"По следу смеющегося маньяка" - читать интересную книгу автора (Пентикост Хью)

Глава 3

Меня зовут Джим Трэнтер. Я был вторым жильцом номера двести пять. Макс Лэндберг все рассказал мне о Питере Стайлсе, когда просил меня пожить с ним в одном номере. Я нисколько не возражал. В «Логове» вообще было принято помещать в одном номере разных людей. Мне было интересно встретиться с Питером. Я был знаком с его статьями, которые давно уже мне нравились.

В то время я работал младшим составителем объявлений в одном рекламном агентстве. Мое агентство занималось и рекламой отдыха в «Дарлбруке», поэтому меня направили сюда подготовить буклет на следующий сезон. Это было поистине приятным занятием, и я не очень торопился с работой, предпочитая учиться катанию с гор на лыжах.

В тот день около десяти вечера я находился у себя в номере, просматривая свои заметки, когда молодой Рич Лэндберг ввалился с сумкой Питера.

— Приехал ваш сосед, — сказал он, — и да поможет вам Бог!

Он ретировался, и чуть позже в комнату вошел, прихрамывая, Питер. Он выглядел поразительно мрачным.

— Я Питер Стайлс, — сказал он. — Полагаю, вам придется делить со мной номер.

Я встал из-за стола, за которым работал, и представился. Мне понравилось его крепкое рукопожатие.

— Рад видеть вас на борту, — сказал я. — Должен признаться, я всегда вам завидовал.

— Завидовали мне?! — Он удивленно поднял темные брови.

— Вашим литературным способностям, — пояснил я. — Сам-то я всего-навсего литературный поденщик.

— Благодарю, — сказал он, снял парку и шапку и повесил их в стенной шкаф. Затем посмотрел на меня и угрюмо усмехнулся. — Думаю, вас уже успели посвятить в мою историю.

Я не удержался и взглянул на его ногу:

— Вы здорово научились ею владеть.

Под паркой на нем оказался костюм из серой фланели. Он снял пиджак и повесил его на плечики в тот же шкаф. Затем сел на кровать и стал стаскивать с себя брюки.

— Можете взглянуть на протез и давайте покончим со всякой неловкостью на этот счет.

Культя его искалеченной ноги была укреплена во впадине пластмассового протеза. Она удерживалась на месте своего рода ременной упряжью, стянутой ниже и выше колена. Я пробормотал что-то насчет того, как здорово все это сделано.

Он вынул из своей сумки брюки и твидовый пиджак и надел их.

— Возвращение в «Дарлбрук» — это последний шаг в моей психологической реабилитации, — сказал он. — До сих пор я не очень-то справлялся с собой. Сейчас вдруг наорал на сына Лэндберга. Оказывается, мне все еще трудновато переносить шуточки насчет моего несчастья.

— Могу вас понять, — сказал я.

— Мне нужно извиниться перед мальчуганом, а потом я намерен крепко выпить. Не хотите пойти со мной?

— Меня устраивает любой предлог для выпивки, — сказал я.

Мы вышли из номера и спустились в вестибюль. Питер сразу направился к стойке, из-за которой молодой Лэндберг мрачно наблюдал за его приближением. Питер остановился у стойки и закурил, после чего мягко улыбнулся парню.

— Что-то я подзабыл, как тебя зовут, — сказал он.

— Ричард, — сказал юноша.

— Тебя называют Дик?

— Большинство называют меня Ричем… сэр.

— Я должен извиниться перед тобой, Рич. — Питер глубоко затянулся сигаретой. — Оттого, что мне приходится ковылять на этой проклятой искусственной ноге, я иногда становлюсь ворчливым идиотом. К тому же я здорово устал да еще чуть не поскользнулся и не рухнул в сугроб перед самым входом.

Могу сказать, что он заставлял себя говорить небрежно о своей ноге. Это было похоже на упражнение в самодисциплине.

— Мы можем с тобой забыть об этом инциденте и начать наше знакомство с чистого листа?

— Конечно! — с посветлевшим лицом сказал Рич. — Могу я что-нибудь сделать для вас, сэр?

— Можешь называть меня просто Питер. А твоя мать здесь? Я еще не поздоровался с ней.

