"Бесконечная свобода" - читать интересную книгу автора (Холдеман Джо)

Глава 3

На протяжении следующих нескольких месяцев мы жили неспокойной, но интересной жизнью. Проводили десять-двенадцать часов в неделю в библиотеке КМЖС – компьютерного моделирования жизненных ситуаций, – освежая в памяти или изучая заново тонкости существования в космическом полете. Мэригей некогда уже прошла этот курс: каждый, кому доводилось пользоваться временным челноком, должен был владеть основами знаний об управлении космическим кораблем.

С тех пор, как я в последний раз проходил переподготовку к космическому полету, все, естественно, стало много проще. При нормальных обстоятельствах один человек вполне мог управлять всем кораблем.

Мы проходили также обучение по различным специальностям. Для меня это было пилотирование челнока и управление системами анабиоза. И эти занятия заставили меня еще сильнее, чем обычно, тосковать о лете.

Ранняя зима успела закончиться, на смену ей пришла и всерьез обосновалась на планете глубокая зима, и только тогда прибыло известие с Земли.

Некоторые любят глубокую зиму за ее строгую простоту. В это время редко идет снег. Крохотное солнце раз и навсегда определенным курсом взбиралось на небосвод. Температура по ночам опускалась до тридцати и сорока градусов ниже нуля, хотя до начала весны следовало ожидать морозов и куда сильнее – до шестидесяти пяти градусов.

Те, кому нравилась глубокая зима, не были рыбаками. Когда лед на озере стал достаточно прочным для того, чтобы по нему можно было безопасно ходить, я взял нагревательные цилиндры и отправился, чтобы проделать во льду девяносто шесть прорубей.

Каждый цилиндр представлял собой метровый отрезок дюралевой трубы, в толстые стенки которой были вмонтированы нагревательные элементы. Сверху цилиндр был обмотан теплоизоляционным материалом, выступавшим по сторонам, словно шляпка гвоздя – благодаря такому расширению цилиндру не грозила опасность провалиться сквозь лед и утонуть. Я расставлял их по дюжине в ряд на таком расстоянии, чтобы между каждой парой можно было без труда пропустить перемет, затем налаживал снасти и ждал. Часа через два цилиндр углублялся в лед и доходил нижним краем до воды, и я выключал на некоторое время энергию. Выжидал еще часок, а потом начиналась потеха.

Конечно, пока внутри лед таял, снаружи он быстро намерзал. Я брал увесистую кувалду и длинную пешню и колотил молотом по намерзшему льду, пока звонкий звук ударов не сменялся глухим потрескиванием. Затем я снимал крышку, вытаскивал из трубы тридцатикилограммовую ледяную глыбу и откатывал ее в сторону.

Включал нагрев трубы посильнее, переходил к следующей лунке и повторял там все сначала.

Когда я расправлялся с двенадцатой трубой, первая нагревалась настолько, что я мог освободить ее из ледяной хватки. После этого я пешней разбивал корку льда, вновь образовавшуюся в проруби, вставлял трубу на место, закрывал ее крышкой, уменьшал нагрев до минимума и проделывал то же самое со следующей трубой, и так далее.

Вся эта канитель была нужна для того, чтобы подогнать термодинамику под требования рыбьей психологии. Я должен был поддерживать температуру воды в проруби на уровне нуля, иначе рыба не будет клевать. Но если в лунке не будет чистой воды, хотя бы и из растопленного льда, то в ней неизбежно вновь намерзнет ледяная корка. В этом случае рыба будет клевать, но вытащить ее окажется невозможно, и улов пропадет даром.

Билл и Сара за день обработали половину лунок, мы с Мэригей на следующий день довели дело до конца. Когда мы уже под вечер вернулись домой, нас встретил изумительный аромат. Сара жарила цыплят в очаге и приготовила горячий глинтвейн из сидра со сладким вином.

В кухне никого не было. Мы с Мэригей налили себе по кружке и прошли в гостиную.

Там молча сидели наши дети, а с ними Человек. Я узнал его по росту, широким плечам и клейму на руке.

– Добрый вечер, шериф.

– Целое Дерево сказало: «Нет», – сообщил он, не ответив на приветствие.

Я тяжело опустился на стул, выплеснув полкружки глинтвейна. Мэригей примостилась на подлокотнике дивана.

– И это все? – спросила она. – Только «нет», и больше ничего?

В моем сознании осталась лишь одна, неотвязно повторявшаяся мысль:

– «Каркнул ворон: „Никогда“.

