"Рыцарь Таверны" - читать интересную книгу автора (Сабатини Рафаэль)

Глава 15. Возвращение Джозефа

Со своей стороны, все эти дни Кеннет мучительно размышлял над тем, как поднять себя в глазах возлюбленной. Но его попытки были столь неуклюжи и неверны, что он вскоре перестарался в своем усердии, пренебрежительно отозвавшись о Криспине в присутствии Синтии. Ее глаза широко раскрылись, и если бы он был понаблюдательнее, то поспешил бы перевести разговор в другое русло. Но ревность лишила его последних скудных остатков разума, которыми его наградила природа, и он продолжал говорить о Криспине, не заботясь о форме выражения. Однако вскоре она прервала поток его красноречия:

— Кеннет, разве я не говорила вам, что лучший способ стать джентльменом, это не оскорблять имя того, кто спас вам жизнь? Что джентльмен должен презирать себя за такой поступок?

Как и раньше, он стал возражать, что его слова не содержали ничего обидного для сэра Криспина. Он был готов разрыдаться, как школьник, каковым и оставался в душе.

— А что касается моей благодарности за указанную им услугу, — произнес он, ударяя кулаком по дубовому столу, — то эта благодарность должна быть оплачена, и с процентами, ибо я могу заплатить за нее своей жизнью.

— Я не понимаю, о каких процентах вы говорите, если вы должны рисковать тем, чем обязаны своему спасителю, — жизнью, — ответила она с холодной улыбкой, едва не заставив его разрыдаться. Но если ему не хватало силы воли, чтобы сдержать слезы, то хватило, по крайней мере, стыдливости, чтобы повернуться спиной и не показывать их девушке. — Но скажите мне, сэр, — спросила она с растущим любопытством, — как все это произошло, чтобы я могла судить о законности вашей сделки.

Некоторое время он молча ходил по залу, сложив руки за спиной и устремив взгляд на полированный пол, по которому лучи заходящего солнца, проникавшие сквозь разноцветные стекла окон, разбрасывали багровые полосы. Она сидела в большом кожаном кресле во главе стола и молча наблюдала за ним.

Кеннет раздумывал, должен ли он сохранить в тайне существо дела, и под конец решил, что нет. Поэтому он вкратце пересказал ей историю Криспина, которую тот доверил ему той ночью в Ворчестере — историю подлинных страданий, которые только трус мог оставить неотмщенными. Он ничего не добавил, ничего не сократил, а рассказал ее такой, какой услышал в ту ужасную ночь, воспоминание о которой до сих пор повергало его в трепет.

Синтия слушала его, раскрыв рот, впитывая в себя нить повествования, которая по своей трагичности больше походила на роман, чем на подлинную жизнь человека. Со скорбью, с гневом и негодованием она слушала рассказ Кеннета. Даже после того, как он окончил его и сел в соседнее кресло, она продолжала молчать, все еще находясь под его впечатлением.

Затем внезапно она повернула горящие глаза на юношу и с глубочайшим презрением воскликнула:

— И вы, зная все это, позволяете себе так говорить об этом человеке? Зная, сколько страданий выпало на его долю, вы осмеливаетесь упрекать его за тс грехи, на которые его толкнула полная лишений судьба? А как бы поступили вы на месте этого несчастного? Упали бы трусливо на колени и возблагодарили Господа за то, что он сохранил вашу презренную жизнь? Или вы безропотно снесли бы удары судьбы с молитвой на устах? Кто вы такой, что, зная правду о жизни этого человека, можете сидеть здесь и осуждать его? Скажите мне!

Но Кеннету нечего было ответить на этот взрыв негодования, на вопросы, полные презрения, которые обрушились на него. Ответ, который он дал «Рыцарю Таверны» в ту ночь в Ворчестере на тот же вопрос, он сейчас не решался повторить. Может, он боялся этой девушки, а может, наконец, осознал, какое жалкое зрелище он представляет по сравнению с Криспином, которого он всем сердцем презирал еще не так давно.

Уступая ее гневу, он начал лихорадочно искать подходящее оправдание, но прежде чем он успел это сделать, раздался звук тяжелых шагов, и в холле появился Грегори Ашберн. Его лицо было пепельного цвета, и брови были нахмурены.

Его приход вызвал неловкую тишину в зале, и Грегори молча подошел к столу. У нижнего края стола он задержался, собираясь что-то сказать, но его прервал звук грохочущих колес и щелканье кнута.

