"Дочь Сатаны" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

Глава ВТОРАЯ

Тамар росла на редкость смышленым ребенком, она быстро поняла, что отличается от других детей. К тому времени как Тамар исполнилось пять лет, Люс успела наплодить еще троих, и все они помещались в одной комнате домика Лэкуэллов. Она мрачно наблюдала за событиями, разворачивающимися перед ее глазами. Тамар видела, как умер один из ее братьев и как родился второй. Она торжественно сидела в углу и наблюдала за происходящим, так как ее никто не выгонял. И именно тогда она поняла, какой трепет и даже страх могла внушать окружающим.

Она устроила для себя маленький уголок возле очага, самый уютный и теплый, подальше от окна, из которого дуло сквозь заменявшую стекло потрескавшуюся промасленную бумагу. Она набрала цветных камешков и оградила ими свой уголок.

— Никому не позволю переступать через эти камни! — с вызовом заявила она, ожидая, что Билл Лэкуэлл отшвырнет эти камни ногами так, что они скользнут по земляному полу в другой конец комнаты, схватит ее за рваное платье и, прежде чем выбросить из комнаты, отшлепает заскорузлыми шершавыми руками. Но он не сделал ничего подобного, а лишь отвел глаза, а мать посмотрела на дочку с ужасом.

Тамар ликовала. Никто не посмел дотронуться до ее камешков. Когда другие ребятишки тянулись к ним, мать уводила их из комнаты, даже отец прикрикивал на них. И Тамар отвоевала себе самый уютный уголок этой убогой комнаты.

Тамар интересовало все, что происходило в их домике и за его пределами. Других детей волновало лишь то: дадут им поесть и не станет ли отец лупить их, а остальное заботило мало. Правда, о порке Тамар не надо было задумываться, потому что Билл Лэкуэлл никогда ее и пальцем не трогал, но остаться голодной ей не хотелось.

Старая Гранин Лэкуэлл сидела на скамеечке. Она почти не могла ходить: в ту ночь, когда ее тащили к пруду, ей сломали ногу, и теперь она могла лишь с трудом волочить ее. Она сидела, погрузившись в раздумье, прикрыв подслеповатые глаза, почти не замечая обитателей лачуги, словно они находились не в этой горнице, а за мили отсюда.

Тамар интересовала старая женщина, она смутно чувствовала в ней особенные качества, которыми наделена сама. Старуха ничем не зарабатывала себе на пропитание, разве что иногда продавала травы, которые росли возле дома на клочке земли. Она объясняла приходившим к ней, какие травы нужно рвать, и велела приносить их и показывать ей. Затем она учила их, что делать с ними и что при этом говорить. Денег ей почти не давали, но спустя несколько дней клали у порога дома подарки — кто ржаной хлеб, кто яйца. Билл Лэкуэлл или Люс брали гостинец и делили на всех, не сказав старухе спасибо. Но все знали, что угощение принесли именно ей.

Тамар считала, что угощение старухе приносили слишком редко, чтобы позволить ей за это сидеть в тесной комнате, где и без нее полно людей. И все же ей никогда не грубили, не заставляли подвинуться или выйти. Они боялись ее так же, как начали бояться Тамар.

Однажды девочка робко подошла к старухе и сказала:

— Гранин, расскажи мне про травы, которые растут у нас на огороде.

Высохшая рука старухи погладила густые черные кудри Тамар.

— Красотка, — тихо пробормотала старуха, и Тамар придвинулась поближе, чтобы расслышать, что она скажет, — узнаешь все, когда придет время.

И Тамар, сидя в своем огороженном камешками уголке, знала, что она очень важная персона, а однажды станет еще важнее.

Она жила своей обособленной тайной жизнью. В теплую погоду она спала во дворе. Ей это нравилось, и она сожалела, когда холода загоняли ее под соломенную крышу Лэкуэллов.

Люс была уже не прежней тоненькой девушкой, а уставшей от постоянных родов женщиной. Ее тело отяжелело и в то же время было тощим от постоянного недоедания. Волосы, которые миссис Элгон считала подарком дьявола, отросли, но потеряли свой блеск и падали непослушной гривой ниже пояса. Ужас, который она испытала в первые месяцы, став женой Билла Лэкуэлла, превратился в мрачную покорность судьбе.

Она следила за своей старшей дочерью с опаской. Имя Тамар ей дали по названию реки, возле которой мать зачала ее. Люс решила, что младенцу нельзя было дать имя, какое носят и другие дети. Она со страхом ждала, что у красивых ножек ее дочки вырастут копыта. Но ничего подобного не случилось. Она тщетно щупала ее аккуратную головку, ища шишки, из которых могли вырасти рога. Тамар походила на всех остальных детей, не считая, что с самого младенчества ее отличали от других ясные глаза, красивый овал лица, прекрасное сложение и удивительная живость ума. Красота была у нее от Люс тех дней, когда та служила под началом миссис Элтон, но прочие качества она унаследовала не от матери.

Люс хотелось любить дочь, но она не могла преодолеть по отношению к ней чувство опасения, и Тамар понимала это.

Девочка была здоровенькая с самого рождения, ее не пеленали, потому что в доме Билла Лэкуэлла пеленок не было, она лежала на свежем воздухе и свободно дрыгала маленькими грязными ножками, никто не мучил ее купанием и умыванием, что выпадают на долю ухоженных детей.

Так она росла, умненькая, жаждущая воспользоваться своим ясным умом, не пропуская ничего, что творилось вокруг. Она видела, как жестоко обращается грубый Лэкуэлл с ее сводными братьями и сестрами, как страдает от его дикого нрава ее мать, видела, как они мирятся, и знала, что частенько происходило под рваным одеялом на соломенной постели отца с матерью. Она видела, как ее мать из сухонькой, костистой постепенно превращается в грузную, пузатую, и понимала, что это означает.

Ей было шесть лет, когда она отчетливо поняла, что отличается от остальных детей.

Иногда к ним заходила Бетси Херли. Она устроила свою жизнь неплохо, заставила Чарли Херли жениться на ней и стала хозяйкой его фермы. Шумная, неугомонная фермерская жена все еще жаждала приключений вроде тех, какие волновали ее до замужества.

Однажды она пришла к ним, когда в доме были лишь Люс, старая женщина и Тамар, сидевшая в своем углу, огражденном камешками.

Бетси принесла с собой ощущение благополучия, и, взглянув на нее, Тамар сразу же поняла, как бедны они сами. Платье Бетси из грубой камвольной ткани, разумеется, не походило на платья дворянок, но в сравнении с лохмотьями обитателей дома Лэкуэллов оно казалось роскошным.

Тамар, полируя свои камешки, внимательно следила за всем. Во дворе Бетси ждала ее старшая дочь Аннис, на несколько месяцев младше Тамар. Тамар поглядела на девочку в раскрытую дверь, и та показала ей язык. Но Тамар больше интересовали взрослые, чем девочка.

— Полно, Люс. Ты тоже могла бы, если бы захотела. Ты знаешь, как это делается. К чему притворяться? Уж мне-то это известно. Не забывай, ты мне сама рассказывала. Я у тебя многого не прошу и хорошо заплачу за это.

Люс слушала ее, опустив глаза.

— Что ты хочешь от меня, Бетси?

— Это касается Джима Хейнса, — торжественно прошептала она. — Ты видела его, Люс? Что за мужчина! Почти шести футов. Однако он, чтоб я пропала, ни на кого и глядеть не хочет, кроме этой молоденькой доярки. Я хочу приворожить его.

— Что ты, Бетси! Такое нельзя желать.

— Не болтай чепуху, Люс Лэкуэлл! Что же мне — жить, как ты? Билл лупит тебя до полусмерти и делает тебе одного ребенка за другим, а ты их даже прокормить не можешь.

— Ш-ш-ш! — Люс приложила палец к губам. Но Бетси не желала молчать.

— Правда, однажды тебе довелось побывать на небесах, не правда ли? Спорю, это было получше, чем с Биллом!

Глаза Бетси скользнули по Тамар, которая делала вид, будто занята камешками.

— Что скажешь, Люс? Тогда было по-другому?

— Да, по-другому.

— Еще бы! Силы небесные! Думаю, это было здорово, лучшего и желать нельзя.

Люс кивнула.

— Однако это привело тебя вот к такой жизни. Спорю, ты охотно поменяла бы Билла Лэкуэлла на любого, кто захотел бы взглянуть на тебя.

— Грех такое говорить, это все равно что напрашиваться на Божью кару.

— Твоя правда. Только не притворяйся, будто ты ничего не понимаешь в таких делах. Дай мне приворотное зелье, чтобы Джим Хейнс полюбил меня.

— Нет, Бетси, нехорошо это.

— Нехорошо? Да ведь у Чарли есть милашки.

— Выйди в огород, — сказала Люс, — знаю, мне не следовало бы делать это. Да я и не умею.

Однако она слыхала, как старуха на днях рассказывала кому-то про эти травки.

Бетси бросила взгляд на старую женщину, которая во время этого разговора сидела молча, безучастно.

— Она не слышит, — объяснила Люс, — почти глухая, ей надо орать в ухо.

Они вышли в огород. Тамар уставилась на них, а Аннис заглянула в дом. Она снова показала язык Тамар, которая ответила ей серьезным взглядом.

— Иди сюда, — сказала Тамар.

— Не пойду.

— Тогда уходи, мне наплевать на тебя.

— А вот и не уйду.

— Ты боишься.

У Аннис были светлые волосы и серые глаза, она была весьма хорошенькая, но рядом с Тамар казалась бледной и незаметной.

— Если бы ты не боялась, — сказала Тамар, — то вошла бы в дом.

Аннис с показной храбростью вошла в дом и остановилась перед пестрыми камешками.

— Это что?

— Камни.

— А для чего?

— Никто не должен их переступать.

Аннис опустилась на колени и стала разглядывать камни. Потом взглянула на Тамар, а та вдруг улыбнулась и протянула ей один камешек.

Когда обе женщины вернулись в дом, Бетси взглянула на дочь и побледнела.

— Аннис! — крикнула она. — Что ты здесь делаешь? Идем сейчас же домой, я с тебя шкуру спущу!

Аннис вскочила с пола и выбежала из дома. Тамар тоже побежала за ней, потом закричала:

— Она унесла мой камень! Отдай мне его! Отдай!

Бетси побежала за дочерью, схватила ее за плечо и стала трясти, покуда лицо девочки не покраснело.

