"Снайпер" - читать интересную книгу автора (Пентикост Хью)

Глава 3

Пелхам-Холл действительно производил впечатление.

Джерико еще не доводилось видеть столько красного кирпича, зеленого плюща и такого количества готических окон. А еще часовня, построенная из серого вермонтского мрамора, и имелась обсерватория с округлым синим куполом, стоявшая на некотором возвышении. И повсюду росли старые деревья — ели, клены, дубы, — возвышавшиеся над акрами зеленых лужаек. Вся территория постепенно спускалась к озеру. В августовскую жару вода отсвечивала голубыми бликами. Озеро окружали заросшие лесом подножия Беркширских гор.

Подъездные пути вели к жилым помещениям, учебному сектору, гимнастическому залу, подсобному хозяйству, и разобраться в их расположении было непросто. Само же здание выглядело старым, но ухоженным.

Следуя инструкциям, Джерико повернул налево и вскоре увидел «Манс» — большое белое здание, построенное в колониальном стиле, с мраморными колоннами, охранявшими парадный вход. Именно здесь и жила семья Пелхамов. Как только он припарковал свой «мерседес» у входа, на крыльце тут же появилась Луиза. За ней следовал невысокий, седоволосый мужчина, изуродованный артритом. На нем был черный плащ.

— Добро пожаловать в наш городок, — поприветствовала его Луиза. Она была в летнем платье, идеально подходившем к ее фигуре. Темно-голубые глаза скрывались за дымчатыми очками. — Берт позаботится о вашем багаже.

Джерико присоединился к ней, причем ей показалось, что он был рад снова оказаться в ее обществе.

— Это Берт Уолкер, — сказала Луиза. — Я вам говорила о нем. Знакомьтесь, Берт, это мистер Джерико.

Внимательные, черные, чем-то похожие на птичьи глаза пристально всматривались в Джерико. На лице словно автоматически появилась улыбка.

— Если вы дадите мне свои ключи, я отнесу ваши вещи в комнату.

Джерико заколебался. Для старого, сгорбленного человека это был бы непростой труд.

— Спасибо, Берт, — сказал он. — При мне мольберт и кое-какие принадлежности для рисования. Оставьте их. Я еще не решил, где буду работать.

— Миссис Пелхам подумала, что, может быть, в комнате для игр…

— Берт, этот вопрос мы решим позже, — решительным тоном проговорила она.

— Слушаюсь, мисс Луиза.

Старик взял ключи Джерико и пошел вниз к его машине.

— Слава Богу, что вы не попросили его поднести ваши чемоданы, — негромко проговорила Луиза. — Иначе он бы на всю жизнь стал вашим врагом. Что же касается комнаты для игр, то это идея самого Берта, а не мамы. Она вообще не высказала никаких предложений.

Луиза провела его в прохладную переднюю. Там все было обставлено на первый взгляд просто, но с большим вкусом.

— Не скажу, Джонни, чтобы семья ликовала.

— Простите?

— Им, конечно, понравилась идея с портретом, но они не понимают, почему вы не могли просто взять несколько фотографий и сделать свою работу в каком-то другом месте.

— Но вы убедили их?

— Убедила. — Губы ее напряглись, когда она вспомнила недавние дебаты.

— Диктатор, — с ухмылкой проговорил Джерико.

— К сожалению, в настоящий момент в доме никого нет, — сказала Луиза. Оказалось, что мать и сестра Джорджиана неожиданно решили отправиться за покупками. Муж Джорджианы, Артур Фрост, был занят на работе. Уолтер Фрост, их сын, плавал на яхте по озеру. — Мой брат Фред ждет вас в директорском кабинете. Там он чувствует себя более уютно.

— До меня доносится эхо семейного скандала? — спросил Джерико.

— Джонни, в этом нет ничего необычного. В этой семье никто не любит совершать поступков, которые не продуманы заранее. Я поломала эту традицию, пригласив несколько попечителей, которые были без ума от радости.

Через раздвижные двери в комнату вошел Берт Уолкер, сгибающийся под тяжестью двух чемоданов Джерико.

— Если вы пройдете со мной, сэр, я покажу, где вы сможете разместиться.

— Поспешите, Джонни, — сказала Луиза. — Берт покажет вам, где директорский кабинет. Я подожду здесь, пока вы подготовитесь к встрече с Фредом.

Гостевая комната и ванная на втором этаже, куда проводил его Берт Уолкер, были просторными и окнами выходили на озеро. По сведениям, полученным от того же Берта, озеро это имело совершенно непроизносимое индейское название, а потому его называли просто Фэйерчайлдом.

