"Дело с двойным дном" - читать интересную книгу автора (Хмелевская Иоанна)* * *— Вот ты и накаркал! — упрекнул Болек Януша, явившись к нам вечером со ставшим уже традиционным визитом. — Хотя нет, я сам накаркал. У пас новый труп. Под утро пес ветеринара принял наконец решение и начал выть. Выл он на свежем воздухе, и зловещий вой далеко разносился окрест. Константин — не фабричный поселок, там никто не просыпается на рассвете, и в шесть утра его обитатели еще спали сладким сном. Зловещие звуки разбудили людей, но вставать никому не хотелось. Первым не выдержал ближайший сосед ветеринара. Разъяренный, он выскочил из дома в одной пижаме и через сетку заорал на собаку: — Ты что развылся, пся крев? В чем дело? Заткнись, холера! Пес и не подумал заткнуться, честно выполняя свой собачий долг. Немного проснувшись, сосед уже повнимательнее взглянул на привязанную во дворе ветеринарной клиники собаку, осмотрелся, увидел, что ворота у ветеринара распахнуты настежь, встревожился и вошел во двор клиники. Со двора увидел опять же распахнутую входную дверь дома и, немного поколебавшись, переступил порог. И сразу выяснилось, что пес был прав. В прихожей ничком лежал какой-то мужчина с размозженной головой. Сосед не стал даже щупать его, теперь он уже безоговорочно верил псу. Ясно: мертвый. И сосед помчался к телефону. Весть о новом преступлении дошла до Болека довольно быстро. В полиции тоже иногда думают, кто-то из оперативников сопоставил обстоятельства гибели двух мужчин. Слова «мертвец на куче отбитой штукатурки и кирпича» звучали как пароль. Константинская полиция как можно осторожнее осмотрела место преступления, стараясь не затоптать следов, а примчавшегося владельца ветеринарной клиники вообще не пустили в его дом. Интерьер клиники представлял собой страшную картину: содранный паркет, раскуроченные стены, перевернутая мебель, на полу кучи медикаментов и прочих мелких предметов. Ну прямо «Пейзаж после битвы». Первым делом вызванные из Варшавы оперативники вынесли из помещения труп, ибо он загораживал вход, вторым — обеспечили сохранность всех обнаруженных на месте преступления следов, в-третьих, уже с помощью владельца клиники, стали выяснять, что же похищено. И тут, к их изумлению, выяснилось: ничего. Все имущество оказалось на месте, только в слегка поврежденном виде. Для Болека дело было ясно как божий день. Опять кто-то разыскивал замурованные в стенах дома сокровища. Дом был старой, еще довоенной постройки, кирпичный. И некогда являлся собственностью уже известного полиции мифического прадедушки. Ветеринарной лечебницей он стал сравнительно недавно, лишь несколько лет назад. И ему, Болеку, следовало бы помнить о таком доме, да и обо всех остальных, теперь-то он уже научен... Погибший несомненно принимал активное участие в поисках сокровищ, следы таких поисков, можно сказать, густо усыпали его одежду, а убили его в тот момент, когда он собирался покинуть недвижимость. Убийца шел за ним следом, прихватив один из тех кирпичей, что они извлекли из стены, пристукнул кирпичиком своего сообщника и оставил его лежать там, где тот свалился. А сам смылся. Януш не мог успокоиться. — Меня так и тянуло заглянуть в этот дом, когда мы с тобой проезжали мимо! — твердил он, не находя себе места. — Поступил я, как последний кретин, всегда ведь следовал своей интуиции, а тут, как.., не знаю кто проехал мимо. А все из-за этой сумасшедшей тетки, мы с тобой только о ней и говорили... Я промолчала. Ясно, во всем виновата я. Умственное затмение, овладевшее мной, оказалось заразным и передалось Янушу. Действительно, как можно было не обратить внимания на столь подозрительные обстоятельства, как беспокойство собаки и свет в окнах клиники в неурочное время? Оба хороши. Если бы мы остановились и вошли в дом, имели все шансы застать преступников за работой. Возможно, и жизнь бы спасли этому бедолаге... — А кто он? — спросил Януш у поручика. — Некий Станислав Бурча. Библиотекарь по специальности. И если Райчик лежал на золоте, то этот — на бумаге. Клочок официального документа. Похоже, из ипотечного архива о владельцах недвижимостью двадцатых-тридцатых годов. Из чего следует вывод: замурованные сокровища ищут продуманно и систематично, возможно, действует хорошо организованная шайка, и холера знает, сколько в ней членов. Теперь мы знаем трех. Не исключено, остался один. Такая бедная одинокая сиротка, очень богатенькая... — Болек, ты никак заговариваешься... — Да нет, простить себе не могу, надо было взять на заметку все дома, о которых говорила Кася. А тут еще нитки какие-то... И Болек извлек изо рта длинное волокно недоваренного сельдерея. Возможно, сегодня я не уделила должного внимания приготовлению ужина, до него ли было? Избавившись от сельдерея, Болек с горечью продолжал: — Я что хотел сказать? Сами считайте. Здесь Же действовало минимум двое, но не исключено, что и трос. Райчик — раз. Библиотекарь — два. Его убийца — три. Может, и четвертый обнаружится. А о том, что он будет очень богатенький, сказал чертов щенок. Януш очень заинтересовался: — И что же на сей раз