"Храм Фортуны II" - читать интересную книгу автора (Ходжер Эндрю)Глава XII В поисках выходаВышедший из палатки командующего Публий Вителлий заметил Агенобарба и подошел к нему. — Ну, как? — спросил он. — Действительно было что-то важное? Домиций вздрогнул от неожиданности, но тут же взял себя в руки и пренебрежительно мотнул головой. — Да нет, ерунда всякая. Что-то не поделили с земляками, я толком так и не понял. — И с этим он лез к Германику? — удивился Вителлий. — Вот уж оригинально они понимают субординацию и дисциплину. — Союзнички, — презрительно протянул Домиций. — Такие же варвары, в сущности, как и те, за рекой. — Ну, не совсем. Наша культура все-таки оказала на них сильное влияние. Они еще не римляне, но уже и не дикари. — А, все они одинаковые, — бросил Агенобарб и развернулся, собираясь уходить. — Ну что, все обговорили? — спросил он еще напоследок. — Да, — кивнул Вителлий. — Люблю я воевать под началом Германика. Четко, красиво, без суеты и ненужного напряжения. Да не обидится на меня наш достойный цезарь Тиберий, но в его войсках было по-другому. Старик слишком круто перегибал палку. — Не советовал бы я тебе в наше время критиковать цезаря, — буркнул Агенобарб и торопливо двинулся к своей палатке. — Вот то-то и оно, — грустно сказал сам себе Вителлий. — Наши правители уже, похоже, при жизни становятся непогрешимыми Богами. А это ужасно скучно. Да и небезопасно. И он направился по своим делам. Домиций резкими шагами вошел в свой роскошный; шатер, быстро огляделся и увидел раба, который чистил ковер. — Позови сюда Каллона, мигом, — рявкнул он. — И скажи там, пусть мне принесут вина. Побольше. Перепуганный раб стрелой вылетел из палатки. Агенобарб шлепнулся в высокое удобное кресло и вытянул ноги. Закрыл глаза. Его кадык нервно подергивался под густой рыжей бородой, а пальцы рук беспокойно бегали по поручням кресла. Через пару минут слуга принес ему большую чашу с красным крепким и сладким галльским вином, а вскоре появился и запыхавшийся Каллон. Раб объяснил ему, что хозяин не в духе и следует поторопиться. — Заходи, — бросил Домиций, заметив остановившегося на пороге шатра египтянина. — Как же можно быть таким дураком, а, Каллон? Ты впутал нас в прескверную историю. И он коротко, сжато пересказал своему вольноотпущеннику разговор с галльским офицером Гортериксом. Египтянин побледнел, это было заметно даже несмотря на его смуглую кожу. Черные миндалевидные глаза с тревогой смотрели на хозяина. Домиций сделал большой глоток из чаши, громко рыгнул и уставился на слугу. — Что ж ты хватаешься за меч, не оглядевшись по сторонам? — со злостью спросил он, топнув ногой. — Видишь, как мы влипли по твоей милости, растяпа? — Прости, господин, — покорно сказал египтянин, низко кланяясь. — Но ведь я исправлял твою ошибку. Агенобарб поперхнулся и закашлялся. Каков наглец! Но сейчас не время учить его хорошим манерам. Каллон ясно дал ему понять, что не собирается брать всю вину на себя. — Ладно, — буркнул он. — Теперь уже поздно выяснять, кто больше виноват. Надо подумать, как из всего этого выкручиваться. Египтянин принял унылый вид и опять покорно поклонился. Он молчал, ожидая, что скажет хозяин. Домиций тоже молчал, сосредоточенно потягивая вино. Так прошло несколько минут. Наконец Агенобарб отставил чашу и упер тяжелый взгляд в слугу. По его рыжей бороде стекала капелька красного, как кровь, вина. — Ну, что? — спросил он приглушенно. — Сможешь ты теперь убрать их? Этого галла и его проклятого Богами глазастого свояка? Каллон немного подумал, а потом пожал плечами. — Убрать недолго. Сложнее не попасться при этом. Особенно там, в деревне, где чужого человека сразу заметят, — А если его вызвать сюда? — Это все равно ничего не даст, господин, — возразил египтянин. — Ты же сам сказал, что он сообщил обо всем своим старейшинам. И если вдруг теперь одновременно насильственной смертью погибнут оба человека, которые что-то знали об убийстве Риновиста, это будет выглядеть очень подозрительно. Наверняка галлы тогда обратятся непосредственно к Германику и он будет вынужден их выслушать. К тому же нет гарантии, что этот Гортерикс не растрепал уже о разговоре с тобой своим сослуживцам. — Я же приказал ему молчать! — рявкнул Домиций. Египтянин чуть заметно улыбнулся. — Это не всегда действует, господин. — Но что тогда делать? Если я просто буду тянуть время, рано или поздно галлы потеряют терпение и снова полезут к Германику. А этого