— Сегодня она себя неважно чувствует, сэр… то есть, Питер. И ушла к себе сразу после обеда.

— Передай ей привет и скажи, что буду рад увидеться с ней завтра утром, — сказал Питер. — Ты участвуешь в завтрашнем соревновании по прыжкам с трамплина?

— Мне пока за ними не угнаться, — смущенно признался Рич. — Ведь сюда съехались лучшие спортсмены со всей страны.

— А я никогда и не был особенным специалистом по прыжкам, — сказал Питер. — Даже когда еще не обзавелся этим превосходным механизмом. — Он небрежно хлопнул себя по правому бедру. Затем обернулся ко мне: — Пойдем, Джим, посмотрим, можно ли пить виски в этом баре.

— Вы можете получить все, что пожелаете, Питер, — сказал с радостной улыбкой Рич, но я видел, что он все же был немного не в себе. — Пожалуй, я тоже должен извиниться перед вами. Я должен был сделать то, о чем вы просили.

— Хотя ты этого и не поймешь, Рич, но я в долгу перед тобой.

Мы двинулись к бару.

— Я действительно очень ему обязан, — сказал мне Питер. — Каждый раз, когда я принуждаю себя шутливо говорить об этом, мне становится легче.

Мы пробрались через заполненный шумной веселой толпой гриль-зал к бару и заказали себе по бурбону. В углу кто-то лихо барабанил на пианино зажигательный южноамериканский танец. Несколько пар в ярких красочных нарядах увлеченно отплясывали, время от времени оглашая зал восторженными криками.

Откуда-то возник Макс со своей неизменной радушной улыбкой.

— Я вижу, вы уже сошлись, — сказал он. — Тебе понравилась комната, Питер?

— Очень, — сказал Питер. — И я имел удовольствие извиниться перед Ричем за то, что поступил как последний кретин. Так что теперь чувствую себя превосходно. Я хотел бы тебя угостить, Макс.

— Нет-нет! Первая выпивка за счет заведения, — сказал Макс и кивнул бармену.

Мы повернулись спиной к бару и стали рассматривать танцующую молодежь.

— Весьма красочная публика, просто приятно смотреть, — сказал Питер.

Макс усмехнулся:

— Большинство сказали бы, что причина успеха «Дарлбрука» заключается в наших неизменно благоприятных условиях для катания.

— Но ведь здесь не обходится и без твоего личного ноу-хау, которое и сделало тебя таким неотразимым хозяином «Логова», — сказал Питер.

— Я бы не исключал и другой причины популярности нашего курорта, — сказал Макс. — В частности, изобретения брюк из эластичной ткани. Лыжи вполне могли бы остаться спортом, к которому все, за исключением горстки энтузиастов, относились бы с пренебрежением, если бы для женщин не придумали этих облегающих брюк. То, что они сделали с женской фигурой и возбуждением мужского либидо, превратило лыжный спорт в самый популярный вид.

И как будто нарочно в этот момент к нам приблизилась исключительно привлекательная девушка в эластичных брюках и облегающем свитере бледно-зеленого цвета. Раньше я ее не видел. Видимо, она появилась здесь только сегодня. Она была юной и невероятно оживленной. Я почувствовал радостное возбуждение. Но, увы, ее заинтересовал не я!

— Я ужасно бессовестная, Макс, — сказала она, не сводя смеющихся глаз с Питера. — Мой парень уже отправился спать, поскольку завтра ему принимать участие в соревнованиях, а он здесь известный фаворит в прыжках с трамплина. А моя подружка захватила всех свободных мужчин в гостинице, пока вы не привели сюда этих очаровательных незнакомцев. — Она взглянула на меня, учтиво включая в разговор мою скромную персону, и кивком указала в сторону, где в окружении нескольких поклонников стояла темноволосая девушка в черных облегающих брюках и алой блузке, тоже привлекающая внимание своей точеной фигуркой. — Так что, — сказала наша рыжеволосая красавица, — пожалуйста, представьте меня своим новым гостям.

— Питер Стайлс, Джим Трэнтер — Джейн Причард, — сказал Макс.

