"У мужчин свои секреты" - читать интересную книгу автора (Хупер Кей)

Глава 15

К четвергу Мерси провела за компьютером столько часов, что заработала себе сильнейшую головную боль. В глазах у нее рябило, но она не прекращала своих поисков. работая тщательно и методично.

Дело, которое она добровольно на себя взвалила, отнимало уйму времени. В десятках файлов Дункан Грант хранил много важной информации, но главная проблема заключалась в том, что Мерси никак не удавалось понять принцип, в соответствии с которым она была сгруппирована и рассортирована.

Ее работа осложнялась еще и тем обстоятельством, что Дункан Грант, будучи неравнодушен к новейшим информационным технологиям, установил на своем компьютере все или почти все имеющиеся в продаже бухгалтерские программы, электронные органайзеры, телефонные книжки и прочие утилиты. И всеми ими он постоянно пользовался, в то время как Мерси с большинством программ была знакома лишь понаслышке. Путали ее и даты, так как Дункан Грант часто возвращался к старым файлам, чтобы изменить их или внести какие-то добавления, в результате чего файл десятилетней давности компьютер часто помечал прошлым годом, если именно в прошлом году Дункан Грант заглядывал в него, чтобы что-то исправить или уточнить.

В результате Мерси пришлось просматривать все файлы подряд. Их было много, очень много, словно Дункан Грант не знал, как пользоваться командой «Удалить». Между тем никто не освобождал Мерси и от ее каждодневной работы, и, просматривая давно списанные в архив платежные балансы, договоры, банковские проводки, черновики инвестиционных и страховых соглашений, она едва успевала выполнять свои непосредственные обязанности.

Впрочем, дел, которые она должна была доделать, оставалось совсем немного. Лишь Ник изредка подкидывал ей свои бумаги вместе с последними документами, касающимися наследства Дункана, в очевидной надежде, что Мерси начнет работать на него, и тогда вопрос о ее уходе из банка можно будет вообще не поднимать. Но она не поддавалась на эти уловки, а в последнее время Ник все чаще закрывался в своем кабинете и работал один, занимаясь делами, о которых не знал ни один человек. Часто он и вовсе приезжал в банк к концу рабочего дня и оставался в своем кабинете до глубокой ночи. И Мерси по-прежнему не имела понятия о том, что у него на уме.

Ник перестал присылать ей бумаги. Перестал уговаривать стать его личной помощницей. Он вообще едва замечал Мерси.

Но больше всего огорчало Мерси другое. Прежде, каким бы большим и важным ни был проект, над которым Ник работал, он все равно приезжал к ней три или четыре раза в неделю. Или приглашал ее к себе.

Но вот уже несколько дней, как они не были вместе, а Ник по-прежнему не обнаруживал никакого желания встретиться с ней. Похоже, он вообще забыл о ее существовании.

Выключив компьютер, Мерси помассировала затекшую шею. Что ей оставалось? Либо вести себя как прежде, не требуя объяснений и не задавая Нику никаких вопросов, что, собственно говоря, и предписывали ей некие правила общения, сложившиеся между ними за год близости. Либо она могла рискнуть и спросить у Ника, в чем, собственно, дело.

Первый путь, несомненно, был безопаснее. Но Мерси не хотела делать вид, что ей все равно, когда дело обстояло совершенно наоборот, и она старалась убедить себя в том, что не случится ничего страшного, если она задаст Нику один-два вопроса. Ее не останавливала даже боязнь показать себя влюбленной дурочкой и тем самым дать Нику лишнюю возможность освободиться от привязанности, которая начинала его тяготить. Возможно, рассуждала она, его временное охлаждение объясняется тем, что в последний раз они оба перестали контролировать себя, и Ник, осознав, что Мерси на самом деле гораздо дороже ему, чем он считал, хочет разобраться в своих чувствах.

И все же при любой попытке давления с ее стороны Ник мог порвать с ней просто из чувства самосохранения.