Джерико с некоторым облегчением оглядел громадную кровать с пружинным матрасом, рядом с которой стояли изящный туалетный столик и комод. Берт перехватил его взгляд и улыбнулся.

— Мисс Луиза упомянула, что вы такой же высокий, как и Капитан. Пожалуй, так оно и есть, вот только весом поменьше. Капитан никак не мог подыскать себе кровать, в которой он мог бы с удобством улечься. А эту он соорудил много лет назад. Мне было позволено переместить ее сюда.

— Берт, я упомяну вас в своем завещании, — сказал Джерико. — Что я действительно ненавижу, подолгу находясь где-то в гостях, так это спать, скрючившись пополам.

— Когда Капитану постель казалась слишком короткой, он обычно сбрасывал все белье на пол и спал там. Мне распаковать ваши вещи, сэр? Я обычно распаковывал и упаковывал вещи Капитана.

— Если это доставит вам удовольствие, Берт.

— Я буду рад обслуживать вас, пока вы находитесь здесь, сэр. Когда Капитана не стало, летнее время здесь — сплошная скука.

— Мисс Луиза сказала, что вы были очень близки с ним. — Джерико прошел к креслу у окна и начал набивать свою черную изогнутую трубку табаком из клеенчатого кисета.

— Сорок лет, сэр. Впервые мы встретились в пятнадцатом. А убили Капитана всего лишь десять лет назад. — Судорога свела щеку старика, и он склонился над большим чемоданом Джерико, принявшись скрюченными пальцами возиться с его застежками.

— Насколько я понял, вы знаете его дольше из всех живущих здесь.

— Даже дольше, чем его знает Мадам, сэр. — Чемодан раскрылся, и Берт выпрямился. — И как хорошо, сэр, что будет написан подлинный портрет Капитана. Я полагаю, что они повесят его в главном зале.

Джерико поднес к чубуку трубки тяжелую серебряную зажигалку:

— Написать подлинный портрет человека, Берт, отнюдь не просто.

— Но ведь есть же сотни фотографий, сэр. У меня лично есть несколько, которые относятся еще к лондонскому периоду.

— Фотографии скажут вам лишь часть нужного, — проговорил Джерико. — Вы смотрите на фотографию друга и воспринимаете его таким, каким знаете. Картина же должна разрушить прежний каркас и показать человека таким, каким он был на самом деле. В этом-то и состоит моя проблема, Берт. Я не знал этого человека.

— Вам не повезло, сэр, — проговорил Берт, перенося костюмы и куртки Джерико в просторный шкаф на противоположной стороне комнаты, где он повесил их на плечики. — Если они не отвисятся как следует, я их поглажу, сэр.

— По-моему, он должен был быть отменным джентльменом во всех отношениях, — сказал Джерико, прищурив свои ярко-голубые глаза от дыма трубки.

— Более великого человека, чем Капитан, я еще не встречал, сэр, — сказал Берт, возвращаясь к чемодану, лежавшему на кровати.

— Пытаясь понять этого человека, Берт, будет очень трудно обойти стороной его смерть. Я полагаю, семья так и не оправилась от этого потрясения.

В голосе Берта прозвучали резкие, скрипучие нотки.

— А как бы вы почувствовали себя, сэр, если бы вам пришлось каждое утро видеть лицо убийцы за завтраком?

— Крепко сказано.

— А как же еще, сэр? Ему выстрелили прямо между глаз! И в поместье не было ни единого чужака. Было лето, и школа полностью опустела — если не считать семьи, к числу которой я причисляю и себя, сэр. Были, конечно, и подсобные работники, которые жили по соседству со школой, но полиция всех их проверила.

— Но это большая территория, Берт. Кто угодно мог прийти сюда и пристрелить его.

— В летнее время, сэр, я здесь работал ночным сторожем. И в ту ночь я совершал обход, причем не в сотне метров от того места, где стоял убийца, а прямо за Сакс-Холлом, где располагается одно из наших больших общежитий. В момент выстрела я побежал за угол здания. Там никого не было. Через освещенные окна я увидел Капитана, распростертого на его письменном столе. Школьная собака, старый колли, лежала на нижних ступенях перед входом в зал заседаний и мотала передо мной хвостом. Если бы он увидел перед собой чужого человека, то сразу же подал бы сигнал тревоги. Полиция придала данному обстоятельству важное значение.

— И выстрел не произвел на него никакого впечатления?

— Стрельба была любимым видом спорта Капитана, сэр. Он обучал ей детей сызмальства, и даже Мадам была в этом деле отменным специалистом. Старый Принц — так звали собаку — готов был провести целый день на наших дневных стрельбищах. Пальба вызывала у него не больше возбуждения, чем обычный хлопок закрываемой двери. Но когда приходили посторонние, эта собака была настороже.

