"Скажи мне все" - читать интересную книгу автора (Ховард Линда)

Глава 5

— Что вы сделали с убитым?

— Запихнули тело в им же взятую напрокат машину, отогнали ее к Миссисипи и бросили. Мы все устроили таким образом, чтобы люди, которые его вскоре найдут, подумали, будто его убили при ограблении.

— Зря вы так поступили! — Мужчина, сидевший в мягком роскошном кожаном кресле, стоившем примерно столько же, сколько средняя машина, нетерпеливо подался вперед. — Надо было столкнуть машину в топкое место! Она затонула бы, и дело с концом! — кипятился он.

Его собеседник, стоявший около массивного стола, вздохнул и покачал головой:

— Но вы же не хотите, чтобы эта свора искала одного из своих парней, подняла шум, вынюхивала, шла по следу?

— Рик Медина работал на ЦРУ, надеюсь, ты не забыл об этом. А ему не позволено действовать в пределах страны! Это же четкое, простое правило!

Второй мужчина еле заметно усмехнулся. Кто в наше время соблюдает правила? Нет, конечно, официально их не нарушают или нарушают таким образом, чтобы не попасться.

— Они все равно начали бы поиски Медины. Что тут противозаконного? Человек пропал, его ищут. К тому же Рик Медина не являлся штатным сотрудником ЦРУ, время от времени выполнял отдельные поручения, поэтому считается, что он работал не на управление, а на самого себя. Наоборот, мы, зная, что парни из ЦРУ обязательно будут разыскивать его, и подсунули им тело. Пусть ищут. Кстати, вы говорили, что Рик Медина — профессионал высочайшего класса…

— Говорил, ну и что?

— Насколько мне известно, у него были неприятности с сыном. Похоже, они не очень ладили. Думаю, что сын не будет совать нос в расследование, во-первых, чтобы не светиться, а во-вторых, не очень-то ему это и нужно.

Мужчина в кресле удивленно поднял брови, а потом нахмурился.

— Я ничего об этом не знаю, — недовольно пробурчал он. — Говоришь, неприятности между отцом и сыном?

Он взглянул на фотографию в золоченой рамке, стоявшую на письменном столе, и на его лице появилось выражение умиления. Его семья, любимая, драгоценная семья. Самое главное, самое важное, что было и остается в его жизни. Он с детства мечтал о том, чтобы заслужить уважение своей семьи, главное, отца. Дать понять отцу, что он многого достиг в жизни и что отец может и должен им гордиться. Это был стержень, на котором крепилась его жизнь, цель, ради которой он работал, к которой стремился. Нет, он решительно не одобрял молодого Медину, у которого были проблемы с отцом!

— Об этом мало кому известно, — сказал второй собеседник. — Вот почему, когда до меня дошли кое-какие слухи, я обставил дело так, будто Медину убили во время ограбления.

— Ты знаешь, где он живет, как выглядит? — спросил хозяин кабинета.

— Нет. Во-первых, у меня не было с ним контактов, а во-вторых, даже если бы они и были, мой интерес мог стоить мне жизни. — Он немного помолчал, а потом добавил:

— В общем, не волнуйтесь, дело сделано, и сделано четко. За качество я отвечаю.

Хозяин кабинета с сомнением покачал головой.

— Нет, правда, вам не о чем волноваться! — заверил его собеседник. — Забудьте о Медине, как будто его никогда и не было!

— Ты так уверен в качестве работы? А вдруг ты со своими парнями совершил какую-нибудь оплошность?

— Что вы имеете в виду?

— Ну… наследили или еще что-либо.

— Мы работали в перчатках, разумеется! Потом избавились от оружия, сожгли одежду. Никто не свяжет нас с убийством Медины, уверяю вас!

Хозяин кабинета недоверчиво взглянул на гостя:

— Ну, не знаю, не знаю…

— Если вы не доверяете мне и моим парням, надо было обратиться к кому-нибудь еще! — В голосе собеседника прозвучали обида и раздражение.

— Ладно, ладно, перестань! Я доверяю тебе. К тому же… понимаю, что никому, кроме Медины, не удалось бы подобраться к этому проходимцу Витлоу. Только Медина мог загнать его в ловушку и уничтожить.

В душе хозяину кабинета было даже жаль, что Медину пришлось убрать. Медина был профессионал высочайшего класса, причем во всех отношениях. Его мастерство, выдержка и хладнокровие еще могли бы пригодиться. Кто знает, как сложится дальнейшая жизнь? Какие препятствия возникнут на его трудном пути? Плохо еще и то, что, как выяснилось, у Медины есть сын. Как он отреагирует на смерть отца? Нет, все-таки было бы лучше не демонстративно оставлять тело в машине, а уничтожить все документы, все улики, свидетельствующие о том, что убитым был именно Рик Медина.

Хозяин кабинета до сих пор не верил в то, что ему удалось уговорить Рика выполнить его заказ. Этот человек никогда не занимался подобными вещами. То есть наверняка занимался, но не за деньги, а из каких-то своих соображений. Совершить заказное убийство — нет, Медина считал подобную работу для себя унизительной. Хозяину кабинета пришлось долго придумывать неопровержимые аргументы, способные убедить Рика Медину принять его предложение. Да, он сочинил блестящую историю, со множеством деталей и подробностей. Медина клюнул, согласился и устранил этого полоумного мерзавца Витлоу.

Разумеется, Рик и не подозревал, что, убив Витлоу, он сам мгновенно превратится в живую мишень. Увы, в чем-то он оказался неискушенным и наивным. Расправившись с Витлоу, он стал для хозяина кабинета, что называется, «отработанным материалом», одним из болтающихся кончиков спутанной веревки. Если его не обрезать — веревка запутается еще больше.

Хозяин кабинета поднялся с кресла, вышел из-за стола и направился к большому, от пола до потолка, окну, выходящему на красивую, аккуратно подстриженную лужайку. Ему начинал надоедать посетитель и весь их разговор в целом. Дело сделано, пора заканчивать аудиенцию. Хозяин кабинета вообще уставал от посетителей, визитеров, просителей и гостей, которых в силу своей работы принимал каждый день в большом количестве.