Решиться на что-то было трудно, но еще труднее было жить в неизвестности, терзаясь сомнениями и страхами. Нет, она не может больше жить в этом аду, сказала себе Мерси и, поддавшись внезапному порыву, встала из-за стола. Она шла к Нику, чтобы так или иначе положить конец своим мучениям.

Но Ника в кабинете не оказалось, и порыв Мерси пропал втуне.

— Нет ничего хуже, чем приготовиться к драке и обнаружить, что противник сбежал, — пробормотала она сквозь стиснутые зубы, стоя на пороге его пустого кабинета.

— Ты не меня ищешь? — спросил Ник, бесшумно подходя сзади.

От неожиданности Мерси вздрогнула:

— Господи, Ник, ты меня ду смерти напугал!

И Ник жестом пригласил Мерси войти и прикрыл дверь.

— Извини, — сказал он, усаживаясь в кресло, — У меня и в мыслях не было тебя пугать. Я просто шел ]Н себе в кабинет и увидел тебя.

Он был вежлив, но от его сдержанных слов Мерси едва не затошнило. Чтобы заполнить возникшую паузу она подошла к креслу для посетителей, но садиться не стала. Вместо этого она встала позади него, облокотившись руками на спинку.

— Сегодня утром к тебе приходил Джордан Уолш, — сказала она. — Я видела его внизу.

Разумеется, она хотела сказать совсем не то, но в качестве завязки для разговора годилось и это.

— Почему тебя так это удивляет? Я давно собирался встретиться с ним, и мистер Уолш был так любезен, что сам заехал ко мне.

— Надеюсь, банк не будет иметь с ним никаких дел? — прищурилась Мерси. — В финансовом мире о нем ходят самые нелицеприятные слухи. Говорят, Уолш не пользуется репутацией надежного партнера. И это в лучшем случае!

— А в худшем?

— Многие открыто утверждают, что он связан с мафией! — выпалила Мерси и вспыхнула от досады— Она никак не решалась сказать Нику то, что хотела, а теперь он как будто специально уводил разговор в сторону.

Ник пожал плечами.

— Даже самым почтенным инвестиционным компаниям иногда приходится рисковать. И поддерживать рискованные предприятия, потому что они приносят самую большую прибыль. Пора бы тебе это знать, Мерси.

— Но иметь дело с Джорданом Уолшем — это уже не риск, это — безрассудство!

— Я знаю, что делаю, Мерси.

— Знаешь? — Она посмотрела на его бесстрастное лицо, на его глаза, в которых не отражалось никаких эмоций, и почувствовала такое разочарование, что впору было заплакать.

— Скажи еще, что это не мое дело! — бросила она резко.

— Это, — спокойно ответил Ник, — действительно не должно тебя волновать.

— О'кей. — Мерси перевела дыхание и кивнула почти спокойно. — Меня это действительно не касается. И вообще я шла сюда не за, тем, чтобы обсуждать с тобой политику банка. Я хотела только спросить, может, поужинаем вместе? На сегодня я закончила, так что…

— К сожалению. Мерси, у меня еще много дел. Мне нужно сделать несколько важных звонков, так что тебе, наверное, нет смысла меня ждать.

— Нет так нет. — Мерси принужденно улыбнулась. — Тогда до завтра…

И, повернувшись, она быстро вышла из его кабинета. День действительно был кончен. Во всех смыслах.

Глядя на закрывшуюся за ней дверь, Ник сидел неподвижно до тех пор, пока какой-то резкий хруст не вывел его из оцепенения. Удивленно посмотрев на свою правую руку, Ник увидел, как по пальцам течет что-то синее. Чернила!.. Сам того не заметив, он сломал пополам дорогой «Паркер» с золотым пером, который держал в руке.

— Господи, да что это со мной? — пробормотал он вполголоса и, неловко держа руку на отлете, полез в карман за носовым платком.