— А у вас, Берт, никогда не возникало никаких подозрений?

— Ну конечно же они были, сэр. Бывало, зациклишься на каком-то одном, крутишься с ним, крутишься, и в итоге остаешься ни с чем. Тогда переключаешься на какое-то другое, но результат оказывается тем же.

— И пока вы занимались всем этим, некто, как мне представляется, «зацикливался» на вас и обхаживал кругами.

— Но у них на это было право, сэр. Я ведь тоже там находился. И до сих пор умею прекрасно обращаться с оружием. Вот видите, сэр, куда ни подайся — везде тупик.

— Берт, хочу сказать вам, что я здесь не для того, чтобы расследовать убийство, — учтиво проговорил Джерико. — Совершив этот пробный заплыв в семью, я хотел поговорить с вами о Капитане — что это был за человек, над чем он смеялся, что ему нравилось, что не нравилось, что вызывало гнев.

Маленькие черные птичьи глазки стремительно перевели взгляд на Джерико.

— Больше всего ему не нравилось плутовство, сэр. Он терпеть не мог фальшивых выражений на лицах.

После этого Джерико встретился в директорском кабинете с Фредом Пелхамом. Тот нервно перебирал руками лежавшие на столе предметы, складывал-перекладывал свой носовой платок, разыскивал сигареты, которых так и не оказалось в карманах. Его тонкое, довольно симпатичное лицо вдруг начинало кривиться в сардонической улыбке, когда он отпускал язвительные замечания в отношении Луизы и предсказывал безупречность всех попыток проникнуть в «сущность» покойного Фредерика Джорджа Пелхама.

— Как вы можете добраться до истины в отношении человека, который был актером? — спросил Фред Пелхам и сделал жест в сторону стен, увешанных фотографиями. — Вы видите здесь Клавдия, порочного отчима. Добавьте к нему облик праведного духовного наставника, директора с классически сухим, но острым юмором, безмерно щедрого отца, готового завалить тебя подарками, но скупого на любовь. — Его изящная рука сделала нетерпеливый жест. — О, Луиза наверняка уже рассказала вам, каким любящим человеком он был. Ну да, она была его любимицей. Ему нравилось показывать ее повсюду, как фермер любит демонстрировать образцовое животное, им выращенное. Но сделал ли он что-нибудь, чтобы остановить ее от диких выходок? Не сделал. Сделал ли что-либо, чтобы воспрепятствовать этой явно комичной женитьбе, однозначно обреченной на провал? Не сделал. Спас ли он Джорджиану от этого маленького плюгавого человечка, который прекрасно разбирался в лошадях, но ничего не понимал в людях? Не было и этого. Сделал ли он что-либо такое, что позволило бы вам назвать его любящим отцом? Ничего такого он не сделал. Мог ли я с уверенностью сказать, что сегодня надо мной засияет солнце или я лишь увижу презрение в его глазах из-за того, что его сын — маленький, отнюдь не атлетического сложения, не блестящий ученик и вообще не тот, кем бы мог стать без его помощи? — Фред глубоко вздохнул и промокнул рот носовым платком. — Ну, я, пожалуй, слишком уж перегнул палку, вы не находите, мистер Джерико?

— Мне только что сказали, что он не терпел фальшивых выражений лиц, — сказал Джерико, — хотя, по вашим словам, у него их была масса.

— Как я понял, Берт уже поговорил с вами. Дорогой, верный, старый Берт! — вырвалось у Фреда. — Маленький бедный кокни, который зарабатывал себе на жизнь, чистя туалеты в бардаках Челси, пока отец не подобрал его, и завоевал себе его внимание и любовь, да похлеще чем любой другой член семьи.

— Он оставался здесь со дня кончины вашего отца. Вы все должны чувствовать перед ним какую-то ответственность.

— Это предусмотрено завещанием! — с горечью проговорил Фред. — Отец не только оставил ему солидную сумму денег, но и позволил жить здесь столько, сколько он сам пожелает. Так вот, он пожелал остаться, шпионить за нами и в конце концов пришпилить, как букашек.

Джерико улыбнулся:

— Но ведь есть, наверное, мистер Пелхам, кто-то, кому вы симпатизируете?

— Я сам себе симпатизирую, — сказал Фред. — И я единственный человек, которому могу доверять.

— Кажется, я стал немного уставать от вас, мистер Пелхам, — сказал Джерико. — Возможно, мы встретимся с вами в другой обстановке — тогда и обсудим интересующие нас обстоятельства.

Фред откинулся в кресле и неожиданно обаятельно улыбнулся.

