"Судная ночь на Синосе" - читать интересную книгу автора (Хиггинс Джек)Глава 7 Вооруженная операция – май 1946Хотя на старом катере, предоставленном нам греками, был дизельный двигатель. Демос, лейтенант греческих военно-морских сил, вел его под парусом. Во время Второй мировой войны он работал на британцев в Эгейском море, так что в ночных высадках во вражеский тыл знал толк. В маленькой кабине было жарко и душно. Я проспал недолго, а когда проснулся, почувствовал в затылке тупую ноющую боль, которая никак не проходила. Воздух в кабине был насыщен отвратительной смесью запахов дизельного масла, рыбы и мочи скота, от которых меня чуть было не вырвало. Мне не нравилось мое настроение, совсем неподходящее для дела, на которое мы шли. Было время, когда подобные ночные операции воспринимались вполне естественно. Но тогда шла война, а она, по крайней мере в Европе, уже почти год как закончилась. Срок достаточный, чтобы отвыкнуть от мысли, будешь ли ты завтра жив или убит. Я опустил ноги на пол и сел, обхватив голову руками. Раздался стук в дверь, и в кабину заглянул сержант Джонсон. Он наверняка не успел забежать на интендантский склад в Помпеях. На нем была старая линялая хлопчатобумажная фуражка, грязный костюм и стоптанные ботинки. Такое уважающий себя ирландский лудильщик постыдился бы надеть. Лицо его было покрыто недельной щетиной. – Двадцать минут, сэр. Вы просили вас разбудить. Несмотря на то, что еще до Греции мы с ним, будучи оба в звании сержанта, вместе служили, он строго соблюдал субординацию. Джонсон знал меня как никто другой. Он заботливо спросил: – С вами все в порядке? – Как на это посмотреть. Я уже начинаю думать, разумно ли было с моей стороны ввязываться во внутренние дела греков. Если бы я не согласился, другой бы занял мое место. А ты что думаешь? Джонсон пожал плечами: – Они мне за это платят. Он был прав, это также относилось и ко мне. Непонятно почему, но мне от его слов стало легче. Я поднялся с койки и потянулся. – Как остальные? – Готовы. Вы ведь знаете, какой О'Брайен. Задирист, он готов драться каждый вечер, а по воскресеньям дважды. А молодой Даусон вовсе не может поверить, что ему так повезло. – Помню, когда и я был таким, – сказал я. – Но это было давно. Остальные участники операции сидели в ожидании, расположившись в просторном помещении, где обычно размещался экипаж. Они, как и мы с Джонсоном, были в выгоревшей, потрепанной одежде, на ногах – старые ботинки. Другими словами, выглядели крестьянами из бедных районов северной части Греции. О'Брайен, который всегда брился дважды в день, отпустил бородку, а Форбс вообще был похож на матерого преступника. Лицо юного Даусона было гладким и чистым, как звон хрустального бокала, главным образом потому, что пользоваться бритвенным станком ему было еще рано. Так что с умыванием у него проблем не было. Он был единственным слабым звеном нашей операции. Когда закончилась война, Даусон был еще курсантом и поэтому считал, что опоздал стать участником самых захватывающих в жизни приключений. Война воспринималась им как некая азартная игра. В иной ситуации я бы на него даже не взглянул, но мне позарез нужен был радист, и он оказался лучшим из тех, кого смогли найти в тот момент. Увидев меня, они дружно встали. Махнув рукой, я позволил им сесть. – У нас осталось около пятнадцати минут, поэтому буду краток. Повторяю. Первый этап операции – на шлюпке входим в залив Трассос, где будет ждать проводник. Он отведет нас к фермеру по имени Микали. Второй этап – прибываем на ферму и вместе с Микали оцениваем обстановку. Третий этап – вызволяем Таракоса из форта и вместе с ним тем же путем уходим. Все детали операции им были хорошо известны, но повторный инструктаж никогда не лишний. – Какие варианты на случай осложнения ситуации? – спросил Даусон. Только за этот единственный вопрос я готов был оставить его на катере, чтобы он занялся теоретической разборкой операции, чему в диверсионной школе уделялось основное внимание. – Альтернативные варианты будем принимать на месте, – ответил я. Это не совсем верно, подумал я, но для него такой ответ подойдет. Джонсон проверил снаряжение. Каждый из нас был вооружен автоматом, автоматическим пистолетом и четырьмя гранатами. У Даусона, помимо всего прочего, в старом немецком ранцевом мешке был радиопередатчик, таким во время войны пользовались греческие партизаны. Кроме того, каждый имел сухой паек. Оставив их заниматься