— Не может быть, чтобы это был тот самый Питер Стайлс! — живо откликнулась девушка.

— Я знаю единственного Питера Стайлса, который и стоит сейчас перед вами, — торжественно заверил ее Макс.

— Как же тесен мир! — сказала Джейн Причард. — Волей-неволей приходится прибегнуть к штампу. Ведь я работаю в журнале, который печатает большинство ваших статей, Питер. Я помощник помощника вашего друга Фрэнка Девери. Мне даже доводилось редактировать некоторые ваши статьи. Они всегда так захватывают и заставляют думать! А ваша последняя статья о Тито вообще произвела впечатление разорвавшейся бомбы!

— Благодарю вас, — сказал Питер. — Оказывается, мир действительно очень тесен.

Она склонила голову набок, одарив его озорной улыбкой.

— Вы уже научились танцевать с этим вашим протезом? — спросила она.

Я видел, как его пальцы крепко стиснули стакан.

— Я не пробовал.

— Должна же я как-то стереть эту улыбку Чеширского кота с лица Марты, — с шутливым задором сказала она. — Пожалуйста, давайте сейчас же и попробуем!

Я был уверен, что Питер откажется, но он поставил свой стакан и усмехнулся ей.

— Предупреждаю вас, я запросто могу рухнуть на пол, — сказал он, — а тогда вам не видать триумфа!

— Зато я могу служить вам надежной опорой, — возразила Джейн, с забавной решительностью подхватив его под руку.

Позже он рассказал мне, как все проходило.

Они приблизились к свободному пространству, где танцевали несколько десятков пар. Джейн положила ему на плечо свою легкую руку и подняла к нему лицо, оказавшись очень близко. Питер чувствовал рядом с собой ее гибкое теплое тело и ощутил тонкий приятный аромат ее духов.

— Наверное, я показалась вам слишком нахальной, да? — спросила она.

— Вовсе нет, — сказал он. — Зато я испугался до смерти вашего предложения.

— Мы вовсе не обязаны танцевать твист, — сказала она. — Просто обнимите меня за талию, Питер, и будем двигаться по-своему. — И она положила свою темно-рыжую головку ему на плечо.

Они начали двигаться в ритм музыки — ничего особенного, просто двигаться. Она плыла в его объятиях. Казалось, она всю свою жизнь была знакома с его неуверенной поступью.

— Благодаря вам, — через какое-то время сказал он, — кажется, у меня что-то получается.

Джейн засмеялась:

— У вас прекрасно получается. Марта уже позеленела от зависти.

— А как насчет вашего друга? — спросил Питер.

— Я немного прихвастнула, назвав Бобби Дауда своим другом, — смеясь, призналась Джейн. — Просто мне было лестно, что такой известный спортсмен угостил меня виски перед обедом. До этого мы не были с ним знакомы. Марта приезжает сюда уже несколько лет подряд, а я — новичок. Для нее всегда резервируют номер. Я же приехала просто для того, чтобы покататься на лыжах, — говорят, для этого здесь превосходные условия. Я обещала ей быть примерной девочкой и не совать свой нос в ее дела. Только боюсь, я стану ей досадной помехой.

— Это невозможно, — сказал Питер.

«Господи, — подумал он, — да он и в самом деле танцует!»

— У нас с ней один номер на двоих, — щебетала Джейн. — Нашей Марте придется испытывать некоторые неудобства, имею в виду ее романы. Думаю, она начинает жалеть, что поселилась не одна.

— К сожалению, кататься с вами на лыжах я не могу, — сказал Питер. — Это действительно выше моих возможностей. Но я бы с удовольствием помог вам скоротать свободное время.

Она посмотрела на него с восторженностью ребенка:

— Нет, в самом деле?

— Напротив вашего имени, Джейн, в моей записной книжке появится золотая звездочка.

— Только потому, что я вытащила вас танцевать?

— Только потому, что вы — это вы, — сказал Питер и теснее прижал ее к себе.