— А что насчет твоих парней? — вдруг спросил он. Опять эти болтающиеся куски веревки, торчащие из клубка. Снова «отработанный материал»?

— Я ручаюсь за них, — коротко бросил его собеседник. — Они хорошо справились со своей работой, даже не подозревая, кого убрали с дороги. Они ничего не знают, а потому не опасны.

— Ладно, — вздохнул хозяин кабинета. Он устал от долгого напряженного разговора, но оставался невыясненным еще один вопрос, пожалуй, самый главный и важный:

— А что с бумагами и тетрадью?

Посетитель беспомощно развел руками.

— Ничего, — тихо ответил он. — К сожалению, пока ничего.

— Черт подери! — злобно прошипел хозяин кабинета. — Где же их хранил он, этот сумасшедший Декстер Витлоу? Они мне нужны, слышишь?

Его собеседник понимающе кивнул.

Куда же действительно запропастилась проклятая тетрадь? Пока она не будет найдена, хозяин кабинета не сможет чувствовать себя в полной безопасности, ведь устранение Витлоу — не самоцель, оно лишь одно звено в цепи.

Если рассуждать логично, то существование тетради представляло угрозу не только для него, но и для самого Витлоу. Записи, сделанные в ней, свидетельствовали и против хозяина кабинета, и против владельца тетради. Желание Витлоу понятно: угрожать оглаской, шантажировать, требовать денег, нагонять страху… Но в таком случае он и сам предстает в нелестном виде.

Хозяин кабинета тяжело вздохнул. Кто знает, что у этого Витлоу было на уме, когда он грозился обнародовать записи? Человек он психически неуравновешенный, непредсказуемый… Вел сомнительный, надо прямо сказать, антиобщественный образ жизни, бродяжничал, не имел собственного угла. Возможно, ему было наплевать на то, как сложится его судьба после того, как он предаст огласке содержимое тетради. По сути, его жизнь не удалась, ему было наплевать на то, что с ним станется. Он ничем не дорожил, потому что у него ничего не было: ни репутации, ни социального статуса, ни семьи.

— Я уверен, Витлоу держал тетрадь не в арендованном сейфе, — высказал предположение его собеседник, которого звали Хейс. — Где угодно, но только не там.

Хейс был грузный, коренастый мужчина средних лет, с маловыразительной внешностью. Единственное, что выделялось на его лице, — это глаза: острые, проницательные, словно видящие собеседника насквозь.

— А почему ты так уверен, что Витлоу не хранил документы в сейфе?

— Потому что он постоянно переезжал с места на место, колесил по стране. Он ведь грозился в любой момент предать огласке содержимое тетради, значит, она должна была находиться у него под рукой. Не помчится же он за ней из одного штата в другой? Да у него и денег-то, похоже, не было. Знаете, мне кажется, что он отдал на хранение тетрадь кому-нибудь, кто вызывал у него доверие. Например, членам своей семьи.

Хозяин кабинета отрицательно покачал головой.

— Насколько мне известно, он давно бросил свою семью, — сказал он, и на его лице появилось осуждающее выражение. Он не одобрял людей, пренебрегающих семейными обязанностями и не ценящих кровные узы. — Витлоу оставил жену и маленькую дочь чуть ли не двадцать лет назад.

— А где они в то время жили? — быстро спросил Хейс.

— Где-то в Западной Виргинии, но потом, кажется, переехали. Говорили, будто бы несколько лет назад они переселились в Огайо. Но я не наводил справок.

— Я уверен, Декстер Витлоу знал их новый адрес в Огайо! — воскликнул Хейс. — Может быть, даже и навещал их. Наверняка перед тем, как начать вас шантажировать, Витлоу отдал тетрадь жене и дочери. В нужный момент он мог прийти забрать ее или попросить членов семьи прислать ему тетрадь по почте.

Хозяин кабинета оживился, отошел от окна и снова сел в кожаное кресло.

— Точно, Хейс. Теперь надо установить, где его семья. Может, через страховые полисы, проверить по данным об уплате налогов… Но только осторожно, не через официальные каналы. Как бы не наследить!

Хейс кивнул, мысленно усмехнувшись глупым речам своего босса. Разумеется, он не полезет напролом.

— Достаньте мне их имена и даты рождения, и я очень скоро добуду всю необходимую информацию, — сказал он. — Будьте уверены, я не наслежу!

— Надеюсь! — отозвался хозяин кабинета. — Только сам, без меня, ничего не предпринимай. Я вовсе не хочу, чтобы две ни в чем не повинные женщины были убиты.

Хейс кивнул, попрощался и ушел, а сенатор Стивен Лейк решил, что после трудного напряженного разговора не мешало бы отдохнуть. Он поднялся из-за стола, вышел из кабинета и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Медленно поднимаясь по лестнице, устланной толстым пушистым ковром, он ласково поглаживал рукой гладкие, приятные на ощупь перила из черного дерева и вдыхал чудесные ароматы цветов и свежескошенной травы, доносившиеся через открытое окно. Ему нравилось, как садовники ухаживают за его большим роскошным садом, и он всячески поощрял их труды. Что может быть лучше запахов прекрасных цветов, вида аккуратно подстриженных кустарников и сочной зеленой травы, устилающей землю сплошным мягким ковром? Сенатор Стивен Лейк очень любил свой сад и обожал свой дом.

С самого раннего детства, как только научился ходить, и по сегодняшний день, когда стал взрослым, зрелым мужчиной, он не переставал восхищаться красотой своего жилища, его основательностью, указывающими на высокое общественное положение хозяев, уютом, тщательной продуманностью планировки. Он любил вспоминать, как отец, возвращаясь вечером с работы, ласково поглаживал прохладные стены, облицованные изысканными сортами мрамора и свидетельствовавшие о богатстве и значительности положения обитателей дома. Стивен вместе с ним любовался огромной помпезной хрустальной люстрой, висевшей под потолком в холле, восхищался присланной из Европы прекрасной удобной дорогой мебелью, сделанной вручную, по индивидуальному заказу, и наслаждался изысканными коврами, в которых ноги утопали, словно в морском песке.