— Прошу меня извинить, — сказал он. — Когда в семье общаешься только с женщинами, редко удается позволить себе роскошь быть самим собой. Но скажите, вы можете написать действительно хороший портрет отца, который можно было бы выставить в зале заседаний? Смею уверить вас, мистер Джерико, что он не был чудовищем. Просто иногда представлялся мне таким. Я могу рассказать вам все, что потом можно будет отразить в картине.

— Я не хотел бы слышать их от вас, — сказал Джерико. — То, что вы уже сказали мне, может оказать большую помощь. Только я бы пожелал выслушать все это в более спокойной обстановке. — Он поднялся. — Вы сказали, что вам приходится общаться с одними женщинами? Но мне казалось, что есть еще ваш племянник и его отец, Артур Фрост.

— Артур всего лишь конюх в семье, — проговорил Фред, вновь обнажив свой язвительный юмор. — Кентавр, за которого вышла замуж Джорджиана. Он тренирует несколько лошадей Джорджа Блэгдона, миллионера, который живет в другой части города. В августе он отвозит их в Саратогу. Добрую часть зимнего времени он проводит со своими драгоценными зверями. Это прекрасно, потому что Джорджиана может видеть его лишь в короткие промежутки времени, тогда как остальные члены семьи не видят его совсем. В выборе мужей мои сестры проявили отнюдь не идеальный вкус. Одна вышла замуж за косноязычного помощника конюха, а другая за археолога-импотента.

— А внук?

— О да, есть еще маленький Уолтер. Сейчас ему восемнадцать. Боже, упаси нас от течения времени. Маленький Уолтер, который сам не представляет, кто он есть на самом деле. Моя святая мать пытается вылепить из него второго отца. Его мать, дорогая Джорджиана, слишком занята своими психотерапевтами, дьявольскими лекарями и транквилизаторами, чтобы уделять ему достойное внимание. Артур сажает его на лошадь, тот падает с нее — вот и весь интерес, который отец проявляет к сыну. К тому же Уолтер никак не говорун — он заика.

— И все же я продолжаю утверждать, что наверняка есть кто-то, кто вам нравится, — сказал Джерико.

— Вы еще не встречались с моей матерью? — Фред неожиданно перешел на серьезный тон. — Присмотритесь к ней, Джерико. Мне кажется, что она мне очень нравится. Кстати, — добавил он, взглянув на часы, — ежедневно в половине шестого она устраивает чаепитие. Вы сможете не только попить чай, но и отведать тончайше нарезанные сандвичи с огурцом. От вас также будут ожидать искусства поддержания беседы, но только не о политике, если вы на это способны. Если вы захотите предварительно выпить, я подскажу, где хранится запас. Как я понял, Луиза заказала для вас ирландское виски. — Он встал. — А теперь, мой смущенный друг, не присоединиться ли нам к дамам?

Внешне Алисия Пелхам производила впечатление живой и при этом весьма элегантной копии героини одной из тысяч театральных комедийных постановок. Ее седые волосы были уложены качественно и профессионально. Уши украшали две прекрасно подобранные жемчужины. Небольшое ожерелье, которое она носила, также было составлено из изысканного жемчуга. Правую руку украшало превосходно обработанное изумрудное кольцо квадратной формы, а золотое обручальное увенчивал сверкающий бриллиант.

Платье, которое Алисия надела к чаю, имело светло-серую расцветку, гармонировавшую с пастельными тонами гостиной, являвшейся, судя по всему, ее вотчиной. И к ней самой, и к окружавшей обстановке больше всего подходило слово «холодный». Картины на стенах были выполнены в манере ново-английского примитивизма — серые зимние ландшафты.

Алисия сидела в кресле с высокой спинкой. Перед ней стоял чайный сервиз из чеканного индийского серебра. Обещанные Фредом огуречные сандвичи возвышались на вершине трехъярусной подставки. Было подано также маленькое печенье домашней выпечки.

— Сливки или лимон, мистер Джерико? — Голос прозвучал ясно, отчетливо и казался совершенно лишенным эмоций.

— Я бы предпочел без всего, миссис Пелхам, — ответил Джерико. Прозвучало это чуточку грубовато. Он посмотрел на Луизу, которая задумчиво улыбалась, гадая, как он воспримет все происходящее вокруг него.

Джорджиана Фрост, выполнявшая за столом роль хозяйки, разливала чай. Ничто в ее облике не говорило о том, что она являлась любящей сестричкой Луизы. Темноволосая, слишком уж худая и избыточно напряженная. Во всем ее облике читалась склонность к истерии, причем практически без всякого повода. В ее лице, как и у Фреда, сохранились аристократические черты. Луиза, похоже, пошла в отца. Зоркий взгляд Джорджианы перескакивал с Луизы на Джерико и обратно. Никому не требовалось объяснять, что она думала по поводу двух этих людей: гадала об их отношениях и заранее презирала.

