"Отважная" - читать интересную книгу автора (Блэк Холли)

Чувствуя боль в сбитых костяшках пальцев, Валери бросила рюкзак и клюшку для лакросса на заваленный вещами пол своей спальни. Покопавшись в вещах, она выхватила трусы и спортивный лифчик, который делал ее грудь еще более плоской, чем обычно. Потом, выбрав из груды одежды черные брюки и зеленый спортивный свитер с капюшоном, она прошагала обратно в коридор. Рифленые подошвы ступали по книжкам сказок, давно оставшимся без обложек, и оставляли грязные следы на разноцветных коробочках видеоигр. Девушка услышала, как под пятками захрустел пластик, и попыталась отшвырнуть хоть часть на безопасное расстояние.

В ванной, дверь которой выходила в коридор, Вэл содрала с себя форму. Проведя мочалкой под мышками, она нанесла новый слой дезодоранта, потрогала сбитую кожу на руках и начала одеваться.

«Это был твой последний шанс», – сказал тренер.

Она прождала сорок пять минут у него в кабинете, пока остальные тренировались, но как только он вошел, еще до того, как он открыл рот, ей стало понятно, что он скажет: «Мы не можем оставить тебя в команде. Ты нарушаешь атмосферу товарищества. Нам надо быть единым отрядом с одной целью: побеждать. Ты ведь понимаешь, правда?»

В дверь стукнули всего раз – и тут же ее открыли. Ее мать стояла в дверях, не снимая идеально ухоженной руки с дверной ручки.

– Что ты сделала с лицом?

Вэл втянула разбитую губу в рот, а потом посмотрелась в зеркало. Она совсем про нее забыла.

– Ничего. Просто ударилась на тренировке.

– Ты ужасно выглядишь.

Ее мать протиснулась внутрь, встряхивая недавно мелированными стрижеными волосами, и они обе отразились в зеркале. Каждый раз, когда мать ходила в парикмахерскую, ей усиливали мелирование, так что темно-русые волосы терялись в светлых прядях.

– Блин, вот спасибо! – фыркнула Вэл, почти не обидевшись. – Я опаздываю. Опаздываю, опаздываю, опаздываю. Как белый кролик.

– Постой.

Мать повернулась и вышла из ванной. Взгляд Вэл последовал за ней по коридору до полосатых обоев и семейных фотографий: мать – вице-королева красоты, Валери в брекетах рядом с матерью на диване, бабушка и дедушка перед своим ресторанчиком, снова Валери, на этот раз со сводной сестрой на руках в доме отца – улыбки на их застывших лицах выглядели мультяшными, открытые зубы казались слишком белыми.

Спустя несколько минут мать вернулась с косметичкой в черно-белую полоску.

– Не шевелись.

Валери нахмурилась, продолжая зашнуровывать свои любимые зеленые кроссовки.

– Мне некогда. Том вот-вот придет.

Она забыла надеть часы, поэтому отогнула манжет маминой блузки и посмотрела на циферблат. Том уже сильно опаздывал.

– Том сможет сам себе открыть.

Мать Валери окунула палец в какой-то густой бежевый крем и начала легонько похлопывать им под глазами Вэл.

– Ссадина у меня на губе, – проворчала Вэл.

Она не любила макияж. Стоило ей засмеяться, у нее начинали слезиться глаза, и краска текла, как будто она плакала.

– Тебе не мешало бы немного подкраситься. В Нью-Йорке принято хорошо выглядеть.

– Ма, мы идем на хоккейный матч, а не на оперу.

Мать привычно вздохнула, как бы говоря, что со временем Вэл поймет, как сильно заблуждалась. Она нанесла на лицо Вэл тональную пудру, а поверх нее – бесцветную. Потом чуть подкрасила тенями веки. Вэл вспомнила школьный вечер прошлой весной и понадеялась, что мать не станет вновь превращать ее в сверкающую блестками куклу. В довершение всего губ Вэл коснулась помада. Ранка тут же заболела.