Он часто и подолгу разглядывал картины в золоченых рамах, любил наблюдать из окна за садом, вспоминая, как он вместе со своим старшим братом Уильямом часами носился там, изображая индейцев, играл в ковбоев, стреляя из игрушечного оружия в невидимых врагов. Потом, усталые и разгоряченные, они прибегали в дом. В жаркие летние дни они с Уильямом пили прохладный лимонад, а зимой после долгих прогулок и игр на снегу согревались горячим шоколадом.

Стивену всегда нравилось, вернувшись с улицы, вдыхать несильный, чуть терпкий аромат дорогих отцовских сигар, витавший в комнатах. Этот запах тоже свидетельствовал о богатстве, влиятельности, могуществе хозяина дома. Помнил Стивен и тонкий, нежный, еле уловимый запах духов матери. Он чувствовал его, когда мать обнимала их с Уильямом, крепко прижимая к себе и целуя в щеки.

«Мои дорогие, ненаглядные принцы», — ласково шептала она им.

Мать горячо любила сыновей просто потому, что они — ее дети. Отец же был другим. Строгим, серьезным, скупым на похвалу. Стивену не всегда удавалось завоевать его расположение, поймать внимательный взгляд, услышать одобряющее слово. Уильяму, казалось, было легче общаться с отцом. Старший брат всегда выглядел ответственным, умным, принципиальным, более естественным, открытым, чем Стивен.

Стивен рос застенчивым, немногословным мальчиком, он не был так уверен в себе, как старший брат. Наверное, отец любил Уильяма больше, чем его. Впрочем, конечно же, нет, отец относился к ним обоим хорошо, но выделял все-таки старшего брата. «Еще бы, — думал Стивен, — ведь Уильям — старший сын, наследник, продолжатель дела отца. Отец надеется на него, считает его достойным преемником».

Стивен с раннего детства мечтал походить на отца и был одержим идеей заставить отца гордиться им. Гордиться искренне, от всей души, хвастаться младшим сыном перед родными и друзьями, обращаться к нему за советами, просить о помощи. Однако отца не так-то легко было обмануть мнимыми заслугами. Стивен с детства помнил, как даже слегка нахмуренные брови отца или его строгий взгляд заставляли многих людей трепетать и испытывать страх.

Трагедия пришла в дом неожиданно, разрушив десятилетиями существовавшую духовную близость, покой и единение семьи Лейков. В возрасте двадцати семи лет внезапно ушел из жизни старший брат Стивена — Уильям Лейк. Их мать тяжело переживала утрату старшего сына, начала болеть и через четыре года умерла. Отец и Стивен тоже долго не могли оправиться от постигшего их удара и полностью окунулись с головой в работу.

Смерть Уильяма, как бы цинично это ни звучало, открыла перед Стивеном новую перспективу завоевания расположения отца, возможность продемонстрировать ему, что младший сын тоже представляет собой сформировавшуюся личность.

«Ты обязательно будешь мной гордиться! — упрямо твердил Стивен. — Я сумею тебе доказать, что я такой же ответственный, работоспособный и удачливый человек. Я должен сделать карьеру, многого добиться в жизни».

И Стивен Лейк, как и обещал себе и отцу, действительно сделал головокружительную карьеру. В этом помогли его личные качества — упорство, трудолюбие, выдержка — и, разумеется, высокое положение и связи отца.

Стивен блестяще закончил школу, затем учился в специальном юридическом колледже, готовясь к политической карьере и работе в адвокатуре. Он удачно женился на прелестной молодой девушке из очень влиятельной и состоятельной семьи, проживавшей в штате Нью-Хэмпшир. Через несколько лет после свадьбы у них родилось двое детей — мальчик и девочка, и Стивен ни разу не пожалел о своем выборе. Он с радостью замечал, что его суровый отец обожает внука и внучку.

По совету отца Стивен начал свою политическую карьеру с работы в местной юридической конторе. Отец справедливо рассудил, что будущему политику необходимо с молодости завязывать нужные знакомства, обрастать всевозможными связями, которые пригодятся в дальнейшем, и просто знать как можно больше людей. Ведь в будущем эти люди станут твоими потенциальными избирателями.

Через несколько лет Стивен перешел на работу в окружную адвокатуру, а потом стал представителем законодательного органа штата. К этому времени он был уже весьма искушенным политиком, имел нужные выгодные связи и знакомства, тщательно отслеживал малейшие промахи и неудачи своих соперников, и когда один из них прокололся на какой-то мелочи и под давлением умело настроенной общественности был вынужден подать в отставку, Стивен занял его место в законодательном органе штата.

Долгая, но выгодная во всех отношениях работа на должности представителя штата только усилила политический аппетит и личные амбиции Стивена Лейка. Он не собирался останавливаться на достигнутом и продолжал упорно двигаться к поставленной цели: стать сенатором. Через некоторое время его заветная мечта осуществилась. На очередных выборах в конгресс его соперник и политический оппонент попал в неприятную историю. Его уличили в порочных связях, разгорелся новый скандал, общественность не простила ему подрыва моральных устоев нации, и он с треском проиграл своему противнику — Стивену Лейку. Разумеется, грязная история стала всеобщим достоянием благодаря Стивену. Но кто упрекнет его в этом? Он, как и все остальные, боролся за место в конгрессе всеми доступными средствами. К тому же в собственной непогрешимости он был уверен: его семью никогда не сотрясали скандалы, склоки и супружеские измены. Стивен дорожил репутацией семьи, и упрекнуть его в чем-либо не представлялось возможным даже самым искушенным интриганам и сплетникам.

В возрасте сорока одного года Стивен Лейк стал сенатором. Цель была достигнута, амбиции удовлетворены, а, главное, отец мог им гордиться.

Стивен поднялся на второй этаж, немного постоял на последней ступеньке, чтобы направить ход мыслей и воспоминаний в другую сторону, и вошел в роскошный холл, в который выходили двери нескольких комнат. Он подошел к самой дальней комнате, бесшумно отворил дверь и с порога спросил:

— Как он сегодня?

— Он хорошо поел, — тихо ответила сиделка и вежливо улыбнулась.