— Я же сказал вам, что прежде стоит выпить, — негромко сказал Фред, стоя рядом с Джерико.

Джорджиана передала Джерико его чай «без всего». Чашка на блюдце слегка подрагивала, когда она ее предлагала.

— Луиза говорила, что вы побывали во всех беспокойных местах в мире, мистер Джерико. Вы должны рассказать нам о них. По ее словам, ваш рассказ мог бы оказаться настоящим приключенческим повествованием.

— Меня гораздо больше интересует это место, где жил доктор Пелхам, — заметил Джерико.

— Жил и умер, — сказал Фред, с ухмылкой глянув на сестру.

— Довольно, Фред! — воскликнула Джорджиана.

— Все люди, миссис Фрост, где-то живут и умирают, — сказал Джерико. — Ваш отец отметил это место. В конце концов оно скажет о нем свое громкое слово. Архитектура, грандиозная забота об оформлении территории — все это свидетельствует о вкусе человека и его аккуратности. А этот дом — он просто очарователен.

— Этот дом является в большей степени отражением нашей матери, — сказал Фред. — За исключением разве что комнаты для игр. Там отец хранил свое оружие и играл в бильярд.

— Боюсь, что не до конца представляю, чего именно вы хотите от нас, мистер Джерико, готовясь написать портрет доктора Пелхама, — сказала Алисия.

Джерико снова принялся объяснять свою теорию «общего знаменателя». Алисия внимательно слушала.

— Портрет, как сказала мне Луиза, станет даром попечителям. Он будет выставлен в зале заседаний или в каком-то другом месте для собраний учеников Пелхам-Холла и тех, кто его уже окончил. Мне лично, мистер Джерико, кажется, что лучше всего они представляют его в образе директора. Возможно, на кафедре в зале заседаний, возможно, в часовне. Я думаю, нечто подобное, изображающее его величественным и добрым, понравится тысячам мальчиков, которые знали и любили его.

— А также ненавидели, — добавил Фред, разминая несуществующую сигарету.

— Не будь занудой, Фредди, — сказала Алисия. — Разумеется, были мальчики, которые его ненавидели — недисциплинированные и неподготовленные. Но эта маленькая группа, Фредди, не вернется в Пелхам-Холл, чтобы полюбоваться портретом. — Ее внимание было устойчиво сосредоточено на Джерико. — Я хочу подчеркнуть, мистер Джерико, что излишне детализированный анализ характера может породить картину, которую не признает подавляющее большинство воспитанников Пелхам-Холла.

Джерико ответил ей очаровательной улыбкой:

— Вы не учитываете сущность художника, миссис Пелхам. Я не копировщик, и мне хотелось бы думать, что, когда моя работа будет завершена, она будет нести в себе особый смысл для каждого, кто на нее смотрит. Я надеюсь на то, что вы увидите своего мужа, дети — отца, воспитанники — директора, а Берт Уолкер — старого и любимого друга.

При упоминании Берта уголки рта Алисии как бы поджались.

— И как же вы намерены справиться с этой задачей? — спросила она. — Будете расспрашивать каждого из нас по отдельности?

— Во всяком случае, не сейчас, миссис Пелхам. Давайте просто время от времени переключать наш разговор на доктора Пелхама. — Он обвел взглядом остальных сидевших в комнате.

Никто не проронил ни слова. Казалось, что на этом предложении беседа иссякла. Чтобы скрыть свое явное замешательство, Джорджиана заявила высоким, резким голосом, что ее муж приедет домой поздно вечером.

— Кажется, он говорил, что в блэгдонских конюшнях разразилась эпидемия кашля. Он уехал в Саратогу проконсультироваться с ветеринаром.

— Ты сказала Джулии, что он прибудет к ужину? — спросила Алисия.

— Мама, я и сама в этом не уверена. Ты же знаешь Артура. Вполне может заявиться посреди ночи, чтобы сразу завалиться в постель, — сказала она, густо покраснев.

— А ваш муж, миссис Фрост, посещал Пелхам-Холл? — спросил Джерико, стараясь как-то заполнить возникшую паузу.

— Нет, не посещал! — резко проговорил Фред. — Он был инструктором по верховой езде. Главным поставщиком удобрений для матушкиного огорода.

— Ну хватит уже, Фред, — усталым голосом проговорила Луиза.

— Мой муж великолепный наездник, — сказала Джорджиана.

— Кентавр Джорджианы — наполовину лошадь, наполовину человек, — невозмутимо проговорил Фред. — А будучи лишь наполовину человеком, Джорджи, он ведь не всегда доставляет максимум удовлетворения?