— Брось его! Брось, тебе говорят! — крикнула она. Аннис бросила камень, и Тамар с победным видом схватила его.

— Вот тебе! — воскликнула Бетси и дала дочке пощечину. — А теперь идем домой. — Она потянула ее за руку. — До свидания, Люс!

— Прощай, Бетси.

Тамар поглядела на мать, но та отвела глаза.

«Я не такая, — подумала Тамар, — никто не бьет меня по лицу, никто не грозит спустить с меня шкуру. Я не такая, как все. Я — Тамар. Они боятся меня».

На берегу Саттон-Пула, стоя на камнях, люди наблюдали за отплытием сэра Уолтера Рейли со своими пятью кораблями, чтобы исследовать Ориноко в надежде привезти золото для королевы.

В этом представлении было меньше ажиотажа, чем несколько лет назад. Плимут не мог забыть, что отважные моряки, герои, разбившие испанскую армаду, нищенствуют, побираются на улицах, некоторые из них тяжело ранены, их заслуги забыты, и, что обиднее всего, им не заплатили неблагодарная королева и ее Совет.

Эти люди давно умерли бы, если бы не Дрейк, Хокинс и Фробишер, которые из собственных карманов выложили деньги и основали фонд для раненых моряков и построили для них больницу. Сэр Фрэнсис переехал из своего дома на Луэ-стрит и поселился в Бакландском аббатстве и осуществлял план по снабжению города водой. И вот уже вода стала поступать к ним из западного рукава реки Плим. Неудивительно, что люди боготворили этого человека. Они говорили, что он сумел заставить реку галопом мчаться в Плимут. Они считали своего благодетеля не только отважным человеком, но и волшебником.

И теперь, при отплытии сэра Уолтера, люди не проявляли такого восторга, как при отплытии сэра Фрэнсиса. У людей, которые привыкли долго жить на борту корабля, жажда приключений была в крови, но они ненавидели несправедливость, а печальная картина на улицах Плимута постоянно напоминала им о вероломстве королевы.

Тамар тоже стояла на берегу. Вид гордых кораблей, скользящих по воде, восхищал девушку, и ей хотелось самой отправиться в этот поход. Она даже вообразила, что могла бы спрятаться на одном из кораблей. Но тут она вспомнила, что старая Гранни осталась в доме одна, и ей в голову пришла идея, которую она сразу же решила осуществить. Она пробралась сквозь толпу и помчалась домой.

Старуха сидела на своем обычном месте. Тамар подошла поближе и крикнула ей в ухо:

— Гранни, это Тамар.

Старуха кивнула.

— Гранни, я хочу тебя кое о чем спросить.

Старуха кивнула снова.

— Почему они боятся нас с тобой?

Гранни засмеялась, обнажив обломки черных зубов, которые восхищали и пугали девочку.

— Почему зубы у тебя черные? — добавила она, но тут же поняла, что с этим вопросом могла бы и подождать, важнее было раскрыть тайну.

— Скажи, как я родилась? — быстро спросила девочка.

Старая Гранни всполошилась, руки у нее затряслись. Тамар с беспокойством оглянулась по сторонам, она знала, что может узнать правду, лишь когда они останутся вдвоем.

— Какой-то человек делал с матерью то же самое, что делает Билл Лэкуэлл, когда они лежат под одеялом? Или это было на траве?

Из горла Гранни вырвались звуки, похожие на смех.

— Скажи мне, Гранни, скажи! Я рассержусь, если ты будешь смеяться. Я хочу знать.

Гранни сидела неподвижно. Потом она повернулась к девочке и сказала:

— На траве.

— Почему?

Гранни покачала головой.

— Я думаю, им нравилось это делать, — сказала Тамар с серьезным видом, она поняла, что должна продолжать расспрашивать старуху, если хочет узнать правду.

— Это потому, что им нравилось, — продолжала она. — А потом живот моей матери стал толстый, и я вылезла оттуда. Но… почему они боятся меня?

Гранни покачала головой, но Тамар легонько пошлепала ее по руке.

— Гранни, мне надобно знать. Ты боишься меня. Моя мать боится меня. Даже Лэкуэлл меня боится. Он большой и сильный. У него есть ремень и здоровенные ручищи, а я маленькая. Погляди, какая я маленькая, Гранни! А он меня боится. Они тебя тоже боятся, Гранни! Верно, оттого, что ты что-то передала мне.

Гранни покачала головой.

— Я тебе ничего не передавала. Это не я.

— Тогда кто мне это передал? Скажи мне, Гранни, скажи! Я ударю тебя, если не скажешь.

В глазах Гранни вспыхнул испуг.

— Успокойся… успокойся, маленькая красотка. Не надо так говорить.

— Гранни, это тот человек… на траве. Он дал мне что-то… Что это такое?

— Он дал тебе красоту.

— Мои волосы и глаза тут ни при чем. Лэкуэлл их не замечает. И потом, тебя они тоже боятся, Гранни, а ты некрасивая. Страшенная.

Гранни кивнула, потом она вздохнула, и сидевший у ее ног черный кот прыгнул ей на колени. Она погладила его по спине.

— Погладь его тоже, детка.

Она взяла маленькую ручку Тамар, и они вместе погладили кота.

— Ты — ведьма, Гранни, — сказала девочка. Гранни кивнула.

— А ты видела сатану?

Старуха покачала головой.

— Расскажи мне, что значит быть ведьмой. Что это такое?

— Это значит иметь силу, какой нет у других. Эта сила дана тебе и мне. Мы принадлежим сатане, он — наш хозяин.

— Рассказывай, Гранин, рассказывай.

— Мы — дети сатаны. Мы можем исцелять… и можем убивать. Мы можем створаживать молоко еще в вымени коровы и козы, можем делать большие дела. У нас бывает шабаш, когда мы собираемся вместе. Тогда мы поклоняемся рогатому козлу — посланцу сатаны. Говорят, он может оборачиваться одной из нас, принимает обличье человека. Но он может являться и в образе козла… и тогда мы танцуем вокруг него. Ах! Я уже стара для танцев! Мое время прошло. Я уже ни на что не годна, разве что могу учить других, как варить зелья. Это случилось в ту ночь, когда они тащили меня к пруду. Они утопили бы меня тогда… если бы тот джентльмен не остановил их. С тех пор я стала немощной калекой. И все же я — ведьма, дитя мое, и никто не может помешать мне быть ею.

— Гранин, а я тоже ведьма?

— Пока еще нет.

— А я буду ею?

— Судя по тому, как ты появилась на свет…

— А как я появилась на свет? На траве? А мой отец — ведьмак?

Лицо Гранин приняло торжественное выражение.

— Говорят, дитя мое, что он самый великий… после Господа!

— Ангел?

— Нет, положи руку Тоби на спинку. Подойди поближе ко мне, еще ближе…

У Тамар перехватило дыхание.

— Скажи мне, Гранин, скажи мне…

— Твой отец, дитя, не кто иной, как сам сатана.

Наступил жаркий душный июль, и Тамар редко сидела дома, она забегала сюда, только чтобы стянуть краюху ржаного хлеба и кусок соленой рыбы. Но если старуха сидела одна, девочка садилась рядом с ней, чтобы потолковать, ей хотелось узнать все темные секреты дьявольских слов.

Понимать Гранин было нелегко. Иногда ее бормотание было столь неразборчиво, что даже стоя рядом с ней и испытывая тошноту от ее зловонного дыхания, различить все слова было трудно. Тамар выудила у нее лишь немногое. Зато теперь она знала главный секрет: люди боятся ее потому, что она — дочь сатаны.

Она бегала по лужайке, наслаждаясь, оттого что прохладная трава ласкала ее босые ноги, она шептала деревьям: «Я — дочь сатаны. Никто не может меня обидеть, потому что он оберегает меня».

Она любила уединение зеленого леса, с удовольствием собирала странные растения, показывала их старухе и спрашивала про их магические свойства. Но самое большое удовольствие доставлял ей город. Она останавливалась на улицах, разглядывала людей, прислушивалась к их разговорам. Ярмарки приводили ее в восторг, к тому же там можно было стащить кое-что из съестного. А иной раз незнакомцы, пораженные ее грациозностью и красотой, бросали ей монету. Она любила смотреть, как загружают и разгружают корабли. Она могла часами лежать на берегу, глядя на море, пытаясь представить себе, что там за полоской, где море встречается с небом.

Старый моряк из Хоу рассказывал ей про свои приключения в Испанском море. Она слушала его с интересом и задавала много вопросов. Они частенько сидели и толковали, ей казалось, будто у него в голове целый новый мир, а ключ к этому миру — его голос. Но однажды, когда она встретила моряка на улице, он прошел мимо, сделав вид, что не заметил ее. Она побежала за ним и ухватилась за его рукав. Он не прикрикнул на нее, не выругался, хотя преуспел в искусстве ругаться, а просто отвернулся от нее, осторожно высвободил свою руку и поспешил, опираясь на костыль, так быстро, как позволяла ему единственная нога. Она поняла, что случилось: он узнал, кто ее отец, и испугался.

Она бросилась на траву и зарыдала горько и злобно. Но в следующий раз, встретив старого моряка, она взглянула ему в лицо горящими глазами и выругала его. Он побледнел и заковылял прочь. Она чувствовала себя победительницей, теперь она знала, что он боялся маленькой темноглазой девочки сильнее, чем испанской инквизиции.

Однажды прошел слух, что испанцы высадились на Корнуолле, что Маусхоул в огне, а Пензанс осажден.

Тамар видела, как из Саунда вышли корабли на помощь корнуольцам. Для девочки, которая знала, что ее боятся больше, чем испанцев, это были волнующие дни.

Август был жаркий, и весь месяц Дрейк и Хокинс готовились к отплытию, а Тамар следила за ними.

Она на всю жизнь запомнила день, когда город узнал, что Дрейк и Хокинс погибли. Она увидела, что город облачился в траур, поняла, как народ любил своих героев. И Тамар поняла, что лучше, когда тебя любят, чем боятся. Потому что тот, кого боятся, одинок.

Она слушала, как люди говорят о Дрейке, а о ней не говорил никто. Она росла и становилась все более одинокой.

Однажды, когда в доме кроме нее были лишь ее мать и старуха, Люс заговорила о Дрейке.

— Я видела его много раз, — сказала она, восторженно вспоминая любимого всеми героя. — Помню однажды… это было в самое опасное время. Все мы ждали… ждали испанцев…

— И что же? — нетерпеливо спросила Тамар.

