"Возвращение танцмейстера" - читать интересную книгу автора (Манкелль Хеннинг)

3

Джузеппе Ларссон по опыту знал – ничто нельзя принимать на веру. Он проснулся утром 26 октября от звона запасного будильника. Посмотрел на основной и убедился, что тот встал в четыре минуты четвертого. Даже будильникам нельзя доверять, поэтому он на всякий случай заводил два. Он встал и дернул шнурок на окне. Шторка скользнула вверх и с тихим хлопком свернулась в рулон. Небо было темным и звездным. Вчера по телевизору в Емтланде обещали снег, но пока на это непохоже.

Джузеппе быстро проглотил поданный женой завтрак. Девятнадцатилетняя дочь, все еще не перебравшаяся на отдельную квартиру, спала. Она подрабатывала в больнице и только что вернулась с ночной смены. В начале восьмого Джузеппе сунул ноги в сапоги, натянул поглубже шапочку, потрепал жену по щеке и вышел из дому.

Ему предстояло проехать сто девяносто километров на машине. За последнюю неделю он уже несколько раз проделал такое путешествие, туда и обратно, исключая, правда, один день, когда он настолько устал, что заночевал в гостинице в Свеге.

Сейчас он снова едет туда, и по дороге надо не только поглядывать, чтобы на шоссе не выскочил лось, но и попробовать обобщить имеющиеся данные об убийстве, которое он сейчас расследует. Он выехал из Эстерсунда, взял курс на Свенставик, поставил круиз-контроль на восемьдесят пять километров в час и снял ногу с педали газа. Себе он тоже не доверял – наверняка будет гнать под сотню, а торопиться некуда – если держать среднюю скорость восемьдесят пять километров в час, он как раз успеет к назначенной на девять встрече с криминалистами.

За окном машины было совершенно темно. Наступала глухая норландская зима. Джузеппе, родившийся в Эстерсунде сорок три года назад, не понимал людей, жаловавшихся на холод и мрак. Для него зимние полгода были временем, когда он мог немного расслабиться. Конечно, время от времени кто-то, доведенный теменью до помешательства, совершал самоубийство или убивал кого-то из близких, но так было всегда, и полиция тут бессильна.

То, что произошло под Свегом, выходило за рамки обыденного.

В эстерсундской полиции узнали о случившемся 19 октября – неделю назад. Джузеппе как раз собрался пойти постричься, но уже на выходе кто-то сунул ему телефон. Женщина на том конце кричала так, что он вынужден был отодвинуть трубку от уха. То, что женщина в истерике и что она не пьяна, он понял сразу. Он присел к столу и нашарил блокнот. За несколько минут разговора ему удалось записать что-то, возможно, имеющее отношение к тому, что она пыталась рассказать. Ее звали Ханна Тунберг. Она дважды в месяц прибиралась у пожилого мужчины по имени Герберт Молин – тот жил на удаленном хуторе под названием Ретмурен, в нескольких десятках километров от Свега. Когда она явилась к нему утром этого дня, первое, что она увидела, – труп собаки во дворе. Все стекла были выбиты. Она не решилась остаться, поскольку побоялась, что хозяин сошел с ума. Она поехала назад в Свег и захватила мужа-инвалида. Они вместе вернулись на хутор. Было около четырех часов дня. Они обсудили, не позвонить ли сразу в полицию, но решили сначала выяснить, что же там произошло, – теперь они жалели, что не позвонили сразу. Муж вошел в дом и тотчас выскочил, крича, что там все залито кровью. Потом он заметил что-то на опушке леса. Он пошел туда, но бегом вернулся к машине. У него началась неукротимая рвота. Когда он пришел в себя, они вернулись домой. Ему стало нехорошо с сердцем. Он лег на диван, а она позвонила в полицию в Свег, откуда ее соединили с Эстерсундом. Джузеппе записал ее имя и номер телефона. Когда она положила трубку, он тут же набрал номер, чтобы убедиться, что это не розыгрыш. Еще раз проверил имя убитого – Герберт Молин. Повесив трубку во второй раз, он уже не думал о стрижке.

