"Тайна царского фаворита" - читать интересную книгу автора (Хорватова Елена Викторовна)

ГЛАВА 8 Елена

Честно говоря, бегать ночью по лесу с браунингом в руке – удовольствие не из приятных. Зато смело можно признать, что живешь полной жизнью и на смертном одре будет о чем вспомнить.

Еще в парке у меня появилось чувство, что кто-то прячется рядом, в стороне от тропинки, по которой мы бежали, но все-таки рядом с нами. И когда я заметила, как на опушке леса за кустами заметалась чья-то неясная тень, по моей спине прошел холодок ужаса. Но мной уже овладел азарт погони, и остановиться я не могла.

«Стой! Стой или буду стрелять!» – кричала я без особой надежды, что к моим словам кто-либо прислушается. Если это зверь, то крик просто спугнет его, а если человек… Увы, не каждый устрашится приказа, выкрикнутого женским голосом, даже если украсить голосовые модуляции металлическими нотами.

Между тем я устремилась в лес, зловеще черневший в темноте, и рискнула выстрелить в воздух для пущего устрашения неизвестного врага. Шорох в кустах становился все отчетливее, казалось, вот-вот кто-то, ломая ветки, вывалится мне навстречу…

Но потом звуки стали удаляться. Как я и предполагала, мой приказ: «Стоять!» – был проигнорирован. Я быстро пошла, а потом побежала за удаляющимся шумом, прорываясь сквозь кусты. На то, что ветки царапают мне лицо и руки, не приходилось обращать внимания. Тот, кому знакомо чувство охотника в момент опасной погони за дичью, смог бы меня понять. Это неподвластное разуму чувство древнего хищнического азарта ведет тебя все дальше и дальше, преследование превращается в увлекательную и, может статься, смертельную игру, кровь в жилах бурлит, и вот так вдруг остановиться, чтобы уйти восвояси ни с чем, просто невозможно.

И тут я увидела объект своего преследования – человеческую фигуру, быстро мелькавшую среди деревьев, исчезая на время в тени, где тьма сгущалась, и вновь, на доли секунды, возникая на освещенных луной местах…

Фигура казалась странной. Похоже, человек бежал размеренной рысью, но в его беге было что-то ненормальное. Одно можно было сказать с уверенностью: он не плыл над травой, как положено духам, а именно бежал, тяжело ступая по грешной земле, проламываясь на ходу сквозь кустарник, оставляя острые обломки сучьев, царапавшие меня до крови.

Значит, подозревать это существо в бестелесности и нематериальности у меня не было никаких оснований. Вот так-то! Это не пришелец из мира иного, а обычный человек! Привидение наверняка просочилось бы сквозь кусты, как облачко, или растаяло бы, как то же облачко, на моих глазах, оставив меня с носом.

Предаваясь таким утешительным размышлениям, я не заметила мощный еловый корень, торчавший из земли, споткнулась и с размаху упала, ударившись головой о пенек.

Боль от удара была столь сильной, что я не сразу смогла подняться. А удалявшийся шорох, на звук которого я неслась, как гончая собака, затих вдалеке окончательно. Продолжать преследование не имело смысла – стало совершенно непонятно, куда дальше бежать.

Проклятье! Мерзавцу удалось от меня скрыться…

Потерпев позорное фиаско, я встала и с досадой отряхнула с халата палую хвою и кусочки мха. Пришлось все-таки ни с чем возвращаться обратно к воротам усадебного парка. Дорогу из леса я нашла впотьмах не без некоторого труда – в пылу погони никому не пришло бы в голову замечать вехи на пути, и я не была исключением. Но все же, несмотря на темноту, мне удалось выйти в нужную сторону.

У входа в парк я обнаружила лежащую на траве под оградой Аню и отчаянно рыдающую над ней няньку. Невесть откуда взявшийся криворогий козел с обрывком бечевы на шее с интересом наблюдал эту картину, пощипывая листики с ближайшего куста разросшегося и одичавшего жасмина.

Что ж, может статься, для Ани все обернулось не так уж и плохо – в критической ситуации лучше упасть в обморок, чем сойти с ума, что порой случается с дамами, наделенными чересчур богатым воображением.

К сожалению, у меня не было ни нюхательной соли, ни нашатыря, ни уксуса, и приводить Анюту в чувство пришлось старым испытанным способом – хлопая по щекам.

– Что, что это было? – прошептала она, очнувшись и разлепив наконец глаза и губы.

– Не знаю. Наверное, некий дух из тех, что здесь водятся в изобилии, пытался заманить меня в лес, – ответила я, не проявляя должной серьезности. – Но я вовремя прекратила преследование, и он убрался восвояси.

