалась в вагоне одна – без братьев и сестры. Это уж потом Александра Михайловна рассказала ей, что случилось с остальными. Она приехала домой, а там пусто. Соседи ничего не могли объяснить, и она бросилась в милицию с плачем: «Где мои дети?» Там тоже толком ничего не знали, потому Александра Михайловна и Антонина стали разыскивать ребят самостоятельно. Выяснили через некоторое время, что старшего Сергея взяли в армию, он погиб. Женю и Толю определили в ремесленное училище. Женя до сих пор считается без вести пропавшим, а вот Толю нашли – умер в училище. Про Полину сообщили – отправили в детдом, но куда – неизвестно, тоже, вроде бы как без вести пропала.

Мать есть мать, она не верит в гибель ребенка, пока не удостоверится в его смерти сама, потому вопреки всему Александра Михайловна продолжала разыскивать младшую дочь. Десятки писем и запросов отослала во все стороны (в то время ее эвакуировали в Саратовскую область), и наконец отыскался след, он привел ее на станцию Зуевка, в детдом, который находился в поселке, расположенном неподалеку от станции. Но в какой это было области, Полина Михайловна не помнит.

Что было до детдома, Полина Михайловна тоже почти не помнит – столь велик был шок от разлуки с родными.

– Помню посадку в вагоны – бомбежка, дети плачут, цепляются за юбки матерей, те тоже плачут. Почему-то эвакуировали одних детей, видимо, хотели спасти в первую очередь нас, а потом уж взрослых. Помню еще дорогу. Мы долго-долго ехали, бывало, эшелон начинали бомбить, и тогда взрослые, которые сопровождали нас, выгоняли всех из вагонов, и мы бежали подальше от состава и прятались, где кто мог. Кормили нас плохо, воды совсем не давали. На одной из станций нас решили помыть и стали небольшими группами подводить к колонке, из которой закачивали воду в паровозы, и мы, оказавшись под струей воды, думали не о том, как вымыться, а старались напиться.

Что такое паровозная колонка, я знаю – была такая неподалеку от дома, где я жила. Иногда мы, ребятишки, из баловства, если поблизости не было железнодорожников, включали вентиль, и вода обрушивалась вниз – холодная мощная струя, под напором которой было трудно устоять. Мы представляли, что стоим под настоящим горным водопадом (собственно, ради этого и включали колонку), и с громкими воплями выплясывали какой-то дикий танец. И когда Полина Михайловна рассказывала о давнем «банном» дне, у меня перед глазами возникла картина: худенькие, перепуганные, грязные ребятишки, чуть не падая от мощи ледяной струи толщиной в их тела, запрокидывают вверх головы и пьют, пьют, пьют…

Не мудрено, что потом дети стали умирать десятками – одни опились, словно лошади, другие умерли от расстройства пищевода, ведь вода в колонке была неочищенной технической.

Детдом, куда привезли Полину, был переполнен. В военное время худо взрослым, и во сто крат хуже детям – от тоски по родным, от страха, который не покидал их, от детских разборок, ведь дети все свои проблемы в своем кругу решают кулаками, от голода, который подтачивал их организм.

– Есть нам хотелось каждую минуту, – вспоминает Полина Михайловна. – Летом еще было сносно – возле детдома был огород, а осенью и зимой очень голодно. Принесут нам на подносе нарезанный хлеб, и мы все бросаемся, хватаем его. Кто успел, тот и съел, а кому – одни крошки. Мне чаще всего доставались крошки, потому что я слабенькая была. Из жидкого давали какую-то баланду, от которой животы болели. Осенью собирали мерзлую картошку, делали крахмал и варили сами же – черное такое, клейкое варево. Я научилась прясть и вязать, потому иногда пряла да вязала для воспитательницы, за это она платила мне солью. И все равно однажды я чуть не отравилась из-за этого крахмального клейстера. Ну а для воспитательницы главное было, чтобы мы хорошо учились, а как питались, всем ли доставалось, ее не волновало. В детдоме я жила четыре года, пока мама не нашла меня. А когда она приехала, то радости моей не было предела. Вот мама и рассказала о судьбе братьев.

Окончив школу, Полина выучилась на шофера, вышла замуж. Встречалась она с Алексеем около года, поняла, что парень он хороший, надежный, и когда посватался, то согласилась выйти за него замуж. И не ошиблась – вот уже пятьдесят лет они вместе. Вырастили двоих детей – Людмилу и Сергея.

Судьба каждого из нас сводит с кем-то в определенное время, вот и Пановы жили в Красноармейске в то же самое время, когда там находилась Лидия Великая. Полина работала на том же заводе, где работал и отец Лидии Алексеевны, а вот, поди-ка, друг друга они не знали. Что – Великая! Полина Михайловна не была знакома даже с Валентиной Викторовной Гуриной, когда обе работали на подшипниковом заводе в Волжском. Но пришло время, и они встретились, и ни одна не жалеет о том.

Ну а что Пановы долго искали место, где можно было бы осесть навсегда, так ведь не только рыба ищет место, где глубже, человеку свойственно искать, где ему лучше. Жили они в нескольких селениях Саратовской области, на Псковщине. Узнав о молодом городе на Волге, решили поехать туда. Долго маялись по квартирам, пока Полине Михайловне за отличную работу на заводе резиновых технических изделий не дали трехкомнатную квартиру. Там она работала, пока не подошел пенсионный возраст. Довелось поработать и на заводе органического синтеза. Еще владеет она и профессией сварщицы. И сын Сергей тоже стал сварщиком. Но лучшей профессии, чем шофер, для Полины Михайловны до сих пор нет. Совсем как для девушки-таксиста из старого-престарого фильма «Лушка», для той ее работа тоже была самой лучшей на свете, а дорога – самой лучшей подругой. «Еду я, и даже не знаю я, куда приведет дорога меня», – пела девушка-таксист. Полина Михайловна пела иные песни, но вот жизненная дорога, словно нить Ариадны, привела ее в город Волжский и в хор «Зоренька». И Полина Михайловна ничуть о том не жалеет.