нельзя допустить. — Значит, главная опасность для тебя, господин, это Германик? — вкрадчиво произнес Каллон. — Да, естественно. На остальных мне плевать, но если за дело возьмется он сам, то тут никакие самые высокие покровители меня не спасут. Да и тебя тоже. — Я понимаю, господин, — снова поклонился Каллон. — Но... прости меня... ведь Германик тоже смертный. — Ты что? — взвился Агенобарб. — О чем ты болтаешь? Он резко понизил голос. — Убить Германика? Это невозможно. Во-первых, его охраняют, как самого цезаря, а во-вторых... нет, у меня же строгие инструкции — Германика пальцем не трогать. — Ну, тогда извини, господин, — тихо произнес Каллон. — В этом случае нам остается только одно — ждать и надеяться, Ведь Германик скоро уходит в поход и ему будет не до жалоб каких-то галлов. — В поход... — задумчиво повторил Домиций. — Но погрузка на суда начнется только дней через десять. У этого Гортерикса будет достаточно времени поднять шум. Он и так выглядел недовольным тем, что я не потащил его сразу к командующему. Каллон задумался. — А что, если мне, господин, пока исчезнуть из лагеря? Я знаю надежное место, где можно переждать. Даже если они и сообщат о своих подозрениях Германику, тот просто не найдет нужного человека. — Но не можешь же ты исчезнуть навсегда? — с некоторой угрозой спросил Домиций. — Вот это был бы выход. — Не для меня, — твердо ответил Каллон и взглянул в глаза хозяину. На его лице было спокойствие и уверенность. — Прости, господин, но ты же знаешь — у меня есть известная тяга к литературному творчеству. И особенно я любил записывать подробную информацию о всех тех поручениях, которые ты мне давал. Сейчас эти бумаги хранятся у моего хорошего приятеля... Агенобарб скрипнул зубами в бессильной ярости. Эта скотина пытается его шантажировать. «Ну, подожди, мерзавец, я еще спущу с тебя шкуру. Ты поплатишься за свою дерзость», — подумал он. Но сейчас вспышка гнева ничего бы не дала и Домицию пришлось смирить себя. — Однако если ты исчезнешь только на время, — сказал он глухо, — это мало нам поможет. Германик вернется из похода и возобновит... — А почему ты уверен, что он вернется из похода? — вкрадчиво спросил египтянин, бесцеремонно перебив хозяина. — Об этом и думать не смей! — крикнул Агенобарб. — Я же тебе сказал: в Риме не хотят, чтобы мы трогали Германика. Еще, видимо, не время. А может, эта старая карга Ливия действительно любит своего внука. Ведь с остальными родственниками ей не очень-то повезло. — Я глубоко уважаю чувства достойной императрицы, — сказал Каллон, — но в данной ситуации ее интересы перестали совпадать с нашими. Выбирай, чьи для тебя сейчас важнее. — Но мы не можем убить Германика, — прошипел Домиций, закрыв глаза ладонями. — Не можем... — Прости, господин, но разве я сказал, что это сделаем мы? Агенобарб рывком поднял голову. — А кто же тогда? Было бы самоубийством посвящать в это еще кого-то, пусть даже самого верного человека. — Германика убьют германцы, — спокойно сказал Каллон. — Вот какая красивая фраза получилась. Я должен обязательно сказать ее моему учителю риторики в Александрии. — Ты с ума сошел, — отрешенно произнес Агенобарб. — Не забывай, с кем разговариваешь, либертин! — Я помню, — с достоинством ответил египтянин. — И тем не менее, рискну повторить мои слова: Германика убьют германцы. — Каким образом? Он же не один пойдет на войну, С ним будет шестьдесят тысяч закаленных солдат. Все прекрасно продумано и подготовлено. О поражении, а тем более о гибели главнокомандующего не может быть и речи. Ты спятил... — Нет, господин, — упрямо сказал Каллон. — Представь себе, что варварам вдруг станет известен тайный план римлян. И тогда рассчитывающая на эффект внезапности армия Германика сама угодит в засаду. Уж я немного знаю германцев. Они сумеют повторить тевтобургскую бойню, если только будут точно знать, что надо делать. — А как они узнают о плане? — Ну, предположим, некий человек сообщит им это. — Какой человек? Уж не ты ли? — Я, господин, — вздохнул Каллон. — Готов пожертвовать собой ради твоей безопасности. — Так ты предлагаешь мне, римлянину, патрицию, выдать на расправу дикарям шестьдесят тысяч моих сограждан и их союзников? — Тебе выбирать, господин. Тут одна твоя голова против их шестидесяти тысяч. Выбирай, которая для тебя больше значит. Агенобарб схватил со стола чашу и выпил вино до Дна. Он тяжело дышал. По его лицу струился пот. — Но ведь я тоже буду участвовать в битве, — сказал