"Час охотника (Исповедальня)" - читать интересную книгу автора (Хиггинс Джек)

Глава 1

В офицерской столовой казарм пехотной гвардии никого не было, когда туда вошел майор Тони Виллерс. В помещении царила темнота, свет исходил лишь от свечей, догоравших в подсвечниках на длинном отполированном обеденном столе, да от столового серебра, оставшегося неубранным.

На торце стола стояли приготовленные к ужину приборы, а в серебряном ведерке со льдом – и это приятно удивило – бутылка шампанского его любимой марки «Круг» урожая 1972 года. Тони остановился, оглядел бутылку, осторожно откупорил, взял со стола один из хрустальных бокалов, медленно налил шампанского. Затем подошел к камину и стал рассматривать себя в зеркало над ним.

Багряно-красный мундир был явно к лицу, особенно украшали его ордена, и в первую очередь белая лента Военного Креста с серебряной розеткой, означавшей, что его обладатель удостоен этой награды дважды. Офицер в зеркале был среднего роста, широкоплеч, черные волосы чуть длиннее того, что положено по уставу. Даже сломанный некогда нос придавал лицу особый шарм.

Вдруг стало совершенно тихо. Лишь великие мужи прошедших веков взирали на него с портретов. Все происходящее казалось нереальным, а в зеркале Тони почему-то видел массу собственных отражений, уходящих в бесконечность. Кроме того его мучила невыносимая жажда. Он поднял бокал и сказал хриплым, каким-то не своим голосом:

– За тебя, старик Тони! Счастливого Нового года!

Он поднес хрустальный бокал к губам. Шампанское казалось таким холодным, как никогда в жизни. Тони жадно выпил ледяную влагу, которая уже во рту стала превращаться в кипящий огонь, прожигавший внутренности насквозь. Он вскрикнул от боли, зеркало разбилось, земля разверзлась под ногами, Тони рухнул вниз.

Конечно, это был сон, сон об утолении жажды. Виллерс проснулся и обнаружил, что находится на том же самом месте, где провел всю последнюю неделю: в углу маленькой каморки, где он сидел, прислонившись к стене, не имея возможности даже лечь – мешали шейные деревянные колодки с висячим замком, в которые на уровне плеч были затянуты и запястья рук.

Голова его была повязана зеленым платком, какие носят мужчины племени белуджей. Именно ими командовал Виллерс в горах Дожара до тех пор, пока десять дней назад не попал в плен. Рубашка и брюки цвета хаки заляпаны грязью и разорваны, ноги – босы, потому что кожаные сапоги украл какой-то рашид. Ужасно раздражала колючая щетина, отросшая за неделю: по старой гвардейской привычке он привык бриться ежедневно.

Загремел засов, и дверь со скрипом отворилась. В комнату вошли двое рашидов – низкорослых и жилистых, в грязных белых одеждах, перекрещенных пулеметными лентами. Не говоря ни слова, они подхватили пленника, выволокли наружу, грубо посадили у стены и удалились.

Через некоторое время глаза его привыкли к утреннему солнцу, и он уже мог осмотреться. Бир аль Гафани была нищей деревней, состоявшей из дюжины домов с плоскими крышами и пальмами оазиса внизу. Какой-то мальчик подогнал своих верблюдов к корыту с водой, в котором женщины в черных платьях и паранджах стирали белье.

Вдали в синее небо врезались вершины гор Дожара, самой южной провинции Омана. Две недели назад Виллерс еще руководил охотой белуджей на марксистских повстанцев. Деревня же Бир аль Гафани находилась на вражеской территории – в Народно-Демократической Республике Йемен, простиравшейся на север до самых саудовских пустынь.

Слева от него стоял глиняный кувшин с водой и черпаком, однако он опасался пить без разрешения и решил потерпеть. Вдалеке на вершине холма показался верблюд. Он шел к оазису и казался несколько нереальным из-за колеблющегося над песком горячего марева.