утверждает Яцусь-ясновидец? — Что убийца нашел сокровища. По его словам, у стены лежало что-то кожаное, похоже, мешок из кожи. А может, сумка, а может, портфель, а может, папка. И наверняка это была очень хорошая кожа, раз сохранилась в таком прекрасном состоянии столько лет. — Действительно, ясновидец, — проворчала я. — Не видя предмета, уверяет, что сохранился в прекрасном состоянии. И вы ему верите? — Так ведь приходится. Все, что ни говорит этот паршивец, оказывается правдой. Поневоле поверишь. А вот пусть пани мне лучше скажет, почему холерный пес не поднял шум вовремя? Вы ведь у нас специалистка по собакам. — Потому что там не было хозяина овчарки, — пояснила я. — Ведь немецкие овчарки выдрессированы защищать хозяина. Хозяина там не было, хозяину никто ничего плохого не делал, пес и подумал — на кой мне вмешиваться? Но он был явно взволнован, встревожен, ему очень не нравилось то, что делалось в доме. А насчет шума ты не прав, его вся округа слышала. — Спохватился, пся крев! Нет чтобы пораньше завыть! — Давайте-ка лучше о деле говорить, — раздраженно перебил наши собачьи разговоры Януш. — Где у этого прадедушки еще были дома? Неужели не могли сообразить, что не мешает и полиции покопаться в ипотечных архивах? — В Рыбенке был у него дом, — вспомнилось мне. — Пани Кристина говорила о Рыбенке. Я запомнила, потому что в детстве бывала там. — У прадедушки? — удивился Болек. — Откуда мне знать у кого? Совсем маленькой девчонкой приезжала туда с родителями. Может, и у прадедушки, если он сдавал свой дом дачникам. Болек рассказал нам, что он тоже уже подумал о прадедушкиных домах и даже предпринял кое-какие шаги. О доме в Рыбенке послал запрос в соответствующую комендатуру полиции, возможно, ответ уже пришел. Кроме того, установлено, какие именно дома в Грохове принадлежали прадедушке. Оказалось, два дома на улице Грошовицкой. Два солидных доходных дома, построенные перед самой войной. Кирпичные. Правда, ни в одном из них сам он не жил, но чем черт не шутит?.. Может, использовал по другому назначению. Януша по-прежнему больше всего интересовали предположения ясновидца, и он опять спросил: — А что еще говорит Яцусь? Если можно, поподробнее. Теперь Болек проявил бдительность. Прежде чем сунуть в рот очередной кусок сельдерея, он внимательно осмотрел его и вырезал толстые волокна, а оставшееся нарезал мелкими кусочками и принялся есть с творогом. — Жратва первый сорт! — похвалил он, уминая деликатес за милую душу. — Никогда не думал, что эта трава может быть такой вкусной. Вот если бы она еще была без ниток... А Яцусь... Что же, он на сей раз почему-то ничего не говорил. Сначала не говорил, а потом разговорился. Следы там были очень запутанные, и этот чертов щенок заявил — не мог покойный все залить своей кровью, не его это кровь. Анализ, конечно, покажет, но этот щенок уже теперь уверен: вместе с двумя искателями сокровищ был там и третий. Ну, может, не одновременно с ними, но почти одновременно. И даже не так: одновременно, но не принимал участия в поисках. Тогда чем же он занимался? Подглядывал? Следил за этими двумя, когда те стены разваливали? И ничего не предпринял? Сплошные вопросы, поглядим, что скажут результаты лабораторных анализов. — Портрет по памяти того тощего, которого видела Иола, — напомнила я. — Сделали мы этот портрет, — на миг оторвался Болек от еды. — Вот он. Но не больно-то на него рассчитывайте, знаете ведь, как такие портреты далеки от истины. Поручик извлек из бумажника фотографию и бросил ее на стол. Мы с Янушем жадно накинулись на нее. И в самом деле, запоминающееся лицо. Ярко выраженные скулы, нос кривоватый, асимметричный, вот только рот какой-то.., ни то ни се. Похоже, Иола проигнорировала рот, а жаль. — Вроде бы похож, — сказал Януш, подумав. — Бывал у Райчика один мужик, похожий на этого. Сведения получены мною от достоверного свидетеля. Похож, точно похож... Имело бы смысл взять его на заметку. Болек всецело согласился с бывшим полицейским. И прибавил — если выйдут на мужика, похожего на фоторобот, сразу же схватятся за его ботинки. В ветеринарной клинике изо всех следов лучше всего получились следы подметок мужских ботинок. И если этот тип с фотографии там был, а ботинки не выбросил... Тогда их вяло ползущее расследование сразу ринется вперед бодрым галопом. Нет, Болек не может и мечтать о таком счастье. Бедного поручика совершенно измучил неизвестный четвертый сообщник вычисленный проклятым Яцусем, и Болек сам не знал, хотел он его найти или нет. Ведь этот четвертый может оказаться как совершенно бесценным свидетелем, так и совершенно лишним элементом, который может лишь усложнить и без того непростое дело. — Во всяком случае, никакой бабы там не было, и уже это очень утешает, — грустно заметил поручик. — Правда, бабе ничего не стоит обуться в мужские ботинки, но тогда она будет по-особому ставить ноги, а у пас есть возможность определить это. Да и признаться честно, я верю этому проклятому Яцусю. Очень надеюсь, завтра утром узнаю хоть что-то из анализов, а вот ночью меня наверняка будут мучить кошмары... |
||
|