своими делами, я вышел на палубу. Лучшей погоды для высадки быть не могло. Стояла темная безлунная ночь, небо все было устлано облаками, сквозь которые изредка поблескивали звезды. На палубе двое греческих военных моряков надували лодку, а Демос, высунувшись из окна рубки, что-то им тихо говорил. – Ну как дела? – спросил я его. – А, это вы, – сказал он и покачал головой. – Плохо, совсем плохо. Здесь в направлении залива очень сильное подводное течение. Это то, что нам нужно, но возникли неожиданные проблемы. Изменилось направление ветра, он сейчас восточный, а это значит, что дует он прямо в залив. – Берег оказывается с подветренной стороны? Под парусом туда идти не годится. Можно разбиться о скалы. – Совершенно правильно, а если включим двигатель, нас засекут. – Что же теперь делать? – Можно попробовать в другой раз. Я покачал головой: – Нет, не годится. Военное командование ждать не будет. Центральному правительству в Афинах стоило огромных сил удержать военных от бомбардировки форта. Так что или сегодня ночью, или уже никогда. Он понимающе кивнул. – Хорошо, если вы хотите попробовать, я к вашим услугам. Попробую войти в залив с юго-восточной стороны, но как только мы в него войдем, вы высаживаетесь, а я сразу же поворачиваю обратно. Вам придется остальную часть пути проплыть на надувной лодке. – Ничего, мы справимся, – сказал я. Он мрачно улыбнулся: – Будем надеяться, что все умеют плавать. Что ж, веселенькое напутствие, подумал я и пошел к своим, чтобы подготовить их. Каик, на котором мы плыли, был из категории низкопалубных, так что особых проблем с пересадкой из него быть не должно, но тем не менее это требовало определенной ловкости. Мы достаточно спокойно вошли в залив, хотя состояние моря в этом месте было хуже, чем я себе представлял. Вся наша команда выбралась на палубу, двое палубных матросов уже спускали надувную лодку за борт. Каждый из нас был при полной амуниции и спасательном жилете. Момент пересадки в лодку наступил, когда Демос начал разворачивать каик в сторону открытого моря и скорость буквально за одну-две минуты резко упала. Выйдя на разворот, Демос резким свистом подал нам сигнал. Завалившееся на бок судно трясло, его огромный парус неистово трепало на ветру. Приказа Джонсону не потребовалось. Он перелез через борт, за ним стремительно последовали Форбс и О'Брайен. Даусон зацепился мешком с рацией за перила и повис, проклинаемый Джонсоном. Каик начал набирать скорость, и мы чуть не упустили момент. Я грубо отцепил Даусона, толкнул его в темноту и сам последовал за ним. Через мгновение каик бесшумно, словно привидение, растворился в ночи. Как только я почувствовал под собой днище лодки, ее сразу же захлестнуло водой. Я допустил ошибку и в попытке удержаться на ногах схватился руками за весло, но высокие пенистые волны, вздымаемые порывистым ветром, тут же заполнили лодку водой. Оказавшись в считанные секунды по пояс в воде, мы продолжали оставаться на плаву. Для нас это было самое главное. Я приказал ребятам грести изо всех сил. В противном случае мы бы просто затонули. По прошествии многих лет мои слова могут показаться излишне драматизированными, но дело обстояло именно так. Мы очень быстро передвигались в сторону берега, и это меня ничуть не удивляло. Демос заранее предупредил, что скорость течения в заливе достигает пяти-шести узлов. Впереди достаточно хорошо был виден берег, отчасти из-за того, что к этому времени на небе расступились низкие облака, но, главным образом, из-за бешеной скорости, с которой белоголовые буруны несли нашу шлюпку к берегу. Теперь мы поплыли еще быстрее. У самого берега участок воды от белых гребешков на ее поверхности был похож на ковер из цветущего вереска, буйно распустившегося после теплого проливного дождя. Течение стало таким сильным, что нам не оставалось ничего, кроме как держаться на плаву. Ночь была наполнена рокотом морских волн. Волны, вал за валом, набегали на скалистый берег, вороша прибрежную гальку, и, недовольно урча, откатывались обратно. Нашу лодку так сильно крутило в разные стороны, что мы уже не могли ею управлять. Вдруг перед нами из темноты вздыбилась огромная шестифутовая волна с белым пенистым гребнем на вершине, мечта любого спортсмена, занимающегося серфингом. Этого нам только недоставало. Лодку страшно тряхнуло, и Форбса отбросило на корму. О'Брайен инстинктивно бросился за ним и ухватил Форбса за верхнюю часть спасательного