Джузеппе немедленно отправился к шефу оперативников Рундстрёму. Через двадцать минут они уже ехали в Свег с включенной сиреной и маяками. Криминалисты должны были ехать следом.

Они въехали на хутор около половины седьмого вечера. У поворота ждала в своей машине Ханна Тунберг вместе с комиссаром из Свега Эриком Юханссоном, только что вернувшимся с дорожного происшествия – под Уттерхогдалем перевернулся лесовоз. Уже стемнело. Прежде всего они пошли к указанному Ханной месту на опушке. Когда они осветили тело фонариком, у всех перехватило дыхание. Джузеппе понял, почему Ханна была в истерике. Он-то думал, что уже всего насмотрелся. Самоубийцы, разряжающие дробовик себе в лицо, встречались не так редко. Но это было хуже. Это было хуже всего, что он видел раньше. Это было даже не похоже на человека – кровавый мешок. Лицо исцарапано до неузнаваемости, ступни – сплошные сгустки крови, спина иссечена так, что видны кости.

Они пошли к дому, вынув на всякий случай оружие. По пути заметили, что да, действительно, во дворе лежит скандинавский шпиц с перерезанным горлом. Войдя в дом, Джузеппе убедился, что слова мужа Ханны не были преувеличением. Пол был усеян осколками и залит кровью. Чтобы не помешать работе криминалистов, они остановились в дверях.

Ханна все это время сидела в машине, судорожно сжимая руль. Джузеппе было жаль ее. Он знал, что воспоминания этого дня будут долго ее преследовать в ночных кошмарах.

Джузеппе послал Эрика встретить криминалистов на повороте к хутору. Он попросил его также тщательно записать рассказ Ханны Тунберг. В особенности обратить внимание на показания часов.

Он остался один. Вдруг он подумал, что столкнулся с преступлением, которое ему не по зубам. Но он знал и то, что во всем Емтландском округе нет полицейского, способного вести следствие лучше, чем он. В конце концов Джузеппе решил в тот же день посоветоваться с шефом, не вызвать ли людей из центрального полицейского управления в Стокгольме.

Он приближался к Свенставику. Все еще было темно, октябрьское утро еще не наступило. За истекшую неделю дело об убитом на хуторе не продвинулось ни на йоту.

Была и еще одна серьезная проблема.

Оказалось, что убитый – полицейский на пенсии, переехавший в Херьедален после долгих лет работы следователем в Буросе. Накануне вечером Джузеппе, сидя перед телевизором, просматривал бумаги, присланные оттуда факсом. Теперь у него, казалось бы, имелись все данные, чтобы составить представление об убитом, – но нет, перед ним была пустота. Ни мотива, ни следов, ни свидетелей. Как будто какая-то разъяренная безликая сила появилась из леса, искромсала Герберта Молина и бесследно исчезла.

Он проехал Свенставик. Небо над верхушками леса постепенно синело – начинало светать. Он вспомнил предварительное заключение судебных медиков из Умео. Они, разумеется, подробно разъяснили, каким образом возникли повреждения, но не дали ни одной зацепки, кто и почему мог совершить это зверское преступление. В заключении было указано, что раны на спине причинены ударами кнута. Поскольку кожа на спине превратилась в лохмотья, медики смогли прийти к такому выводу, только когда нашли фрагмент этого самого кнута. При микроскопическом исследовании уточнили, что кнут изготовлен из кожи животного, но какого именно животного, они не могли пока сказать. Таких животных в Швеции не водится Подошвы также подверглись ударам кнута. Раны на лице, напротив, не являлись результатом насилия, считали судмедэксперты. Эти царапины возникли, скорее всего, когда тело волокли по двору – в ранах была земля. На шее отмечены кровоподтеки – очевидно, его пытались душить. Пытались – следует понимать буквально, подчеркнули медики в заключении. Молин скончался не от удавления. И не от слезоточивого газа, следы которого были найдены в глазах, гортани и легких. Он погиб от изнеможения. Из него буквально выбили жизнь кнутом.