– Все? – спросила Вэл, когда мать взялась за тушь для ресниц.

Скосив глаза на материнские часы, она поняла, что до поезда осталось примерно пятнадцать минут.

– Черт! Мне пора. Куда он пропал?

– Ты же знаешь Тома, – ответила мать.

– Что ты имеешь в виду?

Она не понимала, зачем матери нужно делать вид, будто она знает ее друзей лучше, чем сама Вэл.

– Он же парень. – Мать покачала головой. – Безответственный.

Валери выудила из рюкзака мобильник и прокрутила телефонную книжку до его имени. Включился автоответчик. Она прервала связь, вернулась к себе в спальню и выглянула в окно, всматриваясь в даль, мимо ребят, скатывавшихся на скейтбордах с дощатого пандуса на соседнем дворе. Шумного автомобиля Тома она не увидела.

Вэл позвонила снова. И опять услышала автоответчик: «Это Том. Бела Лугоши умер, а я нет. Оставьте сообщение».

– Тебе не стоит так настойчиво ему звонить, – сказала мать, входя за ней в комнату. – Когда он снова включит телефон, то увидит, сколько звонков пропустил и кто звонил.

– Мне наплевать, что он увидит, – ответила Вэл, нажимая кнопки. – И вообще, это был последний раз.

Мать покачала головой и, растянувшись на кровати дочери, начала обводить себе губы коричневым карандашом. Она настолько хорошо знала форму своего рта, что даже не потрудилась взять зеркальце.

– Том, – сказала Валери в телефон, как только включился его автоответчик, – я ухожу на электричку. Не трудись за мной заезжать. Встретимся на платформе. Если я тебя не увижу, то сяду на поезд и найду тебя у стадиона.

Ее мать нахмурилась.

– Нехорошо тебе ехать в город одной.

– Если мы не сядем на этот поезд, то опоздаем на матч.

– Ну, хотя бы возьми помаду.

Мать порылась в косметичке и протянула ей футлярчик.

– И как это поможет моей безопасности? – проворчала Вэл, забрасывая рюкзак себе за спину.

Она продолжала сжимать телефон, и пластмасса нагрелась у нее в кулаке. Мать улыбнулась.

– Мне сегодня надо будет показывать дом. Ты ключи взяла?

– Конечно, – ответила Вэл и поцеловала мать в щеку, оставив на ней винно-красный отпечаток и ощутив запах духов и лака для волос. – Если Том появится, передашь ему, что я уже ушла. И скажи ему, что он задница.

Мать улыбнулась, но в выражении ее лица оставалась какая-то неловкость.

– Подожди, – сказала она. – Тебе лучше его подождать.

– Не могу, – ответила Вэл. – Я уже сказала ему, что ухожу.

С этими словами она сбежала по лестнице, выскочила из дома и быстро прошла по их маленькому дворику. До станции идти было недалеко, холодный воздух приятно бодрил. Хорошо было делать хоть что-то, а не просто ждать.

Асфальт на парковке при железнодорожной станции еще не просох после вчерашнего дождя, а хмурое небо обещало следующий. Пока Вэл шла через парковку, загорелись и зазвенели предупреждающие сигналы. Она вышла на платформу как раз в тот момент, когда поезд остановился, выпустив поток горячего вонючего воздуха.

Валери замешкалась. А что, если Том забыл свой мобильник и дожидается ее дома? Если она сейчас уедет, а он сядет на следующий поезд, они могут друг друга не найти. Оба билета были у нее. Она может оставить ему билет в кассе, но он не догадается туда обратиться. И даже если все пройдет нормально, Том все равно будет мрачный. Когда – и если – он наконец появится, то будет настроен только на ссору. Валери еще не знала, куда они пойдут, но надеялась, что им удастся найти какое-то место, где бы они могли немного побыть вдвоем.