– А эта мерзкая дьявольская рожа с рогами, что выглянула из-за забора? – спросила Аня.

Я оглянулась в поисках кого-нибудь, подходящего под данное описание, и наткнулась взглядом на козла.

– Ты не его имеешь в виду?

Анюта воззрилась на козла с таким ужасом, словно это и вправду было воплощение нечистого духа.

– Леля, как ты думаешь, а дьявол не мог превратиться в козла, чтобы нас запутать? – наконец промямлила она, крестясь.

Ничего более дурацкого в данных обстоятельствах и выдумать было невозможно. Но что делать, надо терпимо относиться к бредовым идеям бедняжки, чью психику постоянно тревожат все новые и новые потрясения.

– Сейчас проверим, – пообещала я, швырнув в сторону козла камушек. – А ну, пошел вон!

Обиженно заблеяв, сатанинское отродье оставило в покое обглоданный жасмин и потрусило по траве вдоль забора куда-то в туманную даль.

– Вот видишь, самый обычный козел, – успокоила я Анюту. – Согласись, дьявол так просто не сдался бы и не позволил себя посрамить. Ты в силах подняться? Пойдем-ка к дому. Я, честно говоря, сильно ударилась головой и хотела бы приложить холод к ушибу, пока шишка не слишком большая. Такие украшения, как шишки, мне, по-моему, не к лицу.

Услышав мои слова, Аня снова испугалась.

– Леля, не будь легкомысленной! Травмы головы – дело серьезное. Ушибы черепной области могут быть очень опасны! Если ты чувствуешь головокружение, сразу ложись!

– Какое счастье, что в начале войны ты успела окончить курсы сестер милосердия! Теперь будет кому оказать мне квалифицированную помощь! Ну так что, Анечка, пойдем к дому или еще на полчасика приляжем здесь, у дороги?

Мы двинулись по темным аллеям к крыльцу усадьбы, сопровождаемые няней, громко причитавшей и желавшей неизвестному врагу, скрывшемуся в ночной чаще, разнообразных напастей. Пожелания были столь хитроумными, что несомненно представляли бы интерес для фольклористов. Граф Уваров со товарищи сильно бы возрадовался, пополнив этнографические коллекции, но, увы, ученого графа не было среди нас.

Меня же лично поразила фраза: «Чтоб его, аспида проклятущего, нутряной червь ел отныне и до века!»

Сильно сказано. А вид у доброй старушки совсем не кровожадный…

Мы еще не успели как следует углубиться в парк, как от ворот нас кто-то окликнул. Голос был обычный, без сатанинских нот и даже не лишенный приятности, но после всех нынешних событий внезапно прозвучавший в темноте мужской баритон показался мне столь страшным, что я вздрогнула, выпустив подол своего халата, и так уже мокрый от ночной росы. Правда, на то, чтобы взять себя в руки, много времени мне не понадобилось.

Оправившись от испуга, я невольно пришла к мысли, что еще пара недель безмятежного отдыха в этом дивном лесном местечке – и нас всех можно будет размещать в палатах желтого дома…

Впрочем, сейчас там нет свободных мест – с фронтов везут контуженых, потерявших память и сошедших с ума в газовых атаках военных.

– Елена Сергеевна, это вы? – продолжал вопрошать ночной прохожий, оказавшийся одним из пациентов гиреевской лечебницы, тем самым иконоликим поручиком, перстень которого был украшен мертвой головой. – Я гулял неподалеку, услышал крики, а потом выстрел… Кинулся по фронтовой привычке на звук стрельбы. Что здесь случилось и кто стрелял?

– Стреляла я. В воздух. Для устрашения неведомого врага. А что случилось, мы, признаться, и сами толком не знаем. Нас с Анной Афанасьевной тоже встревожили крики, я в темноте побежала с оружием на звук, но никого не поймала, не нашла и ничего определенного сказать вам, к сожалению, не могу.

Несмотря на драматизм ситуации, во время своего недолгого монолога я невольно опустила глаза и посмотрела, насколько пристойно после погони выглядит мой туалет. Халат с коварством, вообще свойственным подобной одежде, частенько норовил распахнуться в неподходящий момент, а мне вовсе не хотелось предстать перед малознакомым мужчиной в полном неглиже. Кажется, в этот раз моя одежда вела себя прилично, и я приободрилась.