— Это Джозеф! — воскликнул он с явным облегчением, которое не ускользнуло от Синтии. И с этим восклицанием он выбежал мимо них из зала, чтобы встретить так своевременно вернувшегося брата.

Он подоспел к ступенькам лестницы, ведущей в замок, как раз в тот момент, когда перед ней остановилась дорожная коляска, и из нее выскочил худощавый и подтянутый Джозеф.

— Итак, Грегори, — проворчал он вместо приветствия, — в конце концов я проездил впустую. Ваш курьер обнаружил меня в Лондоне, когда я уже истощил запасы гостеприимства в Уайтхолле. Но, раны Христовы! — воскликнул он, заметив бледность на его лице. — Ты болен?

— У меня есть для тебя новости, — ответил Грегори дребезжащим голосом.

— Что-нибудь с Синтией? Нет, вон она стоит со своим красавчиком возлюбленным. Господи, какие патлы он себе отрастил!

И с этими словами он поспешил навстречу молодым людям, чтобы поцеловать свою племянницу и поздравить Кеннета с благополучным возвращением.

— В Лондоне я много слышал о тебе, мой мальчик, — произнес он с хитрой улыбкой на лице. — Как ты подружился с глотателем огня Геллиардом, и как он связал священника и часового и вытащил тебя из тюрьмы за час до казни.

Кеннет вспыхнул. Он чувствовал издевку в тоне Джозефа. Тот старался подчеркнуть, что вся заслуга побега принадлежит Криспину и что сам Кеннет ни за что бы не выбрался из той переделки. Кеннету показалось, что эти слова и этот тон в присутствии Синтии были не случайны.

Он был прав. Джозеф был злобным и ядовитым от рождения и не упускал случая показать это окружающим. И сейчас он злился за те неудобства, которые он был вынужден терпеть в пути, выполняя дело, которое ему было явно не по душе.

Его тонкие губы расплылись в неприятной улыбке, и он устремил свой злобный взгляд на молодого человека, но в этот момент Грегори оттащил его в сторону за полу плаща. Они направились в залу, в которой состоялся их последний разговор перед отъездом Джозефа. С таинственным видом Грегори прикрыл за собой дверь и повернулся лицом, к брату. Тот в это время расстегивал свой пояс с мечом.

— Подожди, Джозеф! — воскликнул Грегори голосом полным трагизма. — Сейчас не время разоружаться. Держи свой меч под рукой, вскоре он будет тебе нужен, как никогда в жизни.

Он перевел дыхание и поведал брату последние новости:

— Роланд Марлёй жив, и он находится здесь! — И он без сил опустился в кресло.

Выражение лица Джозефа не изменилось. Только частое подергивание века выдало его взволнованное состояние. Его рука, снимавшая рукоятку меча, расслабилась, и он шагнул к брату, пристально вглядываясь в его бледное изможденное лицо. Внезапная догадка осенила его. Он взял брата за плечи и встряхнул.

— Грегори, идиот, ты слишком много пил в мое отсутствие!

— Да, это так, — простонал Грегори, — и он был моим собутыльником и подавал мне пример.

— Ну, конечно, — бросил Джозеф с презрением. — Бедный Грегори, вино настолько помутило твой рассудок, что тебе начали мерещиться призраки за столом. Оставь, старина, все это ерунда!

В его словах Грегори уловил сомнение. Он с трудом поднялся на ноги и обратился к брату.

— Это был не призрак, а Роланд Марлёй собственной персоной во плоти сидел со мной за столом. Он сильно изменился, и я бы ни за что не узнал, если бы не разговор, который я услышал десять минут назад.

Его искренность была очевидной, а слова были достаточно убедительны, и подозрения Джозефа вновь начали усиливаться.

Он схватил брата за руку, заставив того поморщиться от боли, и насильно усадил обратно в кресло.

— Что ты имеешь в виду, черт меня побери? — процедил Он сквозь зубы. — Рассказывай по порядку!

И Грегори поведал ему о том, как Кеннет прибыл в замок в сопровождении человека, который в последние годы войны прославился среди роялистов под именем «Геллиард Сто Чертей», а среди мятежников как «Рыцарь Таверны» за свое беспробудное пьянство. Грегори вспомнил и его упоминание о Роланде Марлёе в первую ночь пребывания в замке и закончил рассказом, который Кеннет недавно доверил Синтии.