жилета. Лучше бы он этого не делал, так как в следующую секунду лодку швырнуло в другую сторону, и они оба вывалились за борт. Затем течение подхватило лодку и с угрожающей скоростью понесло к острову. Огромная волна, подхватившая нас в пятидесяти ярдах от берега, распласталась под нами, оставив после себя белые облака пены и струящиеся потоки воды. На гребне следующей волны мы стремительно преодолели половину расстояния до желанной суши. Только я успел подумать, что все позади, как почувствовал, будто гигантская рука переворачивает нашу лодку. Я сразу же нащупал ногами дно, поскольку глубина в этом месте не превышала пяти-шести футов. Позади себя я увидел болтавшуюся на воде перевернутую лодку и схватился за висевшую вдоль ее борта веревку. Ни Джонсона, ни Даусона рядом не было, и мне ничего не оставалось, как выбираться на берег в одиночку. Казалось, весь мир перевернулся. Вокруг только темнота да брызги волн. У меня не было четкого представления, в какую сторону двигаться. И тут я заметил, как в кромешной тьме трижды мигнул огонек. Поначалу я решил, что у меня начались галлюцинации, но он замигал снова. Я отчаянно пытался рывками выбраться, из воды, доходившей мне почти до пояса. Вновь накатила огромная волна, будто решив всерьез затащить меня обратно в море. Я, как мог, старался удержаться на месте, вцепившись правой рукой в большой камень, лежавший почти у самого берега. Когда волна откатила в море, кто-то, одхватив меня под мышки, поставил на ноги и повел в темноту. Наконец мои ноги начали утопать в, мягком сухом песке, и я упал на четвереньки. Меня рвало так, будто я выпил половину Эгейского моря. Море было везде: в моей голове, в сердце, в мозгах. Его рев заглушал все ночные звуки. Я сделал глубокий вдох и замер. Перед моими глазами забрезжил слабый свет. Моргнув пару раз, я увидел очертания женского лица, неожиданно возникшего из темноты. Большие плоские скулы, слегка раскосые глаза, чувственные ноздри и слишком большой рот. Она была очень похожа на татарку. Типичная крестьянка. Самая красивая из всех некрасивых женщин, которых я когда-либо видел. – Вам теперь лучше? – спросила она низким, грубым голосом, каким говорят горские жители севера. – Да, – ответил я. – А вы кто? Я ожидал, что меня встретит Микали, Джон Микали. – Его вчера убили в форте. Один из охранников застрелил его по ошибке. А я Анна, дочь Джона Микали. – А вы знаете, зачем я здесь? Вы поможете нам? – Знаю, – сказала она. – И я это сделаю. Чтобы отомстить за отца, я сделаю это. Я присел, пытаясь осмыслить изменившуюся ситуацию. Я чувствовал исходящий от нее кислый запах давно не мытого тела, особо остро проявляющийся на фоне свежего солоноватого морского воздуха. И тут со стороны моря появились, поддерживая друг друга, сержант Джонсон и Даусон. Сделав пару шагов, они рухнули у моих ног. Все, что было у них с собой, осталось на дне. Радиопередатчик, автоматы и даже сухие пайки. Единственное, что осталось, это финки по одной на брата и автоматические пистолеты «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, свисавшие с плеч. У меня оставался автомат и рюкзак, который болтался на шее. Я дал им по паре гранат, и мы разбились на две группы. Получасовой поиск Форбса и О'Брайена результатов не дал. В такой кромешной тьме дальше искать было бесполезно. К тому же шторм на море усиливался все больше и больше. Итак, перед нами тремя встали новые проблемы, которые надо было решать. Анна указала на небольшое углубление в скале, где можно было спрятать лодку. На случай поспешного отхода мы не стали выпускать из нее воздух. Ведомые моей спасительницей, мы пересекли песчаный берег и почти в полнейшей темноте по узкой извилистой тропинке начали подниматься вверх. Как только мы выбрались из скал, окружающих залив, все вокруг нас вдруг изменилось. Низкие тучи рассеялись, и на ночном небе ярко засверкали звезды. Девушка, не проявляя признаков беспокойства, решительно зашагала по ровному скошенному полю. Неожиданно перед нами зашевелились кусты. Резким движением я вскинул автомат на изготовку. В кустах раздался глухой звук самодельного ботала, которое крестьяне подвешивают на шею домашнему скоту. Из зарослей вышла коза. Пахнув животным запахом, она прошмыгнула мимо меня. – Все нормально, – тихо сказала Анна. – Они здесь свободно бродят. – А патрули? – Сейчас в форте, – ответила она. – Побаиваются здесь показываться по ночам. Это место пользуется дурной