Джузеппе свернул на обочину и остановился. Он выключил двигатель, вышел из машины, подождал, пока пройдет грузовик, расстегнул брюки и помочился. Среди всех удовольствий жизни это было одно из самых приятных – помочиться на обочине. Мотор почему-то завелся не сразу. Он попытался взглянуть на все данные о смерти Молина как бы со стороны. Не торопясь, привести в систему все, что видел и читал в различных рапортах и заключениях.

Что-то там такое было.

Нет, ни мотива, ни какой-то зацепки, могущей навести на след, он не обнаружил. Ясно было только, что Молин подвергся длительному и жестокому насилию.

Ярость, подумал Джузеппе. Вот о чем идет речь. И возможно, ярость и является мотивом.

Ярость и месть.

И еще кое-что подсказывало ему, что он на верном пути. Убийство выглядело хорошо спланированной операцией. Сторожевому псу перерезали горло. У преступника был кнут и ружье для патронов со слезоточивым газом. Никаких случайностей. Все предусмотрено. Тщательно продуманная ярость.

Ярость, думал Джузеппе. Ярость и месть. План. Все указывает на то, что убийца почти наверняка бывал на хуторе и раньше, и, может быть, не один раз. Кто-то же должен был обратить внимание на чужака, прогуливающегося возле хутора. Или наоборот, никто никаких чужаков не видел. Тогда убийцу или убийц надо искать в кругу знакомых Молина.

Но у Молина не было круга знакомых. Это не раз подчеркнула Ханна Тунберг. Он ни с кем не общался. Одиночка и нелюдим.

И еще раз он мысленно представил ход событий. Почему-то ему казалось, что преступник был один. Он явился на удаленный хутор с кнутом из кожи таинственного зверя и слезоточивым газом. Герберт Молин был убит с заранее обдуманной жестокостью и брошен голым в лесу.

Вопрос только, было ли это просто убийство или речь идет о казни.

Конечно, надо связаться с центром и попросить помощь экспертов. Это ведь не обычное пьяное убийство. Джузеппе все больше и больше склонялся к мысли, что они имеют дело с хладнокровно спланированной казнью.

В десять минут десятого Джузеппе въехал во двор хутора. Ленту ограждения еще не сняли, хотя полицейских машин видно не было. Он вылез из-за руля. Пока он ехал, поднялся ветер. Шум леса как нельзя лучше соответствовал картине печального осеннего утра. Джузеппе стоял неподвижно, медленно переводя взгляд с предмета на предмет. Именно на том месте, где он сейчас стоял, техники нашли след автомобиля – не принадлежащего Молину старого «Вольво», а другого. Каждый раз, находясь на месте преступления, Джузеппе пытался представить, как все было. Кто вышел из неизвестной машины? И когда? Скорее всего, все произошло ночью, хотя судебно-медицинский эксперт пока еще не установил точное время наступления смерти. Он, правда, в осторожных выражениях предполагал, что избиение Молина длилось довольно долго. Как много ударов досталось Молину, он сказать не мог. Но все это, по-видимому, происходило с перерывами в течение нескольких часов. Джузеппе снова вернулся к тем соображениям, что пришли ему в голову по пути из Эстерсунда.

Ярость и месть.

Одинокий преступник.

Все спланировано. Это не убийство в состоянии аффекта.

Зажужжал телефон. Джузеппе вздрогнул. Он все еще не до конца привык к мысли, что ему могут позвонить, даже когда он находится в лесной глуши. Он выудил телефон из кармана куртки и ответил:

– Джузеппе.

Много раз он мысленно ругал мать, что она наградила его этим именем в честь какого-то итальянского сладкоголосого певца, которого она в юности слышала в Народном парке в Эстерсунде. В школьные годы его постоянно дразнили. И сейчас, когда он называл по телефону свое имя, на том конце провода почти каждый раз возникала неловкая пауза.