Виллерс на минуту закрыл глаза, опустил голову на грудь, чтобы уменьшить давление колодки на шею, и ощутил приближающиеся шаги. Подняв веки, он увидел Салима бин аль Камана. На нем был черный головной платок и черное покрывало, у правого бедра болтался автоматический браунинг, за поясом торчал кривой кинжал, а в руке он нес свою гордость – китайский автомат «АКМ». Он остановился и посмотрел на Виллерса сверху вниз. Это был приятный мужчина с узкой, подернутой сединой бородой, с испанским цветом лица.

– Салям алейкум, Салим бин аль Каман, – произнес Виллерс традиционное арабское приветствие.

– Алейкум ассалям. Гуд монинг, Виллерс-сахиб.

На большее его английского не хватило, дальше говорили по-арабски.

Салим прислонил свой автомат к стене, наполнил черпак водой и осторожно поднес ко рту Виллерса. Англичанин принялся жадно пить. Таков был их утренний ритуал. Салим снова наполнил черпак, и Виллерс поднял голову, чтобы подставить рот под прохладную струю.

– Ну что, лучше? – спросил Салим.

– Можно сказать, что да.

Между тем верблюд подошел ближе, теперь расстояние до него не превышало ста метров. От седла наездника тянулась веревка, к которой был привязан человек, еле шевеливший ногами от усталости.

– А это кто такой? – спросил Виллерс.

– Хамид, – ответил Салим.

– С другом?

Салим рассмеялся.

– Эта страна принадлежит нам, майор Виллерс, нам, рашидам. Сюда следует приходить лишь тогда, когда тебя пригласят.

– Но в Хауфе комиссары НДРЙ не признают прав рашидов. Они даже в аллаха не верят, только в Маркса.

– Дома пусть себе шумят, сколько хотят, но на земле рашидов... – Салим пожал плечами и достал из складок одежды жестяной портсигар. – Хватит об этом. Папиросу, друг мой?

Араб ловко скрутил ее на конце, вставил в рот Виллерсу и поднес огонь.

– Русский? – снова спросил Виллерс.

– В пятидесяти милях отсюда, недалеко от Фасари, в пустыне стоит их военно-воздушная база. Много русских самолетов, грузовиков, солдат – всего!

– Я знаю.

– Знать-то, может, и знаешь, а вот почему твоя хваленая САС ничего не предпринимает?

– Моя страна не воюет с Йеменом, – сказал Виллерс. – Я всего лишь британский военный советник, который по просьбе султана Омана обучает его войска и руководит их операциями против марксистских повстанцев.

– Мы не марксисты, Виллерс-сахиб. Мы рашиды, идем, куда хотим, и майор САС для нас хорошая добыча. За него мы получим много верблюдов и много винтовок.

– От кого?

Салим ткнул папиросой в сторону.

– Я послал весточку в Фасари. Русские должны приехать уже сегодня. Они заплатят за тебя кучу денег. С моей ценой они согласились.

– Сколько бы они ни предложили, мои люди заплатят больше, – заверил Виллерс. – Если вы доставите меня в Дофар целым и невредимым, они дадут, сколько захотите, в английских золотых соверенах или в серебряных талерах.

– Ах, Виллерс-сахиб, я уже дал слово, – засмеялся Салим.

– Можешь не объяснять. Известно – для рашидов слово священно.

– Вот это точно!

Салим поднялся, когда верблюд подошел совсем близко и опустился на колени. С него сошел Хамид, молодой рашид в красном одеянии. Он дернул за веревку, и человек на другом ее конце упал на четвереньки.

– Это кто такой? – спросил Салим властно.

– Мы схватили его, когда он шел ночью через пустыню. – Хамид подошел к верблюду и снял с него солдатскую фляжку и ранец. – Это он нес с собой.

В ранце оказались хлеб и консервные банки с надписями по-русски. Одну из них Салим протянул Виллерсу и спросил нового пленника по-арабски:

– Вы русский?

Перед ними стоял старый седой человек, изможденный, его рубаха цвета хаки была насквозь пропитана потом. Он потряс головой. Губы его раздулись, почти как у негра. Салим протянул черпак с водой. Старик жадно стал пить.

Виллерс довольно сносно владел русским.

– Кто вы такой? – спросил он. – Вы идете из Фасари?