славой. Здесь в античные времена был город. Говорят, что скалы, на которых он стоял, разверзлись и море за одну ночь поглотило его, не оставив даже следа. Такое страшно даже представить. Сорок или пятьдесят хорошо вооруженных солдат вместе со мной могли бы разнести этот проклятый остров на куски. Но греческой военной разведке такого количества бравых ребят не сыскать. – Теперь уже немного осталось, – произнесла она. – Не более полумили. Она продолжала идти по ровному полю, а мы, крадучись, следовали за ней, прижимаясь к холмам, тянувшимся грядой по его краю. В течение четверти часа никто из нас не проронил ни слова, и вдруг, неожиданно перевалив через вершину холма, мы увидели у его подножия в окружении оливковых деревьев крестьянский дом. Издалека до нас донесся глухой лай собаки. – Дальше я пойду одна, – сказала девушка. – Надо проверить, все ли спокойно. Иногда ко мне наведываются гости. Те, из форта. – Могут быть? – спросил я. – И часто они заходят? – Когда захотят, – ответила она, нахмурив брови. – Я ведь единственная женщина на этом острове. Ее слова прозвучали для меня достаточно убедительно, но, когда она отошла от нас на приличное расстояние, я шепнул Джонсону: – Я пойду за ней. Если что не так, смываемся. Он не стал спорить, и я двинулся вниз по склону холма. Домик был небольшой и явно очень старый, двор между задней стеной дома и сараем для домашнего скота был вымощен булыжником. В воздухе стоял крепкий запах навоза. Я поправил рюкзак и приготовился ждать. Неожиданно скрипнула дверь сарая, и кто-то спокойным голосом на греческом скомандовал мне: – Оружие на землю, быстро! Я аккуратно положил свой автомат на землю и поднялся. Дуло винтовки уперлось мне в спину. Я резко подался влево и, увернувшись от направленного на меня ствола, ногой ударил незнакома в коленную чашечку. Тот рухнул лицом в грязь. Дверь дома открылась, и нас осветило ярким светом. Тут я разглядел своего противника. Это был совсем молодой парень, лет семнадцати – восемнадцати с густой шапкой вьющихся волос. Он с трудом приподнял голову и посмотрел через плечо. – Анна! – крикнул он в отчаянии. – Это я, Спиро! Анна коснулась моего плеча: – Все в порядке. Отпустите его. – Кто он? – Один из них, – ответила Анна. – Из красных, но меня любит и все сделает, о чем бы я ни попросила. – Она презрительно усмехнулась. – Мужики. Все одинаковы, как малые дети, сколько сладостей ни давай – всегда не хватает. В греческой военной разведке мне дали план острова пятидесятилетней давности, единственный, который они смогли раздобыть, поэтому Спиро оказался здесь как нельзя кстати. Я уточнил у него недостающие подробности. – Почти все стены форта разрушены, – сообщил он. – В особенности со стороны суши. Единственный проход – через ворота под аркой. – А часовые? – Всегда кто-нибудь стоит у ворот. Обычно один. Большая часть помещений непригодна для жилья. Таракоса держат на втором этаже центральной башни. – Ты его когда последний раз видел? – Я его вижу каждый день. Его выводят на крепостной вал, чтобы показать, что он еще жив. На тот случай, если кто-то наблюдает за островом со стороны моря. Видите ли, меня близко к нему не подпускают, так что от меня помощь небольшая. Сопровождают его только офицеры. – А что насчет часовых в башне? – У его дверей обычно кто-нибудь дежурит. Старую комнату на первом этаже, ближнюю к входу, приспособили под караульное помещение. – Почему ты сказал «обычно»? Что, бывает, когда у дверей Таракоса никого нет? – Всякое бывает, – пожал он плечами. – Таракос заперт в комнате, где всего одно узкое, как щель, оконце. Куда он может деться? Мы не регулярная армия. Иногда часовые хотят развлечься. Остаются в караулке, играют в карты и тому подобное. Я снова бросил взгляд на план острова и задумался. – Похоже, особых проблем не предвидится, сэр, – бросил Джонсон. – Мы то же самое думали и о высадке на берег. На, дискуссию времени не оставалось, так как снаружи из темноты раздался тарахтящий звук мотора. Джонсон моментально бросился к окну и поверх задернутой занавески выглянул во двор. – Какой-то грузовик, – сообщил он. – Сюда едет грузовик. – Повернувшись к Анне, он добавил: – Похоже, у вас сегодня будут гости. Юный Даусон выхватил пистолет. Лицо его побледнело и напряглось. Я удержал его за руку и грубо тряхнул. – Спрячь. Если начнем стрелять из нашего укрытия, что из этого выйдет? Они скроются, а затем весь остров перевернут вверх