— Все были словно в лихорадке. Говорили, что у испанцев большие корабли, а у нас маленькие. Но что с того! У нас был он!

— И он был лучше всех! — воскликнула Тамар.

— Они шли в церковь… он и знатный лорд. Я пошла поглядеть на них… с Бетси. Я тогда была другая… — Ее глаза наполнились слезами, и она смахнула их шершавой рукой на свое залатанное платье. — Да, тогда я была не такая, как нынче. Волосы у меня были коротко подстрижены, как у мальчишки. Миссис говорила, что такие волосы — дар сатаны.

— Дар сатаны? — воскликнула Тамар, проводя рукой по своим пышным кудрям.

— И она остригла мне их. И Бетси тоже, хотя у Бетси волосы были не такие, как мои.

— Рассказывай дальше, — попросила Тамар.

— Мы пошли в церковь, и он был там. Я видела его. Он вышел со знатным лордом, женщины плакали, а мужчины бросали в воздух шляпы и кричали: «Попутного ветра вам, сэр Фрэнсис!» Вот уж не думала, что он умрет, а я еще буду жить.

— Расскажи еще, — сказала Тамар, — расскажи… расскажи… Расскажи мне про то время и про миссис Элтон.

По лицу Люс текли слезы.

— Я так часто думала о нем. Ни к чему мне было думать. Это было все равно, что искушать дьявола. Да, так оно и было. Я не просила многого… Просила лишь малого…

— Ну и глупо, — заявила Тамар, — надо было просить многого. Я непременно попрошу многого.

Люс повернулась к дочери.

— Ты не должна выходить ночью из дому, ночью надо сидеть взаперти. Не хочу, чтобы с тобой случилось то, что стряслось со мной. Будь осторожна. Я не хочу, чтобы ты попалась слишком молодой.

— Со мной ничего не случится! — вспыхнув, воскликнула Тамар.

— Ты сама не знаешь, что говоришь, дочка. Этого никто не может знать заранее. А потом, глядишь, уже поздно.

— А я знала бы.

— Поостерегись. Это может случиться внезапно, а потом будешь мучиться всю жизнь. — Она взглянула на свое платье. — Всю жизнь ходить в лохмотьях. А случиться это может, когда вовсе того не ждешь.

— Только не со мной! — отрезала Тамар. — Не найдется такой умник, кто сумеет поймать меня.

Большие корабли снова вошли в порт. Дрейка больше не было, Хокинса тоже, но другие люди заняли их место. Одним из них был сэр Уолтер Рейли, люди называли его наследником Дрейка. Весной, когда весь Плимут скорбел о Дрейке, в Саунде снаряжали флот. Назревали важные события, сюда прибыл лорд Ховард. Но всем было ясно, что времена переменились. Мужчины больше не собирались толпами возле кораблей, и Рейли привез в Плимут чужих моряков, которые не картавили мягко на девонский манер, мрачных чужеземцев, которых заставили служить на флоте.

Люди роптали. Во времена Дрейка все было иначе, моряки почитали за честь плавать с ним. Печальные настали времена: тех, кто дезертировал с кораблей, вешали в Хоу на устрашение остальным.

Это было июньским днем. Флот был готов к отплытию, и Тамар пришла в Хоу посмотреть, как корабли будут отчаливать. Почти рядом с ней оказался паренек, который был на несколько лет старше ее, и казался ей взрослым. Она знала, что это Бартли Кэвилл, сын сэра Хэмфри. Тринадцатилетний Бартли был рослый, с голубыми, как море, глазами и копной золотистых волос. Заметив, что он смотрит на корабли так же завороженно, как она сама, Тамар придвинулась поближе к нему.

Она заметила, что его штаны отделаны темно-красным шелком; ей понравился этот цвет и нежный блеск шелка. Чтобы понять, так ли нежен этот шелк, как выглядит, она протянула руку и пощупала его. Да, на самом деле он был еще мягче, чем выглядел. На его штанах была отделка и других цветов. Интересно, зеленый шелк такой же мягкий, как красный? Она должна была непременно потрогать его.

Но он, почувствовав прикосновение ее руки, быстро повернулся и схватил ее за руку.

— Воровка! — крикнул он. — Ага! Я поймал тебя, воровка!

Она подняла на него большие темные глаза и робко ответила:

— Я только пощупала шелк.

Голубые глаза засверкали ярче, чем море.

— Ты делаешь мне больно, — сказала она.

— Так тебе и надо, — огрызнулся он, — узнаешь, как будет больно, когда тебя повесят за воровство.

— Я ничего не украла.

— Я велю обыскать тебя. Отойди! Не смей подходить ко мне, грязная нищенка! Какая дерзость!

— Я не нищенка и не воровка. Это тебе надо бояться меня.

— Я велю сорвать с тебя эти лохмотья и обыскать тебя. Погляжу, как тебя будут пороть перед тем, как повесят. Попрошу сделать это специально для меня.

Внезапно она высвободила руку, но он схватил ее за волосы.

— Видишь вон того повешенного? — спросил он. — Он убежал со своего корабля. Так поступают и с грязными нищенками, которые воруют у знатных людей.

— Выше меня нет никого, — с достоинством ответила она, хотя ее лицо исказилось от боли, потому что он чуть ли не вырвал у нее прядь волос.

Его глаза метали молнии.

— Какая дерзость! Ты пожалеешь об этом!

— Это ты пожалеешь. Ты не знаешь, кто я.

Он взглянул ей в лицо и расхохотался.

— Так это ты! Дочка самого сатаны!

Увидев, что он не испугался, она была потрясена.

— Ну, а ты знаешь, кто я? — спросил паренек.

— Знаю.

— Тогда ты должна знать, что я слов на ветер не бросаю. Велю тебя выпороть за дерзость.

— Ты не посмеешь. Никто не посмеет. Я… я… — Она бросила на него свирепый взгляд. — Тебе же будет хуже, если обидишь меня!

Он отпустил ее, и она побежала. Обернувшись, она увидела, что он стоит на месте и смотрит ей вслед. Тогда она пошла медленно и важно, но как только почувствовала, что он уже не может видеть ее, снова пустилась бежать. Она дрожала от страха и ненависти, потому что не знала, испугался он ее или нет.

Вскоре она услышала, что Бартли Кэвилл убежал из дома и пустился в плавание. И ей стало легче. Жизнь пошла своей чередой. Тамар подрастала, ей уже минуло десять.

На этот раз в городе не было особого ожидания и приятного возбуждения. Вот уже год, как король Филипп умер, и большой опасности высадки испанцев на берег не было. Незадолго до смерти король узнал, что его амбиции тщетны и его планам не суждено осуществиться. Плимут даже не видел его Адельантадо, которая явилась, чтобы завоевывать, покорять, но благоприятный для Англии шторм отшвырнул ее в Бискайский залив. Подобная катастрофа для огромных и неповоротливых кораблей Великой армады означала конец попыткам Испании покорить Англию. Но в открытом море их соперничество продолжалось.

Иногда Тамар думала о том, что Бартли Кэвилл тоже где-то там, в море. Может, он сейчас сошел с корабля и штурмует какой-нибудь город. А может, он прорубает дорогу в джунглях. А быть может, его пытают в темнице. Все это могло случиться с ним. Она думала о нем с ненавистью, не столько за его слова, сколько за презрение, которое прочла в его сияющих голубых глазах.

Она по-прежнему была одинока. Дети с ней не играли, да и ей не хотелось играть в их игры. Она многому научилась у Гранин Лэкуэлл, и когда люди приходили к ним в дом за травами, Гранин говорила: «Девочка нарвет их для вас. Она знает».

И Тамар всякий раз испытывала удовольствие от силы, которой обладала.

Но однажды она поняла, что люди ненавидят ее, потому что боятся. Но самому страшному в ее жизни еще предстояло случиться.

Летним вечером она отправилась на прогулку в свое любимое место — тенистый берег пруда, над которым склонялись ивы. Она часто приходила сюда, ей нравилось сидеть у пруда и разглядывать птиц и насекомых. Она научилась подражать птичьим голосам, и птицы отвечали ей. Ей нравилось смотреть на ползущего по травинке муравья и на плетущего паутину паука. Иногда она болтала ногами в воде. Это было приятное местечко для отдыха в летнюю жару. Остановившись под деревом, она внезапно услышала дикие возгласы, и с деревьев разом спрыгнула целая куча ребятишек из окрестных домов. И все они, некоторые даже младше Тамар, навалились на нее и повалили на землю.

Она отчаянно сопротивлялась, но их было слишком много. Они завязали ей тряпкой глаза, боясь, что она разглядит и запомнит их. Она поняла, что они боятся, и это ее немножко утешило.

— Пустите меня! — кричала она. — Я прокляну вас! Вы еще пожалеете! Я знаю, кто вы, даже не глядя на вас!

Они молчали. Один пнул ее по ноге, другой ударил по спине. Ей было дурно, она едва не впала в беспамятство. Хотя она не раз видела драки, но до нее никогда никто и пальцем не дотрагивался.

Тамар брыкалась, визжала и кричала:

— Вы еще пожалеете! Я вас знаю! Я всех вас знаю!

Ее мучители продолжали молчать. Когда они заставили ее сесть на траву и стали привязывать запястья к лодыжкам, она поняла, что они собираются сделать.

Они царапали ее и щипали. Она ждала, что ей поможет какая-то сила, но… никто ей не помог, куче ребятишек противостояла лишь сила десятилетней девочки.

С громкими криками они швырнули ее в пруд, раздался всплеск мутной воды, и она шлепнулась на илистое дно. Дети не смогли бросить ее подальше от берега, и она оказалась сидящей по пояс в воде.

Стоящие на берегу дети забыли, что она не должна слышать их голоса, и завопили:

— Она тонет!

— Нет, она не тонет!

— Она плавает! Она — дочка дьявола! Он ей помогает!

Один мальчишка ткнул ее длинной веткой, пытаясь оттолкнуть ее дальше, и оцарапал ей ногу. Она думала, что вот-вот умрет, и не чувствовала боли. Помочь себе она не могла. Повязка у нее на глазах пропиталась вонючей водой, и она ничего не видела.

Дети продолжали орать:

— Она точно ведьма!