— Ты сегодня уже выпил, Фредди? — холодно поинтересовалась Алисия.

— Мама, я всегда выпиваю, — ответил тот. — Единственная приятная привычка, которую я разделяю с Артуром. Кстати, Джерико, отец был классным специалистом по части мартини. Никогда не пил после обеда, ну, разве что бренди, но мартини хлестал как воду. Причем всегда с оливкой, которую он, кстати, никогда не съедал. Вы не знаете почему?

— Почему же, мистер? — спросил Джерико.

— Чтобы позволить Берту съесть их на кухне после трапезы. Вот как близок был отец к своему другу. Берт всегда был большим почитателем оливок, смоченных в джине.

— Не позволяйте Фреду создать у вас впечатление, будто отец был выпивоха, — сказала Джорджиана. — Он всегда знал, когда остановиться.

— Не очень-то типично для бывшего алкоголика, — заметил Джерико.

Пожалуй, он при всем своем желании не смог бы взорвать в бледной гостиной Алисии более мощную бомбу неожиданного откровения. Старуха перевела на Луизу гневный взгляд своих серых глаз. Руки вцепились в подлокотники кресла с такой силой, что аж пальцы побелели.

— Луиза, этот слух действительно необходимо выставлять на всеобщее обозрение?

— Моя дорогая мама, это не слух, а общепризнанный факт. То, что отец мог выпить столько же, сколько и другой нормальный мужчина, лишь делало ему честь. И я рассказала об этом Джонни, чувствуя уважение к отцу.

— Джонни?

— Мое имя Джон, миссис Пелхам, — сказал Джерико. — Кстати, это именно тот факт, о котором я хотел бы знать. Он во многом иллюстрирует характер человека.

— Да уж, у отца явно был характер, — заметил Фред. — Его никак не назовешь замкнутым, аскетичным священником. Он считал, что священнослужитель должен быть «добрым и веселым парнем». Есть одна классическая история относительно его увлечения выпивкой.

— Фред! — воскликнула Джорджиана, бросив испуганный взгляд на мать.

— Как-то раз после службы к нему в часовню зашла пожилая дама, — продолжал Фред, ничуть не смущенный замечанием. — «Доктор Пелхам, — сказала она, — я считаю вашу проповедь весьма вдохновляющей. Я была по-настоящему тронута, пока моя подруга миссис Бизибоди не сказала мне, что вы пьете! Пожалуйста, скажите мне, что она ошибается». Тогда отец взял эту даму за руку и сказал: «Мадам, уверяю вас, что она совершенно права. И если вы пройдете со мной в „Манс“, я с удовольствием угощу вас мятным коктейлем, который поджидает меня в холодильнике». Постскриптум: престарелая леди не приняла его предложения.

Алисия хотела было что-то сказать, но в этот момент хлопнула дверь.

— Уолтер! — позвала она.

Из внешнего холла донеслись звуки медленных шагов, после чего в дверях гостиной появился Уолтер Фрост. По словам Фреда, ему было восемнадцать лет. Симпатичное квадратное лицо, светло-рыжеватые, коротко остриженные волосы. Внешне он совсем не походил на Пелхамов, скорее на своего отца. На нем были синие джинсы, мокрые и заляпанные грязью, и такая же замызганная майка. Он бросил на Джерико быстрый, испуганный взгляд.

— Я с-с-ейчас не в-п-п-олне в порядке, б-б-бабушка, — мучительно заикаясь, проговорил он. — На л-л-лодке плавал.

— Я бы хотела, чтобы ты познакомился с мистером Джерико, — сказала Алисия. — Он художник, который собирается написать портрет твоего деда.

— Привет, Уолтер, — с улыбкой обратился Джерико к парню.

— Зд-д-дравствуйте, с-сэр, — ответил Уолтер, после чего развернулся и бросился бежать через холл вверх по лестнице.

— Уолтер заикается, — пояснила Джорджиана. — И всякий раз сильнее, когда встречается с незнакомыми людьми.

— А для Уолтера все люди — незнакомцы, — заметил Фред.

— Не самое благоприятное начало, — сухо заметил Джерико.

— Этот чертов Фред! — проговорила Луиза. — Обожает подкалывать Джорджиану и наслаждаться маминым недовольством.

Это было уже через несколько часов после неудавшейся чайной церемонии. В промежутке состоялся столь же неудачный обед. Пелхамы не выбирали для него официальных нарядов, однако все женщины переоделись. Фред также облачился в темно-синий блейзер, на нагрудном кармане которого была вышита эмблема какого-то клуба. Уолтер привел себя в порядок и сидел за столом, не отрывая взгляда от тарелки и не произнеся ни слова. Артур Фрост так и не появился — очевидно, эпидемия в блэгдонских конюшнях оказалась действительно серьезной.