– Позвольте представить вас дамам, – светским тоном, не слишком уместным в данный момент, обратилась я к офицеру. – Поручик Кривицкий, Борис Владимирович. А это – Анна Афанасьевна Чигарева, вдова поручика Чигарева, хозяйка усадьбы Привольное. И Анфиса Макаровна, домоправительница и правая рука хозяйки…

Услышав имя хозяйки дома, поручик остолбенел. Я не могла понять причин его замешательства (на мой взгляд, несколько наигранного), пока он, запинаясь, не произнес, обратившись к Анне:

– Сударыня, вы вдова поручика Чигарева? Алексея Чигарева? Я служил в одном полку с вашим мужем.

На Аню, еще толком не оправившуюся от обморока и пребывавшую в состоянии некоторой заторможенности, слова поручика Кривицкого произвели не слишком приятное впечатление. И, кажется, я понимала почему. Ведь с тех пор, как стало известно, что Алексей был убит выстрелом в спину кем-то из своих, каждый из сослуживцев мужа находился у нее на подозрении.

Но, будучи воспитанной дамой, она сдержала свои эмоции и ответила поручику какой-то вежливой банальностью. Однако если Кривицкий собирался при помощи этого магического признания завязать более близкое знакомство с молодой вдовой сослуживца (родственники обычно самым сердечным образом привечают однополчан своих погибших близких), то он не преуспел в этих планах.

Поручик, как подобает благородному человеку, проводил нас по аллеям парка до крыльца дома, заверил, что будет к нашим услугам в любое время и в любой ситуации, и вежливо откланялся. Может быть, я несколько поспешила сделать вывод о его дурных манерах?

Очутившись под крышей усадьбы, мы должны были бы без долгих бесед разойтись по спальням, обессиленно свалиться от усталости и беспробудно уснуть.

После ночной погони за неизвестным злодеем и всех сопутствующих треволнений и вправду очень хотелось спать, настолько, что даже перспектива услышать шаги посещающих дом привидений или превратиться в поздний ужин для стаи оголодавших комаров теперь не казалась мне столь ужасающей. Медики не зря утверждают, что надо лечить подобное подобным. После пережитого сильного страха мелкие испуги и неудобства кажутся такими ничтожными…

Но от сна, как всегда, отвлекали кое-какие дела. Я долго лелеяла свою шишку, прикладывая к ней намоченную в холодной воде салфетку, чтобы по возможности свести неприятное украшение на нет. К счастью, ушиб был не столь уж болезненный, как показалось в лесу.

Однако для того, чтобы полностью восстановить душевный комфорт, все же кое-чего не хватало…

– Надеюсь, тебя это не удивит, но я сейчас не отказалась бы от рюмочки коньяка, – призналась я Ане. – В качестве профилактического средства против сумасшествия небольшая доза алкоголя была бы чрезвычайно полезна в данных обстоятельствах. Как жаль, что с началом войны правительство ввело запрет на продажу спиртного. Это страшная, просто-таки роковая ошибка! Во-первых, в годину невзгод власти лишили свой народ проверенного общеукрепляющего и успокоительного средства, во-вторых, в условиях государственной монополии на торговлю водкой они теряют огромные деньги, столь нужные фронту, а в-третьих, наши министры совершенно не учитывают родной российской специфики. Правительство, решившееся отнять у своего народа горячительные напитки, долго не продержится у кормила власти. Боюсь, горемыкинский кабинет министров уже обречен. Ведь недаром у премьер-министра такая говорящая, прямо гоголевская фамилия – Горемыкин… Но мне в данный момент от этого не легче!

Аня подняла на меня свои грустные русалочьи глаза и спокойно, как о чем-то обыденном, сказала:

– Лелечка, если ты хочешь выпить глоточек коньяка или вина, это не проблема. Под домом есть винный погреб, где хранится множество старых запасов. Только вот няня уже ушла к себе и, наверное, легла. Я, прости, не хочу беспокоить ее просьбами сходить за вином. Спустись, пожалуйста, в погреб сама, выбери, что тебе понравится.

– А ты не составишь мне компанию в экспедиции к живительным родникам? – осторожно спросила я (признаться, не люблю хозяйничать среди чужих припасов, тем более столь дефицитных по нынешним временам!).

– Ох, Леля, меня, ради бога, уволь! В погребе темно и страшно, а я с детства не могу терпеть темных углов. Все время кажется, что из темноты на меня выпрыгнет какая-нибудь мерзкая тварь. Пожалуйста, если тебе не трудно, сходи сама, – умоляюще произнесла Аня.