— Ничего! — Рэчел огорченно посмотрела на Эдама. — Ничего, — повторила она. — Я пересмотрела все письма, все заметки и календари, но не нашла ничего, что могло бы иметь отношение к нашему делу.

— Что ж, — спокойно сказал Эдам, — значит, теперь все будет зависеть от Ника.

Рэчел собирала в стопку листы чистой бумаги и выравнивала их, постукивая ребром по откинутой крышке секретера. Убрав бумагу в один из ящиков, она нахмурилась.

— Нет, не может быть… — внезапно пробормотала она, отвечая, по-видимому, каким-то своим мыслям.

— Чего именно не может быть? — поинтересовался Эдам.

— Я хорошо знаю своего отца, — ответила Рэчел. — Он был очень аккуратным человеком, и меня вовсе не удивляет, что после его смерти все имущество оказалось в идеальном порядке — официальные документы на наследство готовы и подписаны, все распоряжения — сделаны. Предвидеть любые неожиданности, в том числе и собственную смерть — это так на него похоже! И только папины личные бумаги почему-то оказались… Рэчел не договорила, но Эдам сразу догадался, что она имеет в виду.

— Ты хочешь сказать, что мистер Дункан должен был рассортировать и свои личные записи?

— Да-да, именно так… Папа не мог не предусмотреть, что мне придется разбираться и с этим тоже. Он знал, что я начну поиски с его рабочего кабинета и с этого секретера и что там я найду записные книжки и шифрованный дневник. Но где-то должны быть и другие бумаги!

— Где же?

— В том-то и дело, что я не знаю. Картотеку я уже просмотрела, но там только письма. В доме есть три сейфа, но их я тоже проверила. Остается только депозитное хранилище банка — папа мог положить бумаги в одну из ячеек. Никаких других вариантов мне просто не приходит в голову.

— Что ж, если ты права и документы действительно существуют, то не исключено, что мистер Дункан мог положить их в депозитную ячейку собственного банка. Для надежности.

— А это значит, — заявила Рэчел, не скрывая своего возбуждения, — что мы ищем не то, что надо!

— То есть?

— Мы ищем бумаги, а надо искать ключ, номерной ключ от индивидуальной депозитной ячейки.

Эдам огляделся по сторонам с таким видом, словно ожидал увидеть ключ висящим где-нибудь на видном месте, но лицо его сразу вытянулось. Со всех сторон его окружала массивная резная мебель красного дерева со множеством дверок, ящичков, полочек.

— Ключ… — повторил он упавшим голосом. — Ну и задал же нам твой отец работенку!..

Рэчел сразу поняла, о чем он думает. — И не только здесь, — вздохнула она. — В этом доме полно мебели, Эдам. Хватило бы на небольшой музей. Или на целую гостиницу.

— Вряд ли мистер Дункан убрал его далеко, — не согласился с ней Эдам. — Думаю, он оставил бы его в таком месте, где ты могла бы легко его найти. Тебе ничего не приходит в голову?

— Нет. — Рэчел покачала головой. — Хотя ты, наверное, прав. Деловые бумаги лежали на самом виду, значит, и личные бумаги должны быть где-то под рукой.

Увидев, что Рэчел устало поникла, Эдам протянул ей руку и помог встать.

— На сегодня, пожалуй, хватит. Давай побродим по саду, пока еще светло. Потом я уеду, а ты отдохнешь как следует.

В ответ Рэчел обняла Эдама и прижалась к нему всем телом, наслаждаясь тем ощущением, которое будила в ней его близость. Когда они обнимались так, она могла думать только об одном — чтобы прижаться к нему еще теснее и чтобы им не мешала даже одежда.

— Знаешь, а я совсем не устала, — сказала она с лукавой улыбкой.

Эдам обнял ее за плечи, и это властное объятие неожиданно тронуло Рэчел до глубины души. Он и в самом деле прижимал ее к себе так, словно боялся, что Рэчел может унести ветром.