Синда Блокетт нравилась Стивену Лейку — приветлива, терпелива, надежна. Она была отличной сиделкой и медсестрой, добросовестно выполняла свою работу. Сегодня она вместе со своим мужем Джеймсом работала в первую смену, обеспечивая необходимый уход, кормление, массаж и многие другие услуги беспомощному человеку, полному инвалиду.

— По-моему, сегодня ему лучше, — робко заметила Синда, словно речь шла о немного прихворнувшем пациенте.

Джеймс Блокетт подошел к креслу на колесиках, в котором неподвижно сидел Уолтер Уильям Лейк, и, взявшись за спинку кресла, медленно подкатил его к широкому просторному окну, из которого открывался великолепный вид на сверкающее под солнцем голубое озеро. По берегу озера разгуливали несколько павлинов, и на солнце их роскошные хвосты отливали всеми цветами радуги.

Стивен взял стул и сел напротив отца. Несколько минут он пристально вглядывался в застывшее лицо словно пытался отыскать в нем мельчайшие перемены, позволявшие надеяться на лучшее, а потом, приветливо улыбнулся, дотронулся до руки, безвольно опущенной на колени, и бодро произнес:

— Здравствуй, отец! Как ты сегодня?

Уолтер Уильям Лейк затуманенным взглядом смотрел на сына, его лицо ничего не выражало, и было совершенно непонятно, доходит ли до него смысл слов сына. Но Стивена это уже давно не смущало. Каждый день он приходил к отцу, садился напротив и начинал рассказывать обо всем, что происходило вокруг. Не жалея времени и сил, сообщал Уолтеру Уильяму последние политические новости, пересказывал содержание газетных статей, в которых сообщалось об известных политиках, говорил о том, что показывали по телевизору, и делился впечатлениями от прочитанных книг. Иногда он рассказывал и о своих делах, словно спрашивая совета, постоянно подбадривал отца и твердил о том, что очень скоро тот пойдет на поправку, вынужденная неподвижная молчаливая жизнь закончится, и Уолтер Уильям вновь станет тем могущественным влиятельным человеком, каким был прежде.

У Лейка-старшего случился обширный инсульт одиннадцать лет назад, и с тех пор врачи не давали утешительных прогнозов. Они не верили в то, что мистер Лейк когда-нибудь поднимется с постели и начнет говорить. В это слабо верил и его сын Стивен, но делал все возможное, чтобы хоть как-то облегчить тяжелую участь отца. Он нанял нескольких высокопрофессиональных сиделок и медсестер, которые работали в три смены, ни на минуту не оставляя беспомощного отца без присмотра. Они тщательно ухаживали за ним, постоянно делали специальный массаж, рассчитанный на то, что конечности и все тело понемногу оживут. Они включали телевизор, смотрели его вместе с Лейком, читали вслух любимые им когда-то книги, надеясь, что воспоминания о прошлом всколыхнут его сознание. Они сажали его в кресло, чтобы он мог видеть пейзаж за окном, а в хорошую погоду возили на прогулки вокруг озера.

Словом, Стивен Лейк обеспечивал отцу самый лучший уход, хотя и не рассчитывал на улучшение его самочувствия. Он уважал отца, любил и тешил себя надеждой, что отец даже теперь, в своем беспомощном полубессознательном состоянии, гордится младшим сыном.

Стивен пробыл с отцом около часа, потом позвал Синду и Джеймса Блокетт, пожал безжизненную руку отца и вышел из комнаты. Его ждало еще много дел, но главное из них — разговор с Раймондом.

Раймонд уже ждал сенатора в холле второго этажа, они спустились на первый, и Стивен предложил:

— Пойдем в кабинет. Там нам никто не помешает.

Он положил руку на плечо Раймонда и легонько похлопал его. Это был жест отца, он всегда так делал — в знак доверия и дружеского расположения к собеседнику.

Раймонду было шестьдесят девять лет, он служил в доме Лейков почти пять десятилетий, и Стивену казалось, что он всегда жил с ними. Долгие годы Раймонд являлся личным секретарем, доверенным помощником отца, выполнял множество его поручений, давал дельные советы, устраивал встречи, налаживал связи… Он был искренне привязан к Лейкам, не только верой и правдой служил Уолтеру Уильяму, но и очень любил его сыновей — Стивена и Уильяма. Когда Уильям внезапно умер, Раймонд переживал не меньше членов семьи, долго не мог смириться с утратой, а когда одиннадцать лет назад хозяина дома, Лейка-старшего, разбил инсульт, Раймонд начал служить младшему сыну — Стивену, ставшему главой семьи, сделался его личным секретарем, верным помощником, надежным советчиком.

В кабинете сенатора уже был накрыт небольшой столик для приемов, на котором стояли чашки с дымящимся кофе, изящная сахарница и сливки в кувшинчике.

Стивен не стал садиться за свой массивный стол и пить кофе там. Так он поступил, когда некоторое время назад принимал Хейса. С Раймондом все было иначе. Он жестом предложил ему сесть за небольшой столик, и сам устроился напротив. Это означало, что он находится с собеседником в доверительных отношениях и выказывает ему дружеское расположение. Словом, никакой официальности.

Стивен бросил в чашку с кофе Раймонда три куска сахара, подчеркивая тем самым, что ему хорошо известны его вкусы и пристрастия. Себе он положил один кусочек и налил в чашку из кувшинчика сливки. Раймонд же любил крепкий черный кофе.

Они сидели друг против друга, и Стивен думал о том, что все-таки хорошо, что Раймонд служит ему. На него можно положиться в самых серьезных ситуациях, а таких ситуаций в жизни сенатора Лейка было множество. Вот и сейчас он хотел обсудить с Раймондом проблемы, связанные с Декстером Витлоу и Риком Мединой.

Он молча кивнул, как бы приглашая Раймонда к разговору. Тот допил кофе, поставил чашечку на блюдце и сказал:

— Я следовал за ним до самого аэропорта. — Голос Раймонда был надтреснутый, хрипловатый. — Он нигде не останавливался, никому не звонил по сотовому телефону. Прибыл в аэропорт, прошел паспортный контроль и сразу направился к воротам «Вылет».

— Но он мог позвонить около ворот! — возразил Стивен.