Они провели вместе целый час, который показался Питеру восхитительным. Подойдя к угловому столику, они немного выпили и съели по сандвичу. Джейн, не смущаясь, рассказывала о себе. Она была одной из двух сестер, выросших в маленьком городке Новой Англии. Ее отец, Джордж Причард, был известным человеком в рекламном бизнесе. Питер вспомнил, что встречал его на нескольких приемах, когда писал серию статей о том, как Мэдисон-авеню подбирается к контролю общественного вкуса. Джорджу Причарду были свойственны настоящий магнетизм и обаяние. Джейн также обладала невероятно естественными манерами и поразительной жизнерадостностью. По всей видимости, она была очень близка с отцом, который после развода с женой сам воспитывал дочерей — им в то время исполнилось шесть и восемь лет. О своей матери Джейн не упоминала.

— Папа придает огромное значение нашей самостоятельности и независимости, — сказала Джейн. — У меня в Нью-Йорке своя квартира. И у Лауры, моей сестры, тоже. Я получила работу в журнале без какой-либо его помощи — хотя я считаю, что как его дочери мне не составило бы труда заручиться протекцией.

— Хотя вы претендуете на роль второй скрипки после Марты, — сказал Питер, — скорее всего, за вами охотятся толпы кавалеров.

— Возможно, вы и правы, — не смущаясь, согласилась она. — Но у меня несколько иной подход к отношениям с молодыми людьми, нежели у Марты. Я решила ждать своего единственного человека — и дождалась! — Она взглянула прямо ему в глаза. — Я думала, что, если мне суждено встретить именно того человека, который мне нужен, он предпочел бы, чтобы я его ждала. Как по-вашему, я права, Питер? Или мужчины втайне действительно отдают предпочтение таким опытным девушкам, как Марта?

Он похлопал ее по руке.

— Лично мне больше по душе ваш взгляд на этот вопрос, — сказал он.

Она посмотрела на его сильную загорелую руку.

— Интересно, все ли так считают, — задумчиво сказала она.

— Я только высказал свое личное мнение, — сказал он.

— Надеюсь, вы правы, — согласилась она.

Она мягко высвободила свою руку.

— Кажется, мне пора брести в постель, — сказала она. — Но если вы всерьез предлагали составить мне завтра компанию…

— Разумеется, всерьез, — заверил он.

— Кажется, здесь завтракают около девяти?

— Договорились, встретимся за завтраком, — сказал он.

Он дошел вместе с ней до дверей гриль-зала. Джейн помахала рукой Марте, когда они выходили в вестибюль.

— Если вы подождете, пока я накину пальто, я провожу вас до коттеджа, — предложил он.

— Да мне только пересечь двор, — сказала она, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Спасибо за прекрасный вечер, Питер.

Она взяла из гардеробной шубку, и он помог ей надеть ее. После чего она буквально выбежала из холла в лунную ночь.

Он поднялся в номер. Это был совершенно другой парень, чем тот, который появился здесь несколько часов назад, — задумчивый и угрюмый. Он рассказал мне о Джейн.

— Ужасно приятно познакомиться с девушкой, которую не одолевают корыстные соображения, — сказал он и засмеялся. — Мне приходилось напоминать себе, что ей всего лишь двадцать один год, а мне — тридцать шесть, и уж я никак не подхожу на роль парня, которого она ждет. Сейчас для вас слишком рано, чтобы лечь спать?

— Я поднялся в горы, чтобы дышать свежим воздухом, — зевнув, сказал я.

Я разделся, он тоже. Уже нисколько не смущаясь, я смотрел, как он отстегнул ремни и снял свою искусственную ногу, которую положил рядом с кроватью. Он ловко, как ворона, прыгал на одной ноге.

— Не могу припомнить, чтобы у меня на душе было так легко и свободно, — сказал он, гася свет.

Стоит мне заснуть, как я словно проваливаюсь и ничего вокруг не слышу. Мне кажется, я мог бы спокойно спать и под бомбежкой. Не знаю, сколько времени прошло, когда я услышал, как кто-то громко зовет меня.

— Джим! Джим!

С трудом очнувшись от крепкого сна, я увидел, что рядом с кроватью Питера горит лампа. Он сидел на кровати, завернувшись в одеяло. Его лицо было белым как простыня.

— Вы слышали? — хрипло спросил он.