— Эдам?..

Он слегка отстранился и посмотрел на нее с высоты своего роста. Его все еще напряженный взгляд неожиданно смягчился, и Эдам поцеловал Рэчел в губы.

Это были удивительные, волшебные мгновения. Рэчел позабыла обо всем — о своих сомнениях, тревогах, вопросах, об опасности, грозящей ее жизни. Единственное, о чем она могла думать, это о его горячих и жадных губах и о надежных, сильных руках, которые поддерживали и защищали ее.

— Непросто мне будет уйти отсюда, — пробормотал он, прерывая поцелуй.

Рэчел отвернулась.

— Ты можешь остаться, — сказала она тихо, Эдам легко коснулся губами ее волос.

— Если я останусь, ты не отдохнешь. Да и я тоже. Можешь мне поверить: мне ужасно хочется лечь с тобой в постель прямо сейчас и не вылезать по меньшей мере неделю.

— За чем же дело стало?

Эдам немного замешкался, подбирая слова.

— За прошедшие несколько недель тебе пришлось пережить слишком многое, — сказал он наконец. — И испытания еще не кончились. Кто знает, быть может, самое худшее еще впереди.

Рэчел вздохнула.

— Что ж, если подходить к делу практически, тогда конечно…

Но в глубине души она признавала, что Эдам прав. Рэчел и сама удивлялась, как она до сих пор держится на ногах — прошлой ночью она почти не спала, да и предыдущие ночи, наполненные тревожными сновидениями, не дали ей отдохнуть как следует. Только возбуждение рт множества самых разных событий помогало ей не чувствовать усталости.

— Я вернусь завтра, — пообещал Эдам. — Рано утром, когда ты и солнце будете вставать.

— Наверное, это самое правильное решение, но это не значит, что оно мне нравится, — сказала Рэчел, повторяя слова, сказанные им несколько часов назад.

Эдам сразу заметил машину Саймона, которая была припаркована за углом стены, откуда хорошо просматривались въездные ворота усадьбы Грантов. Когда он остановился рядом, частный детектив — старый приятель Ника — посмотрел на него с легким упреком.

— Я и так слишком бросаюсь в глаза, — проворчал он, — а теперь еще ты будешь маячить рядом, словно пугало посреди поля.

Но Эдам не обратил на эти слова никакого внимания.

— Что новенького? — спросил он. — Ты не заметил ничего подозрительного?

— Нет, ничего. Кроме тебя и молодой леди в ворота с самого утра никто не входил и не выходил. Только Кэмерон Грант куда-то поехал примерно через полчаса после того, как вы вернулись из города.

Эдам кивнул.

— Я хочу, чтобы вы вели самое тщательное наблюдение за домом. Рэчел не должна никуда уезжать, но если она все-таки покинет дом — следуйте за ней и держитесь как можно ближе. Ясно?

— Вполне.

— Кто присматривает за калиткой, которая выходит к реке?

— Мой напарник, — ответил Саймон. — Когда мне приходится следовать за молодой леди, он продолжает наблюдение за домом, а для этого ему приходится прятаться в саду. А там теперь частенько работает Кэмерон Грант. Но не беспокойся — в дом не войдет никто посторонний, один из нас обязательно его увидит.

— А ночью?

— Мы работаем в две пары. Вторая смена заступает в десять вечера и остается на дежурстве до десяти утра. Старший смены следует за леди, куда бы она ни направилась, а его напарник остается стеречь дом. Наши напарники — люди с опытом, так что можешь не беспокоиться. За те деньги, что Ник нам платит, он имеет право на все самое лучшее.

— И все же однажды мы чуть не взлетели на воздух, а в другой раз нас едва не сбила машина, — с упреком сказал Эдам.

На лице Саймона отразились попеременно и смущение, и вызов.