Она пожевала кожу на большом пальце, аккуратно откусила заусенец, а потом потянула крошечную полоску кожи и оторвала ее. Это доставило ей странное удовольствие, несмотря на то, что на поверхности выступила капелька крови. Слизнув ее, Вэл почувствовала горьковатый привкус.

Двери поезда наконец захлопнулись, завершив ее сомнения. Валери посмотрела, как он отъезжает от станции, а потом медленно пошла домой. С облегчением и досадой она увидела, что машина Тома припаркована у дома рядом с «миатой» матери. Где он был? Она ускорила шаги, распахнула дверь и застыла на месте. Сетчатая створка выскользнула у нее из пальцев и с шумом захлопнулась. Сквозь сетку Валери увидела, что мать расположилась на белом диване, расстегнув накрахмаленную голубую блузку ниже линии лифчика. Том стоял на коленях на полу, у нее между ног, наклонив голову с ирокезом, чтобы ее поцеловать. Его пальцы с облупившимся черным лаком на ногтях возились с пуговицами ее блузки. Оба вздрогнули при хлопке двери и повернулись к ней. Губы у Тома были вымазаны помадой. Почему-то взгляд Вэл скользнул мимо них к засохшим ромашкам, которые Том подарил ей в честь их четырехмесячного юбилея. Они так и простояли несколько недель на тумбочке с телевизором. Мать велела выбросить их, но Вэл забыла. И теперь сквозь стекло вазы она видела стебли, концы которых были погружены в затхлую воду и покрылись плесенью.

Мать Валери сдавленно вскрикнула и неловко встала, запахивая блузку.

– Вот черт! – сказал Том, чуть не упав на бежевый ковер.

Вэл хотелось сказать что-то язвительное, что испепелило бы их на месте, но слова не приходили. Она повернулась и пошла прочь от дома.

– Валери! – позвала мать, и голос ее прозвучал скорее отчаянно, чем повелительно.

Оглянувшись, Валери увидела, что мать стоит в дверях, а Том темной тенью маячит позади нее. Валери побежала, чувствуя, как рюкзак шлепает ее по бедру. Она остановилась только у вокзала. Там она присела на корточки на тротуаре и принялась вырывать вялые сорняки, пока набирала номер Рут.

Рут взяла трубку. Голос ее звучал так, словно она только что смеялась:

– Алло?

– Это я, – сказала Валери.

Она ожидала, что ее голос будет дрожать, но он звучал ровно, бесстрастно.

– Эй, ты где? – спросила Рут.

Валери почувствовала, что глаза у нее защипало от слез, но слова по-прежнему звучали твердо.

– Я кое-что узнала про Тома и мою мать…

– Вот черт! – прервала ее Рут. Валери замолчала. От ужаса у нее отяжелели руки и ноги.

– Ты что-то знаешь? Ты знаешь, о чем я говорю?

– Я рада, что ты узнала, – ответила Рут так поспешно, что ее слова почти натыкались друг на друга. – Я хотела рассказать, но твоя мама умоляла, чтобы я этого не делала. Она заставила меня поклясться, что я не скажу.

– Она тебе об этом рассказала? – Вэл чувствовала себя совершенной идиоткой, но у нее никак не получалось поверить, что она правильно поняла сказанное. – Ты знала?

– Она ни о чем другом не могла говорить, когда узнала, что Том мне проговорился. – Рут рассмеялась, а потом неловко замолчала. – Не то чтобы это давно началось. Честно. Я сказала бы, но твоя мама пообещала, что сама это сделает. Я даже пригрозила, что расскажу, но она заявила, что будет все отрицать. Но я пыталась делать намеки.

– Какие намеки?

У Вэл вдруг закружилась голова. Она закрыла глаза.

– Ну, я ведь посоветовала тебе посмотреть регистрационные списки чатов, помнишь? Послушай, какая разница! Я просто рада, что она тебе сказала.

– Она мне не говорила.