— Значит, этот Криспин не кто иной, как Роланд Марлёй, превратившийся в наемную собаку? — размышлял вслух Джозеф. Он был спокоен, обдумывая то, что сообщил ему брат.

— Это не подлежит никакому сомнению.

— И ты виделся с этим человеком все эти дни, проводил с ним ночи напролет за бутылкой испанского вина и так и не узнал его? Клянусь Богом, где были твои глаза?

— Можешь назвать меня слепцом. Но он настолько изменился, что, бьюсь об заклад, ты тоже не узнал бы его.

Джозеф хмыкнул с презрительным видом, давая понять, что он думает о мнении своего брата.

— Думаю, что ты ошибаешься, Грегори. У меня было много причин запомнить его хорошенько, — Внезапно в его тоне зазвучали настороженные нотки:

— Но этот парнишка, Грегори, как ты думаешь, он не догадывается?

— Совершенно. В этом и заключается дьявольский план Роланда Марлёя. Узнав об отношениях Кеннета с нашей семьей, он использовал возможность, которую ему представила фортуна, чтобы связать мальчика клятвой прийти ему на помощь, когда он того потребует, не открывая при этом имен тех, против кого его действия могут быть направлены.

— Что же будет с вашим замечательным проектом его брака с Синтией? — ядовито пробормотал Джозеф. Он засмеялся неприятным смехом, и на некоторое время в комнате воцарилась тишина.

— Уму непостижимо! — взорвался он под конец. — Целых две недели он находился под этой крышей, и ты не предпринял ни одной попытки, чтобы исправить эту небрежность, которая была допущена 18 лет назад?

Он говорил об этом с таким ледяным спокойствием, что его брат вздрогнул и со страхом взглянул на него.

— Ну и что теперь, идиот? — орал Джозеф. — Ты что, так же слаб, как и слеп?

— Будь я проклят, если я не вернулся вовремя. Я не позволю ни одному Марлёю обременять мою старость. — Затем он понизил голос. — Завтра я найду способ, чтобы вывести этого пса на чистую воду. Я умею это делать.

Он потрепал рукоять меча.

— Другого выхода нет? — обреченным тоном спросил Грегори.

— Был. — ответил Джозеф. — Оставался еще Парламент. В Уайтхолле я встретил одного человека — полковника Прайда — старого кровожадного пуританина, который охотно отдал бы свою правую руку, чтобы увидеть Геллиарда на виселице. Этот Геллиард, похоже, зарубил его сына в Ворчестере. Если бы я знал раньше, — добавил он с сожалением, — если бы ты был посообразительней и сообщил бы мне о том, что случилось, я бы нашел возможность помочь полковнику Прайду осуществить его месть. Но сейчас, — он пожал плечами, — уже поздно.

— Может быть… — начал Грегори, и вдруг издал восклицание, заставившее Джозефа вскочить на ноги. Дверь распахнулась, и на пороге вырос сэр Геллиард Криспин со шляпой в руке.

Изумленный взгляд Джозефа задержался на нем на секунду, затем он воскликнул:

— Кто вы такой, черт вас возьми?! Несмотря на свой испуг, Грегори едва не расхохотался. «Рыцарь Таверны» сделал несколько шагов вперед.

— Я, Криспин Геллиард, к вашим услугам, — произнес он, поклонившись. — Я узнал, что владелец замка Марлёй вернулся из путешествия и что я могу застать вас здесь. Поэтому, сэр, я поторопился сюда, чтобы принести слова благодарности за гостеприимство, оказанное мне в стенах этого дома.

Продолжая говорить, он сверлил Джозефа взглядом настолько ненавистным, сколь цивильны были слова, которые он произносил. Джозеф не мог прийти в себя от изумления. Этот незнакомец был совсем не похож на Роланда Марлёя, которого он когда-то знал. К тому же он выглядел достаточно пожилым человеком, в то время как Роланду могло быть не более сорока лет.

Через мгновение Джозеф стряхнул оцепенение и, сгорая от желания узнать, разгадал ли Криспин, что они догадываются о его подлинном происхождении, ответил со слащавой улыбкой на лице:

— Сэр, мы рады вам. Вы оказали услугу дорогому для нас существу, и этот убогий домишко всегда к вашим услугам.