"Игла" - читать интересную книгу автора (Клемент Хол)

Глава 4 Сигнал

Через два дня после того, как Охотник принял решение действовать, появилась возможность. Был субботний вечер, а в этот день школьная команда выиграла хоккейный матч. К удивлению и радости Охотника, Боб не получил никаких травм и сумел покрыть себя некоторой славой. И вот объединенный школьный и личный триумф оказался достаточным побуждением для письма к родителям. Боб сразу после ужина ушел в свою комнату – его сосед по комнате отсутствовал – и быстро и точно напечатал описание событий дня. Он ни разу не расслаблялся настолько, чтобы Охотник мог перехватить контроль. Но вот, закончив и запечатав письмо, Роберт вдруг вспомнил, что в понедельник ему нужно сдать сочинение. Как и для большинства других учеников, его характеру было чуждо так рано приниматься за работу, но машинка была уже наготове, а хоккейный матч давал тему, к которой он мог отнестись с энтузиазмом. Он заложил чистый лист бумаги в машинку, напечатал заголовок, свою фамилию, число и остановился, чтобы подумать.

Чужак не стал терять времени. Он давно уже сформулировал свое первое послание. Первая его буква находилась непосредственно перед левым безымянным пальцем мальчика. И вот сеть нечеловеческой плоти над соответствующей мышцей напряглась изо всех сил. Палец послушно согнулся и коснулся нужной клавиши, которая опустилась, но лишь наполовину. Силы оказалось недостаточно, чтобы рычажок с буквой поднялся с войлочной прокладки. Охотник знал, что уступает в силе человеческим мускулам, но не подозревал, что настолько: Боб управлял клавишами, казалось, совершенно без усилий. Охотник сосредоточил больше своей ткани вокруг маленькой мышцы и попробовал снова. Результат был прежним: клавиша опустилась наполовину и остановилась.

Все это привлекло внимание Боба. Он, конечно, испытывал иногда дрожание мышц, освобожденных от тяжелого груза, но на этот раз никакого груза не было. Боб убрал руку с клавиатуры, а пришедший в отчаяние Охотник тут же перенес свои усилия на другую руку. Как и у людей, его самообладание становилось слабее с торопливостью и напряжением, и вот пальцы правой руки Боба начали причудливо дергаться. Мальчик в ужасе смотрел на них, он более или менее привык к мысли, о возможно физической травме, как и всякий игрок в футбол или хоккей, но здесь было что-то нервное, и дух его был сломлен.

Он сильно сжал кулаки, и, к его глубочайшему облегчению, дрожание прекратилось. Охотник знал, что не сможет противостоять напряженным мышцам.

Однако когда кулаки через несколько мгновений осторожно разжались, детектив сделал еще одну попытку. На этот раз он принялся за мышцы руки и груди, пытаясь вернуть руки на клавиатуру.

Боб с воплем отчаяния вскочил на ноги, отбросив в сторону стул. Охотник смог приложить гораздо больше силы к этим большим мышцам, и его действия были ощутимы для мальчика. Он стоял неподвижно, очень испуганный, и старался выбрать способ действия.

Конечно, существовало строгое правило, что обо всех травмах и болезнях следовало немедленно сообщать в школьный медпункт. Если бы у Боба был синяк или порез, он без колебаний подчинился бы этому правилу, но мысль о нервной болезни казалась ему позорной, а необходимость сообщить об этом отталкивала. Наконец он решил подождать в надежде, что к утру все уладится. Он спрятал машинку, взял книгу и сел читать. Вначале он беспокоился, но минуты шли, а его мышцы вели себя как обычно, и постепенно он успокоился и увлекся чтением.

Его увеличивающееся спокойствие, однако, не разделялось его незаметным компаньоном.

Как только пишущая машинка была убрана, Охотник оставил свои усилия, но не отказался от намерений. То, что он может сообщить о своем присутствии хозяину, не причинив ему физического вреда, было уже достижением, и хотя вмешательство в работу мышц мальчика вызвало его сильное беспокойство, существовали другие способы. Они были не менее эффективными средствами коммуникации. Охотник, возможно, прекрасно знал психологию знакомых ему рас, но он совершенно не понял причину беспокойства его Хозяина.

Его раса жила с другими столько сотен поколений, что сама проблема установления взаимоотношений была забыта, как человек забыл подробности своего овладения огнем. Дети расы хозяев росли в ожидании встречи со своим симбионтом из расы Охотника – встреча эта происходила по достижении зрелости – и Охотник не представлял себе, как будет реагировать личность, абсолютно не знакомая с идеей симбиоза.

Он отнес беспокойство Боба на счет способа, а не самого факта вмешательства, и выбрал самое худшее из возможных продолжений: подождал, пока Хозяин успокоится, и попробовал снова.

На этот раз он подействовал на голосовые связки Боба. Они были аналогичны по структуре тем, которые Охотник знал, и он мог действовать на них механически, как и на другие мышцы. Он, разумеется, не ожидал, что получится слова: для этого требовался контроль над диафрагмой, языком, челюстью и губами, а не только над голосовыми связками, и симбионт прекрасно осознавал этот факт, но если он будет действовать, когда хозяин выдыхает воздух, он сможет производить звуки.

Он мог лишь прикладывать и снимать напряжение и поэтому вряд ли произвел бы членораздельные звуки, но у него было желание доказать, что это воздействие производится искусственно.

Он сможет использовать звуки для обозначения чисел и передавать их сериями: один в квадрате, два и два в квадрате и так далее. Разумеется, ни одно разумное существо, услышав такую последовательность, не подумает, что она возникла естественно. Мальчик успокоился, он поглощен чтением, дышит медленно и ровно.