Несколько попыток Джерико повернуть во время обеда разговор на доктора Пелхама особого успеха не принесли. Фред отпустил по этому поводу несколько острот, однако Алисия Пелхам была определенно настроена не касаться в беседе всего, что связано с ее покойным мужем.

После кофе в гостиной Алисия предпочла удалиться. По ее словам, следующий день она намеревалась провести с друзьями в Литчфилде, и ей надо было перед отъездом утром написать несколько писем. Уолтер бесшумно покинул зал и исчез. Как заявил Фред, у него была назначена партия в бридж, однако, судя по взглядам, которыми обменялись Луиза и Джорджиана, эта «игровая затея» означала всего лишь свидание с женщиной, о которой миссис Пелхам знать не полагалось. Джорджиане надо было упаковать несколько свежих рубашек для Артура, которые, несомненно, понадобятся ему для очередной поездки в Саратогу.

Горничная Джули весьма поспешно убрала посуду после кофейной церемонии. Судя по всему, Берт пригласил ее и повариху Анну в местный кинотеатр.

Таким образом Луиза — отнюдь не раздосадованная данным обстоятельством — осталась наедине с Джерико. Она предложила ему прогуляться по окрестностям. Вечер выдался на редкость жарким, а со стороны озера дул хоть слабый, но ветерок. И к тому же там не было любопытных ушей. Джорджиана любила послушать, о чем говорят другие люди, да и в Уолтере тоже большой уверенности не было.

Уже сгустилась темнота, но в полнолуние все выглядело в серебристо-зеленом цвете.

— У мастера Фреда весьма специфическая манера шутить, — заметил Джерико.

— Просто это позволяет ему чувствовать себя самим собой, — сказала Луиза. — Как я полагаю, сегодня днем он прошелся по каждому из нас.

— В основном по вашему отцу. Ни слова лести или любви.

— Когда отец был жив, к Фреду никто не проявлял особого внимания. В школе он не пользовался особой популярностью. Я думаю, было вообще ошибкой то, что он пошел в Пелхам-Холл. Мальчики считали, что он пользовался привилегиями. В частности, жил он не в общежитии, а здесь, в «Мансе». По моему мнению, его считали стукачом, работавшим на отца. И Гарвард он окончил, я уверена, при определенной поддержке отца. Мальчишкой он был таким же застенчивым, как и Уолтер, разве что не заикался. После же смерти отца он превратился в язвительного, но при этом вполне симпатичного повесу.

У Джерико был довольно мрачный вид.

— Мальчик производит трагическое впечатление, — сказал он.

— Уолтер? Он перебывал во всех возможных клиниках и у психотерапевтов Джорджианы, стремясь избавиться от своего заикания. Ничто ему толком не помогло. В школе для него ад сплошной. Все смеются над его попытками заговорить. По мере приближения осеннего семестра он становится все более напряженным.

— Когда это началось?

— Давно, — ответила Луиза, — хотя, боюсь, не смогу назвать точную дату. Один из психиатров высказал предположение: проблема в том, что у нас в семье слишком много людей хотели высказаться одновременно, отчего Уолтер не мог произнести ни слова, из боязни не быть услышанным.

— Ему, кажется, было лет восемь, когда убили вашего отца? Как он отреагировал на это событие?

— Он был просто сражен. Отец очень любил Уолтера, проводил с ним массу свободного времени. Когда Уолтер достаточно подрос, чтобы держать в руках ружье, отец научил его стрелять. В летнее время они часто плавали на яхте. Если Берт куда-то отвозил отца, маленький Уолтер неизменно сопровождал их. А перед сном отец обязательно читал ему что-нибудь — уходил из своего офиса или покидал прибывших на обед гостей, чтобы сделать это. В то лето они читали «Историю двух городов». Уолтер так ее никогда и не дочитал.

— Он начал заикаться после гибели доктора Пелхама?

— Я как-то не связывала эти два события. — Она взглянула на высокую бородатую фигуру, шагавшую рядом с ней. — Думаю, что нет. Скорее, это произошло позже.

— Он потерял единственного друга, способного выслушать его, — сказал Джерико.

— Отец был не столько слушателем, сколько человеком, умевшим превосходно высказаться, — сказала Луиза.

— Глядя на парня вы, похоже, страдаете оттого, что не можете помочь ему?

— Вы ведь тоже добрый человек, Джонни?