дном. – Залезайте на чердак, – сказала Анна. – Там вы будете в безопасности. В углу комнаты стояла лестница, ведущая на чердак. Спиро быстро по ней поднялся и открыл люк. Джонсон, Даусон и я последовали за ним. Как только моя нога коснулась нижней ступеньки, девушка взяла меня за руку. Странно, исходящий от нее запах уже не казался мне неприятным, а ее лицо некрасивым. Простое, волевое и решительное лицо. – Постараюсь избавиться от них как можно быстрее. – Вдруг они захотят остаться, – возразил я. Она покачала головой: – Они никогда долго не задерживаются. То, за чем они приезжают, получают очень быстро. Совсем неподходящее время для подобных разговоров, но я сочувственно спросил: – Это вас не унижает? – Когда-то унижало. Но теперь уже нет. Меня – нет. Понимаете? – Она печально улыбнулась. – Одному меня научила жизнь – ко всему можно привыкнуть. Спиро слегка приоткрыл чердачный люк, подложив под него деревяшку, чтобы можно было наблюдать за происходящим внизу. Сверху была видна только часть комнаты вокруг стола. Послышался смех, дверь распахнулась, и трое мужчин ввалились в комнату. Двое были в потрепанной крестьянской одежде, перетянутой у пояса патронташем. С их плеч свисали автоматические пистолеты. Третий был одет в линялую униформу цвета хаки. На его военной фуражке виднелась красная звездочка. – Майор Ампулидес, – шепнул Спиро. – На этой неделе он дежурит в форте. А затем все произошло так быстро, как обычно случается в самые жестокие моменты жизни, когда даже не успеваешь осмыслить увиденное. Как только Анна вошла в дом, Ампулидес запросто облапил ее и поцеловал. Затем грубо повалил на стол и задрал ей подол. Он уже расположился между ее ног, прежде чем мы поняли, что происходит. То, что он делал с ней, недостаточно назвать грубым. Это было отвратительно. Он насиловал ее, и не важно, как воспринимала это его несчастная жертва. Может быть, как само собой разумеющееся. Но со стороны это выглядело слишком по-животному. Ну совсем как на скотном дворе. Анна лежала на столе и застывшими глазами безучастно смотрела поверх плеча насильника. Спиро, издав гортанный звук, с шумом открыл люк чердака и спрыгнул вниз. Мне ничего не оставалось, как только последовать за ним. Я неудачно приземлился и откатился к стене. Спиро, схватив Ампулидеса за китель, потянул его назад, пытаясь оторвать от девушки. Анна, одернув подол, стала подниматься со стола. И тут началось что-то невообразимое. Один из сопровождавших майора солдат схватился за автоматический пистолет и с бедра открыл пальбу в мою сторону. Он стрелял слишком высоко, чтобы попасть в меня, но зацепил Джонсона, который, спрыгнув вслед за мной с чердака, оказался на линии огня. Тот упал на пол. Пуля попала и девушке в грудь. Анна рухнула со стола, накрыв меня своим телом. В ее закатившихся глазах застыло изумление. Она умерла так же тихо, как и жила. Я отодвинул ее тело в сторону и, все еще лежа на полу и держа автомат одной рукой, очередью отшвырнул нападавшего к дальней стене комнаты. Третьему, который очень кстати замешкался со своим автоматическим пистолетом, пуля разодрала плечо. Вот так, в какие-то доли мгновения может измениться человеческая судьба. Он корчился на полу, отчаянно цепляясь за жизнь. Высунувшийся из чердачного люка Даусон выстрелом в голову добил его. Десять, от силы двадцать секунд длилась эта кровавая бойня. Поднявшись, я увидел, как Спиро и Ампулидес катаются по полу в яростной схватке. Наконец Ампулидесу удалось подмять под себя юношу. Он сел на него верхом и, вцепившись руками в глотку, стал душить Спиро. Удар по голове мгновенно успокоил Ампулидеса. Джонсон был еще жив, но, как я понял, ненадолго. Его левая рука была страшно изуродована, две пули попали ему в грудь. Он находился в состоянии болевого шока. Его безумные глаза ни на что не реагировали. Я сделал для него все, что мог. Наложил повязку из двух или трех бинтов и вколол морфий. Девушка все еще лежала у стола. Я приказал Даусону взять одеяло и накрыть ее. Бедный парень, он буквально за несколько минут постарел лет на десять. Сначала Форбс и О'Брайен, а теперь и это. Интересно, сколько еще потрясений он сможет выдержать, подумал я. Самое подходящее время, чтобы человека сломить или закалить. Спиро во время драки получил серьезную травму головы, и теперь кровь из глубокой раны над его левым виском ручьем стекала по лицу. Чувствовалось, что он пережил сильное потрясение и разум его