– Есть еще некоторые детали, – он извлек некий четырех – или пятистраничный документ, сложил листки вдвое и положил на кофейный столик. – Прежде всего Дерево выражает вам благодарность за проделанную работу и выплачивает каждому из ста пятидесяти добровольцев одну стопятидесятую долю стоимости корабля.

– Несомненно, в земных кредитах, – заметил я.

– Да… Но сюда же прибавляется и поездка на Землю, где вы сможете потратить эти деньги. Это на самом деле великое счастье, и оно может сделать жизнь каждого из вас легче и гораздо интереснее.

– И всех нас сто пятьдесят людей, возьмут на борт?

– Нет. – Шериф улыбнулся. – Ведь можно отправиться и куда-нибудь, помимо Земли.

– Кто из нас и сколько?

– Семнадцать, и вы в том числе. Во время полета все будут находиться в анабиозных камерах – из соображений безопасности.

– А Человеки будут управлять полетом и жизнеобеспечением? Сколько вас будет?

– Мне не сообщили. А сколько потребуется?

– Наверно, двадцать, если десять из них будут крестьянами. (Мы в своих расчетах не старались вычислить минимально необходимую численность экипажа) Среди вас есть крестьяне?

– Я не знаю ни одного. Хотя мы очень быстро обучаемся.

– Надеюсь, что это так. – Настоящий крестьянин ответил бы совсем по-другому.

– Ты угостила шерифа сидром? – обратилась Мэригей к дочери.

– Я не могу задерживаться, – сказал шериф. – Я только хотел, чтобы вы двое узнали об этом до общего сообщения.

– Это было великодушно, – ответил я. – Спасибо. Он поднялся и принялся одну за другой надевать на себя одежды.

– Я же знаю, что для вас это представляет особый интерес. – Он потряс головой. – Я был сильно удивлен. Мне казалось, что проект обещает одну только выгоду и никаких реальных потерь, и все мы здесь были, конечно, согласны в этом. – Он указал на столик. – Правда, это было решением не только нашего Целого Дерева. Это очень любопытно.

Я проводил его на улицу. От крыльца к дороге вела траншея по пояс глубиной. Солнце снижалось, и морозный воздух сразу же высосал все тепло из моего тела. Два выдоха, и мои усы смерзлись в сосульки.

Всего два года до весны. Реальных года.

Когда я вернулся в дом, Мэригей уже почти дочитала злосчастные бумажки. Она с трудом сдерживала слезы.

– Что там написано?

Не отрывая взгляда от последнего листочка, она протянула мне первые три.

– Тельциане. Это проклятые богом тельциане.

На первой паре страниц, как я и ожидал, приводились экономические расчеты, в которых со скрупулезной справедливостью признавалось, что для отстранения нас от использования временного челнока не было оснований.

Но их групповое сознание соединилось с тельцианским групповым сознанием, и тельциане однозначно сказали: «Нет». Это было слишком опасно – не для нас, а для них.

И они не могли объяснить почему.

– Они заявили, что «существуют вещи, о которых человек не имеет никакого понятия». – Я посмотрел на детей. – В данном случае, говоря «человек», они имели в виду нас.

– Это все, что они добавили, – сказала Мэригей. – Ничего похожего на настоящее объяснение. – Она пощупала нижний край последнего листа. – Здесь что-то написано по-тельциански. – Эти существа составляли официальные документы при помощи письменности, похожей на наш брайлевский шрифт для слепых. – Кто-нибудь из вас может это прочесть?

– Это не так уж сложно, – сказала Сара. Она провела пальцем по строчкам. – Хотя нет. После школы я возьму это в библиотеку и там просмотрю.

– Спасибо, – сказал я. – Уверен, что это все прояснит.

– О, папа. Иногда они вовсе не кажутся странными. – Сара поднялась. – Посмотрю на цыплят. Они, наверно, уже почти готовы.

Обед был прекрасным. Сара поджарила в фольге на угольях картофель и морковь с чесночным соусом и травами.

Но этот прекрасный обед оживляли только дети. Мы с Мэригей были для них плохой компанией. После обеда мы часа два смотрели в кубе шоу фигурного катания, и я подогрел еще сидра.

И лишь наверху, когда мы собирались ложиться спать, Мэригей наконец расплакалась. Просто молча вытирала непрерывно катящиеся слезы.

– Думаю, что к этому следовало быть готовыми, – заметил я. – Правда, я и не думал о тельцианах. Человек обычно ведет себя разумно.