– А вы кто? – прохрипел старик.

– Британский офицер из вооруженных сил султана в Дофаре. Эти люди напали на наш патруль, сопровождающих убили, а меня взяли в плен.

– Этот араб знает английский?

– Не больше трех слов. Но, может быть, вы говорите по-арабски?

– Нет, но думаю, что мой английский лучше, чем ваш русский. Меня зовут Виктор Левин, я иду из Фасари, хотел пробраться в Дофар.

– Чтобы перебежать?

– Примерно так.

– А, так он разговаривает с тобой по-английски! Значит, он не русский? – спросил Салим.

– Не имеет смысла рассказывать ему что-нибудь о вас, – тихо сказал Виллерс Левину. – Сегодня приедут ваши, чтобы забрать меня.

Он посмотрел на Салима.

– Да, он русский из Фасари.

– А что он потерял на земле рашидов?

– Он искал Дофар.

Салим прищурился.

– Чтобы сбежать от своих? – Он громко расхохотался и хлопнул себя по бедру. – Прекрасно! Русские хорошо за него заплатят. Это подарок, друг мой. Аллах любит меня! – Он кивнул Хамиду. – Отведи его в хижину и проследи за тем, чтобы его покормили. Потом явишься ко мне.

На Левина надели такие же колодки, как у Виллерса. Теперь они сидели рядом, прислонившись к стене. Через некоторое время появилась закутанная в черное женщина, присела на корточки и принялась поочередно кормить их похлебкой из деревянной чашки. Совершенно невозможно было понять, молодая она или старая.

Она аккуратно вытерла им рты, вышла и закрыла за собой дверь.

– Не понимаю, зачем они закрывают лица, – сказал Левин.

– В знак того, что принадлежат только своим мужьям. Другие мужчины не должны их видеть.

Левин закрыл глаза.

– Странное место. Уж очень здесь жарко.

– Сколько вам лет? – спросил Виллерс.

– Шестьдесят восемь.

– Долго же вы собирались, однако. Не слишком ли солидный возраст для перебежчика?

Левин мягко улыбнулся.

– Все и просто, и сложно. Как жизнь. Неделю назад у меня в Ленинграде умерла жена. А поскольку детей у нас не было, то нет и возможности шантажировать меня на свободе.

– А по специальности вы кто?

– Профессор Ленинградского университета. Авиаконструктор. У наших ВВС в Фасари размещены пять МИГов-23, якобы в учебных целях.

– Модифицированные? – предположил Виллерс.

– Вот именно. Их используют в качестве штурмовиков в гористой местности. Дооборудование проводили в Союзе, но на месте возникли проблемы. Вызвали меня.

– Понятно. А вы уже сыты всем этим по горло? И куда же вы направлялись? В Израиль?

– Совсем необязательно. Я не считаю себя убежденным сионистом. И вообще, Англия нравится мне гораздо больше. В 1939 году, незадолго до начала войны, я был там с торговой делегацией. Это были два лучших месяца в моей жизни.

– Ясно.

– В 1958 году у меня появилась надежда выбраться из России. Я вступил в тайную переписку с родственниками в Израиле: они хотели помочь мне. Но меня предал человек, которого я считал своим другом. Обычная история. В общем, я получил пять лет.

– И – в ГУЛАГ?

– Нет, в одно очень интересное место. Хотите верьте, хотите нет, но эти пять лет я провел в ирландской деревне под названием Друмор.

Виллерс даже привстал от удивления.

– Не понимаю.

– Друмор, ирландская деревня, расположенная в центре Украины. – Старик рассмеялся, глядя на удивленное лицо Виллерса. – Об этом стоит рассказать поподробнее.

Когда Левин закончил рассказ, удивление Виллерса сменилось задумчивостью. Уже несколько лет он занимался методами подрывной деятельности и борьбы с терроризмом, в первую очередь в Ирландии. Потому-то история, поведанная стариком, крайне заинтересовала его.

– О Гатчине, где натаскивали агентов КГБ для работы в Англии и так далее, я знал, но об ирландской деревне слышу впервые.

– Не говоря уже о наших контрразведчиках!