Кто-то бросил в нее камень. Он промазал, и камень плюхнулся в воду. Камни полетели снова, и один из них попал в нее. Она чувствовала, что погружается в тину. Она почти потеряла сознание, и лишь злость и вера в свои силы спасли ее. Потерять сознание означало утонуть, если бы испугавшиеся ребятишки не вытащили бы ее. Но они не испугались бы, потому что им не было жаль ее. Старая Гранин, верно, пожалела бы ее, но она глухая и еле ходит. Ее мать? Быть может, она пожалела бы ее немного, но, скорее всего, вздохнула бы с облегчением, ей тогда не пришлось бы все время следить за дочерью, ожидая со страхом, что в ней вот-вот проявятся дьявольские черты. Все остальные были бы только рады. Стало быть, никто не стал бы о ней плакать.

Она задыхалась, плевалась и вдруг услышала, что крики смолкли. Дети перестали кричать.

Потом послышался чей-то голос:

— Ты… ты… и ты, идите и вытащите девочку из воды.

Тамар схватили и вытащили из воды. Она лежала, тяжело дыша.

— Снимите тряпку с ее глаз и развяжите руки.

Перед глазами у нее заплясали черные круги. Тамар казалось, что темное небо над ней закачалось. Голос джентльмена сказал:

— Это дочка Лэкуэллов.

Тамар было не по себе и, громко стоная, она попыталась встать. Она увидела, что дети разбежались, а джентльмен остался. Это был Ричард Мерримен, который жил в большом доме.

— Ты можешь идти? — спросил он. — Эти дьяволята чуть не утопили тебя. Впредь постарайся избегать их.

Она пробормотала:

— Они боятся меня. Им пришлось завязать мне глаза.

Тамар поплелась ему навстречу и чуть не упала, он едва успел подхватить ее. Она поняла, что ему было противно прикасаться к ней, от ее грязных мокрых лохмотьев воняло, а на нем был, как всегда, богатый наряд. Она с чувством собственного достоинства шагнула в сторону.

— Спасибо, что вытащили меня из пруда, — сказала она и поплелась прочь.

— Послушай, девочка! — позвал он ее. Но она не оглянулась.

— Ты что, не слышишь? — крикнул он.

По лицу ее текли слезы. Ее глубоко оскорбили, сначала дети, потом он. Она не желала, чтобы кто-нибудь видел ее слезы. Она добралась до дома, и Гранин постаралась, как могла, утешить ее. Она с трудом поднялась со стула, чтобы приготовить ей отвар.

— Полно, полно, — бормотала старуха, — ты — молодчина, это было твое первое ныряние, и ты его выдержала.

Когда Тамар примостилась в своем уголке, огражденном камешками, она уже не ощущала боли в руках и ногах, не чувствовала, как ныли ее раны. Она вспоминала только о нарядном джентльмене, которому было противно дотронуться до нее.

После этого она много думала о Ричарде Мерримене. Если бы не он, она могла умереть, мальчишки забили бы ее камнями до смерти или утопили бы, как топят бродячих собак или кошек. Для них она была всего лишь зверюшкой, от которой хотят избавиться. И все же они боялись ее и за это ненавидели. Может, не так уж хорошо, когда тебя ненавидят? Гораздо лучше, когда тебя любят!

Все же ей не следует злиться на Ричарда Мерримена, ведь он спас ее и не виноват, что она была ему противна. Тамар вспомнила, какое отвращение она вызвала у Бартли Кэвилла, и в ее глазах сверкнула ненависть. «Пусть его схватят испанцы! — подумала она. — Пусть жгут его каленым железом и спалят на костре из-за веры».

Она огляделась в ожидании, что земля разверзнется и появится дьявол, думая, что появится какое-нибудь животное, заговорит человеческим голосом и потребует ее бессмертную душу в обмен на то, что она попросит. Но ничего не случилось.

— Нет, — прошептала она, — я не хочу, чтобы испанцы схватили его, он ни за что не отречется от своей веры, и за это Бартли сожгут живьем, а я никогда больше не увижу его.

И ей захотелось снова увидеть его, чтобы показать ему, как она его ненавидит.

Что же до другого человека, Ричарда Мерримена, она должна высказать ему свою благодарность за спасение. Дочь сатаны должна платить свои долги.

Говорили, что на скалах есть место, где чайки кладут яйца, но туда лазать было опасно, на гладких и скользких камнях удержаться трудно.

Она захотела непременно их достать. Мол, принесет ему яйца и скажет с важностью: «Вам не понравилось, как от меня пахнет, но, может, эти яйца вам придутся по вкусу. Это вам за то, что вы спасли меня».

Когда Тамар отправилась из дома, солнце стояло высоко. Всю дорогу до своего заветного укромного места она старалась держаться в сторонке от деревьев и то и дело оглядывалась, из боязни, что ее преследуют. Скалы были высокие и крутые, и, когда Тамар начала карабкаться, ноги ее скользили. Над головой кружили и резко кричали чайки и бакланы, возмущенные вторжением человека. Но девочка не боялась птиц.

Тамар продолжала карабкаться, цепляясь за кустики жесткого вереска, царапая ступни об острые края скалы, царапая голени о буковицу. Раза два она чуть не сорвалась вниз, но не отказалась от своей затеи.

Взглянув вниз, она поняла, что если упадет, то разобьется насмерть. Но ведь он спас ее жизнь, и она желала подвергнуть себя снова смертельной опасности, чтобы отблагодарить его. Ветер трепал ее густые волосы. Тамар почувствовала, что они пахли так же скверно, как ее лохмотья. Ей хотелось носить платья с пышными рукавами и юбки с разрезами, в которых выглядывало бы роскошное исподнее. Ее немного утешило лишь то, что, когда она упала в пруд и намочила платье вонючей водой, вшей, похоже, стало поменьше. Может, если прополоскать платье в чистой воде и помыть голову, этих паршивых кусачих насекомых у нее и вовсе не будет? И ее одежда не будет так сильно вонять.

Тамара знала, где есть ручей с прозрачной водой. Он течет как раз в поместье Ричарда Мерримена. Прежде чем нести ему птичьи яйца, она вначале вымоет в ручье голову и постирает платье.

При мысли об этом она громко засмеялась. Он увидит, как она переменилась. Тамар на секунду вообразила, будто ручей на только избавит ее от грязи и насекомых, но и превратит ее лохмотья в шелк и бархат. Она с удвоенной силой полезла вверх, горя желанием поскорее сделать то, что задумала, и заняться более легким делом — вымыться в ручье и прополоскать свое платье. Она ухватилась за кустик вереска, но он выскользнул из ее руки, и она едва успела спастись, но поранила руку.

Однако девочка не обратила на это внимания, потому что нашла гнездо с яйцами чайки.

Спускаться вниз пришлось дольше, чем подниматься, ведь теперь надо было сберечь яйца, не разбить их. Она ловко завернула каждое яичко в свои лохмотья, ведь руки у нее должны были оставаться свободными. Она ловко спустилась на землю, пряди ее мягких волос взмокли от пота. Грязная и растрепанная, она наконец добралась до поместья Ричарда Мерримена.

Ручей в этом месте был около шести футов шириной, и кто-то давным-давно проложил через него камни для перехода. Берег затеняли деревья и кусты. Трава здесь росла высокая, с сорняками и полевыми цветами, оттого что Джозеф Джабин по приказанию своего хозяина оставил этот кусок земли диким.

Тамар пришла в восторг, увидев, что треснуло только одно яйцо. Она разложила яйца на траве и сняла с себя лохмотья. Когда девочка окунула свою одежду в ручей, вода стала темно-коричневой, и она радостно засмеялась.

Прополоскав хорошенько одежду, она разложила ее сушиться на солнышке, потом осторожно, на цыпочках, вошла в ручей и окунула волосы в воду. Вода была холодная, и у нее перехватило дыхание. Она села в воду и стала тереть тело, чтобы смыть с него грязь. Для этого ей потребовалось больше смелости, чем для того, чтобы вскарабкаться на скалы.

Потом Тамар вытянулась на траве, ожидая, когда высохнет платье, и подумала, что лежать голышом очень приятно, потому что голая она не отличается от других. Ни миссис Элгон, ни жена сэра Хэмфри Кэвилла, красивая леди, мать Бартли, не выглядели бы лучше, сними они свою нарядную одежду!

Мокрые волосы были ей по пояс, она рассыпала их по траве, чтобы поскорее высушить. Она думала, как хорошо, что ей удалось раздобыть яйца, ведь они будут лакомством даже для него. Ее взгляд упал на нежно-малиновый цветок, и она с радостью потянулась, чтобы сорвать его. Надо будет дать ему этот цветок, ведь он отгоняет от дома злые силы. Ни волосы, ни платье еще не просохли окончательно, но ей не терпелось передать ему свой подарок. Она быстрым шагом направилась к дому, любуясь его остроконечными застекленными окнами. Это был самый красивый дом из всех, какие ей доводилось видеть. Он был даже красивее, чем дом сэра Хэмфри в Стоуке, правда, тот дом она никогда не видела вблизи и не могла хорошенько его рассмотреть. Возле дома сэра Кэвилла была привязана большая собака, она рычала, дергая цепь, звенья цепи звенели, и если бы Тамар подошла ближе, слуги непременно спустили бы на нее этого пса.

Она положила яйца возле двери, а сверху прикрыла их малиновым цветком, потом подняла тяжелый дверной молоток и опустила его. Она прислушалась к гулкому звуку, который раздался в холле, и подождала. Невзирая на врожденную храбрость, сердце Тамар бешено колотилось.

Дверь отворилась, но открыл ее не он, а молодая девушка с коротко подстриженными волосами. Ее одежда показалась Тамар очень нарядной.

Девушка уставилась на нее с недовольным видом. Бросив взгляд на лежащие возле дверей птичьи яйца, она побледнела, словно Тамар была посланницей самого дьявола.

— Чего тебе надо? — испуганно спросила она.

— Твоего хозяина, — храбро ответила Тамар.

— Ты… ты хочешь видеть… хозяина?

— Попроси его выйти сюда, — с важностью заявила она.

Но тут из дверей вышла миссис Элтон.

— В чем дело? В чем дело?

Тамар заметила, что на поясе у нее болтаются ключи и трость, но она не отводила глаз от лица домоправительницы.

— Мне нужен ваш хозяин.

— Что… что тебе нужно?

— Я хочу видеть вашего хозяина, я кое-что принесла ему.

Миссис Элтон поджала губы.

— Не слышала ничего подобного! Какая дерзость. Это черноглазая дочка черноглазой ведьмы. Убирайся отсюда и забирай с собой эту грязь. — Она протянула руку к палке.

— Я пришла к вашему хозяину. Вы пожалеете, если ударите меня.