— Нет. Там легко его подслушать. Зачем ему рисковать? — резонно заметил Раймонд.

Сенатор одобрительно кивнул. Раймонд всегда отличался верностью суждений.

— Знаете… если вы не доверяете ему… — медленно произнес Раймонд и внимательно посмотрел в глаза сенатору.

Лейк с юности хорошо помнил эти незаконченные фразы и пристальные взгляды. Словно Раймонд хотел сконцентрировать их с Уильямом внимание на какой-нибудь проблеме, требующей выдержки и хладнокровия. Так, например, он обучал их с братом охотиться на лося, показывал, как надо себя вести, с чего начинать преследование зверя.

— Ты хочешь сказать, что если я не доверяю ему, то не надо было его нанимать? — с улыбкой продолжил Стивен.

— Вот именно.

— Видишь ли… Я не стал бы прибегать к его услугам, если у него не было бы столь нужных мне связей. Не думаю, что он отважится продать эту секретную информацию. Нет, он так не поступит. Его жизнь, все его существование держится на репутации. Если он не будет соблюдать конфиденциальность в делах, которые ему поручают, от его услуг просто откажутся. И чем он тогда станет заниматься?

— Чем разрешилась нынешняя ситуация? Как он все обставил? — спросил Раймонд.

— Шантажист устранен, но, к сожалению, «отработанный материал» существует, живет и здравствует.

— Плохо, когда из спутанного клубка веревки торчат концы, — покачал головой Раймонд. — Все равно как не завязанные на ботинках шнурки. Того и гляди, наступишь на них, упадешь и сломаешь голову!

— Да, «отработанный материал»— это всегда проблема! — вздохнул сенатор Лейк. — Подожди, пока не сделано самое главное! Поиски еще предстоят.

— Вы правы. Вот только… если что случится…

— Ты о чем? — быстро спросил сенатор.

— Мне не хотелось бы, чтобы была брошена тень на мистера Уолтера, вашего отца. Если, не дай Бог, поднимется шум, это заденет и его репутацию. В его нынешнем состоянии, когда он не может ответить и защитить себя… — Раймонд немного помолчал. — Многие люди не понимают, какой он выдающийся, необыкновенный человек! — с воодушевлением воскликнул он. — Мистер Уолтер не заслужил, чтобы на его имя была брошена тень!

— Конечно, не заслужил, — согласился сенатор.

— Белый мужчина, рост семьдесят один и три четверти дюйма, вес — сто восемьдесят два фунта, примерный возраст — от пятидесяти до пятидесяти пяти лет. Глаза карие, волосы седые. Отличительные приметы: на левом предплечье татуировка с надписью «Всегда верен», на нижнем правом квадранте живота след от хирургического шрама в четыре дюйма длиной, еще один шрам с правой стороны… — монотонным голосом перечислял ассистент судебно-медицинского эксперта.

Слушая его, Марк Частин думал о том, что, наверное, у каждого человека, особенно мужчины, за жизнь набирается определенное количество шрамов: детские шрамы от падений во время игр, шрамы, полученные на войне или в драке, шрамы от хирургических операций… Вот и у этого мертвого парня, лежащего на столе, их было немало. Вот только помогут ли они установить личность убитого?

Надежду на опознание застреленного бродяги вселяли татуировка и то обстоятельство, что он, судя по всему, раньше был военным. Это существенно сужало круг поисков.

Как Марк и предполагал, в утренних газетах и телевизионных новостях ведущие сообщали об убийстве, с энтузиазмом вещали о массированном наступлении преступных элементов на город. Показатели статистики опять были испорчены, и местным властям ничего не оставалось, как призывать граждан к спокойствию и убеждать отдыхающих в городе туристов, что это убийство — чистой воды случайность, незначительная разборка между бездомными бродягами за место на свалке.

«Наш город безопасен для отдыхающих, мы делаем все, чтобы вам у нас было хорошо и комфортно! Случившееся — мелочь, досадное недоразумение!»— упорно твердили местные власти.

Марк Частин строил различные предположения, касающиеся установления личности убитого, и с безразличным видом взирал на вскрытие, при котором присутствовал. На него уже давно не производила должного впечатления эта малоприятная, но столь необходимая для расследования процедура. Он не первый год работал в полиции, на многое насмотрелся, и вид тела, которое бесстрастно вскрывает судмедэксперт, попутно записывая различные данные и диктуя ассистенту, не приводил его в ужас или трепет.

Итак, тело, лежащее на столе, ничем особенным не выделялось. Обычный труп мужчины средних лет. Маленькая дырка во лбу, застрявшая пуля в головном мозге… Где, когда и как — это сомнений не вызывало. Кто и почему? Вот тайна, которую Марку Частину предстояло раскрыть.

К большому сожалению детектива, четыре молодые девушки-туристки, обнаружившие тело, никаких новых ценных сведений сообщить не смогли. Никто ничего не видел, во время убийства ни один человек не проходил рядом, выстрелов не слышали.

Одежда убитого тоже особого интереса для следствия не представляла, если не считать маленькой находки, сделанной при обыске. В заднем кармане брюк бродяги Марк Частин нашел золотое обручальное кольцо — хоть какая-то улика, на основании которой можно выстроить дополнительную версию.

Откуда у бездомного обручальное кольцо? Он мог быть когда-то женат и носил с собой кольцо в память о прошлой жизни. Он может и по сей день считаться женатым. Не исключен вариант, что бродяга просто украл кольцо и носил с собой, чтобы при необходимости сдать в ломбард.

— Частин, ну что ты тут стоишь и действуешь мне на нервы? — беззлобно произнес врач, держа в руках маленький микрофон, в который он наговаривал данные о вскрытии трупа и которые записывались на кассету. — Что еще ты хочешь обнаружить у этого бродяги?

Врач-патологоанатом был немолодым, вечно занятым, нетерпеливым, куда-то торопящимся человеком и не любил, когда детективы, как он выражался, «стояли у него над душой».

— Мне интересно все, что вы сможете сказать об убитом! — ответил Марк.

— Все, что мог, я уже сказал, и ты это слышал! — парировал врач. — Обычный труп, ничего интересного.

— Для вас все трупы обычные, — усмехнулся Марк Частин, — а мне предстоит раскрыть это дело!

