"Сверстники" - читать интересную книгу автора (Итиё Хигути)

6

Такое случалось редко, не чаще, чем снег при палящем солнце, - Мидори не хотелось в школу и настроение было препаршивым; - «обычного завтрака не хочется? может, заказать какие-нибудь изысканные суси? на простуду-то не похоже, жара нет, видно, просто на-иереживалась; мама нынче утром сходит за тебя в святилище Таро, а тебя освобождаю, как пострадавшую» - «нет-нет, мне непременно нужно самой попросить о сестрином процветании, не успокоюсь душой, если не схожу, дай мне только на храмовое пожертвование, я скоро вернусь», - и она ушла; в храме Таро Инари20 в Накатамбо звякнула колокольчиком «пасть крокодила»21, соединила ладони, придумывая, за что бы вознести молитву? она подходила к святилищу и возвращалась, бродила, склонив голову, по тропинке, ее заметили и окликнули издалека; подбежал Сёта, дернул за рукав, выпалил: «Мидори, извини за вчерашнее» - «О чем ты? Не тревожься» - «Они ведь меня ненавидят, я их враг, а меня бабушка позвала, пришлось уйти, а то бы Сангоро так сильно не досталось, утром я был у него, он рыдает, он прямо вне себя, знаешь, как я злюсь, узнав, что Тёкити в тебя сандалию швырнул, да, так? - это даже для такого негодяя слишком! Поверь, Мидори, я бы ни за что не ушел, если б знал, а так - еду-то я мигом проглотил, собрался возвращаться, да бабушка затеяла ванну принимать, велела мне дома сидеть, тут у вас все, видать, и произошло, свара-то», - он оправдывался, будто и в самом деле был виноват; - «Больно?» - он посмотрел вверх на ее лоб, Мидори рассмеялась: «Пустяки, разве это рана! Только знаешь, Сё, об этом никто не должен знать, если кто-то скажет, что Тёкити швырнул в меня сандалию, ужас что будет. Мать прознает - мне жутко попадет, родители-то меня пальцем никогда не тронули, а тут какой-то негодяй Тёкити грязной обувкой в меня прямо в лоб мне бросает, пинается...» - она отвернулась, лицо ее было жалким.

«Ты прости меня, правда, все говорят, что я виноват, мне не пережить, если ты злиться станешь! Давай, все обсудим», - они стояли у задней калитки дома Сёта. «Мидори, хочешь, зайдем ко мне. Никого нет, бабушка, верно, ежедневную дань собирает, так грустно одному, покажу тебе "парчовые картинки", помнишь, я рассказывал, у меня их много, зайдем, а», - он тянул ее за рукав, не уходил; Мидори молча кивнула; в сад вела плетеная калитка на петлях, выстроились рядами изящные молоденькие деревья в кадках, с крыши свисали пучки папоротника, видно сохраненные Сёта со дня лошади; сторонний человек вряд ли полюбопытствовал бы заглянуть сюда, но все местные знали, что это - самый богатый дом в квартале, что живет в нем бабушка с внуком; на дверях устроены разнообразные замки и запоры для устрашения незваных гостей, но, хотя обитатели соседних одноэтажных домиков любили заглянуть сюда в отсутствие хозяев, на взлом, конечно же, никогда и никто не решался; Сёта шел первым, отыскивая в доме удобное местечко, чтобы нежарко и ветерок продувал: «Проходи, пожалуйста», - он заботливо протянул ей веер - такая предупредительность не по годам забавна была в тринадцатилетнем подростке; он принялся показывать ей «парчовые картины»22, с незапамятных времен хранившиеся в доме, и радовался, если какая-то ей нравилась; «а вот, смотри, старинные ракетки для игры в волан, они достались моей маме, когда она в одной старинной усадьбе служила, смешные, правда? вот эта большая, и лица на нынешние не похожи, да? вот бы мама была жива... он умерла, когда мне было три года, отец насовсем вернулся в свою деревню, теперь у меня только бабушка осталась, я тебе завидую...» - о родителях разговор зашел как-то невольно; «эй, картины не намочи, ты же мужчина, тебе слезы не к лицу», - укорила его Мидори, - «верно, я духом слаб, частенько разное такое на память приходит, сейчас еще ничего, а в лунные вечера зимой, когда я кружу по Тамати, собирая с должников деньги, меня не раз тянуло плакать, особенно на набережной... нет, просто от холода я бы не стал слезы лить; почему? - не знаю, какие-то мысли лезут в голову; да-да, с прошлого года мне приходится долги собирать, бабушка состарилась, а в наших местах по вечерам неспокойно, да глаза у нее побаливают, ей трудновато бывает поставить печать на расписку; раньше на нас несколько человек работали, но бабушка говорит, что они нас за дураков держали, видят, старуха с ребенком. Значит, можно отлынивать; вот подрасту, залоговую лавку откроем, пускай и не точно такую, как в старину, но с вывеской - "Контора Танака", то-то будет радость; те, кто ее не знает, говорят, что бабушка скопидомка, но она просто экономная, для меня копит деньги; там, где я собираю долги, много жалких людишек, они, небось, о бабушке плохо отзываются, как подумаю об этом, так слезами заливаюсь, я - слабак, пошел сегодня утром проведать Сангоро, у него все тело болело, но чтобы отец ни о чем не узнал, работает, как ни в чем не бывало; когда я это увидел, то просто рот открыл; смешно, когда мужчина плачет, да? - эти безмозглые овощи из боковых улиц хотели его унизить», - он вдруг покраснел, словно застыдился собственной слабости, - что за бессердечие! - их взгляды встретились, в них светилась взаимная приязнь; «тебе очень шел праздничный наряд, мне даже завидно стало, в такой одежде я бы и мужчиной побыть не отказалась; ты был лучше всех», - похвалила его Мидори; «Я? да какое там! вот ты и в самом деле выглядела потрясающе! все признали, что красивее самой Оомаки из "веселого квартала", будь ты моей старшей сестрой, мне было бы приятно показаться с тобой на людях, куда угодно пошел бы с тобой и гордился бы, гордился... но что поделать, нет у меня братьев и сестер... послушай, Мидори, а давай сфотографируемся вдвоем! я оденусь, как был на празднике, ты облачишься в легкое кимоно со светлыми полосами дивного покроя, сниматься пойдем в фотографию Като в Суйдодзири; кое-кто в Рюгэдзи обзавидуется! да-да, и злиться будет аж до посинения, но он ведь у нас "вареная печень" - сдержанный господин, так что и не покраснеет, может, даже посмеется, ну и пусть, мне все равно; если сделать большую фотографию, то ее могут и в витрине выставить... ну, как моя идея? у тебя мрачное лицо, ты что, против?» - его упреки звучали смешно; - «если меня снимут с таким мрачным лицом, сам же меня и возненавидишь», - пошутила Мидори и рассмеялась; в ее смехе была прелестная нотка, она явно развеселилась.

Постепенно истаивала утренняя свежесть; солнце пригревало; «Сёта, приходи вечером ко мне играть, будем фонарики по воде пускать, рыбу половим, на пруду сделали новые мостки, теперь совсем не страшно», - небрежно сказала девочка; Сёта почувствовал себя на седьмом небе и, провожая Мидори, только и думал, какая она красивая.