— Я должен был следовать за вами и следить, не угрожает ли вам какая-нибудь опасность, это верно, — согласился он. — Но меня не предупредили, куда именно вы направляетесь. К тому же я в любом случае не имел права бросать вас без присмотра даже ради того, чтобы проверить магазин перед тем, как вы туда приедете. Что касается попытки наезда, то здесь, возможно, действительно есть моя вина — я был слишком далеко. Впрочем, я вряд ли бы успел что-либо сделать. Эта чертова тачка появилась как из-под земли, я успел только добежать до своей машины, а она уже исчезла. К счастью, ты был рядом… Ник говорил мне, что у тебя — отличная реакция, но такого даже я не ожидал. Леди, наверное, не получила ни царапины?

Эдам посмотрел на детектива и сказал спокойно:

— Кстати, о царапинах… Если леди получит хоть одну, тебе придется иметь дело со мной, а я не ограничусь тем, что урежу ваши гонорары. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно?

Но Саймон выдержал его взгляд.

— Уж больно ты строг, — буркнул он. — Впрочем, Ник как-то обмолвился, что ты на самом деле гораздо круче, чем кажешься. А поскольку ты кажешься мне достаточно крутым, то… Словом, я учту твои пожелания. Мы присмотрим за леди, хотя для этого, наверное, придется задействовать еще двоих моих людей.

— Счет можешь прислать мне, — сказал Эдам. — Только пусть это будут самые лучшие люди, о'кей? Но Саймон отмахнулся от него.

— Ник платит щедро, — повторил он. — Мы разберемся.

— И последнее… — Эдам, прищурившись, посмотрел на уже почти растворившиеся в сумерках вершины деревьев за стеной усадьбы. — Если вы заметите что-то подозрительное — все равно что, — сразу же дайте мне знать. У тебя есть номер моего пейджера?

Саймон кивнул.

— И твой телефон в отеле тоже. Я позвоню.

— Смотри не забудь, — промолвил Эдам почти с угрозой.

Саймон кивнул.

— Вы будете ужинать, мисс? — спросила Фиона, выглянув в холл на звук шагов Рэчел.

— Да. А где дядя Камерон?

— Он сказал, что у него свидание. Жаль, я не успела спросить, сколько он ей платит.

Рэчел рассмеялась.

— Ради бога, Фиона! У дяди в Ричмонде полно знакомых, в том числе несколько женщин, которым нравится его общество. Я рада, что он, наконец, начал выходить.

Фиона фыркнула.

— Что ж, по крайней мере он перестанет лазить по всем ящикам и шкафам, словно там спрятан клад!

— Ну, если взглянуть повнимательнее на все, что мы уже нашли в старой мебели, вряд ли можно сказать, что он зря тратит время.

— Может быть, вы и правы, мисс. — Фиона вздохнула. — Но мне все равно хочется, чтобы все это поскорее закончилось и чтобы мы снова могли спокойно жить в нашем доме.

— Потерпи, Фиона, ждать осталось недолго. Экономка сокрушенно покачала головой.

— Все равно они возятся слишком долго, а из-за них и вы не отдыхаете как следует. Ну ничего, может быть, сегодня, когда все оставили вас в покое, вы, наконец, выспитесь.

Рэчел улыбнулась.

— Уверяю тебя, я в полном порядке.

— Я знаю. — Фиона помолчала и добавила совсем другим тоном: — По крайней мере — будете в порядке. Теперь.

Рэчел была так потрясена, что не сразу нашлась, что ответить. Лишь когда экономка повернулась, чтобы идти в кухню, она сказала дрожащим голосом:

— Это… это совсем не потому, что он похож на Тома!

Фиона остановилась на пороге и обернулась.

— Какая разница — почему? — ответила она, слегка пожимая плечами. — Главное, мисс, что вы снова стали такой, как были. Десять лет вы просто шли по жизни с закрытыми глазами, а теперь вы проснулись. Мистер Том очень бы обрадовался, если бы узнал, что вы выздоровели, — он так любил жизнь!