затуманился. Он упал на колени рядом с Анной, стянул с ее лица одеяло, склонился над телом и стал вглядываться в ее лицо, как бы не веря своим глазам. Я тем временем занялся осмотром убитых. Теперь у нас появилось достаточно оружия, так как двое убитых имели при себе по одному ручному пулемету «шмайссер», доставшихся им, скорее всего, во время войны от немцев, попавших в засаду партизан. Я положил оружие на стол. Майор Ампулидес издал нечто вроде мычания и попытался сесть. Спиро повернул голову в его сторону, и я увидел, как его лицо исказила ненависть, глаза налились дикой злобой. – Ублюдок! Подлец! Он выдернул из-за пояса нож и кинулся на майора, но Даусон оказался резвее и, вынув свой «смит-и-вессон», встал у Спиро на пути. – Вот этого не надо, – сказал ему Даусон и обратился ко мне: – Я полагаю, что Ампулидес вам потребуется одним куском, сэр? – Ты верно мыслишь. Подойдя к Даусону, я сказал, обращаясь к Спиро: – Сожалею, что так вышло. Знаю, что ты чувствуешь, но я должен выполнить задание. Ампулидес может оказаться полезен, поэтому я не хочу от тебя опрометчивых поступков. Понял? Его лицо выражало мучительную боль. – Он же убил Анну. – Это воина ее погубила, – отрезал я. – А теперь ты поможешь нам выкрасть Таракоса или уже нет? Он медленно провел рукой по глазам. – Этого же хотела Анна. Я похлопал его по плечу и протянул сигарету, затем направился к Ампулидесу, который уже сидел, прислонившись спиной к стене. Он напряженно наблюдал за нами, но страха в его глазах не было. Подойдя к нему, я присел на корточки. – Ты жив, а твои друзья мертвы. Ты хочешь жить? – Что я для этого должен сделать? – Мне нужен Таракос. Живым и в полном здравии. – Да ты сошел с ума. – Не вижу причины. Мы въезжаем в ворота на твоем грузовике. С твоей помощью выводим его из здания, сажаем в машину и уезжаем. На все уйдет не более пяти минут. – А что будет со мной потом? Буду с пулей в сердце и лицом в грязь лежать в канаве? – Это единственный для тебя шанс. Он того стоит. Даю слово, что сохраним тебе жизнь. – Так, даешь слово. По тону его голоса можно было понять, что он решил взвесить все за и против. – Я всегда могу напустить на тебя Спиро, – подчеркнул я. Ампулидес повернулся и на мгновение взглянул в горящие глаза юноши, затем снова посмотрел на меня и быстро сказал: – Хорошо, я сделаю, что от меня требуется. Операцию нужно было провести этой ночью, поэтому в нашем распоряжении оставалось всего несколько часов. Обеспокоенная долгим отсутствием майора и его конвоя, охрана форта могла поднять тревогу. В создавшейся ситуации ковать железо следовало, пока оно было еще горячо, и я принял решение начать операцию в три часа ночи. К тому времени даже заядлые картежники должны спать крепким сном. «Бедфорд», грузовик майора, представлял собой старую трехтонку британских вооруженных сил «Бедфорд». За руль сел Спиро, я рядом с ним, уперев дуло автомата пленнику в бок. Даусон со «шмайссером» в руках спрятался за нашими спинами. Дорога, ведущая вверх к форту, была отвратительной. Скорее тропинка, нежели проезжая дорога, и та с годами, очевидно, становилась все хуже и хуже. Последнюю четверть пути нам предстояло преодолеть по заросшей низкой травой равнине, которая, плавно поднимаясь вверх, смыкалась с кромкой высоких скал, стоящих на самом краю острова. С точки зрения стратегического положения лучшего места для форта на острове не найти, и турки, владея этой частью Средиземноморья, воспользовались этим. На воротах форта на крюке висел фонарь-quot;молнияquot;, под которым, оперевшись спиной о стену, с винтовкой на коленях спал часовой. Подъезжая к воротам, Спиро сбавил скорость. От шума машины часовой проснулся и поднялся на ноги. Я толкнул Ампулидеса в бок, и он высунулся из машины, чтобы показаться часовому. Этого оказалось достаточно. Часовой что-то крикнул и махнул нам рукой. Грузовик пересек темный двор, двигаясь в направлении крепостной башни, над дверью в которую также висел фонарь, развернулся к воротам передом на случай поспешного бегства и остановился рядом с дверью. Двигатель отключать не стали. Прежде чем проникнуть в форт, я несколько раз повторил каждому его обязанности, но, как поведет себя в этой ситуации Ампулидес, никто не знал. – Если на втором этаже часовой, смотри не выкинь номер. Это будет лучше для всех. Если что – первым пойдешь в расход. Я тебя предупреждаю, – пригрозил я. Уверенности в том, что Ампулидес ухватится за