– В Древнем Риме существовали гладиаторские школы, где рабов и пленных готовили к смерти на арене, – заметил Виллерс.

– Именно к смерти, – согласился Левин.

– Впрочем, и у них был шанс выжить, если противник оказывался слабее. То же самое и с вашими диссидентами в Ступоре, изображавшими полицейских.

– Против Келли у них не было никаких шансов.

– Вы говорите о нем так, как будто это сверхчеловек...

Левин тяжело и хрипло вздохнул, опустил веки и заснул. А Виллерс сидел и думал. Чувствовал он себя мерзко. Мысли все время вращались вокруг эпопеи Левина. Он знал много деревень в Ольстере. Кроссмаглен, например. Очень неприятное место. Настолько опасное, что войска туда доставляли вертолетом. Однако Друмор на Украине – это что-то совершенно невообразимое. Он покачал головой, опустил подбородок на грудь и тоже заснул.

Очнулся он от того, что какой-то рашид немилосердно тряс его за плечо. Второй араб будил Левина. Рашид поднял Виллерса на ноги и толкнул так, что тот буквально вылетел в дверь. Судя по солнцу, полдень уже наступил.

На площадке у дома стоял «БТР» песочного оттенка, который русские называли «крейсером пустыни». Вокруг – шестеро солдат в форме цвета хаки и с автоматами в руках. Еще двое устроились на «крейсере» перед крупнокалиберным пулеметом, огнем которого они могли бы без труда разметать дюжину глазевших на них рашидов вместе с их допотопными винтовками.

Рядом с Виллерсом Хамид поставил Левина.

– Ну вот, Виллерс-сахиб, как ни жаль, пора расстаться. Мне нравились наши беседы.

К ним в сопровождении прапорщика подошел русский офицер, в такой же форме, как подчиненные, но в фуражке и темных очках. Последние странным образом делали его похожим на офицера африканского корпуса Роммеля. Он постоял, посмотрел, потом снял очки. Его гладкое лицо с темно-синими глазами оказалось моложе, чем предполагал Виллерс.

– Профессор Левин, – обратился он с иронией. – Я с удовольствием поверил бы, что вы заблудились во время прогулки, однако боюсь, что известная вам инстанция придерживается иного мнения.

– Понятное дело, – ответил старик.

Офицер повернулся к Виллерсу и представился:

– Капитан Юрий Киров, двадцать первая десантная бригада, – произнес он на великолепном английском. – А вы – майор Энтони Виллерс, пехотная гвардия и, что значительно важнее, двадцать второй полк САС.

– Вы очень хорошо информированы, – заметил Виллерс. – Позвольте сделать вам комплимент и относительно знания моего родного языка.

– Спасибо, – ответил Киров. – Мы пользуемся теми методами технического обучения, которые были когда-то разработаны САС в Харфорде. Да и вы лично, как и Левин, представляете значительный интерес для КГБ.

– Убежден в этом, – любезно ответил Виллерс.

– Итак, – Киров повернулся к Салиму, – перейдем к делу. – Его арабский был не так хорош, как английский, но объясниться он мог вполне.

Он щелкнул пальцами, прапорщик выступил вперед и протянул арабу холщовый мешок. Салим открыл его и зачерпнул полную пригоршню монет, золотом сверкнувших на солнце. Он улыбнулся и передал мешок Хамиду, стоявшему за ним.

– Я бы попросил вас снять с обоих колодки, и мы отправимся, – сказал Киров.

– Да, но Киров-сахиб забыл кое-что. – Салим опять улыбнулся. – Кроме всего прочего, мне обещали пулемет с двадцатью тысячами патронов.

– Хм, да, но наше командование считает, что это было бы слишком большим искушением для рашидов, – заявил Киров.

Улыбка Салима мгновенно улетучилась с его лица.

– Но вы это твердо обещали.

Его люди тут же почувствовали недоброе и подняли винтовки. Киров снова щелкнул пальцами, и пулемет выплюнул очередь, раздробившую стену хижины чуть выше головы Салима. Когда эхо выстрелов стихло, Киров сказал:

– Со всей серьезностью советую вам взять золото.