— А… Эдам?

— Если мистер Делафилд вас действительно любит, то он, конечно, тоже будет за вас рад.

Рэчел ничего не сказала на это, но когда экономка скрылась в кухне, она невольно задумалась о самом главном — о том, без чего все, что она только что выслушала, теряло смысл.

Эдам не заговаривал с ней о любви. А она сама? Понимает ли она сама то, что с ней происходит?

Большую часть своей сознательной жизни Рэчел считала, что ее чувство к Тому — глубокое, сильное и искреннее и что ничего подобного ей уже никогда не пережить. Ее любовь и преданность Томасу Шеридану были абсолютными и безоговорочными, и потому горе, причиненное его смертью, сразило наповал Рэчел. За десять прошедших лет она едва оправилась от этой потери. За то же самое время Рэчел превратилась из девочки во взрослую женщину, в ней пробудилась жажда к творчеству, к созиданию, к независимости, но осознала она это только сейчас.

И теперь Рэчел окончательно поняла, что наивной девятнадцатилетней девушки, которая так долго и сильно любила своего Тома, больше не существует.

Но главной причиной внутреннего смятения Рэчел было ее чувство к Эдаму. Она не ожидала, что оно окажется таким сильным и сложным, ведь еще недавно Рэчел была совершенно уверена, что ей уже никогда не испытать ничего подобного. Еечувство не было обожанием — в нем смешивались страх, восхищение, доверие, зарождающаяся любовь, сомнения, пугающие сны, необъяснимая тревога, волнующая страсть.

Но все это оказалось отодвинуто на второй план физическим влечением, сметавшим любые преграды, воздвигаемые рассудком и воспитанием. Вместе с душой проснулось и тело. Оно стало другим — чувствительным, ненасытным. Незнакомый, странный голод денно и нощно сжигал Рэчел на медленном огне неутоленного желания, захватывая ее каждый раз, когда она смотрела на Эдама или прикасалась к нему. Одного звука его голоса было достаточно, чтобы внутри у Рэчел все замирало, а его улыбка рождала безотчетное волнение.

Но все это чувствовала она. Это были ее чувства.

Что касалось самого Эдама, то тут Рэчел терялась в догадках. Он испытывал к ней чувственное влечение, это было несомненно, но насчет всего остального она вовсе не была так уверена. Эдам прекрасно умел скрывать от нее все, что ему не хотелось показывать.

Рэчел твердо знала, что Эдам сказал ей не все, что у него есть еще несколько секретов, которыми он пока не готов с ней поделиться, и это было главным, что питало ее сомнения. Его прошлое тоже оставалось отчасти покрыто мраком неизвестности, однако к этому Рэчел относилась несколько спокойнее: если в жизни Эдама и были какие-то сомнительные моменты, то о них она предпочитала не знать. Гораздо больше пугало ее другое — его нежелание быть с ней до конца откровенным. А как она могла доверять человеку, который не говорил ей всего?

Рэчел, однако, почти сознательно избегала ситуаций, вопросов, которые могли вызвать его откровенность. Она просто боялась узнать что-то такое, что могло причинить ей боль. До сих пор Рэчел вспоминала свой последний кошмар и благодарила бога за то, что он послал ей этот сон. Если бы она не была предупреждена, то, заметив шрамы на спине Эдама, она скорее всего стала бы допытываться, что это такое, — и совершила бы ошибку. В конце концов он скорее всего рассказал бы ей о том, что произошло с ним в тюрьме, а Рэчел не хотела этого знать. Ей было достаточно сна, и одна лишь мысль о том, что она может узнать больше, повергала ее в ужас.

Нет, она не станет его расспрашивать. По крайней мере, не сейчас.