— Что слышал?

— Этот хохот! — сказал он. — Господи, снова этот дикий хохот!

Он резко спрыгнул с кровати и упал на пол, в волнении совершенно забыв о своей ноге. Затем кое-как встал и допрыгал до окна. Распахнув окно, он выглянул наружу, затем притворил его и обернулся ко мне:

— Так вы его не слышали — этот отвратительный пронзительный глумливый смех?

Он весь дрожал, впрочем, и в комнате было довольно холодно.

— Я ничего не слышал, — сказал я. — Я очень крепко спал.

— Так смеялся тот сукин сын, который сделал меня калекой, — сказал он, шлепнув себя по обнаженной ноге. — Он был где-то здесь. Меня разбудил его хохот. Я подумал, что мне это приснилось, но потом, когда уже проснулся, я снова его услышал.

Он подскакал к столику у кровати, где установлен телефон. Сердито подул в трубку. Наконец дежурный ответил.

— Это Питер Стайлс из номера двести пять, — сказал он. — Пожалуйста, разбудите мистера Лэндберга и скажите, что мне нужно немедленно увидеться с ним. Это очень срочно… Мне все равно, когда он лег. Разбудите его! — Он шлепнул трубку на рычаг, затем стянул с постели одеяло, накинул его на плечи и снова попрыгал к окну. Он поднял раму и выглянул наружу. — Он был прямо здесь — только что! — крикнул он.

Сильный ветер врывался внутрь и сотрясал раму.

Он закрыл окно, вернулся к постели и, прикрепив свою пластиковую ногу, начал одеваться.

— Целый год я мечтал его найти! — сказал он. — И он был здесь, рядом, всего несколько минут назад!

Я поднялся и тоже стал одеваться.

Он надел белье и натянул на голову шерстяную рубашку, когда в дверь постучали. Я открыл ее. Это был Макс в махровом купальном халате, выглядевший сонным, но встревоженным.

— Что случилось, Питер? — шепотом спросил он и вошел к нам, тихо притворив дверь.

— Он здесь! — сказал Питер, который в это время натягивал носок и ботинок на здоровую ногу. Его искусственная нога была уже обута — в данном случае это могло считаться преимуществом.

— Кто здесь? Ты о ком говоришь, Питер?

— О хохочущем маньяке, который убил Герберта и сотворил со мной вот это! — сказал Питер. — Всего несколько минут назад он был здесь, за окном, и смеялся, хохотал, как сумасшедший!

Макс выглядел озабоченным.

— Только успокойся, Питер.

Питер сильно сжал руками его плечи:

— Я не пьян! И я не страдаю галлюцинациями! Он разбудил меня! И потом, когда я уже проснулся, я его снова услышал. К тому времени, как я добрался до окна, он уже исчез. Мы должны его найти, Макс!

Макс взглянул на меня:

— Ты слышал его, Джим?

Я покачал головой:

— Я спал как убитый.

Питер надел пиджак и торопливо совал руки в рукава меховой парки. Я видел, что Макс не очень ему верит.

— Питер, ты уверен, что тебе не приснился дурной сон?

— Макс, поверь, я не из тех, кто на пустом месте впадает в истерику. Во всяком случае, давно уже к этому не склонен. — Он двинулся к выходу. — У вас дежурит во дворе ночной сторож?

— На улице двадцать градусов ниже нуля, парень, — сказал Макс. — Сторож обходит «Логово» два-три раза за ночь — проверяет, нет ли где пожара. Он осматривал территорию вокруг коттеджей около трех часов ночи, значит, примерно около часа назад. Ему нечего было делать на улице сейчас, если только не было тревоги.

Питер уже вышел в коридор, поспешно подпрыгивая и шаркая ногой. Мы с Максом чуть не бежали за ним, на ходу я натягивал парку. Питер торопливо спускался по лестнице, удерживаясь от падения только тем, что крепко цеплялся за перила.