он хрипло. — И разгром римлян будет означать и мою смерть. — Нет, господин, — улыбнулся Каллон. — Я думаю, что сумею спасти тебя. У меня много друзей среди варваров. Ко мне питает доверие сам Сигифрид, да и Херман тоже. Не беспокойся. Я еще хотел бы послужить тебе и обещаю спасти твою жизнь. Домиций напряженно смотрел в пол. В самом кошмарном сне ему не могло привидеться, что он, родовитый патриций, станет предателем своей страны. Но... все дело было в том, что его собственная рыжая голова действительно казалась ему сейчас самым важным предметом на свете. Что ж, так будет лучше. Он отведет от себя угрозу, а Германик погибнет. И Ливия не сможет упрекнуть его в этом — он не нарушил инструкции, варвары виноваты и все тут. — Ладно, — наконец сказал он. — Как ты думаешь добираться до места? — Лодкой, господин. Ты скажешь мне пароль и дашь какой-нибудь пропуск, чтобы меня не останавливал каждый патруль. Думаю, я успею вовремя и у Хермана будет достаточно времени подготовиться к встрече. — Но если меня потом спросят, куда это ты пропал? — размышлял Агенобарб. — А, ладно, придумал. Последнее римское укрепление в устье Рена это форт Флевий. Комендантом там служит мой дальний родственник. Я дам тебе письмо к нему, это и будет пропуском, с ним ты беспрепятственно пройдешь все заслоны, кроме последнего. Ну, а там уж сам выкручивайся. — Постараюсь, господин, — улыбнулся египтянин и снова подобострастно поклонился. Вечером Гортерикс разыскал Кассия Херею возле штаба армии и поманил к себе. Трибун подошел, довольно улыбаясь. — Ну, что, все в порядке? — спросил он. — Да, спасибо тебе. Думаю, теперь все прояснится. Я изложил суть дела Гнею Домицию, и он обещал разобраться. — Вот и отлично. А где вино? — Все приготовлено в моей палатке. Я еще пригласил двух моих друзей. Надеюсь, ты не будешь против? — Нет, — улыбнулся трибун. — За последнее время я почему-то полюбил галлов. И он снова подумал о Корниксе. Где-то теперь этот бравый лентяй и почитатель женских прелестей? В небольшой палатке Гортерикса они расселись на войлочных ковриках, галл разлил по кубкам густое вино с резким запахом цветов. — Пью за тебя, трибун, — сказал он. — За твою удачу. Друзья молодого солдата поддержали тост. — Ну, а я пью за тебя, — усмехнулся Кассий. — Чтобы успешно решилась твоя проблема, из-за которой мы познакомились. Все осушили кубки, закусили хлебом и козьим сыром. В котле у входа аппетитно побулькивало мясо. Гортерикс вновь наполнил посуду. — А теперь, — серьезно сказал Херея, — давайте выпьем за победу. За победу и за Германика. Да пошлют ему и нам удачу олимпийские Боги. Галлы смущенно переглянулись. — Ну, и ваши, конечно, тоже, — добавил трибун и поднес кубок к губам. На римский военный лагерь под Могонтиаком спускались неторопливые густые сумерки. Когда уже совсем стемнело, к одному из прибрежных постов подошел человек с мешком за плечами. — Стой! — скомандовал патрульный. — Пароль! — Венера, — ответил Каллон и смело двинулся дальше. Солдат внимательно оглядел его в свете звезд. — Куда? — спросил он. — По поручению Гнея Домиция. Мне нужно спуститься вниз по реке. Тут для меня приготовлена лодка. И он показал письмо с печатью Агенобарба. Легионер осмотрел документ и кивнул. — Проходи. Каллон осторожно спустился к воде, отвязал лодку с крытой будкой на корме, бросил на дно суденышка мешок с провизией и проворно перелез через борт. Взялся за весло. — Удачи тебе, — крикнул солдат с берега. — Смотри, не попадись германцам, а то они из тебя барабан сделают. — И вам удачи, — ответил египтянин и сильными движениями весла направил лодку на середину реки. — Это вы попадетесь германцам, — буркнул он себе под нос. — И уж такой дурень им даже на барабан не сгодится. Неярко светили звезды на темно-синем небе, слабо поблескивала, отражаясь в черной воде, луна. Легкая лодка неслышно скользила вдоль по Рену, спокойному и величественному. В лагере, в палатке Гортерикса, новые друзья поднимали уже, наверное, пятнадцатый тост. А в своем большом шатре, за столом, уставленным светильниками, сидел Германик. Он без устали снова и снова просматривал карты, делал пометки, снова и снова шлифовал разработанный им великий план вторжения. Ночь все плотнее брала землю в свои объятия; негромко перекрикивались караульные на прибрежных постах, а на том, на правом берегу широкой реки грозно шумел на ветру грозный черный лес, который уже однажды стал могилой римской армии. |
||
|