– Джузеппе Ларссон?

– Это я.

Звонивший назвался Стефаном Линдманом, полицейским. Он звонил из Буроса. Он когда-то работал с Молином и хотел узнать, что произошло. Джузеппе сказал, что перезвонит. Случалось, что журналисты выдавали себя за полицейских, а разговаривать с журналистами ему не хотелось. Стефан Линдман ничего против не имел. Джузеппе поискал ручку и не нашел. Пришлось записать номер на песке носком сапога. Он набрал номер, и Линдман тут же ответил. Конечно, он все равно мог оказаться журналистом. Следовало бы позвонить в полицию в Буросе и проверить – есть ли у них сотрудник по имени Стефан Линдман. Но манера говорить и специфический лексикон убедили Джузеппе, что он все же имеет дело с полицейским, и он попытался ответить на его вопросы. По телефону сделать это оказалось довольно трудно, к тому же слышимость была скверной. Неподалеку заурчал мотор микроавтобуса – приехали криминалисты.

– У меня есть твой номер, – сказал Джузеппе, – у тебя – мой. Можешь позвонить мне попозже по этому телефону? Или в полицию в Эстерсунде? Кстати, может быть, и ты мне что-нибудь расскажешь? Этот Герберт Молин – не производил ли он впечатление человека, которому что-то угрожает? Все может оказаться важным. Мы в тупике. Никаких свидетелей, мотив непонятен. Вообще ничего. Стрелка компаса вертится во все стороны.

Он молча выслушал ответ. Криминалисты уже въехали во двор. Джузеппе закончил разговор и подправил записанные на песке цифры.

Этот полицейский из Буроса сказал кое-что важное. А именно – что Герберт Молин чего-то в самом деле опасался. Он никогда не говорил об этом, но совершенно явно боялся, тут Линдман был уверен. Боялся все время.

Техников-криминалистов было двое. Оба молодые. Джузеппе нравилось работать с ними. Оба были энергичны, действовали уверенно, эффективно и тщательно. Они вместе вошли в дом. Джузеппе, осторожно ступая, рассматривал кровавые следы на полу и на стенах. Пока криминалисты надевали свои рабочие комбинезоны, он вновь попытался представить себе происшедшее.

В самых общих чертах все было ясно. Первой погибла собака. Потом убийца выбил окна и стал стрелять в дом патронами со слезоточивым газом. Окна были тоже разбиты выстрелами, но не газовыми патронами – во дворе нашли несколько гильз от охотничьего ружья. Преступник действовал методично. Когда все это началось, Герберт Молин спал. Или, во всяком случае, лежал в постели. Там, на опушке, его нашли голым. Но его окровавленный свитер и брюки лежали на песке у крыльца. Множество гильз от газовых патронов указывало, что дом был заполнен слезоточивым газом от погреба до чердака. Молин выбежал во двор с дробовиком в руках Он тоже успел несколько раз выстрелить. Но далеко не ушел. Ружье лежало на земле. Джузеппе знал, что Молин в этот момент практически ослеп и почти не мог дышать.

Итак, Герберта Молина выкурили из дома. Он был совершенно беззащитен. Он не видел убийцу, зато убийца видел его прекрасно.

Джузеппе зашел в комнату рядом с гостиной. Здесь была самая большая загадка. Постель с огромной, в человеческий рост, окровавленной куклой. Сначала они подумали, что это старческая сексуальная прихоть, утешение Молина в его одиночестве. Но у куклы не было никаких подходящих для этих целей отверстий. Стремена на ногах все разъяснили – это была кукла для танцев. Но оставался важный вопрос – почему она была залита кровью? Допустим, Молин заходил в эту комнату, прежде чем газ выгнал его из дома. Но почему кукла в крови? Ни Джузеппе, ни криминалисты за шесть дней не нашли приемлемого ответа. Джузеппе решил, что сегодня он попробует заняться этим вопросом всерьез. Откуда на кукле кровь? Что-то было не так с этой куклой. Что-то за этим скрывается, о чем он пока не имеет ни малейшего представления.