К Салиму вернулась улыбка, он развел руками.

– Само собой разумеется. Дружба – это все. Не стоит рисковать ею из-за глупого недоразумения.

Он вынул ключ из кошеля на поясе и открыл висячий замок на колодке Левина. Затем подошел к Виллерсу.

– Иногда аллах все-таки смотрит на землю и наказывает живых, – пробормотал он.

– Так написано в Коране? – спросил Виллерс, высвобождая давно затекшие руки.

Салим пожал плечами. Выражение его глаз было каким-то странным.

– Если и нет, то это подразумевается...

Двое солдат вскочили по приказу прапорщика, встали слева и справа от Левина и Виллерса, повели их к «крейсеру» и усадили рядом с собой. Мотор зарычал, Киров отдал честь Салиму.

– Приятно было иметь с вами дело! – крикнул он.

– Взаимно, Киров-сахиб!

«Крейсер пустыни» удалялся, окруженный облаком пыли. Когда он переваливал через гребень первого бархана, Виллерс оглянулся и увидел, что старый рашид все еще стоит на месте и глядит им вслед, а его люди отступили назад. Вокруг них словно сгущалась какая-то необычная тишина, полная непонятной угрозы. Однако в этот момент «крейсер» перевалил через гребень, и деревня Бир аль Гафани скрылась из виду.

В сравнении с предыдущим местом заключения бетонная камера в конце административного здания в Фасари являла собой явное улучшение «жилищных условий»: оштукатуренные стены, сухой туалет, две узкие железные кровати с матрацами и одеялами. На пути сюда Виллерс насчитал шесть таких камер с тяжелыми дверьми и глазками, возле которых по трое охранников несли постоянную службу.

Теперь он стоял у зарешеченного окна и смотрел на летное поле. Оно оказалось отнюдь не столь большим; три ангара и единственная газовая взлетно-посадочная полоса. Перед ангарами крылом к крылу отдыхали пять МИГов. В сумерках они казались неподвижно замершими доисторическими чудовищами. Немного поодаль виднелись два вертолета МИ-8, транспортный самолет, военные грузовики и другие автомобили.

– Похоже, здесь никто не заботится о безопасности, – пробормотал Виллерс.

Левин кивнул.

– А в этом и нужды нет. Во-первых, здесь территория дружественного государства, во-вторых, кругом пустыня. Такую цель даже ваши сасовцы навряд ли бы взяли без больших проблем.

Загремел засов, и в камеру вошел молодой сержант в сопровождении араба с ведром и двумя эмалированными кружками.

– Кофе, – объявил сержант.

– А когда нас будут кормить? – спросил Виллерс.

– В девять.

Он кивнул арабу, чтобы тот уходил, последовал за ним и закрыл дверь. Кофе оказался на удивление хорошим и очень горячим.

– Так, значит, они используют арабский персонал? – удивился Виллерс.

– Только на кухне и других подсобных работах. Но я думаю, их набирают не среди бедуинов, а привозят из Хауфа.

– Что же теперь с нами будет?

– Ну, завтра четверг, прилетит самолет с продуктами и запчастями. На нем нас, наверное, отправят в Аден, – со знанием дела пояснил Левин.

– А потом в Москву?

Ответа на свой риторический вопрос Виллерс, конечно, не получил. С таким же успехом он мог задать его бетонным стенам, стальным дверям и решеткам на окнах. Они оба легли на свои кровати.

– Вся моя жизнь была сплошным разочарованием, – задумчиво сказал старик. – Когда я был в Англии, нас возили в Оксфорд. – Он зевнул. – С тех пор я всю жизнь мечтаю о том, чтобы однажды вернуться туда.

– Ах, Оксфорд, Оксфорд... – мечтательно произнес Виллерс. – Удивительный городок.

– Вы его хорошо знаете?

– Там училась моя жена. После Сорбонны. В колледже Святого Гуго. Она наполовину француженка.

Левин приподнялся на локте.

– Удивительно... Извините, но вы не похожи на женатого человека.

– А я и не женат, – откликнулся Виллерс. – Больше не женат. Несколько месяцев назад мы развелись.