— Ты можешь наслать на меня смерть, — сказала миссис Элтон, — но я не позволю тебе перешагнуть порог этого дома. Как ты смеешь шуметь у моего порога?

— Я вовсе не шумела, а принесла вашему хозяину вот это.

— Ты принесла… что ты принесла?

— Яйца чаек и цветок, который приносит счастье. Поглядите! Я достала их сама. Я вскарабкалась на скалы.

— Убирай все это отсюда!

— Не уберу. Это для него.

Миссис Элтон покраснела от ярости, и не успела Тамар догадаться, что она собирается сделать, домоправительница шагнула вперед и наступила на яйца.

Тамар в ужасе издала вопль и бросилась на злую женщину, ухватила обеими руками за юбку, стараясь ударить ту ногой.

— Помогите! Помогите! — закричала миссис Элтон. — На меня напали! А ты, Молли, что стоишь разинув рот? Позови кого-нибудь, быстро! Боже мой! Неужто ты не видишь, что делает эта ведьма?

В этот момент в холл вышел удивленный Ричард Мерримен. Тамар отпустила домоправительницу и уставилась на него сквозь спутанные локоны.

— Что это значит? — холодно спросил он, подняв брови.

— Эта ведьма явилась, чтобы причинить вам зло… всем нам! — воскликнула домоправительница.

— И какая маленькая ведьма! — сказал он.

— Она положила яйца к дверям. Это колдовство, я знаю про их злые козни.

Он подошел поближе и взглянул на яйца.

— Это были яйца чаек! — резко закричала Тамар. — Я достала их для вас высоко на скалах. Потому что вы спасли меня. А цветок этот приносит удачу. Он будет отгонять зло от вашего дома.

— Вот оно что, — ответил он, — так ты — дочь Люс. Как тебя зовут?

— Тамар.

— Красивое имя, — улыбнулся он. — Ты поступила хорошо, что принесла мне яйца. Спасибо тебе.

— Но они разбились. Она растоптала их.

— Все равно спасибо тебе.

Тамар подняла цветок.

— Это тоже для вас. Он будет прогонять зло.

Он взял цветок.

— Стало быть, ты платишь мне долг?

Ричард Мерримен не отрываясь смотрел на нее. Потом, словно очнувшись, снова надменный и важный, сказал:

— Отведите ее в дом, дайте ей поесть и что-нибудь из одежды.

— Я не могу впустить ее в дом в этих лохмотьях, — заявила миссис Элтон. — Пусть снимет эти лохмотья и наденет то, что я дам ей.

Он пожал плечами.

— Пусть ей дадут поесть все, что она захочет.

Тамар подняла на него глаза. Она была окончательно очарована его нарядом, его голосом и манерами. Он снова взглянул на нее.

— Весьма любезно с твоей стороны принести мне эти яйца. Приходи ко мне в дом, когда проголодаешься. Миссис Элтон всегда накормит тебя.

Он продолжал смотреть на нее, и на губах у него играла легкая улыбка. Потом он повернулся и ушел.

— Не смей входить в этот дом! — прошипела миссис Элтон. — Не хватало еще, чтобы ты вшей сюда нанесла. Подойди к черному ходу, я выброшу что-нибудь для тебя. И лохмотья свои забери, когда пойдешь домой.

И Тамар, как и ее мать, когда та впервые пришла сюда, разделась и надела то, что ей дали. Теперь это была уже новая Тамар. Одежда была ей велика, но что за беда, ведь это была добротная, красивая одежда.

Потом ей позволили сесть на скамеечку возле задней двери и дали миску супа.

Никогда еще с ней не случались столь удивительные приключения, и она, уплетая суп, то и дело потихоньку поглаживала грубую ткань своего платья и думала о Ричарде Мерримене, о его красивом голосе и богатом наряде. Ей казалось, будто он как-то странно смотрел на нее, словно, как и другие, понял, будто в ней есть что-то необычное.

Тамар минуло четырнадцать, когда в Плимут приехал Симон Картер, охотник на ведьм.

Старая королева вот уже год как умерла, и новый король прибыл из Шотландии, чтобы править англичанами и шотландцами. Тамар знала это, потому что любила слушать уличные сплетни. Она то прогуливалась возле столпившихся у таверны группы мужчин, то проводила время на берегу в Хоу, где собирались моряки, и слушала их разговоры, прикрывая лицо или отворачиваясь, чтобы они не узнали в ней дочь сатаны.

Оказалось, всем было на пользу, что на трон сел Яков, ибо он стал править обеими странами и между ними не будет раздоров. Новый король — человек ученый, люди называют его английским Соломоном. Он верит в злую силу ведьм и твердо решил сделать все, чтобы изгнать их из своих королевств.

В Шотландии много ведьм и в Северной Англии тоже; здесь, на Юге, их еще больше, а на континенте в Европе их больше, чем в Англии и Шотландии вместе. Ведьмам живется в Англии привольно в сравнении с их сестрами в других странах. Пособницы дьявола, они не признают святую римскую церковь. Они еретички, злейшие преступницы во всем свете. В католических странах наказание еретикам — пытки и сожжение.

Тамар слышала ужасные рассказы про то, что случалось с ведьмами в других странах, и радовалась, что ее страну отделяет от них блестящая полоска Пролива.

Судя по всему, у короля были точные доказательства того, что наглые ведьмы осмеливаются вредить ему и его королеве. Эти ведьмы утопили королеву Анну, когда она плыла из Дании, чтобы обвенчаться с шотландским королем. Королева дважды пыталась совершить это путешествие, и когда она уже была в нескольких милях от шотландского берега, внезапно поднялся шторм, который отбросил ее корабли к норвежскому берегу. Когда эта беда повторилась, один из капитанов признался, что он взял на борт корабля человека, у которого жена — ведьма. Когда же и третья попытка не удалась, многие решили, что виной всему были козни ведьм.

Ведьму, жену моряка, сожгли живьем вместе с другими ведьмами. И когда король Шотландии сам отправился за море, чтобы привести свою невесту в ее новый дом, его корабль потерпел крушение у берегов Норвегии.

Убежденный в том, что злоключения во время его путешествий, когда он и его королева чуть было не погибли, дело рук ведьм, король после свадьбы на шотландской земле приказал начать расследование. Многих известных ведьм схватили, и они под пытками признались в том, что творили.

Они крестили кота, издевались над священным обрядом церкви. Они привязывали украденную частичку тела мертвеца к коту и бросали его в море с конца пирса.

Кот оказался хорошим пловцом и добрался до берега. Ведьмы заявили, будто это означает, что новая королева благополучно прибудет в порт. Ведьмы рассказали, что граф Босуэл в свое время был с ними в сговоре. Ходили слухи, будто он являлся на их шабаш одетый дьяволом, обретая таким путем злую силу.

Шотландских ведьм задушили и сожгли, чтобы от них не осталось ничего, кроме золы.

Это случилось десять лет назад, а теперь король со своей новой женой отправился в Лондон.

Помимо ведьм были и другие враги государства. В народе постоянно толковали про пуритан и протестантов. Тамар слышала ужасные истории о том, какие беды им приходилось терпеть.

Гонения на них не прекращались по всей стране, не столь ужасные, кровавые расправы, из-за которых имя королевы Марии произносилось с содроганием и презрением, но все же расправы. В Плимуте мужчин отрывали от семей и бросали в тюрьмы лишь за то, что они не посещали церковь, а желали молиться Богу по-своему. В тюрьмах Лондона и других городов было полным-полно таких людей; они умирали от голода в ямах и темницах, их забивали до смерти, вешали.

В четырнадцать лет Тамар расцвела и стала удивительной красавицей, она нигде не училась, не знала грамоты, но была на редкость умна и сообразительна. Ее интересовали вопросы религии, но, к ее величайшему огорчению, люди, считая, что она в сговоре с ведьмами, избегали ее.

Она знала кое-что о колдовской силе от старой Гранин Лэкуэлл, неизменно сидевшей на скамеечке в своем доме. Гранин стала совсем старой, иногда она часами сидела в оцепенении или бессвязно бормотала что-то о полетах в воздухе на метле, о беседах с Тоби, ее дружком, и о человеке в черном, который приходит к ней. Тамар никогда не видела его и думала, что у Гранин Лэкуэлл не все дома.

Бартли вернулся из морского похода. Двадцатилетний юноша, высокий и сильный, он весьма гордился шрамом на щеке. Золотистый загар подчеркивал сверкающую голубизну его глаз. Тамар слышала, что он такой же ловелас, как его отец, что все девушки города и окрестных деревень готовы бежать к нему по первому зову. Говорили также, что через год-два во всей округе появится много детишек с голубыми глазами Кэвилла.

Однажды Тамар встретила его в Хоу. Узнав ее, он скривил губы в улыбку, а она пробежала мимо.

А теперь… в Плимут прибыл Симон Картер, охотник на ведьм, в темном платье, как и подобало его торжественной миссии, с Библией в руках, в окружении людей, которым надлежало помогать ему.

Стоя на площади, он говорил людям о том, какое важное дело выполняет во имя Бога и короля. Англия страдает от ведьм. А он может распознать ведьму с одного взгляда. Но он верит в правосудие и никого не осуждает на смерть, не подвергнув истязанию.

— Если вы знаете какую-нибудь ведьму, не скрывайте этого. Если вам известно, что кто-то из ваших соседей якшается с дьяволом, назовите его.

Тамар стояла поодаль, готовая убежать, если кто-нибудь из толпы обратит на нее внимание.

Симон Картер умел говорить с простым народом. Господь всемогущ, объяснял он, но одного ангела он изгнал из рая, после Господа он обладает самой большой силой. Добро должно побеждать, потому что Господь всемогущ, но зло, выпущенное на свободу, может натворить много бед. Но Бог не должен один спасать людей от ведьм, люди совершают зло, если отказываются обличать эти порочные создания. Ибо предаваться дьяволу значит восставать против Господа. Ведь все люди — рабы Божии. Так пусть они докажут это, обличая ведьм.

— Люди добрые, если у вас по непонятной причине погиб урожай, вы задумываетесь, почему это случилось? Если ваша скотина подыхает ни с того ни с сего, если на вас внезапно нападают приступы странных болезней, а это наверняка с вами случается, тогда, друзья мои, я ручаюсь, что вы стали жертвами ведьм. Подумайте о том, люди… подумайте о тех, кто окружает вас. Не делает ли кто-либо из них странных вещей? Не видели ли вы, как в их дома украдкой вбегают животные? Не видели ли вы, как они собирают странные травы и варят из них диковинные снадобья? Не выходит ли кто из них из дома в новолуние? Приходите ко мне. Если вы верные слуги своего короля, если вы цените свое здоровье, если дорожите своими детьми, придите ко мне и поведайте мне правду о нечистых, что живут рядом с вами.