Внизу у лестницы стоял растерянный Джек Кили, ночной сторож. Еще несколько лет назад Кили был блестящим прыгуном с трамплина, но очень неудачно упал и в результате сломал себе шейные позвонки. С тех пор он вынужден был носить на шее тяжелый кожаный корсет. Ему было около сорока, на его обветренном лице ярко выделялись ясные серые глаза. Я знал, что он боготворил Лэндбергов, предоставивших ему работу, благодаря которой он мог находиться рядом с лыжниками. На нем были шерстяные синие брюки и клетчатая рубашка. На стойке я увидел брошенные куртку и меховую шапку, как будто он только что вернулся с улицы.

Макс подоспел сразу за Питером:

— Джек, это Питер Стайлс. Джек Кили, наш ночной сторож. Джек, ты слышал кого-нибудь на улице несколько минут назад? Кто-то смеялся, как сумасшедший.

Кили выглядел озадаченным.

— Я ничего не слышал, Макс. Здесь все окна закрыты, а ветер завывает, как тысяча чертей.

— А где по отношению к парадному входу находятся окна номера двести пять? — спросил Питер.

— Слева, — сказал Джек.

— Подожди, Питер, — сказал Макс. — Джек, кто-нибудь входил сюда с улицы за последние несколько минут?

— Нет, — сказал Кили. — Парадную дверь закрыли приблизительно без двадцати три. Все живущие в коттеджах покинули главное здание.

— Вы все время находились здесь, за стойкой? — спросил Питер.

Кили крепко сжал губы.

— Не обижайся, Джек, — сказал Макс. — У Питера есть причины спрашивать, и он крайне взвинчен.

— Я только что закончил внутренний обход, когда на коммутаторе зажглась лампочка номера мистера Стайлса, — сказал Кили. — Но в здание никто не мог войти через парадное без звонка, мистер Стайлс. Им пришлось бы подождать, пока я не открою. Здесь никого не было.

— Я хочу осмотреть все снаружи, — сказал Питер. — Там могут быть какие-нибудь следы.

Он накинул на голову капюшон парки и двинулся к выходу. Я последовал за ним вместе с Кили.

Как только Питер открыл дверь, на нас набросился колючий яростный ветер. Питер спустился и завернул за левый угол здания. Тропинка была расчищена, и по бокам стояли сугробы в три фута высотой. Поверхность дорожки покрылась льдом от мороза и оттепелей. Она была посыпана песком, который тоже замерз, но все-таки давал опору ногам. На ледяной поверхности отпечатались сотни следов.

Питер глянул вверх, где находились окна нашего номера.

— Он должен был находиться точно здесь, где сейчас стоим мы, — сказал он мне.

Он оглянулся на темнеющие очертания коттеджей. Резкий ветер бил нам в лицо.

— Сколько здесь коттеджей, Кили? — тихо спросил он.

— Двадцать три, — ответил Кили.

— Если он не вошел в «Логово», значит, он должен быть в одном из них, — сказал Питер.

Я понимал, что он готов был стучать в каждую дверь, задавать вопросы, устроить настоящее расследование. Затем он покачал головой:

— Если мы начнем обыскивать коттеджи, мы вспугнем его. А проблема в том, Джим, что я не узнал бы его, даже если бы он стоял прямо здесь. В тот день, год назад, я так и не сумел увидеть его лицо. Ну да ладно, может, завтра он снова засмеется — а уж я буду ждать!

В ту ночь мы больше не смогли заснуть. Наша комната выстудилась, и Кили принес нам полный кофейник. Мы возбужденно разговаривали. Время от времени Питер подходил к окну и выглядывал в черную мятущуюся ночь. Макс передал ему список гостей, остановившихся в коттеджах. В двадцати трех коттеджах проживали пятьдесят два человека. Только шестеро из них — три супружеские пары — находились в «Дарлбруке» в тот день, когда год назад с Питером случилось это несчастье. Макс прекрасно их знал и был готов поручиться за них. Они были его давними клиентами. Никто из них не обладал специфическим смехом. Макс был уверен в этом.

Наконец настало утро, и до нас стали доноситься звуки пробуждающейся жизни в «Логове». Мы побрились, приняли душ и оделись. У Питера изменились планы. Он уже не мог составить компанию Джейн Причард. Около половины девятого, когда мы были готовы спуститься к завтраку, Питер позвонил в местное отделение полиции и попросил соединить его с сержантом Гоуэном, который год назад расследовал это дело. Ему сказали, что Гоуэн находится где-то на выезде. Питер оставил для него просьбу позвонить ему в отель.