– Сочувствую вам.

– Не стоит. Как вы уже сказали, жизнь – сплошное разочарование. У каждого к ней свои требования, и именно это затрудняет отношения между людьми, особенно между мужчиной и женщиной. Пусть феминистки говорят что угодно, однако разница между нами есть.

– Мне кажется, вы ее все еще любите.

– Без сомнения, – ответил Виллерс. – Потому что любить проще. Куда тяжелее жить вместе.

– Ну и почему же это произошло?

– Во всем виновата моя профессия. Борнео, Оман, Ирландия. Я побывал даже во Вьетнаме. Вот уж где мы были совершенно не к месту. И однажды она мне сказала: «Хорошо ты умеешь делать только одно: убивать людей!» А потом настал день, когда она уже не могла этого выдержать.

Левин молча откинулся назад, а Виллерс, подложив руки под голову, уставился в потолок и отдался мыслям, которые не хотели его покидать и с наступлением ночи.

Он проснулся сразу, услышав шаги и голоса в коридоре. Свет в камере на ночь не выключили. Виллерс бросил быстрый взгляд на свои часы «Ролекс», которые почему-то не отняли при обыске, и заметил, что Левин заворочался на своей кровати.

– Что там за суета? – спросил он.

Виллерс встал и подошел к окну. Месяц взошел на звездном небе, пустыня светилась каким-то зловещим светом. МИГи были похожи на плоские силуэты, вырезанные из черной матовой бумаги. Господи, подумал он, что-то должно произойти. Желудок его свело нервной судорогой.

– Что происходит? – прошептал Левин, когда загремел засов.

– Я только что подумал, – сказал Виллерс, – что побег, даже если он кончится пулей в спину, все же предпочтительнее Лубянки в Москве.

Вдруг дверь рывком распахнулась, и в камеру вошел сержант в сопровождении араба с большим деревянным подносом в руках, на котором стояли две миски с супом, черный хлеб и кофе. Араб, хотя и пригибал голову, казался Виллерсу странно знакомыми.

– Давай пошевеливайся! – приказал военный на ломаном арабском.

Араб поставил поднос на маленький деревянный столик у кровати Левина и в тот момент, когда сержант зачем-то отвернулся к двери, поднял голову. Это был Салим бин аль Каман.

Одной рукой он вытащил кинжал из левого рукава, а другой зажал рот своему повелителю, ногой ткнул его под колено и, когда тот потерял равновесие, воткнул нож между ребер. Затем осторожно опустил сержанта на кровать, вытер лезвие о гимнастерку и улыбнулся.

– Я все никак не могу забыть твоего предложения, Виллерс-сахиб. Ты ведь, кажется, говорил, что за твое возвращение в Дофаре заплатят кучу денег.

– Значит, ты решил получить деньги дважды – той и с другой стороны. Вот это по-деловому, – ухмыльнулся Виллерс.

– Само собой. Но дело еще и в том, что русские не захотели вести со мной торговлю честно. Так что пришлось мне подумать о собственной чести.

– А где другие охранники?

– Ужинают. Об этом я узнал от друзей на кухне. Человек, место которого я занял, на пути сюда заимел огромную шишку на голове. Мы об этом позаботились. Неподалеку от базы нас ждет Хамид с верблюдами.

Когда вышли, Салим задвинул засов, и, быстро пройдя коридор, они оказались на свободе. Ничто не нарушало покоя залитой лунным светом базы советских ВВС в Фасари.

– Вы только посмотрите, – сказал Салим, – кругом ни души. Даже часовые на ужине. Разве это солдаты? Крестьяне в форме. – Из-за железной бочки, стоявшей у стены, он вытащил два свертка. – Переодевайтесь и за мной.

Это были шерстяные плащи с капюшонами, в каких бедуины спасаются от ночного холода пустыни. Облачившись в них, беглецы пошли за Салимом к ангарам.

– Даже забора нет, не то что стены, – прошептал Виллерс.

– Пустыня лучше любой ограды, – откликнулся Левин.

Слева и справа за ангаром поднимались дюны вдоль русла высохшей речки.