Чужак зашел гораздо дальше, чем мог бы поверить человек, знающий факты. Произошло это потому, что Боб как раз зевал, когда началось вмешательство, и потому не вполне контролировал свое дыхание. Охотник увлеченно создавал щелкающие звуки. Выполнив два, затем четыре, он остановился и стал ждать. В этот момент мальчик затаил дыхание, на лице его появилось выражение крайнего ужаса. Он попытался медленно и осторожно выпустить воздух, но Охотник, поглощенный работой продолжал вмешательство. Потребовалось несколько секунд, чтобы он осознал, что эмоциональное беспокойство хозяина проявилось в полную силу.

Поняв, что он снова потерпел неудачу, ясно сознавая, что его молодой Хозяин охвачен ужасом, Охотник, тем не менее, не прекратил своих попыток. Он начал испытывать новую систему «коммуникации». Его третий метод заключался с том, что он образовывал на сетчатке глаз Хозяина рисунки, соответствовавшие буквам английского алфавита. При этом он не обращал внимания на то, что Роберт Киннэйрд бежит по коридору, направляясь в медпункт, и что впереди плохо освещенная лестница.

Неизбежные результаты воздействия на зрение Боба при таких обстоятельствах не приходили Охотнику в голову, пока мальчик не пропустил ступеньку и не упал, ухватившись за перила.

Чувство долга сразу ожило в чужаке.

Прежде чем тело мальчика столкнулось с каким-либо препятствием, Охотник напряг защитную сеть вокруг суставов и сухожилий Боба, изо всех сил пытаясь предотвратить травму. Больше того, когда загнувшийся край металлического крепления, удерживавшего резиновое покрытие ступенек, разрезал руку мальчика он запястья до локтя, Охотник так быстро действовал, что мальчик, не потерял ни капли крови. Боб почувствовал боль, посмотрел на рану, плотно закрытую почти невидимой пленкой нечеловеческой плоти, и решил, что это легкая царапина, даже не разрезавшая кожу.

Он расправил пяткой завернувшийся угол крепления и уже спокойнее пошел в медпункт. Охотник, осознав неудачу, прекратил попытки дать знать о себе.

В школе не было постоянного врача, но в медпункте всегда находилась сестра.

Она ничего не могла сказать по поводу нервного срыва Боба и посоветовала зайти на следующий день, когда местный врач посетит школу. Впрочем, она осмотрела порез у него на руке.

– Рана затянулась, – сказала она мальчику, – но тебе нужно было прийти раньше.

– Я порезался пять минут назад, – ответил Боб. – Я упал на лестнице по дороге сюда. Быстрее я прийти не мог. Но она закрылась, так что все равно.

Мисс Рэнд слегка подняла брови. Она уже пятнадцать лет работала в школе и была уверена, что знает все обычные рассказы симулянтов. Ее удивило, что у мальчика не было никаких причин обманывать. Она решила, вопреки своим профессиональным навыкам, что он говорит правду.

Конечно, она знала, что у некоторых кровь свертывается поразительно быстро.

Она снова, на этот раз внимательнее осмотрела раненую руку. Да, разрез свежий, а вот и темная свежая кровь. Она слегка коснулась ее пальцем и почувствовала не сухую, гладкую поверхность, как ожидала, не слабую вязкость засыхающей крови, а явную и неприятную слизистость.

Охотник не умел читать мысли и не предвидел подобный шаг. Но даже если бы предвидел, он не стал бы убирать свое тело с раны Роберта: пройдет много часов, может быть, дней, прежде чем края раны сами будут держаться вместе. Ему придется оставаться, даже если он себя выдаст.

Через глаза своего Хозяина он с беспокойством следил, как мисс Рэнд резко отдернула руку и наклонилась, вглядываясь в рану. На этот раз она разглядела прозрачную, почти невидимую пленку, покрывавшую разрез, и пришла к естественному, но абсолютно неверному заключению.

Она решила, что рана совсем не такая недавняя, как утверждает Роберт, что он «лечил» ее при помощи первого попавшегося средства, вероятно, клея для авиамоделей, и не хотел, чтобы об этом стало известно, так как нарушил школьные правила.

Она серьезно недооценивала здравый смысл мальчика, но не знала этого. Она была достаточно умна, чтобы не ругать Боба, и, не говоря ни слова, она взяла небольшую бутылочку спирта, смочила ватку и начала снимать чуждую материю.

Лишь отсутствие голосовых связок обеспечило молчание Охотника. Если бы у него была возможность, он испустил бы вопль боли. Настоящей кожи у него не было, и клетки тела, закрывавшие рану на руке хозяина, не были защищены от обезвоживающего действия спирта. Прямые солнечные лучи были достаточно неприятны, спирт же подействовал на него, как концентрированная серная кислота на человека – и по той же причине. Поверхностные клетки погибли почти немедленно, превратившись в коричневый порошок, который легко было сдуть. Этот порошок, несомненно, заинтересовал бы сестру, если бы у нее была возможность его рассмотреть.

Но такой возможности, однако, не было. В шоке он неожиданной боли Охотник расслабил «мускульный» контроль над районом раны, и сестра неожиданно увидела глубокий порез в восемь дюймов от одного конца до другого и в дюйм глубины посредине. Рана начала обильно кровоточить.

Сестра испугалась, почти как Боб, но тут сказалась ее профессиональная выучка. Она быстро перевязала руку, приложила компресс, но все же удивилась тому, как быстро прекратилось кровотечение.

Сделав это, она потянулась к телефону.

В этот вечер Роберт Киннэйрд лег спать очень поздно.