Мы спустились в столовую. Питер решил, что он все объяснит Джейн, после чего я составлю ей компанию за завтраком, в то время как он начнет свою охоту за преступником. В ожидании Джейн мы заказали себе кофе и сок.

В четверть десятого она еще не появилась. Мы сидели, потихоньку отхлебывая кофе и оглядывая посетителей. Натянутый как струна, Питер прислушивался к голосам и к каждому взрыву смеха. Люди были уже одеты для катания на лыжах. Вся атмосфера столовой была наполнена радостным предвкушением предстоящего зрелища соревнований, здоровьем и оживлением. Здесь были все условия для того, чтобы отдыхающие могли весело отдохнуть, и они намеревались вовсю этим воспользоваться.

Около половины десятого к нам приблизился Макс, выглядевший бледным и больным.

— Не могли бы вы оба подняться ко мне в кабинет? — спросил он. — Это в связи со вчерашней ночью. — Его голос звучал глухо.

— Мы все равно обязательно зашли бы к тебе, — сказал Питер. — Что с тобой, Макс? Ты не заболел? Ужасно выглядишь. — Он повернулся к ожидающему рядом официанту: — Если меня спросит молодая леди, скажите ей, что я скоро вернусь.

Макс уже пошел назад, и мы поспешили за ним. Кабинет Макса представлял из себя уютное просторное помещение, отделанное панелями из сосны, на которых висели фотографии на темы лыжного спорта — великолепные снимки, сделанные моментальной фотокамерой. Фотография была давним увлечением Макса, и он добился в этом деле серьезных успехов. В отделанном мрамором камине горел яркий огонь.

В кабинете находился полицейский. Питер поздоровался с ним. Это оказался тот самый сержант Гоуэн, с которым он пытался связаться час назад. Они обменялись рукопожатием.

— Мне нужно сообщать вам кое-что, — сказал Питер.

— Я знаю, — сказал Гоуэн. Его лицо было напряженным и жестким. — Я готов вас выслушать. — Он взглянул на Макса: — Вы уже рассказали им?

Макс отрицательно мотнул головой. Он сел за свой стол и на мгновение прикрыл лицо руками. Я видел, как они мелко дрожат. Затем он глубоко вздохнул и посмотрел на нас.

— Около часа назад, — заговорил он глухим голосом, — один из моих служащих проходил мимо коттеджа номер 6. Входная дверь была прикрыта не полностью, и ветер мотал ее взад-вперед. Он решил, что его жильцы отправились на завтрак в «Логово» и второпях неплотно закрыли дверь. В такую погоду могли замерзнуть водопроводные трубы. И он вошел проверить. — Макс замолчал.

— Ну и?.. — нетерпеливо спросил Питер.

— Там внутри оказались два мертвых человека, Питер. Связанные, с заткнутыми ртами… Их тела исколоты ножом в десятках мест. Вся комната забрызгана кровью, как прилавок мясника.

— Боже милостивый! — воскликнул Питер.

— Это две девушки, — сказал Макс. — До вскрытия мы не узнаем, были ли они, как выражается Гоуэн, «жертвами сексуального домогательства».

— Мы думаем, что это могут быть ваши приятели, что веселились вчера вечером, мистер Стайлс, — сказал Гоуэн. — Те же самые весельчаки убийцы, которые столкнули вас с дороги. Макс сказал мне, что вы слышали одного из них вчера ночью. Мне нужно расспросить вас об этом.

— Разумеется, — сказал Питер. — Он был здесь, это точно.

— Питер, — тихо сказал Макс, — одну из этих девушек ты знаешь. Думаю, ты именно ее ждал в столовой.

Я почувствовал, как у меня зашевелились волосы на затылке. Раздался шепот Питера:

— Джейн Причард?!

Макс кивнул:

— И ее подруга Марта Тауэрс.

У меня перед глазами все закружилось. Я увидел, как Питер протянул руку и ухватился за спинку стула, чтобы устоять на ногах.