– Это Вади Аль Хара. Через четверть мили она резко расширяется. Там нас ждет Хамид, – сказал Салим.

– А ты не подумал о том, что Киров сделает серьезные выводы и вспомнит о Салиме бин аль Камане? – спросил Виллерс.

– Подумал. Но к тому моменту я с моими людьми буду уже на полпути к Дофару.

– Понятно. Большего мне и не надо знать. А сейчас я устрою для тебя маленькое представление.

Виллерс подошел к стоящему неподалеку «крейсеру пустыни» и залез внутрь. Салим хриплым шепотом запротестовал:

– Виллерс-сахиб, это же безумие.

Но тот уселся на место водителя, рашид быстро вскарабкался на БТР, за ним – Левин.

– У меня отвратительное чувство, что это я виноват во всем, – сказал старик. – Надо понимать, что мы сейчас увидим САС в действии?

– Во время второй мировой войны в Северной Африке люди САС под руководством Дэвида Стерлинга уничтожили больше самолетов противника на земле, чем королевские ВВС и американцы в воздухе. И я осмелюсь продемонстрировать вам, как именно это делается.

– Однако по другой вашей версии все может закончиться пулей в спину, – напомнил Левин.

Но Виллерс включил зажигание и, когда мотор заработал, по-арабски обратился к Салиму:

– С пулеметом справишься?

Салим схватился за рукоятки ДШК.

– Спаси нас, аллах! У этого человека вместо мозгов порох в голове. Он ненормальный, – только и ответил араб.

– И это записано в Коране? – насмешливо спросил Виллерс и нажал на газ. За грохотом мотора он не расслышал ответа.

«Крейсер пустыни» сорвался с моста. Виллерс резко развернул его и разнес хвост ближайшего МИГа. Он поддал газу и проделал то же самое с остальными машинами. Хвосты обоих вертолетов были расположены слишком высоко, и Виллерс ударил восьмитонным «крейсером» по кабинам, акриловое стекло которых тут же разлетелось вдребезги.

Сделав круг, он кивнул Салиму:

– Вертолеты! Целься в баки!

На крыше административного здания наконец взвыла сирена, послышались крики и выстрелы. Салим длинными очередями прошивал оба вертолета до тех пор, пока не взорвался бак левой машины. Темноту ночи озарил огромный огненный шар, разметавший по все стороны пылающие обломки. Чуть позже рванул и второй вертолет. Пламя объяло стоявший рядом с ним МИГ.

– Довольно! – приказал Виллерс. – Сейчас они все взлетят на воздух. Давайте сматываться!

Он еще раз развернулся, а Салим отогнал пулеметной очередью солдат, бежавших к ним. Виллерс заметил, что Киров стоит на крыльце во весь рост и хладнокровно разряжает свой пистолет, в то время как все, кто был с другой стороны взлетно-посадочной полосы, бросились на землю: довольно бессмысленный жест.

Подняв тучи песка, они перемахнули через крутой гребень дюны и через мгновение были уже у русла высохшей реки. На дне ее то там, то тут торчали обломки скал, освещенные ярким светом луны. Виллерс направил БТР вперед.

– Все в порядке? – повернулся он к Левину.

– Думаю, что да, – ответил тот.

Салим любовно похлопал по ДШК.

– Хорошая вещь. Лучше любой женщины. Я оставлю его себе, Виллерс-сахиб.

– Ты заслужил такой подарок, – откликнулся Виллерс. – Так, теперь нам осталось найти Хамида и рвать к границе что есть мочи.

– А вертолетов для погони у них нет, – констатировал Левин.

– Вот именно.

– Послушай; Виллерс-сахиб, ты мог бы быть настоящим рашидом, – сказал Салим. – С таким удовольствием я не воевал уже несколько лет. – Он поднял руку. – Вот они в руке моей, и они словно песок.

– Опять Коран цитируешь? – спросил Виллерс.

– Нет, друг мой. На этот раз вашу Библию, Ветхий завет.

Салим бин аль Каман громко и торжествующе захохотал, потому что в этот самый момент они выскочили на равнину, где их ждал Хамид.