соломинку, которая спасет ему жизнь, у меня не было. Однако и у него причин сомневаться, что в противном случае получит от меня пулю, не должно было быть. Окажись на моем месте, он сделал бы то же самое. Втроем, я по одну сторону от Ампулидеса, а Даусон по другую, мы направились к двери. Спиро остался у грузовика. Я осторожно открыл дверь. Свет от висевшего снаружи фонаря проник в темный коридор башни. Внутри было тихо, как в могиле. Даусон проскользнул мимо меня и прижался к стене, направив «шмайссер» на дверь караулки. Каменная лестница оказалась шире, чем я предполагал. Чуть выше, куда доходил свет с лестничной площадки, где находилась камера генерала, лестница сворачивала вправо. – Спокойно, – шепнул я Ампулидесу. – Пошли наверх. Он сделал короткий нерешительный шаг вперед, затем резко развернулся и выскочил через дверь обратно во двор, предоставив Спиро, стоящему возле машины, возможность отомстить. Конечно, Ампулидес этого не желал, но в съемном магазине «шмайссера» помещается двадцать восемь патронов, и Спиро одной очередью, как я полагаю, все их всадил в майора. Ампулидеса резко отбросило обратно к двери. Тут же раздались крики и из распахнутой двери караульного помещения с грохотом вылетел стул. – Займись ими, – крикнул я Даусону. – А я займусь Таракисом. Я побежал по лестнице вверх, и, как только повернул вправо, на моем пути вырос здоровенный охранник. Он яростно бросился ко мне. Бряцнул старый «ли-энфилд», висевший на его плече, но я со своим «томпсоном» оказался проворнее и выстрелом в живот утихомирил его. Тем временем каждый из выбегавших из караулки попадал под смертельный огонь «шмайссера» Даусона. Перемахнув через несколько ступенек, я оказался на маленькой площадке. Прямо напротив я увидел старую массивную дубовую дверь, окованную железными полосами. При свете фонаря, висевшего на вбитом в стену крюке, я разглядел два огромных железных болта, на которых держалась дверь. Мне не составило большого труда их открутить и открыть вход в камеру. Шум ожесточенной перестрелки внизу сюда не доходил. В камере стояла тишина. Я не уловил в камере ни малейшего шороха. Сняв со стены фонарь, я сделал шаг вперед. – Генерал Таракос? – позвал я. – Я пришел освободить вас. С отчаянием в глазах он появился из мрака бесшумно, словно белое привидение. Насколько я знал, ему было сорок девять лет, но выглядел он на все семьдесят. Генерал с трудом ступил мне навстречу и схватил меня за лацканы. – С вами все в порядке? – спросил я его. – Вы можете передвигаться? В ответ он жутко замычал, отпустив меня, открыл рот и показал на него пальцем. Эти сволочи отрезали ему язык. Как только мы достигли лестничного поворота, прогремел сильный взрыв, подняв в воздух облака пыли. Мне показалось, что башня от основания до верха заходила ходуном. Это Даусон, как я понял позже, бросив пару гранат в раскрытую дверь караулки, решил поставить последнюю точку в этом инциденте. Увидев меня с Таракосом, спускающимися по лестнице, он кинулся на помощь, подхватил генерала одной рукой, и мы втроем направились к выходу. Спиро стоял у заднего борта грузовика, держа «шмайссер» на изготовку. – Жми на все педали. Рвем отсюда, – крикнул я ему. Мы с Даусоном быстро погрузили генерала в кузов машины. Даусон запрыгнул туда же. Спиро, перекинув автомат через плечо, кинулся в кабину «Бедфорда». Я был не более чем в двух ярдах от кабины, когда Спиро уже усаживался за руль. Но ему этого сделать не удалось. Смертельный выстрел пришелся ему прямо в голову. Я выпустил ответную автоматную очередь в сторону, откуда стреляли, и, вытащив тело Спиро из кабины, занял место водителя. Как только грузовик тронулся, стрельба усилилась. Во мраке ночи, как на адском балу смерти, повсюду фейерверком вспыхивали и гасли огни. Пули глухо барабанили по кузову «Бедфорда», дырявя его брезентовый полог. Для атакующих он представлял собой отличную мишень, огромную, как двери авгиевых конюшен. Из темноты проступили очертания ворот форта, и я увидел под ними посреди дороги мертвого часового с винтовкой на груди. Я опустил руку и прибавил газу. Неожиданно лопнуло переднее ветровое стекло, осыпав меня мелкой крошкой. Нас резко качнуло, кто-то отчаянно вскрикнул, и мы наконец вырвались из форта. Теперь темнота стала нашим союзником. Всего в четверти мили от дома Микали двигатель грузовика, словно астматик, затрясся в кашле и навечно замолк. Я вылез из кабины и, подойдя к заднему борту, почувствовал