«Но ты должна знать, где он побывал. Ты должна понять…»

Тут Рэчел покачнулась и, наверное, упала бы, если бы не подвернувшийся ей под руку стол, за который она чудом успела ухватиться. Впервые за все время до нее дошел странный смысл ее последнего кошмара.

Шрамы, шрамы на спине у Эдама… Она увидела их во сне раньше, чем наяву, раньше, чем Эдам тогда повернулся к ней спиной. Значит, она знала… Но откуда?

Разумеется, логично было предположить, что пока Эдам сидел в тюрьме в Сан-Кристо, с ним обращались жестоко. Но с чего она взяла, что его били кнутом? Его могли пытать электрическим током, водой или «давилкой», как она видела по телевизору. А между тем Рэчел была совершенно уверена, что багрово-красные следы на спине Эдама в ее сне и светлые шрамы на его теле в реальности тоже совпадают.

«Ты должна знать, где он был. Ты должна понять…» — снова услышала она ясно, как наяву.

Теперь это был голос Тома.

— Я просто устала, только и всего! — сказала Рэчел вслух, но ее слова прозвучали неубедительно.

— Мне уже начинают мерещиться всякие вещи, — добавила Рэчел с нервным смешком.

Голос Тома, который она слышала во сне и наяву, его записка, желтая роза, золотой браслет в шкатулке с украшениями — мысленно перечисляла Рэчел. Да что же это такое?! Неужто она и вправду сходит с ума?

— Я не верю в призраков! — громко сказала она, на этот раз — твердо, хотя голос ее был каким-то чужим, хриплым. — Не верю!

Но тут Рэчел припомнила свое страшное ночное пробуждение десять лет назад и призрачную фигуру Тома в изножье ее кровати. Это было, было! Она это не выдумала!

— Мисс Рэчел, вы здесь?

Голос Фионы заставил ее вздрогнуть от неожиданности, но Рэчел тем не менее была благодарна экономке, которая своим появлением отвлекла ее от зловещих мыслей.

— Я забыла сказать: мисс Ллойд оставила вам записку. Она лежит на старом комоде, который ее рабочие снесли в подвал. Он стоит у самой двери. Насколько я поняла, это список вещей, которые заинтересовали вашего дядю.

Рэчел кивнула.

— Спасибо, Фиона. Я сейчас взгляну… А что, Дарби уже закончила разбирать подвал?

— Еще нет. Она вывезла только то, что вы хотите продать или что требует ремонта. Часть мебели подняли на первый этаж. Все, что с бирками, уже осмотрено и внесено в опись. Остальными вещами мисс Ллойд обещала заняться на следующей неделе.

— Пожалуй, я спущусь в подвал, — сказала Рэчел, вставая.

— Будьте осторожны на ступеньках, — предупредила Фиона.

— Конечно, — кивнула Рэчел. — Я уже давно не маленькая девочка, Фиона.

Экономка вернулась на кухню, Рэчел направилась в подвал. Пройдя коротким коридором, она оказалась перед внушительной дверью. Здесь мысли ее неожиданно приняли иное направление.

Рэчел думала о брате отца и своем дяде — Кэмероне Гранте. Насколько ей было известно, в семье его всегда считали артистической натурой, и действительно, делами брата он не интересовался. Экономические и финансовые вопросы занимали его настолько мало, что для управления доставшимся ему по наследству капиталом Кэмерон Грант нанял финансового менеджера, который, действуя от его имени, с переменным успехом вкладывал те или иные суммы в различные проекты и предприятия. Со своим братом Кэмерон никогда не советовался — Рэчел, во всяком случае, не помнила ни одного такого случая — и сама мысль о том, что по его рекомендации Дункан мог одолжить кому-то пять миллионов, казалась совершенно абсурдной.

Кроме того, в своих записях ее отец вряд ли бы назвал брата «старым другом». Скорее уж «старым негодяем», ибо братья едва ладили между собой, а уж настоящей дружбы между ними никогда не было.