— Ладно, не бурчи, постараемся все сделать в лучшем виде, — сказал врач и сделал очередной надрез на теле убитого.

Детектив безразлично взирал на манипуляции патологоанатома с трупом и думал о том, как скоро ему удастся получить сведения об убитом бродяге. Если, конечно, по слепку зубов и рентгеновским снимкам сумеют произвести идентификацию.

Через некоторое время врач закончил вскрытие, вымыл руки и обратился к Марку:

— Ну, что я могу тебе предварительно сказать? Здоровье убитого было неплохое, и, если бы не насильственная смерть, он прожил бы достаточно долго. Никаких внутренних заболеваний, закупорка вен отсутствует, мускулы накачаны, похоже, парень уделял большое внимание своему физическому состоянию.

— Он не был наркоманом? — спросил Марк. Врач покачал головой:

— Нет, не был. Руки и вены чисты. Я пошлю запрос в токсикологическую экспертизу, но уверен, что они тоже дадут отрицательный ответ. В общем, он был здоров как бык! А если бы не эта маленькая неприятность — я имею в виду дырку в голове, — жить бы ему до ста лет! — И врач жизнерадостно рассмеялся своей шутке.

Итак, причиной смерти неустановленного пока человека явилась пуля, выпущенная из пистолета 22 — го калибра, которая поразила мозг. Собственно, эти сведения, полученные от врача, Марку ничего нового не сообщили. Он и так догадывался, что мужчина находился в хорошей физической форме, не был наркоманом или алкоголиком. Что ж, теперь остается ожидать результатов экспертизы по рентгеновским снимкам и фотографиям зубов. Марк предполагал отослать эти снимки в военно-морское ведомство, поскольку был уверен, что погибший — бывший военный или когда-то служил в военно-морском корпусе.

К большому удивлению Марка Частина, данные экспертизы поступили в полицейское управление уже на следующий день. Обычно бюрократическая машина работала весьма медленно и с таким большим скрипом, что данные, которых всегда так ждали полицейские и без которых не могли продолжать расследование, приходили в управление в лучшем случае через три-четыре дня, а то и через неделю. Эксперты объясняли такое положение вещей большой загруженностью, но Марк знал, что они лукавили. На сей раз удача ему улыбнулась, и данные о неустановленном пока мужчине, застреленном из пистолета 22 — го калибра, лежали у него на столе.

Не без волнения Марк взял в руки справку, составленную экспертами, и стал жадно вчитываться в каждое слово. Погибший — Декстер Элвин Витлоу, уроженец города Кизбурга, штат Западная Виргиния. Женат, имеет дочь.

Жена — Джанет Ширли Аллен Витлоу; дочь — Карен Симона Витлоу.

Марк Частин схватил телефонную трубку и набрал номер. Очень скоро он получит данные о дочери и жене этого Декстера Витлоу. А уж выяснить их адрес — пара пустяков.

Рано утром Карен вернулась домой после ночного дежурства в больнице и сразу же увидела, что на телефонном аппарате мигает красная кнопка. Значит, в ее отсутствие звонили, и теперь она должна прослушать оставленные на автоответчике сообщения. Но Карен совсем не хотелось выслушивать никакие сообщения. Она настолько устала после бессонной напряженной ночи, что мечтала быстро переодеться, принять душ, наспех поесть и упасть в теплую мягкую постель.

Карен окинула быстрым равнодушным взглядом комнату, в которой в углах стояли коробки с неразобранными вещами, и прошла на кухню. Четыре месяца назад она продала дом, в котором они жили с Джанет, и переехала в эту квартиру. Прошло вполне достаточно времени, а она так и не удосужилась привести свое новое жилище в надлежащий вид. Коробки с вещами стояли неразобранными, и Карен пока не собиралась заниматься ими. Во-первых, она все еще не могла смириться с тем, что Джанет больше нет на свете, и воспринимала новую квартиру как временное жилище, а во-вторых, в последнее время Карен работала преимущественно по ночам, и когда возвращалась домой, ее мысли были лишь об отдыхе и сне. Она сама попросила одну медсестру поменяться с ней сменами, и та с радостью уступила ей ночные дежурства. Сделала это Карен потому, что дом казался ей пустым, одиночество разъедало душу, постоянно накатывала тоска. А после ночного дежурства места для горестных мыслей в голове не оставалось. Таким образом, проблема одиноких вечеров и ночей была решена.

Карен работала медсестрой в хирургическом отделении местной больницы — ухаживала за послеоперационными пациентами. Работа была тяжелой, ответственной и нервной. Больные — а их всегда было много — попадались разные. Одни стоически переносили боль, с благодарностью и пониманием относились к работе медсестер, другие не желали терпеть, постоянно капризничали, жаловались на недомогание, требовали повышенного внимания и особого отношения. Например, ночью они устраивали скандалы, желая получить дополнительные порции обезболивающих таблеток. Убеждать их в том, что медсестра не может без предписания лечащего врача по своему усмотрению давать им анальгетики, было бесполезно. Не получив желаемого, они начинали звать врача и, если он не появлялся через пять минут, поднимали крик. В общем, работа Карен была не только физически тяжелой, но и изматывающей.

Иногда случались непредвиденные ситуации, которые надолго выбивали медперсонал из привычной колеи. Так, недавно умерла тридцатидвухлетняя женщина, мать двоих детей. Ей сделали операцию, удалили аппендицит, и состояние ее здоровья не вызывало у врачей опасения. Она уже понемногу начинала ходить и в один из дней, встав с постели, сделала несколько шагов по палате, потом внезапно потеряла сознание, упала и умерла.

Подобные трагические эпизоды бывали и раньше, но они неизменно сильно действовали на Карен и ее коллег-медсестер. Врачи убеждали их, что работа требует выдержки и хладнокровия, иначе нет смысла работать в больнице, но привыкнуть к смерти пусть даже посторонних людей непросто.