— Ну что же, сдаюсь, — вздохнул Джерико. — Как вы сказали, другие люди делают нас такими, какие мы есть, а я с легкостью согласился с этой идеей. И этот мальчик является ее живым подтверждением. — Он глубоко вздохнул. — Ваша мать, Луиза, едва ли поможет мне в работе. Ей противна сама идея ворошить прошлое.

— Возможно, это и будет для вас подсказкой.

— Простите?

— Любой скажет вам, что отец и мать были идеальной парой. Отец был нежным, внимательным, заботливым по отношению к ней. Она же была прекрасной хозяйкой. Однако я всегда подозревала, что они — всего лишь хорошие актеры, каждый из которых ведет свою партию. Спали в отдельных комнатах. Одно из моих первейших воспоминаний это то, что дверь в комнату матери всегда была заперта. — Луиза рассмеялась. — Меня заинтересовали обстоятельства их жизни уже в восемь лет. Уже тогда я поняла, что дверь была заперта.

— Ссоры?

— Никогда. Но я не могу припомнить, чтобы они хоть раз обменялись невинными шутками. Или чтобы отец прикоснулся к ней на людях.

— Может, какая-то застарелая ссора, которую они так и не смогли решить?

— Я не знаю.

— Марго Стэндиш?

Луиза посмотрела на него и расмеялась:

— Вы не знаете мою мать. Если бы она была уверена в том, что там между ними какая-то интрижка, она немедленно упаковала бы вещи и удалилась. Супружеская верность — краеугольный камень в молитвах матушки. Один Господь знает, сколько раз я за свою жизнь выслушала это.

Джерико ухмыльнулся, глянув на нее в лунном свете.

— Плохая девочка, — сказал он.

Резкий, какой-то крякающий звук словно смыл улыбку с его лица. Джерико внезапно остановился, тогда как Луиза сделала еще шаг или два. И посмотрела на него.

— Кто-то есть на стрельбище, — сказала она. — Там, позади Саус-Холла.

— Боже мой, на стрельбище, — проговорил Джерико. Он сделал поспешный шаг в сторону и ощупал ствол огромного вяза примерно на уровне своей головы. — Буквально фут надо мной.

— Джонни!

Раздался звук нового выстрела, и на сей раз оба они увидели отлетевшую кору дерева. Пуля едва не задела руку Джерико.

— Наклонитесь! — скомандовал он, потом схватил Луизу за руку и притянул ее за дерево, прикрывая своим телом. — Вот ведь сукин сын, — проговорил он.

Не было слышно ни звука, и Джерико, выглянув из-за ветвей, не заметил ни малейшего движения на стрельбище.

— Видите тот большой клен? — спросил он. — Бегите к нему.

Луиза кивнула и, пригнувшись, побежала к клену. Ничего не произошло.

Джерико подождал несколько секунд, после чего бросился через открытое пространство к Луизе. В тот же момент раздался выстрел. Под ногами Джерико взорвался холмик земли. Едва он достиг клена, раздался новый выстрел и от дерева рядом с его головой оторвался кусок коры.

Джерико нырнул за дерево; Луиза оказалась тут же.

— Джонни, кто-то пытается нас убить!

— Не вас, — угрюмо проговорил Джерико. — В вас, моя милая, никто не стрелял.

— И что же теперь?

— Он мастер своего дела, — сказал Джерико. — При желании мог бы снять нас с первого выстрела.

— Меня услышат в доме, если я закричу? — спросила Луиза.

— Кто знает, — блеснул зубами в лунном свете Джерико. — Кому-то чертовски не хочется, чтобы эта картина была написана. — Он глубоко вздохнул. — Оставайтесь там, где находитесь. Не двигайтесь. Обещаете?

— Да я и не могу двигаться. У меня ноги словно резинками стянуло!

— Вот и стойте на месте.

Джерико вышел на открытое пространство, и тут же пуля врезалась в дерево рядом с ним. Очень медленно он сделал вперед один или два шага. Очередная пуля выбила фонтанчик земли у него под ногами. Теперь было совершенно ясно, что стреляли со стороны Саут-Холла.

Джерико остановился, сложил ладони рупором и закричал что было сил:

— Я получил твое послание! Ты слышишь меня? Я получил послание!

Его голос эхом отдавался над озером.

Не последовало ни ответа, ни звука, ни выстрела.

Джерико повернулся и пошел к дереву, за которым спряталась Луиза.

— Идемте, — сказал он.

— Джонни!

— Если он захочет достать нас, нам конец, это точно. Но вас, моя милая, он определенно не тронет.

Он взял Луизу за руку и в буквальном смысле поставил на ноги. После этого они медленно пошли в сторону «Манса». Пунцовые ногти Луизы впивались в запястье Джерико.

Снайпер молчал.