– Послушай, но нельзя же бояться неизвестно чего! – попыталась я уговорить взволнованную хозяйку. – Ведь, прежде чем испугаться, ты должна эту мерзкую тварь увидеть. А она, может быть, вовсе и не выпрыгнет или окажется совсем не страшной…

– Увидеть? – Аня затрепетала еще больше. – Да я просто не переживу такого зрелища. Меня смертельно пугает сама мысль о неотвратимом приближении мерзкой твари, а уж столкнуться с ней нос к носу… Когда спускаешься в погреб, так и кажется, что из всех темных углов на тебя смотрят чьи-то глаза! Если ты настаиваешь, чтобы я ночью спустилась в винный погреб, то дай слово, что похоронишь меня рядом с дедом и бабушкой, потому что вернуться оттуда мне не суждено.

Во мне проснулась задремавшая было совесть.

– Ладно уж, давай ключи, трусиха. Пойду сама – охота пуще неволи.

– Я, к стыду своему, не помню, где ключ от винного погреба, – вздохнула Аня, – но в моем доме, как я уже говорила, нет недостатка в ключах. Вот, возьми эту связку с хозяйственными ключами, авось какой-нибудь из них подойдет к замку. Проверь на месте все подряд. Мне кажется, ключ от погреба должен быть здесь среди прочих…

Аня протянула мне тяжелое стальное кольцо, на которое было нанизано штук двадцать старинных ключей самых разнообразных форм и размеров.

Что было делать? Прихватив свечу в бронзовом шандале, я спустилась к винному погребу в полном одиночестве и принялась поочередно пробовать ключи с Аниной связки.

Поначалу ни один ключ не подходил к замку (а некоторые даже не влезали в замочную скважину), потом массивный ключ желтого металла с затейливой витой головкой не только идеально попал в пазы замка, но и легко повернулся.

Я с некоторым трудом распахнула дверь, скрипнувшую ржавыми петлями, и шагнула через порог. Глаза медленно привыкали к темноте, разогнать которую не мог мой жалкий свечной огарок.

Казалось, меня окружает некое серое, безмолвное, мертвое пространство. Но постепенно в нем начали проявляться отдельные предметы. Вдоль стены я различила силуэты огромных бочек с медными кранами, а прямо напротив меня обнаружились целые батареи винных бутылок, размещенных на специальном деревянном стеллаже с подставками.

Все было покрыто, как мхом, толстым слоем пыли, слегка колебавшейся от сильного сквозняка, вызванного распахнутой настежь дверью. Невольно возникало жуткое ощущение, что бутылки и бочки шевелятся.

Да, это пространство не настолько мертвое, как мне показалось вначале. И вроде бы чьи-то тени таятся в глубине, и тьма угрожающе надвигается…

Усилием воли сбросив с себя этот морок, я шагнула к стеллажу и сняла с него первую же бутылку. Сдув с этикетки достаточное количество пыли, чтобы прочесть надпись, я разобрала, что попался мне арманьяк.

Что ж, в данных обстоятельствах этот благородный напиток, который вообще-то нельзя считать дамским, вполне подойдет. Сегодня ничто не покажется излишне крепким. Прихватив свою добычу, я повернулась к двери…

И тут произошло нечто ужасное.

От порыва сквозняка дверь, мерзко лязгнув, захлопнулась прямо перед моим носом, причем я почти одновременно услышала еще два звука – во-первых, щелкнул закрывшийся сам собой замок, а во-вторых, тяжело шлепнулась на пол с наружной стороны связка ключей, выпавшая из двери от резкого удара.

О боже, я оказалась замурована в этом подвале, где любого нормального человека должен поразить приступ клаустрофобии! Никто, кроме Ани, не придет мне на помощь, а она будет долго бороться со страхом, прежде чем решится спуститься вниз!

Да к тому же за это время Анюта могла успеть задремать от усталости и пережитых волнений и теперь спокойно проспит до утра. Пройдет не один час, пока она сообразит, что я ушла в погреб за вином и не вернулась обратно…

Я почувствовала, как мои ноги из послушных слуг превращаются в громоздкие, плохо управляемые конструкции, которые так и норовят подогнуться и опрокинуть свою хозяйку. Мир окрасился в самые безрадостные тона.

Огарок свечи скоро догорит, и в кромешной тьме я буду до утра торчать, борясь со слабостью, в этом жутком подвале, где наверняка шастают голодные крысы и где даже не на что присесть, кроме как на холодный пол, покрытый толстым ковром слежавшейся пыли…

А в душе моей будет подспудно шевелиться мысль о том, что это некое мерзкое существо, обитающее в Аниной усадьбе, устроило мне такую подлость, а теперь беззвучно хихикает в темноте, невидимое и неощутимое, наслаждаясь своей победой!