На днях тоже произошел неприятный случай, но уже из другой области. Молодому девятнадцатилетнему пациенту-наркоману, лежавшему в охраняемой палате, каким-то образом удалось сбежать, и он ворвался в кабинет, где хранились наркотические препараты. Парень принялся ломать шкафы, тумбочки и ящички, пытаясь достать наркотики. Он истошно орал, завывал и бился головой об стены. Охране еле-еле удалось утихомирить больного, связать и отправить обратно. Но мебель была поломана, шкафчики покорежены. Хорошо еще, что на его пути не попались молоденькие медсестры. Что он мог сделать с ними, находясь в буйном состоянии, — об этом было лучше не думать…

На кухне Карен поставила на плиту чайник и снова вернулась в комнату. Маленькая красная кнопка на телефонном аппарате продолжала настойчиво мигать. Карен была уверена, что никакого важного или срочного сообщения она не услышит, поэтому включать автоответчик не имеет смысла. Все ее подруги работают вместе с ней в больнице, они знают, что Карен вернется после ночной смены и ляжет спать. Значит, они звонить не будут. С новыми соседями она за четыре месяца так и не установила приятельских отношений, следовательно, они тоже не станут ее беспокоить.

«Очередные рекламные агенты, навязчивые торговцы или беззастенчивые члены, какого-нибудь благотворительного общества, желающие поживиться за чужой счет, — раздраженно подумала Карен. — Не буду включать автоответчик».

Но странное дело… Почему-то именно сегодня, сейчас эта красная мигающая кнопка притягивала ее внимание, действовала на нервы, словно настойчиво советовала все-таки выслушать людей, которые звонили в ее отсутствие. Карен вздохнула, взяла со стола листок бумаги и ручку, включила автоответчик и приготовилась слушать.

Несколько секунд слышался лишь какой-то отдаленный шелест, потом наступила тишина, и когда Карен уже хотела все отключить, вдруг раздался мужской голос — приятный глубокий баритон, четко и неторопливо проговаривающий каждое слово. Карен даже вздрогнула от неожиданности. Голос незнакомого мужчины ей понравился. Нет, понравился — не то слово. В нем было что-то смутно неуловимое, притягательное, зовущее…

— Мисс Витлоу, с вами говорит детектив Марк Частин из полицейского управления Нового Орлеана. У меня есть для вас сообщение, касающееся вашего отца. Пожалуйста, свяжитесь со мной…

Он продиктовал номер телефона, но Карен почему-то неожиданно охватило сильное волнение, она отвлеклась и не успела записать. Замешкалась, ручка черкнула по бумаге какой-то зигзаг.

Пришлось прокрутить запись назад и снова включить сообщение. Приятный баритон опять повторил, кто он и откуда, затем стал диктовать номер телефона. На сей раз Карен внимательно слушала его и записала номер.

«У меня есть для вас сообщение, касающееся вашего отца…» Значит, папаша Декстер попал в очередную передрягу и, вспомнив в связи с этим, что у него есть семья, решил к ней обратиться за помощью. Что ж, на него это очень похоже. Вспоминать о близких людях, только попав в скверную историю.

«Он ведь до сих пор не знает, что Джанет умерла, — вдруг подумала Карен. — Мерзавец, всю жизнь требовал от нее помощи, участия, внимания и мгновенно исчезал, получив необходимое. Джанет любила его всю жизнь, прощала все, до последнего дня своей жизни надеялась, что он вернется и они заживут как люди».

Как он сказал, этот детектив? «Мисс Витлоу» или «Миссис Витлоу»? Несмотря на то что он четко проговаривал все слова, слово «мисс» или «миссис» он проглотил.

Карен снова включила автоответчик и еще раз внимательно прослушала оставленное сообщение. Детектив все-таки сказал «мисс Витлоу». Значит, звонил именно ей, Карен.

«Ну уж нет, Декстер, от меня ты помощи не дождешься! — мстительно подумала она. — И не рассчитывай!»

Взгляд Карен снова упал на нераспакованные коробки, стоящие в углах комнаты, и внезапно ее охватила злость на саму себя. Почему она так убого живет, почему не желает наладить свой быт? Да, она пережила трагедию, похоронила мать, но ведь жизнь продолжается! Сколько можно поддаваться хандре, хныкать, скулить, ничего не делая для того, чтобы облегчить свое существование? Ведь смогла же она решить проблему одиноких вечеров и ночей, поменявшись с приятельницей сменами в больнице. Она даже сумела продать дом и купить новую квартиру, так почему же никак не заставит себя навести в этой квартире порядок и уют? Сколько же эти несчастные коробки будут стоять по углам неразобранными? Разве у нее нет ни минуты свободного времени? Или ей просто неохота с ними возиться и свою лень она постоянно оправдывает плохим настроением? А оно и останется плохим, если Карен и дальше будет упиваться своим горем, жалеть себя и потворствовать собственной апатии.

Может быть, ей стоит пойти на курсы повышения квалификации медицинских сестер, организованные при больнице? Заняться чем-нибудь еще, начать встречаться с подругами не только во время дежурств, но и после работы, ходить в кино, гулять…

Карен решительно поднялась из-за стола и стала прохаживаться по комнате, оглядывая мебель и коробки с вещами и прикидывая, как она все переоборудует, наведет чистоту и уют. Сейчас она выпьет чаю, ляжет поспать, а днем займется делами, которых накопилось так много.

«А как же Декстер? — Внезапная мысль об отце заставила ее остановиться. — Ведь что-то случилось, по всей видимости… Ничего, Декстер подождет!»— твердо сказала себе Карен.

Но телефонный аппарат, стоявший на столе, словно притягивал ее магнитом. Карен быстро подошла к нему, схватила трубку и, глядя в листок бумаги с телефоном детектива из полицейского управления, набрала номер. Никого. Телефонная трубка опустилась на рычаг.

«Где же он ходит?»— раздраженно подумала Карен и тут же улыбнулась. На часах была половина седьмого утра, значит, в Новом Орлеане, находящемся в другом часовом поясе с разницей в час времени, было шесть тридцать. Все понятно: детектив с бархатистым медовым баритоном еще спит крепким сном в своей постели. Ей тоже пора ложиться спать.