запах бензина. Даусон, отдернув брезентовый верх кузова, выглянул наружу. – Похоже, пробило бензобак, – сказал он. – Что теперь будем делать? – Будем добираться пешком, – ответил я. – Если сможем, бегом. Попадемся к ним в руки – зажарят живьем. – После того что произошло, всему охотно поверю. Вот только бы генерал смог прошагать самостоятельно хотя бы ярдов сто, сэр. Не знаю, что они там с ним делали, но думаю, что-то ужасное. – Для начала они отрезали ему язык, – сказал я. – Уверен, это развеет все твои сомнения относительно их способностей. Мое замечание возымело действие, что и доказал Даусон в течение последующего часа. Относительно состояния генерала он был совершенно прав. Тот едва переставлял ноги и, пройдя несколько ярдов, свалился. Нам пришлось подхватить его с обеих сторон и тащить за собой. Затем, попеременно взваливая его на спину, мы несли Таракоса на себе. Это позволяло нам достаточно быстро продвигаться вперед. Я никогда еще не испытывал такой благодарности инструкторам военно-диверсионной школы, где физической подготовке курсантов уделялось так много времени. Тем не менее, войдя во двор дома с потерявшим сознание Таракосом на плечах, я чуть было не упал от изнеможения. Не слишком бережно положив его на землю, я сказал Даусону: – Тележка. Нам нужна какая-нибудь ручная тележка. Поищи, она здесь обязательно должна быть, а я посмотрю Джонсона. Когда я зажег лампу, то увидел, что в комнате ничего не изменилось. Повсюду были пятна крови, в воздухе витал запах смерти, костлявой руки которой не избежал и Джонсон. Я присел рядом и склонился над его телом. Ощупав его холодное лицо, я понял, что умер он не менее часа назад. Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился Даусон. – Тележку я нашел, но сюда кто-то идет. Слышны голоса оттуда, где мы оставили грузовик. – Клади Таракоса на тележку и – вперед, – приказал я. – Я вас догоню. Он заколебался. – А сержанта Джонсона, сэр, оставим здесь? – Сержантом Джонсоном займусь я. А теперь пошел к черту. В дальней комнате я нашел бидон на пять галлонов с керосином для лампы и вылил его на пол и тела убитых. В эту минуту я думал о Джонсоне. Мы с ним долгое время прослужили солдатами, и теперь я должен был отдать ему последний долг, долг военного моряка такому же моряку. Я не мог взять его с собой, но проклял бы себя, если бы оставил его этим стервятникам, наступавшим нам с Даусоном буквально на пятки. Когда, стоя в дверном проеме, я бросил горящую керосиновую лампу в дом, она взорвалась словно бомба. Быстро повернувшись, я кинулся через двор догонять Даусона. Я бежал по узкой тропе и через несколько ярдов настиг его. Я взялся за одну ручку тележки, и мы с Даусоном, уже на пару, начали толкать ее вперед. Дойдя до вершины горы, мы оглянулись назад. Ферма, объятая пламенем, словно огромный факел, светила в ночи. Интересно, что думали те, кто стоял на палубах кораблей, находившихся недалеко от острова. На ярком фоне пожарища хорошо были видны силуэты людей. Их было не менее десятка, но никто из них нас не видел, никто не палил в нашу сторону. – Похороны викингов, – тихо произнес Даусон. – Да, очень похоже. Трогаем дальше. Основные наши трудности остались позади. Мы дотолкали тележку до края скальной гряды, нависавшей над заливом Трассос, подхватили Таракоса под мышки и потащили вниз. Это был адский труд, генерал так и не приходил в сознание. Море уже не было таким бурным, что облегчало нашу задачу. Без особых проблем мы погрузились в лодку и отчалили от берега. Грести пришлось ладонями да плоской деревяшкой, которую Даусон подобрал на берегу. Весла мы потеряли во время шторма, когда перевернулись. Морской военный катер подобрал нас, когда уже совсем рассвело. Тотчас на эсминец, флагман морских сил стратегического назначения, была отправлена радиограмма о нашем возвращении. Было также сообщено о состоянии здоровья генерала Таракоса. Я вышел на палубу и увидел Даусона, стоящего у перил в чужой шерстяной шинели. – Как состояние? – спросил я. – Как после аврала, сэр. Другого ответа я от него и не ожидал. Он сделал попытку улыбнуться, но вместо этого вдруг безутешно разрыдался. Я положил руку ему на плечо. Тут мы увидели, как к острову приближается эскадра военных кораблей. Мы поняли, что сейчас произойдет. Выстроившись в линию, корабли открыли по нему ураганный огонь. Били тяжелые орудия, и спустя несколько минут остров был разрушен до основания. |
||
|