Дмитрий Губин

Сароян как-то написал: зачем глупцы вменяют себе в обязанность быть добрыми, если поделиться им нечем? Вот и я думаю: отчего успешные, обеспеченные, безупречные в своем поведении мужчины начинают страдать, если их жизнь лишена перца, муската и уксуса? Зачем в своих замечательно сшитых костюмах лезут туда, куда пускают лишь нази и бози? Отчего ради приправ отвергают блюдо?

Как-то в летней (и, понятно, дивной) ночи за мной заехал мой друг, фотограф Miguel, по причине жизненной неприкаянности тратящий гонорары на спортивные мотоциклы. На умеренной скорости 150 км/ч мы подъехали к «Пирамиде» на Пушкинской площади.

Было около двух, вид у нас был еще тот.

Miguelito, затянутый в кожу, в мотосапогах, перчатках, шлем на руке, с гривасточкой мордочкой 17-летнего лисенка (на самом деле ему 24, но официанты всегда спрашивают паспорт) - и я, в белых чинос, соломенной шляпе за поясом, гавайке и сандалиях на босу ногу. Плюс, разумеется, чудовище «Хонда», рвущее до сотни за 5 секунд.

Поднимали глаза даже девушки, имеющие обыкновение в таких заведениях по ночам красиво скучать, читая Кундеру или Уэльбека до последней сигареты.

Через столик сидел мужчина в окружении двух спутниц, каждую из которых я бы с чистым сердцем записал себе разом в сестры, жены и деловые партнерши, если б уже не имел жены, сестры и привычки к индивидуальному творчеству. Мужчина был также неплох. Его летний костюм сделал бы честь Сэвил-роу. Живот давил на ремень не более чем пятью избыточными килограммами. Стрижечку «зачесом назад» легко было исправить.

- Батяня, - зашептал на всю площадь Мигель, лелеющий образ подросткового максимализма, - ну почему иностранным луям достаются всегда такие классные телки?

- Он русский, - ответил я, прикидывая, что лет мужику точно не больше, чем мне, - и занимается нефтью. В любовницах у него лишь одна из подруг, и не по страсти, а потому что духу не хватило отказать. Семья в Москве. Сам большей частью в Сибири. Сейчас он девушек бросит и подойдет к нам.

- С твоим талантом на сказках бабло зарабатывать! - заорал Мигель так, что пара Кундер захлопнулись. - Он что, с дуба упал таких классных бабцов бросать?

- Он взыскует жизни, полной гламурного риска. У него кризис среднего возраста: хочет удрать из собой же построенного дома. Нас он не может идентифицировать, а выпитое открывает дорогу в бездны… («дорогу в бездны» - по-моему, я хорошо для трезвого человека сказал).

Мужик подошел минут через пять: понятное дело, за спичками. Ну да, юганск… или печор… какой-то там нефтегаз. Но ты такого не подумай, вот, думаю, на лыжи в Куршавель. (О Господи! Отчего все они - в Куршавель? Жизнь их - раскрытая книга, издательский дом «Коммерсантъ»…) А чем занимаешься ты? - Да вот, катаюсь на байках с подростками, которые пялятся на чужих теток, потому что никак не могут завести своих… («Я не могу?! - возопил Miguel. - Да я их могу косить комбайном, да только на фиг надо!» - я же говорю, дитя…) - Я тоже собираюсь такой байк купить… - Не купишь. На фиг тебе он в Сибири. На фиг он тебе вообще. Для таких, как ты - немецкие тачки. Небось, у тебя «Ауди-6»? - Нет, у меня «пятая» BMW, но ты не подумай, она спортивная… - Спортивных с четырехдверным кузовом не бывает. Тебе же дочек на заднем сиденье возить. Ты же ведь семейный, не правда ли?..

Мужик извивался ужом и сворачивался ежом. Он доказывал, что не из семейных. Хвалился, что летал на истребителе (а я-то гадал, что там у него - пейнтбол? танкодром?) Он признавался в связях на стороне (в единственной связи; как и следовало ожидать, столь непатетичной, что на месте его жены я бы не обращал внимания - она, полагаю, и не обращает). Он говорил, как тяжело в Сибири с инструкторами по серфингу. Он спросил, где делать татуировку - на щиколотке или на лопатке. Спутницы подошли прощаться, он вяло клюнул их в щеки. Он замечательно предавал свой круг, в котором есть дорогие рестораны, первая рубашка от Zegna (с мечтой о второй от Brioni), загородный дом для семьи, отдых на островах, черные немецкие автомобили, туфли от Church’s, гильотины для сигар Cohiba, деловые партнеры, односолодовый виски.

Меня охватывала тоска. Чужая жизнь кренилась так, что из чувства равновесия хотелось первым самолетом улететь к своей семье в Петербург, на дачу под Выборг, на грядки и в парники, чтобы синие треники с пузырями на коленях и мотыга в руке, как у красного кхмера. Свершающееся предательство всегда отвратительно, и особенно отвратительно, когда совершается незаметно. О, тонкая красная линия. Пересекая которую, любить свой мир - просто живя в нем, не глумясь, и не распахивать ворота без необходимости - сил надо не меньше, чтобы этот мир создать.

Миры домашних обедов, столов под абажурами, велосипедов в парках, лыжных (не горных) прогулок, пижам (а не черных револьверов) под подушкой, а если и охотничьего ружья, то убранного так, чтобы не нашли дети. Это сложный мир. На серфинг в Бразилию - дерьмо вопрос, но попробуй устрой чемпионат дачного поселка по пинг-понгу.

Умение эстетизировать, любоваться, наслаждаться обыденностью, а не экстримом, семьей, а не страстью, правилом, а не исключением, - это то, чего новым российским мужчинам решительно не хватает. Потому их и крутит на сквозняках, как воздушные шарики. Потому что только эстетизация рутины и повседневности дает ощущение тяжести, наполненности - серьезное, как наполнение ведер колодезной водой.

Именно это наполнение создает ощущение братства в поколении, мужского родства, сомкнутых рядов.

К тому же эти ряды - тот самый фон, на котором так выигрышно выглядят ночные всадники вроде меня и Мигеля.