Тамар поторопилась ускользнуть подальше от толпы. Улицы были пустынны. Казалось, все вышли на площадь. Она знала, что ей грозит опасность! Знала, что Гранин тоже грозит беда. Если эти люди станут ее мучить, та будет бормотать странные, бессвязные слова, какие говорила ей. Но Тамар ничего не сможет поделать, не может же она спрятать старуху!

Тамар не пошла домой, а растянулась на траве и уставилась на море, пытаясь придумать, как спасти старую женщину. Но ее желание узнать, что творится в городе, было так велико, что она вернулась туда.

Симон Картер уже заседал в ратуше, куда привели шесть женщин.

Он разглагольствовал без умолку:

— Колдовской силой чаще обладают женщины; злые духи, инкубус, суккубус и прочие черти из царства сатаны предпочитают женщин. Ибо женщины существа более слабые, их легче склонить на худые дела, нежели мужчин. У них нет ясного ума, которым Господь наделил мужчин. Снимите с женщин одежду, и мы будем искать на них метку дьявола. Он ставит на них вечное клеймо. Чаще всего он ставит свои отметины на самых потаенных частях тела, и потому искать их нужно весьма тщательно.

Одна юная миловидная женщина воспротивилась, но человек Картера связал ее, а другие сорвали с нее одежду.

— И что, — продолжал Симон Картер, заставляя стоящую рядом женщину опуститься на колени, отворачивая ей ноздри и заглядываю в них, — что вы, мои невинные друзья, думаете, что они еще делают, помимо того, что играют с вами злые шутки? Они купаются в грязи, друзья мои. Развлекаются в постели со странными существами. Суккубус является к мужчинам и извлекает из них семена жизни, потом передает их инкубусу, который приходит к женщинам и оплодотворяет их семенем, оскверненным дьяволом. Он опрокидывает женщину и говорит ей: «Ну, давай, женщина, не робей. Пусть злой дух заставит тебя поверить, будто я — жаба, и ты приглашаешь меня к себе в постель… Сам дьявол пришел, чтобы доставить тебе удовольствие».

Он издал торжествующий крик. Наконец-то он нашел то, что называл меткой дьявола. Это была бородавка в ямочке под коленкой. Он захихикал от радости. За каждую повешенную ведьму он получал пятнадцать шиллингов.

— А теперь, дражайшие сограждане, вы увидите, как я узнаю ведьму. Если я уколю ведьму, кровь у нее не пойдет, потому что на ней метка дьявола. Откуда я знаю? Потому что я наделен божественным даром. Я узнаю ведьму. Но колю ее во имя праведного суда. Однако я и без того узнаю ее. О мои братья и сестры, вы будете с радостью вспоминать день, когда Симон Картер пришел в ваш прекрасный город.

Он воткнул в бородавку булавку.

— Кровь не показалась! Это дело дьявола! Если я уколю любого честного гражданина, что будет? Брызнет кровь. Но уколите ведьму, и дьявол уже не сумеет помочь ей. У нее кровь не покажется, потому что она пособница дьявола и ее плоть и кровь не повинуются законам, данным Господом. Мы повесим эту ведьму на зеленой лужайке у моря, вы будете видеть, как гниет ее тело, и поймете, что справедливость должна восторжествовать, и будете приводить каждую ведьму ко мне.

Тамар была не в силах долее выносить это. Она слышала непристойные ругательства, но была крайне удивлена, что чаще всего здесь упоминалось имя Божие.

Никто не заметил Тамар, все глаза были устремлены на нагих женщин. Люди с восторгом пожирали глазами подручных Картера, которые безжалостно выставляли несчастные жертвы напоказ зевакам, бормотавшим о справедливости.

Тамар помчалась прочь и не останавливалась, покуда не прибежала домой. Дома были ее мать и сводные братья и сестры, но она, не обращая на них внимания, подошла к старой женщине.

— Гранин! Гранин! — крикнула она. — Охотник за ведьмами у нас в городе! Ты должна поскорее наколдовать, чтобы он не пришел к нам. Ты не должна позволить ему прийти сюда… А не то он заберет тебя… заберет меня!

Старуху стала бить дрожь, ее челюсть опустилась, глаза закрылись, она вся сникла.

Остальные этого не заметили.

Несколько дней спустя охотник на ведьм пришел с двумя подручными к домику Лэкуэллов. Их сопровождала толпа городских жителей.

Тамар услышала их и бросилась к дверям, но было уже поздно. Она не могла убежать незаметно и знала, что только привлечет их внимание, если побежит.

В доме были Люс, Билл Лэкуэлл и трое детей.

Симон Картер распахнул дверь и встал на пороге.

— Вот оно что! — сказал он, глядя на Гранин. — Вон сидит ведьма. Не стоит искать на ней меты. Никогда еще я не видел ведьму столь отчетливо.

Тамар, стоя в углу, огражденном камешками, которые, она знала, не могли защитить ее, уставилась на Гранин.

В последние дни старая женщина немного пришла в себя. Она могла открывать глаза, но говорить была не в состоянии. Правая сторона ее лица осела вниз, правой рукой и ногой она не могла двигать. Бедная Гранин! Неудивительно, что Симон Картер узнал в ней ведьму.

Двое мужчин стащили ее со скамейки. Она упала вперед им на руки мертвым грузом.

— Она мертва, — сказал один из них. Тело Гранин швырнули на пол.

— Это уловка! — крикнул Симон. — Она позвала на помощь нечистого! Сверните шею ее коту. В этом доме пахнет чертовщиной, я это чую! Добрые люди, здесь обитает сатана… где-то рядом с нами. Молитесь Господу! Молитва прогонит его. Ну-ка, проверьте, в самом ли деле она умерла или это ее, ведьмы, проделки.

Они разодрали у нее на груди лохмотья и послушали сердце. Бедная Гранин…

Тамар не могла отвести глаз от Симона Картера. Его сжатый рот казался прямой линией, глаза под кустистыми бровями горели, как две огненные точки. Он был сильно зол. Ему пришлось прогуляться зря, за мертвую ведьму ему денег не дадут.

— Люди добрые, — сказал он, — сатана взял эту женщину. Ему доставило удовольствие, что мы не смогли вершить над ней суд.

Он повернулся к Люс, прижавшейся к стене, и уставился на нее.

Кто-то из столпившихся людей зашептал:

— А ведь это Люс Лэкуэлл… вы помните? Говорят…

Чуткие уши Симона Картера уловили эти слова, он резко повернулся к говорившему:

— Что ты сказал, друг мой? Эта женщина…

Кто-то вытолкнул одну женщину вперед.

— Ну, говорили… поклясться, что это правда, не могу… говорили, будто…

— Говори, говори, милая, — попросил Симон, — вспомни про твой долг перед Господом и твоей страной.

— Эта женщина — Люс Лэкуэлл, — она показала на Люс, — про нее говорили, будто она спала с сатаной…

Симон повернулся к Люс, его губы искривила довольная улыбка.

— Эта женщина? — Он отбросил волосы от ее лба и заглянул ей в глаза. — Ты от меня не спрячешься. Я вижу вину в твоих глазах. Так это ты, женщина, ты — ведьма, которая колдовством отправила старую ведьму к ее хозяину? Мои люди, поищите на ней мету. Я уверен, вы найдете ее в укромном местечке, она умеет хранить секреты.

Люди Картера разорвали на Люс одежду, и та закричала. За несколько секунд она оказалась голой перед целой толпой.

Тамар не могла больше это выносить. Она должна была бежать, не столько для того, чтобы спастись, сколько, чтобы не видеть, как срамят ее мать.

Она проскользнула к двери и, пока эти злодеи смотрели лишь на Люс, пробралась сквозь толпу.

И тут кто-то сказал:

— Эта девчонка… родилась от греха своей матери с нечистым. Не дайте ей уйти. Ее надобно испытать.

Тамар пустилась бежать изо всех сил. Топот ног позади нее приводил ее в ужас, но она была легче и быстрее их, к тому же им не хотелось пропустить зрелище в доме Лэкуэллов.

Наконец Тамар удалось оторваться от них. Солнце сильно палило, она тяжело дышала, ей было дурно. Она не знала, куда идти, как вдруг вспомнила про ручей в поместье Ричарда Мерримена. В эту тяжелую минуту она подумала о нем. Не то чтобы он обратил на нее особое внимание, но в его взгляде было что-то… Так он не смотрел на других детей. Его губы слегка изогнулись в улыбку. Она была у него в доме, ее накормили и дали одежду. Верно, миссис Элтон не дала бы ей ничего, если бы не боялась ослушаться своего хозяина. Ей казалось, что этот джентльмен был как бы ее другом, и она решила спрятаться покуда в его усадьбе. А после она что-нибудь придумает.

Она присела у ручья и стала мыть разгоряченное лицо, прислушиваясь к малейшим звукам. Но все было тихо. Начало смеркаться. Она спряталась в кустах и уснула.

Она проснулась на рассвете от невыносимого чувства голода. Ей пришла в голову дикая мысль вернуться домой, но тут же она вспомнила мужчин, опозоривших ее мать, их похотливые жадные взгляды.

Стало быть, вернуться домой она не могла. Тогда в голове ее мелькнула смелая мысль…

Она знала, что летом Ричард Мерримен часто гуляет в саду, обычно после полудня. Однажды она забралась на высокий дуб и смотрела, как он прогуливается. После того она не раз видела, как он гуляет именно в это время.

Что, если прийти к нему сегодня и попросить о помощи? Он спас ее, когда мальчишки хотели ее утопить, быть может, он захочет помочь ей спастись от охотника на ведьм? Конечно, он может отдать ее в руки этих людей… Нет, навряд ли. Он ненавидит все гадкое, а эти люди гадкие и гадко то, что они делали с женщинами. Она была в отчаянии, к тому же и голод давал о себе знать, и у кого еще ей просить помощи — не знала.

И вот наконец она придумала, что делать, и ей сразу полегчало. Но сначала она вымоется в ручье и выполощет платье, ведь он терпеть не может скверного запаха.

