"Миры обетованные" - читать интересную книгу автора (Холдеман Джо)

Глава 22 Запутавшись в собственной паутине

20 октября. Я заканчивала составление программы для группы Джеймса, когда в компьютерной появился мой бравый фэбээровец, студент-офицер Хокинс. Пришлось солгать, что я готовлюсь к семинару «Теневая политика в американской истории». Солгать-то я солгала, но, Боже, как екнуло мое сердце в тот момент. Знакомьтесь, Марианна О’Хара, шпионка!

У Хокинса было совсем немного работы на компьютере. Он закончил её, когда я укладывала отпечатанный текст в конверт. Мы пошли выпить кофе. В беседе я упомянула о том, что на следующую четверть у меня запланировано большое путешествие по Европе в рамках университетской программы «Культура планеты». Я была приятно удивлена, узнав, что Хокинс отправляется в то же путешествие и в то же время. Оказалось, что в течение последних двух лет он копил деньги на поездку и не брал на работе отпуск.

У меня возникло какое-то двойственное ощущение: с одной стороны, конечно, чудесно, что с тобой в одной туристической группе едет знакомый человек, причем не просто знакомый, а американец, который тебе явно симпатичен. С другой стороны, связавшись с Уиллом и Джеймсом, ты не можешь не думать о том, какую оценку дал бы Хокинс их деятельности, узнав о ней. Понятно, что не все так просто; реакция Хокинса на подобные вещи должна быть неоднозначна, ведь он достаточно образован и умен, чтобы не осознавать – делать политику чистыми руками ещё никому не удавалось. Но одно дело – читать о погрязших в коррупции политиках саркастические намеки в прессе, и совсем иное – напрямую сталкиваться с людьми, шантажирующими сенаторов.

Мы выпили с Хокинсом по чашке кофе и отправились пофехтовать в спортзал. Хокинс демонстрировал искусство самозащиты, фехтуя двумя саблями. В том бою, который я наблюдала, он не оставил сопернику никаких шансов. Я же проиграла четыре боя подряд, потом сменила тактику и попыталась построить игру на контратаках, но пропустила такой болезненный укол в подмышку, что больно до сих пор. Знаю, мне никогда не достичь вершин мастерства в этом виде спорта, но я продолжаю им заниматься. Бой захватывает меня и, кроме того, позволяет «выпустить пар» после напряженного рабочего дня. Мне по нраву, что в этом виде спорта никто не делит спортсменов по признаку пола, и женщины в состоянии на равных сражаться с мужчинами. А Хокинс все больше напоминает мне Чарли. Неужели я так сильно скучаю по Чарли, скучаю, несмотря ни на что? Или это моя плоть скучает по его плоти? А быть может, я просто пытаюсь вспомнить, как выглядит тело обнаженного мужчины, и хочу предстать в самом выгодном свете перед человеком, которому не прочь отдаться?

Я промучилась над программой в течение нескольких часов, но вскрыть тайные связи между лоббистами не сумела. Полагаю, они действительно существуют, но нужен ключ, алгоритм, а математик из меня – никудышный. Как бы суд квалифицировал мое занятие? Как вмешательство в политику иностранного государства? В дела чужой планеты? Что им стоит засадить меня в тюрьму…

Хотя, я думаю, они не пойдут на это до тех пор, арка я явно не переступлю закон. О, это было бы настоящей сенсацией, «гвоздем» во всех программах новостей! США вечно выставляют себя оплотом демократии – вот, мол, где превыше всего ценится свобода личности… На самом же деле их законы порой трактуются так вольно, так широко, что власти могут упечь вас в каталажку и за то, что вы на днях обозвали дерьмом президента «Дженерал моторз». И вы вдобавок ко всему проторчите ещё Бог знает сколько времени за решеткой, дожидаясь, когда начнется судебное разбирательство. Уилл уверяет, что нынешнее правительство гноит в тюрьмах десятки тысяч своих политических оппонентов.

Пожалуй, прямо заявлю Джеймсу, что отказываюсь делать что-либо противозаконное. И то, что может вызвать общественный резонанс. В обмен на это он получит возможность сохранить сотрудничество со мной и… мое молчание. Не стоит пока порывать с ним окончательно. Все же очень полезно копнуть поглубже грядку американской политики.