Взяв со стоявшего у двери комода подготовленный Дарби список, Рэчел пробежала его глазами. В нем было перечислено всего несколько предметов, особенно понравившихся Кэмерону, но ни один из них ее не интересовал. Единственное, о чем подумала Рэчел, это о том, куда ее дядя собирается ставить все эти вещи.

Положив список обратно, Рэчел включила свет в подвале и стала спускаться, но уже через несколько шагов остановилась. В подвале пахло сыростью, пылью и мышами. Этот запах неожиданно напомнил Рэчел о мрачном и темном здании, в котором она побывала во сне.

О тюрьме, где она видела Эдама.

От этого у нее даже закружилась голова, и она была вынуждена остановиться и крепко взяться за перила, чтобы не упасть. Несколько раз Рэчел повторила себе, что это был только сон, прежде чем улеглось ее сердцебиение, а перед глазами перестали раскачиваться развешанные под потолком лампы с защитными сетками. Лишь успокоившись, Рэчел двинулась дальше.

К тому моменту, когда она достигла подножия лестницы, паника ее совершенно улеглась. Как и чердачные помещения, подвал долгое время служил семье Грантов складом, куда стаскивались всякие ненужные вещи, и в первую очередь — мебель. Лампы под потолком хорошо освещали это просторное помещение с побеленными стенами, и во всем подвале не было ни одного мрачного уголка. Здесь не было ни чуланов, ни дверей — только вдоль дальней стены высилась составленная друг на друга мебель, до которой еще не добралась Дарби Ллойд со своими молодчиками, да пылилось под лестницей несколько вместительных сундуков, в которых хранились всякие мелочи, отправленные сюда за ненадобностью.

Разглядывая освободившееся пространство в передней части подвала, Рэчел поняла, что это — работа Дарби. Очевидно, ей пришлось очень постараться, чтобы отвоевать у подвала эти несколько квадратных ярдов пола, иначе здесь было бы просто не развернуться. Зато теперь можно было надеяться, что уже очень скоро эти авгиевы конюшни будут окончательно расчищены.

Раздумывая об этом, Рэчел медленно шла в дальнюю часть подвала, где между составленными друг на друга столами, комодами, этажерками и бюро был оставлен узкий проход. В самом начале этой тропы, ведущей в глубь мебельных джунглей, ей попалось несколько шкафов и трюмо, снабженных бирками — очевидно из тех, что люди Дарби не успели поднять наверх. Они были тщательно вычищены от пыли и грязи, а местами — заново отполированы, и Рэчел удивилась про себя, как много успела сделать ее подруга.

Дойдя примерно до середины подвала, Рэчел убедилась, что мебели остается еще порядочно; почти вся она была очень красивой и, наверное, представляла немалую ценность. Прежде Рэчел не задумывалась об этом, но теперь восторг и энтузиазм подруги стали ей понятнее. Для Дарби это была настоящая золотая жила.

Потом путь ей преградили вешалки для шляп и пальто, которых здесь собралось не меньше двух десятков. Пройти дальше было невозможно, хотя у дальней стены подвала Рэчел видела запыленные сундуки, резные столики на позолоченных ножках, массивный буфет с цветными витражными стеклами, вместительные комоды и бюро. Некоторые вещи были повернуты к стене, некоторые лежали на боку, и в их ящиках тоже могли храниться любые сокровища и тайны, но Рэчел подавила в себе желание пробраться туда сейчас же, чтобы начать поиски. Гораздо разумнее было действовать так, как действовала Дарби, — последовательно и методично, вынося и тщательно осматривая шкафы по одному за раз.

К тому же вряд ли Дункан Грант спрятал ключ именно здесь.

Разочарованно вздохнув, Рэчел повернулась, чтобы идти назад к лестнице, и… столкнулась нос к носу с дядей Кэмероном. От неожиданности оба вскрикнули.

— Рэчел? Что ты здесь делаешь? — спросил Кэмерон, первым приходя в себя.