Она поглядела на небо и решила, что ее платье успеет высохнуть как раз, когда настанет время идти к нему. Она сняла платье — под платьем на ней ничего не было — и стала его тереть и полоскать в воде. Затем она расстелила платье на траве и стала мыться.

Тамар лежала на солнышке, рассыпав мокрые волосы на траве, и думала о том, что скажет ему. Может, ей спрятаться у него в саду, а когда он подойдет ближе, сказать шепотом: «Я в опасности, за мной гонится охотник на ведьм. Вы спасли меня однажды. Не можете ли спасти меня снова?»

Она была уверена, что он сможет спрятать ее, если захочет, ведь он — самый могущественный из всех, кого она знала. И она верила, что он поможет ей, ведь она видела, как его губы изгибались в улыбке, когда он смотрел на нее.

Она сидела, погруженная в раздумья, и не услышала приближающихся шагов, а потом было уже поздно. Повернувшись, она, с ужасом увидела, что между ней и ее платьем, расстеленным на траве, стоит Бартли Кэвилл.

Она почувствовала, как сердце ее сначала остановилось, а потом бешено помчалось. В его взгляде было нечто, что испугало ее так же сильно, как в тот момент, когда те мужчины схватили ее мать. Мужчины бросали на ее голую мать похотливые взгляды. Такую же похоть она видела сейчас в его голубых глазах.

— Приятная встреча! — сказал Бартли с насмешкой и поклонился.

Она не сдвинулась с места, пытаясь прикрыться длинными волосами.

Он сделал шаг ей навстречу, похотливое выражение его глаз стало еще явственнее.

— Я только что навещал соседа, скучный господин. Не знал, что меня ожидает столь очаровательное зрелище.

— Уходи! — воскликнула она.

— Не уйду. Ты — Тамар, не правда ли? Дочь ведьмы. До чего же ты хороша без одежды!

— Стой на месте, а не то… я тебя заколдую.

— Если у тебя есть такая власть, почему же ты так испугалась?

Он схватил ее за руку, она попыталась вскочить, но он опрокинул ее на траву. Он смеялся и тяжело дышал.

— Ты ждала меня! — воскликнул он. — Признайся, потаскушка! Надо же! Какая наглость! Ты забралась в имение Мерримена. Знаешь ли, что тебя могут повесить за это?

Он попытался поцеловать ее, но она стала бешено вырываться.

— Будь я проклят, если не повешу тебя за то, что ты влезла в чужой сад! Однако нет, ты ждала меня! Хорошенькое дельце! И одежду сняла. Ни к чему, Тамар, прятать свое тело под красивыми волосами… До чего же ты нахальная девчонка…

Внезапно он громко взвизгнул, потому что она вонзила зубы в его руку.

— Так ты еще и кусаешься! Тебе же будет хуже…

Она выплюнула кровь.

— Ненавижу тебя… ненавижу…

— Лежи тихо, ты, маленькое дьявольское отродье. Лежи спокойно.

Она пнула его изо всех сил, но он уклонился. Она царапала ему лицо, схватила за нос и стала крутить, словно хотела оторвать его.

Бартли выругался, но на момент ослабил хватку, и Тамар, воспользовавшись этим, вскочила. Он схватил ее за щиколотку, но она вывернулась. Пользуясь передышкой, Тамар схватила платье и помчалась в сторону ухоженного сада, успев оторваться от него на порядочное расстояние, и с облегчением увидела Ричарда Мерримена, разглядывающего розовые кусты.

Задыхаясь, она бросилась к нему.

— Спасите меня! — закричала она. — Спасите меня!

Бартли подбежал к ним и остановился, тяжело дыша, с видом разъяренного быка, а Тамар уткнулась лицом в камзол Ричарда.

— Что здесь происходит, черт возьми? — начал Ричард.

Но объяснения были излишними. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он хотел. Девочка была не кто иная, как дочь Люс Лэкуэлл, которую искал охотник на ведьм.

— Не позволяйте ему… трогать меня… — задыхаясь, взмолилась Тамар. — Не позволяйте… Спрячьте меня…

— Почему ты вернулся, Бартли? — спросил Ричард, пытаясь выиграть время, обдумывая, как ему поступить с девочкой.

— Я увидел ее в вашем саду… Она забралась к вам, дьявольское отродье, и лежала нагая на траве. Она видела, как я пришел к вам, и знала, что я пойду назад. Она ждала меня.

— Любопытно, для чего же она взяла на себя труд ждать тебя, чтобы потом убегать?

— Он все врет! — крикнула Тамар.

— Оденься, девочка, — велел он и легонько оттолкнул ее.

Она вспыхнула и, стоя позади него, натянула на себя мокрое платье.

— Прошу вас, сэр, — пытаясь принять самодовольный вид, сказал Бартли, — к чему весь этот шум. Уверен, что я был бы у нее не первый.

— Ты врешь! — задыхаясь, крикнула Тамар.

— Девочка питает к тебе отвращение, это очевидно. Мне не хотелось бы, чтобы ты врывался в мой сад со своими пиратскими замашками.

— Мне просто захотелось поразвлечься, — мрачно ответил Бартли.

— Полагаю, ты намеревался поразвлечься с ней, а после отдать ее охотнику на ведьм?

— Видит Бог, не собирался! Ясное дело, я спрятал бы ее.

— Если бы она захотела стать твоей послушной рабыней! Таков был твой благородный план, я не сомневаюсь.

— О, ей было бы у меня неплохо. Если она и девственница, как утверждает, то скоро бы перестала быть ею. А почему бы мне не быть первым?

Ричард взглянул на Тамар.

— Не дрожи так, — сказал он.

— Отдайте ее мне, сэр. Клянусь, я спрячу ее. Я сумею прятать ее до тех пор, покуда Симон Картер не уедет.

— Не-е-е-т! — крикнула Тамар.

— По-видимому, она боится тебя не меньше, чем Симона Картера. Ты вел себя с ней скверно, как не подобает джентльмену.

— Чтоб я пропал, сэр! Девчонке будет хорошо со мной. Сперва все брыкаются, я знаю. А после их палкой не прогонишь.

— Повторяю, ты вел себя неприлично. Не хочешь ли исправить положение? Ты знаешь, как отвратительно мне насилие таких простолюдинов, как этот Симон Картер. К тому же она еще ребенок. Думаю, ее не следует отдавать охотнику на ведьм.

— Я вовсе не желаю отдавать ее ему. — Он взглянул на Тамар и усмехнулся. — Для этой маленькой красотки я придумаю кое-что получше.

— Не бойся, — сказал Ричард, глядя на раскрасневшееся лицо Тамар, — он поднимает петушиный гребень, потому что недавно узнал, что стал мужчиной, и желает доказать это при каждом удобном случае. Давай простим его, потому что нам нужна его помощь. Бартли, иди к парадной двери и поговори с Элтон, займи ее, покуда я отведу девочку к задней двери.

— Благодарю вас, сэр.

— И через пять минут войди в мой кабинет.

Бартли с важным видом удалился, но перед тем как уйти, он бросил многозначительный взгляд на Тамар, говоривший: «Еще увидимся!»

— А теперь, — сказал Ричард, глядя на девочку, — не разговаривай, иди, прячась за моей спиной. Будем надеяться, что никто в доме не наблюдал эту прелестную сцену из окон.

Она шагала за ним до задней двери. Заглянув внутрь, он кивнул ей, потом быстро прошел через темный коридор к черной лестнице, они поднялись по ней и прошли в его кабинет.

Ричард посмотрел на нее, и девочка прочла доброту в его глазах.

— Ты измучилась, дитя мое, — сказал он. — Когда ты ела в последний раз?

— До того, как охотник на ведьм пришел к нам.

— Не бойся, я позвоню своему личному слуге. Джошуа Хок, человек добрый и обязательный. Тебе не надо бояться его.

Он потянул веревочку колокольчика, а Тамар удивленно смотрела на него. Он казался ей богоподобным, всемогущим, добрым, хотя очень важным и совсем непонятным.

Явился Джошуа, он не подал вида, что удивился, увидев Тамар в кабинете хозяина.

— Сейчас же принеси вино и еду, — приказал Ричард, — если кто-нибудь спросит, для кого, скажи — для меня. Да поторопись.

Дверь закрылась, и Ричард повернулся к Тамар.

— Тебе грозит страшная опасность, дитя мое. Я не стану преуменьшать ее, ты, верно, сама знаешь, что будет, если охотник на ведьм поймает тебя. Но я собираюсь спрятать тебя.

— Вы — добрый человек, — сказала Тамар. Он засмеялся.

— Нет, не в этом дело. Во мне говорит не доброта. Однако это не важно. Я вижу, ты все еще дрожишь. Это потому, что ты все еще думаешь об этом молодом болване. Он всего лишь похотливый юноша, тебя он не выдаст. Я не оставлю тебя наедине с ним. Я верю, он человек чести во всем, что не касается женщин. Если он дает обещание, то держит его.

Джошуа пришел с подносом, а когда он ушел, Ричард велел Тамар сесть за стол. Она еще никогда не сидела за таким столом и стала задумчиво тереть пальцем его гладкую поверхность. Она обшарила глазами комнату и взглянула на ковер. Мать рассказывала ей про ковры, но Тамар никак не могла их представить себе.

Все вокруг было странным, словно сон наяву. Но пока Ричард был рядом, она ничего не боялась.

В дверь постучали, и Ричард впусти Бартли.

Бартли взглянул на нее, но она опустила глаза и стала жадно есть. Она чувствовала, что, начав есть, не сможет остановиться, если даже сюда войдет охотник на ведьм.

— Хорошенькие манеры! — ухмыльнулся Бартли, кивнув на Тамар.

— Почти такие же изысканные, как у тебя, — парировал Ричард, — ей не у кого было учиться, а тебе было.

— О, повесьте меня, сэр, четвертуйте! Дочь ведьмы! Бродяжка! Девочка, которая спит в кустах! Она же явно сама напрашивается. Пусть сочтет за честь, что я потратил на нее время.

— Видимо, она не слишком польщена оказанной ей честью. И даже когда ты набросился на нее, она это не оценила. Однако, Бартли, будем серьезными. Ты знаешь, что вся эта болтовня о колдовской силе ведьм раздражает меня. Разумеется, ты не разделяешь мои взгляды. Ты такой же суеверный, как остальные. Ну, хорошо, будем надеяться, что с возрастом у тебя это пройдет. Во всяком случае, ты поможешь мне с этой девочкой в своих же интересах. У нас обоих есть на то причины. А теперь обещай мне не говорить никому, даже своему отцу, о том, что девочка здесь. Дай мне слово джентльмена.