Он вышел из дома подышать воздухом. Снова зазвонил телефон. Теперь это был шеф полиции из Эстерсунда. Джузеппе заверил его, что они работают, но пока осмотр места преступления ничего нового не дал. Ханна Тунберг сейчас находилась в Эстерсунде, ее допрашивал помощник следователя Артур Нюман, ближайший сотрудник Джузеппе. Еще шеф сообщил, что дочь Молина, живущая в Германии, приезжает в Швецию. С сыном, работающим стюардом на круизном теплоходе в Карибском море, тоже удалось связаться.

– Ну, а что со второй женой? – спросил Джузеппе.

Первая жена, мать этих двоих детей, скончалась несколько лет назад. Джузеппе потратил несколько часов на то, чтобы проверить обстоятельства смерти. Ничего подозрительного не нашлось – она умерла от естественных причин. К тому же Молин развелся с ней девятнадцать лет назад. Вторую женщину, на которой Молин был женат в последние годы службы в Буросе, оказалось не так-то легко разыскать.

Джузеппе вернулся в дом. Прислонившись к косяку, он разглядывал кровавые следы на полу. Отошел в сторону и поглядел под другим углом. Он нахмурился. И в этих следах тоже было что-то непонятное. Он вытащил блокнот, попросил ручку у одного из техников и набросал эскиз. Всего было девятнадцать следов. Десять следов правой ноги, девять – левой.

Он снова вышел во двор. Рядом с ним, хлопая крыльями, взлетела ворона. Джузеппе рассматривал свой набросок. Потом вспомнил, что видел в сарае грабли, сходил за ними и разровнял участок земли перед домом. Полюбовался своей работой, посмотрел еще раз на рисунок и стал вдавливать ботинки в песок, следуя схеме. Отошел в сторону и посмотрел. Обошел кругом. Потом он медленно пошел по уже обозначенному следу. Потом еще раз, чуть быстрее, сгибая ноги в коленях.

И тогда он понял.

Один из техников вышел на крыльцо и закурил. С удивлением посмотрел на следы на песке.

– Чем это ты занимаешься? – спросил он.

– Проверяю теорию. Что ты видишь перед собой?

– Следы на песке. Копия тех, в доме.

– И больше ничего?

– Нет.

Джузеппе кивнул. С термосом в руке на крыльце появился второй криминалист.

– Насколько я помню, в музыкальном центре был компакт-диск? – спросил Джузеппе.

– Был, – подтвердил техник с термосом.

– Что за музыка?

Техник передал термос напарнику, зашел в дом и тут же вернулся.

– Аргентинская музыка. Оркестр. Название не могу выговорить.

Джузеппе еще раз прошел по следам. Техники наблюдали за ним, куря и прихлебывая кофе.

– Кто-нибудь из вас танцует танго? – спросил Джузеппе.

– Не то чтобы каждый день, – улыбнулся техник с термосом. – А что?

– А то, что мы видим перед собой не что иное, как шаг танго. В детских танцевальных кружках учительницы наклеивают на пол кусочки липкой ленты там, куда нужно ставить ноги. Это танго.

Чтобы доказать свою мысль, Джузеппе начал напевать себе под нос танго, названия которого он не помнил, и опять пошел по следам. Все совпадало.

– Так что это шаг танго, там, на полу. Кто-то танцевал танго с Молином и ставил его окровавленные ноги в определенные места, как на уроке танцев.

Техники смотрели на него с недоверием. Потом сообразили, что он прав. Они все вместе пошли в дом.

– Танго, – сказал Джузеппе. – Именно танго. Убийца пригласил его на танго.

Они долго смотрели на кровавые следы.

– Вопрос – кому? – прервал молчание Джузеппе. – Кому может прийти в голову пригласить мертвеца на танец?