21 октября. Сегодня на практике по «Индустрии развлечений» нам предоставилась редкая возможность заглянуть за кулисы одной из сценических площадок Бродвея. Нас отвезли в Урис-Театр – там восстановлен старый (1998 года) мюзикл «Хлоя». Мы прибыли в театр в девять утра и были свидетелями приготовлений к шоу. Затем мы присутствовали на самом спектакле, смотрели и слушали его из оркестровой ямы. «Живьём» оркестр в «Хлое» не задействован. Мюзикл идет под фонограмму, где использованы электроинструменты двадцатого века. В принципе, «Хлоя» – захватывающая история любви и самоубийства. Мне показалось: задействуй постановщики в мюзикле ещё и банджо, это бы здорово усилило впечатление от шоу.

Джефф Хокинс пригласил меня на ужин. Жизнь не на шутку осложняется. Я сказала Джеффу, что мне надо заниматься, и это истинная правда – в понедельник семинар по Стейнбеку. Очень хотелось, конечно, плюнуть на все, выйти с Джеффом из дома и отведать шикарных макарон в итальянском ресторане, но я вовремя взяла себя в руки. Обойдусь без ресторана. Ограничилась крутыми яйцами и тостами из автомата. Как это американцы ухитряются варить яйца и поджаривать хлеб так, что у тебя после них возникает расстройство желудка?

Стейнбек дался мне не очень тяжело, тем более что два года назад я уже потратила на него неделю, изучая в Ново-Йорке курс «Действие социальных реформ». Сказался и опыт семинара по Крейну.

Завтра утром идем с Бенни в «Виноградную Косточку».

22 октября. Первый снег в этом году, первый снег в моей жизни. Я все-таки отправилась с Бенни в «Виноградную Косточку», несмотря на то что на тротуарах подмерзли лужи и вообще было довольно холодно. Но я не жалею, что выбралась на улицу – ощущение потрясающее! Ни фото, ни живопись его не передают. Снег касается твоего лица, и кажется, что сам воздух благоухает свежестью и похрустывает на морозе. Белые хлопья падают на твои ресницы и какое-то время не тают.

Бенни высказал идею, что наш «узкий кружок», группа Джеймса, в действительности отстоит весьма далеко от главного подпольного Центра. Бенни описал мне принцип системы замкнутых ячеек, которую в прошлом столетии использовала коммунистическая партия США. Принцип прост: рядовой партиец знает лишь нескольких членов своей ячейки и не может выдать властям организацию в целом. В данном случае в логике коммунистам не откажешь.

Я объявила Бенни, что в конспиративные дебри лезть не намерена. И без них велика опасность того, что Джеймс втянет нас в большие неприятности. Бенни помедлил с ответом и вроде бы согласился со мной. По крайней мере, на словах.

В «Виноградной Косточке» собралось необыкновенно много посетителей. Но я, умница, сообразила что к чему: это холодная погода гонит людей под крыши баров, особенно туда, где обстановка располагает к неторопливой беседе. Сегодня успехом пользовался горячий хлебный ром. Звучит красиво, но когда его пьешь, возникает ощущение, что, прежде чем принести тебе стакан, кто-то долго помешивал в нем жареной куриной ножкой.

Мы снова повстречали в «Косточке» Уилла. Сегодня он выглядел менее оживленным, чем обычно. Быть может, даже немного подавленным. Когда мы на минуту остались за столиком, втроем, Уилл шепнул нам, что он потерял друга. Очевидно, самоубийство. Речь шла о Кэтрин, о той самой Кэтрин, которая в прошлый раз, на собрании, так резко выступала против насилия, в каком бы обличий оно ни было явлено! Кэтрин, мол-де, отравилась, высыпав в спиртное таблетки с барбитуратами.

Никогда этого не пойму.

Я не упала духом даже после того, как была изнасилована. Знаю, что юридически это называется лишь «оскорблением действием на сексуальной почве»; для меня такое оскорбление было и остается изнасилованием. Могу понять, когда хочет навеки забыться немощный, истерзанный страданием старик. Рада, что по законам Ново-Йорка в случае, если я стану – не приведи Господи – очень стара, неизлечима и боль будет постоянно мучить меня, мне помогут умереть. Но не могу представить себе боль, от которой человек моего возраста желает избавиться при помощи смерти. Достоевский писал о квадратном метре земли; даже если у вас не осталось ничего, кроме квадратного метра земли, на котором можно стоять, и вокруг тоже нет «ничего – один непроницаемый туман, то и в этом случае жизнь предпочтительнее смерти. Неужели Кэтрин познала нечто такое, о чем не ведал великий писатель?

Лучше б я не смотрела «Хлою». Теперь на душе препротивнейший осадок.