Наступило долгое молчание. Валери слышала дыхание Рут.

– Пожалуйста, не злись на меня, – наконец произнесла Рут. – Я просто не могла тебе сказать. Не хотела я, чтобы это шло от меня.

Вэл отключила телефон. Она пнула ногой пустую бутылку, посмотрела, как она катится в лужу, а потом топнула по луже. Отражение девушки расплылось. Единственным, что осталось четко видно, был ее рот – красная полоса на бледном лице. Она потерла его рукой, но краска только размазалась.

Когда пришел следующий поезд, Валери села в него, протиснулась на растрескавшееся оранжевое сиденье и прижалась лбом к прохладному окну. Телефон зазвонил, но она отключила его, не посмотрев на экран. Когда Вэл снова повернулась к окну, то увидела отражение своей матери. Ей понадобилась секунда, чтобы понять: она смотрит на себя в макияже. Сгорая от ярости, девушка быстро прошла в туалет.

Помещение было грязным, но просторным, с липким резиновым полом и жесткими пластиковыми стенами. Вонь мочи смешивалась с запахом искусственных цветов. Лепешечки использованной жвачки украшали стены.

Валери села на крышку унитаза и заставила себя расслабиться, глубоко вдыхая гнилостный воздух. Ногти ее больно впились в мягкую плоть рук, и благодаря этому она овладела собой и почувствовала себя немного лучше.

Вэл удивила сила ее ярости. Гнев затопил ее так, что ей стало страшно, что она начнет орать на кондуктора и пассажиров поезда. Она не могла представить, как выдержит всю поездку, и уже чувствовала себя совершенно измученной усилиями, которые ей приходилось тратить, чтобы держать себя в руках.

Вэл потерла лицо и посмотрела на свою дрожащую ладонь, испачканную винно-красной помадой. Затем она расстегнула рюкзак и высыпала его содержимое на грязный пол раскачивавшегося на ходу поезда.

Ее фотокамера со стуком вывалилась на пол вместе с парой кассет пленки, школьной книгой – «Гамлетом», которого ей следовало уже давно прочесть, парой завязок для волос, смятой пачкой жвачки и дорожным туалетным набором, подаренным матерью на прошлый день рождения. Неловкими пальцами Вэл открыла его: пинцет, маникюрные ножницы и бритва заблестели в тусклом свете. Валери вытащила ножницы и прикоснулась к узким острым концам. Она выпрямилась, посмотрела в зеркало и, схватив прядь волос, принялась резать.

Когда она закончила, пряди лежали вокруг ее кроссовок, словно медные змейки. Вэл провела рукой по обритой голове, скользкой от розового жидкого мыла и в то же время шершавой, как кошачий язычок. Девушка глядела на свое отражение, ставшее чужим и некрасивым, на немигающие глаза и губы, сжавшиеся в узкую линию. Секунду она даже не могла понять, о чем думает незнакомка в зеркале.

Бритва и маникюрные ножницы со звоном упали в раковину, когда поезд резко дернулся. Вода заплескалась в унитазе.

– Эй! – крикнул кто-то из-за двери. – Что там происходит?

– Минутку! – откликнулась Вэл.

Она сполоснула бритву под краном и засунула ее в рюкзак. Забросив его на плечо, она оторвала кусок туалетной бумаги, смочила в воде и присела на корточки, чтобы собрать волосы.

Когда Вэл выпрямилась, ее взгляд снова упал на зеркало. На этот раз оттуда на нее смотрел молодой человек с такими нежными чертами лица, что ей показалось: он не сможет постоять за себя. Вэл моргнула, открыла дверь и вышла в коридор вагона.

Она вернулась на свое место, чувствуя, что пассажиры поспешно отворачиваются от нее. Уставившись в окно, Вэл видела, как мимо проносятся пригородные лужайки. А потом поезд заехал в туннель, и в окне осталось только ее новое, непривычное отражение.