— Даю слово. Ну, а теперь я могу удалиться?

Ричард кивнул.

— Прощайте, сэр, прощай, Тамар, — продолжал Бартли. Он послал ей воздушный поцелуй. — До следующего свидания. Пусть оно будет таким же веселым, как это! — Он протянул руку. — Погляди! Ты оставила мне на память следы своих зубов. До чего же у тебя безобразное платье! Просто отвратительное! Ты мне гораздо больше нравишься без него.

Дверь за ним захлопнулась, и они услышали, как он напевает, спускаясь по лестнице.

Ричард взглянул на Тамар. «Что мне делать с ней? — подумал он. — Как мне ее спрятать?» Он пожал плечами. Несмотря на внешнее спокойствие, он был взволнован. После смерти его дорогого друга, вдовы, которая жила на Пенни-Кроссе, жизнь его была монотонной.

Тамар громко чавкала. Она встретилась с ним взглядом и улыбнулась.

Она полностью доверяла ему, и он, понимая это, почувствовал радость, чему сам удивился.

Тамар оставалась в кабинете Ричарда два дня, прежде чем ее обнаружили, в чем виновата была она сама.

Она еще не привыкла к великолепию этой комнаты. Ходила по ней, трогала украшения, стол, книжную полку и дубовый сундук, с удивлением глазела на шпалеры, садилась на скамеечки и кресла. А еще здесь было стеклянное зеркало в богатой раме, и Тамар впервые отчетливо увидела свое лицо. Как замечательно было увидеть себя такой, какой тебя видят другие. Она была так зачарована этой комнатой, что забыла про страх. Любопытство выдало ее. Рядом с кабинетом находилась спальня Ричарда, и ей захотелось посмотреть на эту комнату. Она была уверена, что спальня у него тоже замечательная. Она никогда не видела спальни — комнаты, в которой только спят. Постели в ее представлении были соломенными тюфяками, лежащими на полу. Она открыла дверь кабинета и посмотрела в коридор. Там никого не было, но у подножия лестницы слышались голоса. Она догадалась, что голоса раздаются из кухни.

Она вышла на цыпочках в коридор, дошла до следующей двери, отодвинула щеколду и вошла внутрь. Это и была его спальня.

Она собиралась только заглянуть туда, но не могла устоять, чтобы не разглядеть ее получше. Здесь стояла кровать с роскошным балдахином, ее ножки и спинка были украшены искусной резьбой. Она с восторгом потрогала покрывало и представила себе, как должно быть прекрасно спать на такой кровати, опустить полог и лежать будто в своей маленькой комнатке. На полу лежал красивый ковер с восточным рисунком. Тамар, разумеется, не понимала этого, она видела лишь, что он прекрасен. Висевшие на стенах шпалеры она тоже приняла за ковры. Там было зеркало из полированного металла в раме, которую она приняла за золотую. Она подбежала к сундуку, опустилась на колени, чтобы разглядеть вырезанные на нем фигуры. Ей хотелось открыть крышку и заглянуть внутрь.

И вдруг холодок ужаса побежал у нее по спине, она инстинктивно почувствовала, что кто-то стоит в дверях и смотрит на нее. Она быстро повернулась, но было уже слишком поздно, она услышала лишь шуршание платья и стук легких, быстрых шагов. Тамар в страхе бросилась к двери, но в коридоре уже никого не было.

Тамар услышала вдалеке крики, они все приближались, теперь они уже слышались возле самого дома.

Ричард вбежал в кабинет, она никогда еще не видела, чтобы он так спешил.

— Дитя мое, они идут за тобой, они уже здесь! — сказал он.

Она в ужасе бросилась к нему и уцепилась за его дублет. Он нахмурился и отстранил ее.

— Ты должна оставаться здесь. Не двигайся, понятно? Если они увидят тебя, ты пропала.

Она кивнула. Он ушел, а Тамар прислонилась к двери, ей стало дурно. Она представила себе, как ее хватают, срывают с нее одежду, вонзают в нее страшные иглы, тащат ее в Хоу, и вот уже ее тело болтается на виселице… Тамар… умерла… и вороны клюют ее.

И тут она услышала громкий голос Ричарда и ей стало легче. Он необыкновенный человек, он — бог, он столь же сильно отличался от остальных людей, как она сама.

Он перегнулся через балюстраду галереи и посмотрел вниз на собравшуюся в холле толпу.

— Что вы делаете в моем доме? — строго спросил Ричард. — Как вы смеете врываться сюда? Я прикажу выпороть вас всех.

— Успокойтесь, дорогой друг, — громко, но вкрадчиво ответил Симон Картер, — мы пришли с миром. Вы знаете меня, я — Симон Картер. Я здесь для того, чтобы очистить нашу страну от тех, кто творит зло. Два дня назад мы повесили ведьму, но перед тем как умереть, она призналась нам в своих грехах. Она спала с дьяволом, и от сего нечистого союза родился ребенок. Этот ребенок — дочь сатаны, и ее следует немедленно умертвить. Покуда она жива, городу грозит опасность. Нет, не только городу, всей стране. У меня есть причины верить, что она находится здесь, и я должен просить вас, дорогой сэр, просить настойчиво, любезный джентльмен, не мешать нам взять ее.

— Кто сказал вам, что она здесь?

— Те, кто не желает, чтобы их имена были названы. И я уважаю их желание. Я уважаю всех, кто проявляет старания во имя Господа. Но тех, кто вступает в союз с дьяволом, я наказываю смертью. Мы знаем, что девчонка в вашем доме, и я вынужден именем Господа и закона просить вас выдать ее мне.

— А ежели я откажусь? Ежели скажу, что ее нет в моем доме?

— Тогда, дорогой сэр, мы будем вынуждены обыскать дом. Тем, кто препятствует королевскому правосудию, грозит беда.

— Так вы явились сюда, чтобы схватить ребенка и истязать его?

— Это не ребенок, а дьявольское отродье. Мы все рождены в грехе, сэр, и должны отмыться добела в жизни земной. Но это создание родилось в грязи и в голове его гнездятся адские мысли. Тело ее матери висит и гниет на солнце. Я узнал все о ее злых делах. Мы заставили ее признаться в своих грехах. О, я увезу много улик, покидая вашу прекрасную страну. Старая ведьма показала свою колдовскую силу у нас на глазах. Она умерла, но мы все равно вздернули ее, и она болтается теперь вместе с той, другой. Ну, а что до девчонки, сэр… Я даю вам пару секунд, чтобы вы привели ее… А после станем обыскивать дом.

На мгновение наступила тишина. Тамар, схоронившись за дверью, слышала каждое слово.

Они поднимаются по лестнице. Они схватят ее, даже он не сможет ее спасти. Он один, а их много.

И тут она услышала его голос:

— Вы делаете большую ошибку, являясь сюда за девочкой. Для чего дьяволу было хватать бедную служанку и делать ей ребенка? Какой в этом смысл? Неужто дьявол столь глуп? Для чего? Согласитесь, что это бессмысленно?

— Этот человек морочит нам голову, — закричал Картер. — Не будем терять времени. Идем, друзья мои, обыщем этот дом!

— Берегитесь! — громовым голосом изрек Ричард. — Вы что же, друзья мои, явились за тем, чтобы опозорить девочку и убить ее? Берегитесь! Я велю бросить вас всех в тюрьму за вторжение в мой дом!

— Господин! — крикнул кто-то из толпы. — Мы хотим только забрать молодую ведьму. Отдайте ее нам, это все, что мы хотим!

— Глупцы! — воскликнул Ричард. — Неужто вы вовсе ничего не понимаете? Неужто не замечали, что я все эти годы помогал ей? Спросите у моих кухарок. Девочка часто приходила сюда, чтобы ее покормили. И одежду ей давали. Спросите у моих горничных, спросите домоправительницу, говорил ли я им, чтобы они не смели ее прогонять. Вы невежественные глупцы! Неужто вам и теперь еще не понятно? Вы считаете ее отца дьяволом и не видите, что творится у вас под носом. С какой стати вы придумали грязную историю про это дитя? В чем она виновата? В том, что ее мать спала с сатаной? Не так ли?

Ответом ему было молчание.

— Не так ли? — крикнул он.

Толпа продолжала молчать, и он громким, звонким голосом продолжал:

— Я требую от вас ответа. В чем вы еще можете обвинить ее, кроме странного появления на свет? Отвечайте! Ты, Херли, что стоишь, разинув рот? В чем ты обвиняешь девочку?

— Ни в чем, сэр, — пробормотал Херли, — ни в чем, кроме того, что она — дочь сатаны.

Ричард громко расхохотался.

— Ни в чем, кроме этого! Да, девочка у меня. И здесь она останется. Вы забыли, что Люс была моей горничной? Она была весьма недурна! И вы думаете, что я, потеряв жену, дал обет безбрачия? Подумайте хорошенько, друзья мои. Постарайтесь призвать на помощь свой разум. Дочь Люс — и моя дочь. Девочка имеет право находиться в этом доме, потому что она моя дочь.

— Но мне эта женщина призналась! — взвизгнул Картер. — Она была с ведьмами на шабаше, и дьявол преследовал ее!

— Ей привиделось это. Я приходил к ней ночью. Когда она забеременела, я выдал ее за Лэкуэлла. Неужто эта история столь необычна, что ей нельзя поверить? А теперь, Симон Картер, убирайся из моего дома, ежели ты помедлишь еще полминуты, я упеку тебя в тюрьму. У меня есть друзья в ратуше. И я приложу все усилия, чтобы они не пощадили тебя. И это касается всех вас. Ступайте прочь! А может, кто-нибудь из вас усомнился в моих словах?

Он замолчал. Ответа не было.

— Тогда убирайтесь вон! — крикнул он. — Нет, погодите, если кто-нибудь из вас посмеет обидеть мою дочь, он ответит мне за это!

Он стоял и смотрел, как они покорно, точно стадо овец, двинулись к дверям. Ричард не сдвинулся с места, покуда последний из них не исчез. Потом он постоял еще несколько мгновений, с отвращением глядя на то, как они насвинячили на мозаичном полу в его холле.

Затем он прошел в свой кабинет. Он взглянул на Тамар, она поглядела на него. В ее широко раскрытых глазах можно было прочесть легкое сомнение и недоверие, в его — намек на удовлетворение и радость.

«Можно подумать, будто я никогда не видела его… А он меня», — подумала она.