Она выпила чаю, поела, убрала за собой посуду и направилась в спальню. Глаза слипались, веки были тяжелыми. Карен разделась и легла в постель, подумав, что уснет мгновенно. Но, к ее удивлению, мысли о детективе из Нового Орлеана мешали ей погрузиться в долгожданный сладостный сон. В ушах звучал его голос…

«Интересно, какой он, этот полицейский? — в полудреме думала Карен, чувствуя, как постепенно проваливается в вязкий глубокий сон. — Наверное, красивый молодой мужчина. Еще бы, такой чудесный голос… А вдруг он — женатый пожилой толстяк с дюжиной детей?»

Губы Карен тронула легкая усмешка, черты ее лица разгладились, и она уснула крепким сном.

Резкие телефонные звонки безжалостно вырвали Карен из сладкого крепкого сна, от неожиданности она подпрыгнула на постели, затем схватила электронные часы, стоявшие рядом на тумбочке, и взглянула на красные цифры. Половина десятого утра. Карен подняла телефонную трубку и сонным голосом пробормотала:

— Алло! Слушаю вас!

На другом конце телефонного провода сначала послышалось шипение, потом какой-то шум, и наконец мужской голос произнес:

— Мисс Витлоу?

У Карен замерло дыхание. Снова этот голос, мягкий бархатный медовый баритон. Он сказал всего два коротких слова, а она уже узнала его. Странно…

— Это я, — прошептала Карен.

— Здравствуйте, мисс Витлоу! С вами говорит детектив Марк Частин из полицейского управления Нового Орлеана. Вчера я оставлял для вас сообщение, касающееся вашего отца.

— Да, я прослушала его, — тихо ответила Карен.

Ей хотелось сказать полицейскому, что она звонила ему, но Карен мгновенно передумала. Зачем, если он и так уже говорит с ней?

— Я поняла из вашего сообщения, что с моим отцом что-то случилось?

Ее невидимый собеседник некоторое время молчал, а потом ответил:

— Сожалею, мисс, но с вашим отцом действительно случилась беда.

У Карен внезапно перехватило дыхание. В сущности, отец всегда был для нее чужим человеком, но она, как и все люди, очень пугалась сообщений о несчастьях и трагических случаях.

— Что с ним? — охрипшим голосом произнесла Карен.

— Он погиб, мисс Витлоу.

— Погиб?

— К сожалению, был убит в уличной перестрелке.

— Когда?

— Два дня назад, мисс.

Карен судорожно сжала телефонную трубку и закрыла глаза.

«Убит. Застрелен…»— эхом отдались в ее голове слова детектива.

Наконец она усилием воли заставила себя собраться с силами и продолжить разговор с незнакомым полицейским. Ни к чему обрушивать на него свои эмоции, у детектива и своих переживаний хватает.

— Скажите… мистер Частин, а почему мне никто не сообщил о смерти отца раньше?

— А потому, мисс Витлоу, что мы только-только опознали его, — ответил детектив, и в его голосе прозвучали резкие ноты.

— А как вы его опознали? — Карен решила не обращать внимания на перемену в тоне собеседника.

— Он был найден безо всяких документов, разумеется! — Детектив Частин выделил слово «разумеется». — Нам удалось опознать вашего отца по фотографиям челюстей и зубов, хранящихся в архиве военно-морского ведомства. Однако, мисс Витлоу, вам необходимо приехать к нам, чтобы подтвердить, что этот человек — действительно ваш отец. Таковы правила.

— Приехать… Когда? — растерянно спросила Карен.

— Чем раньше, тем лучше! — бросил детектив. — Сегодня сможете вылететь?

В голове Карен лихорадочно закружилась вереница разрозненных мыслей. Билет на самолет… Руководство больницы, у которого надо будет отпрашиваться… Медсестры, с которыми следует договориться о подменах… Опознание тела Декстера… Похороны, наконец…

— Я попробую вылететь сегодня, — неуверенно пробормотала она. — Но вот только не знаю, будут ли билеты на рейс до Нового Орлеана…

— Будут! — отрезал детектив. — На каждом рейсе всегда существует резерв для таких срочных случаев! Если постараетесь, то сможете прилететь к нам уже сегодня днем.

«Если постараетесь…»

Эта фраза задела Карен, и она вдруг разозлилась. Почему, собственно, этот детектив так с ней разговаривает? Недоверчиво, небрежно… Ведь он ничего не знает ни о ней, ни о ее отце. Ему неизвестно, какие между ними существовали отношения. Что он себе позволяет?

— Я постараюсь вылететь сегодня, — сухо произнесла Карен. — Скажите, куда мне позвонить, когда я прибуду в Новый Орлеан?

— Приезжайте сразу в Восьмой район, на Ройял-стрит. Там находится полицейское управление.

— Приеду, спасибо за звонок, до свидания, — холодно сказала Карен.

Несколько минут она словно в оцепенении держала телефонную трубку в руке, потом положила ее на рычаг, легла в постель и закрыла глаза. Итак, Декстер умер. Убит. Погиб в уличной перестрелке. Снова и снова Карен мысленно повторяла эти короткие, но емкие фразы, пытаясь осознать их истинный смысл, но у нее ничего не получалось. У нее, которая много лет работала в больнице и почти ежедневно видела смерть! Теперь пришел черед столкнуться со смертью собственного отца. Но как понять, осознать, что Декстера больше нет на свете? И что при этом чувствует она сама?

Ей почему-то казалось, что она непременно должна прийти в ужас от сообщения детектива, начать рыдать, жалеть Декстера, горевать… Ничего подобного Карен не ощущала. Лишь только странное удивление от невозможности осознать тот факт, что отца больше нет, и пустоту — глубокую, всеобъемлющую, давящую пустоту. Ум отказывался воспринимать происходящее, но где-то в глубине сознания уже понемногу начинали крутиться простые, бытовые мысли, возвращая Карен к прозаической действительности. Позвонить в больницу, отпроситься, собрать в дорожную сумку необходимые вещи, позвонить в кассы аэропорта, не забыть взять деньги. Карен вздохнула, медленно поднялась с постели и побрела в ванную комнату, чтобы принять душ.

Стоя под прохладными бодрящими струями воды, она думала о том, что никогда не знала и не пыталась понять, каким же человеком на самом деле был ее отец, Декстер Витлоу. Теперь уже и не узнает.