От холода мы укрылись простыней, одеялом и стеганым одеялом.

– Еще двадцать месяцев холодов, – промолвила Мэригей.

– Не для нас, – возразил я.

– Что ты хочешь сказать?

– К черту тельциан и их мистику. Возвращаемся к плану А.

– Плану А?

– Мы ограбим этих ублюдков.

В полдень Сара вернулась домой с расшифровкой тельцианского текста.

– Библиотекарша сказала, что это ритуальная фраза, нечто вроде финала молитвы: «Внутри чуждого неведомое, за его пределами непознаваемое». И еще сказала, что это лишь приблизительное содержание. В человеческом языке нет точного соответствия этим концепциям.

Я нашел ручку, попросил Сару медленно повторить перевод и печатными буквами записал его на обороте листа. Дочь вошла в кухню, чтобы сделать себе бутерброд.

– Ну и что? – спросила она оттуда. – Что ты собираешься делать после этого?

– Ничего, кроме того, что было намечено сделать до четырех часов. Неужели ты думаешь, что я могу заниматься всем сразу. – Повинуясь неясному импульсу, я внес в дом все сельскохозяйственные и рыболовные орудия, имевшие режущие кромки или острые концы, и принялся чистить и точить их. Все это множество блестящих лезвий валялось на полу в гостиной. – Откладывал и откладывал это дело и дотянул до тех пор, пока не стало слишком холодно работать под навесом.

Я не ожидал, что кто-нибудь вернется домой так рано. Но Сара спокойно кивнула. Она выросла среди этих инструментов, и ей было трудно представить их в качестве оружия.

Мы поели в дружелюбном молчании, читая, а вокруг нас лежали топоры и остроги.

Сара доела бутерброд и посмотрела мне в лицо.

– Папа, я хочу лететь с вами. Я был поражен.

– Что?

– На Землю. Ведь вы входите в эти семнадцать человек, не так ли?

– Да, твоя мать и я. Так было сказано в записке. Правда, там не говорилось, как будут выбирать пятнадцать остальных.

– Возможно, они позволят выбирать вам.

– Не исключено. Ты будешь в первой же строке моего списка.

– Спасибо, папа. – Она поцеловала меня в щеку, торопливо оделась и поспешила назад в школу.

Я подумал, удалось ли мне понять до конца то, что только что обнаружилось – или же она где-то в глубине души уже знала это. Отцы и дочери не слишком хорошо понимают друг друга, даже когда в дело не замешаны инопланетные языки и секретные заговоры.

Конечно, нас с Мэригей выбрали потому, что мы являлись единственной парой живых людей, помнивших Землю, какой она была в двадцатом веке, до начала Вечной войны. Человека, конечно, не могли не интересовать наши впечатления. Я предположил, что остальные пятнадцать кандидатур скорее всего будут выбраны наугад, из людей, желающих совершить такое турне, – а их набралось бы, пожалуй, с половину населения планеты.

Но турне, конечно, не суждено состояться. Корабль наверняка будет с постоянным ускорением направлен прямиком в никуда. С Сарой на борту, как это предусматривал первоначальный план.

Я развернул отредактированный план погрузки, который она вычертила заново, и придавил его углы солонкой, баночкой с перцем и парой ножей зловещего вида.

Он показался мне прямо-таки пугающим: сотни наименований различных грузов, которые было необходимо доставить в космопорт и оттуда поднять на орбиту. А раз полет должен пройти лишь на Землю и обратно, то они не станут связываться со всем этим. Следовательно, нам необходимо угнать «Машину времени», а затем так или иначе удержать контроль над ситуацией на время, достаточно продолжительное для того, чтобы успеть совершить множество полетов на челноках. Только для доставки людей потребуется десяток рейсов.

Мы, естественно, не собирались захватывать космопорт, размахивая вилами и серпами. Мы должны были каким-то образом добиться того, чтобы представлять собой реальную угрозу. Но на Среднем Пальце было немного настоящего оружия, да и то почти полностью находилось в руках представителей властей, таких, как шериф.

Я собрал инструменты, чтобы вынести их из дома. Оружие не всегда выглядит, как оружие. Что у нас было? Но было ли у нас хоть что-нибудь, при помощи чего мы могли бы удержать их в руках в течение десяти дней, может быть, двух недель, пока челноки будут сновать туда и обратно?

Да, похоже, что было, внезапно понял я. Хотя, пожалуй, моя идея большинству могла показаться несколько безумной.